Пьяный мастер: дорога сна

Не привлекая к себе внимания, я опустился на сырую землю, вслушиваясь в парящие в воздухе ноты. Волны кругами разбегались каждый раз, когда девочка опускала пяточку в воду. А ивушка качала ветвями, когда малышка откидывала непослушные белые кудри назад, движением головы, не прекращая играть. Мне показалось, что я вижу, как молодая трава колышется в такт мелодии, ускорив свой рост, стремясь не к солнцу, а к хрупкой девочке с деревянной флейтой.

Приглядевшись, я заметил тонкий, похожий на крысиный, хвост белоснежного лысого кота. Странное животное, клубком свернувшись на коленях, погрузилось в дрему, наслаждаясь теплом ребенка и красотой музыки. Чувствуя себя полновластным хозяином, кот вытянул лапы, поднялся, потянулся и снова улегся; при этом Сойка не прервала мелодию. Наоборот, мелодия стала красивее и сложнее, подобно плетеному кружеву, она развивалась от простых узоров к сложным. Я мог различить в ней не только шелест листвы и звон капели, но и весенний дождь, и щебетание прилетевших птиц, и даже рокот реки, что сбросила ледяной панцирь, устремляясь навстречу морю. С каждой нотой усиливался и ветер, но, при этом, он оставался таким же ласковым.

– Ой, – произнесла Сойка, когда отложла флейту.

– Прости, я не хотел тебя напугать, – я почтительно опустил голову.

– Я… Я не ожидала, что Вы проснетесь так рано, – ее огромные серые глаза смотрели на меня так пристально, что хотелось бегом вернуться в дом, улечься под одеяло и уснуть, лишь бы не расстраивать малышку.

– Не спалось.

– И мне.

– Ты красиво играешь, – не сдержал я слов, что мотыльками вспорхнули с моих губ.

– Спасибо. Оно само собой так получается, – белоснежная кожа щек, налилась румянцем смущения.

– Флейту Юго сделал?

– Да. А как Вы догадались? – в ее глазах блеснул огонек живого интереса.

– Узнаю руку мастера, – непонятно для чего, я приложил кулак к раскрытой ладони и поклонился.

Малышка звонко рассмеялась и повторила мой жест, при том так грациозно, что я прямо замер, наслаждаясь гармонией ее движения. Кот же, наоборот, не оценив излишние движения «удобной утренней лежанки», демонстративно поднялся и, гордо подняв хвост, отправился восвояси. Мы проводили его долгими взглядами. А когда ветви за ним сомкнулись, громко рассмеялись. В ответ донесся долгий недовольный кошачий «Мяу».

– Вот и пообщались, – констатировал я, когда смех отступил.

– Да. Он у нас с характером, – согласилась Сойка.

– Не помню, где, но я точно видел этого кота. А давно он у вас живет? – спросил я.

– Он не живет у нас. Приходит иногда по утрам ко мне. Поесть заглядывает. Ну и иногда обходит двор, как будто хозяин. Он сам по себе, – улыбка не сходила с ее губ.

– Так он не ваш?

– Не. Но он добрый, хоть и бывает вредным, мышей ловит, – грусть украдкой коснулась ее лица.

– А это плохо? Ну, в смысле, что он мышей ловит.

– Мышки же такие хорошие: глазки-бусинки, лапки цепкие, а шерстка мягкая и пушистая, – в этот момент, из-под корня, как будто услышав свое описание, высунулась полевая мышь.

Обнюхав воздух, поведя тонкими усами и удостоверившись, что опасный зверь ушел, мышка засеменила к озеру, напиться ключевой воды. Сойка, приложив палец к губам, указала на серую гостью.

– Ну, разве она не милашка? У нее тут, под ивой, семья живет. Наверное, это не лучшее место, но это их дом. Скоро мышата подрастут и будут гулять, а я с ними играть, – девочка светилась от счастья.

– А ты тут каждое утро играешь? – спросил я.

– Да. Настраиваюсь на работу. Тут так тихо и спокойно. Понимаю, почему Юго тут весь день пропадает, – кивнула Сойка.

– А можно, я буду приходить по утрам тебя послушать? Уж больно красиво играешь.

– Конечно, – она вновь звонко рассмеялась.

– Спасибо, Сойка. А можно еще вопрос? – подобно ребенку, я не решался спросить, но очень хотел.

– Конечно, дядя Рос. Что Вы хотели спросить?

– Ты говорила, что так настраиваешься на работу. Но тебе ведь не больше восьми лет. Ты же еще ребенок. Какая работа?

Она наигранно сурово посмотрела на меня, а потом прыснула.

– Мы же не малыши. Нас много. Мама Иса сама не справится. Вот, каждый из нас, и помогает ей. Кто есть готовит, кто стирает, кто поле пашет, а кто и узлы вяжет.

– Узлы? – смущенный своей недалекостью, переспросил я.

– Да. Папа Грох же рыбак. Сетки рвутся иногда. Вот и чиним. Точнее, я чиню, – мне показалось, что она чуть не плачет.

– Ты не хочешь, чтобы папа ловил рыбу?

– Я люблю рыбок. Они такие красивые и живые. Плещутся в воде и радуются жизни, но людям нужно что-то кушать. Поэтому, не ловят больше, чем нужно, – легкая улыбка скользнула по ее губам.

Сойка рассказала мне, что, в тайне от родителей, делает ячейки сетки крупнее, чтобы маленькая рыбка могла свободно проплывать. А еще, узлы вяжет так, чтобы сеть выдерживала лишь столько рыбы, сколько нужно, чтобы рыбаки могли прокормить свои семьи.

– Только маме не говори, – девочка заговорщицки приложила палец к губам.

– Конечно, не скажу, – я тоже приложил к губам свой морщинистый палец.

Смех вновь накрыл поляну у пруда, под раскидистой ивой, что безмятежно мочила свои ветви в озере.

– А хотите, я и Вас научу плести узлы? Это, правда, очень интересно. А еще воспитывает смирение и концентрацию. Так мой папа говорит.

– Смирение и концентрацию? – переспросил я.

– Аха, – белокурая девочка закивала головой.

– Ты преуспела, как я погляжу, в этой науке, – я не сводил глаз с подвижного ребенка.

– Папа говорит, что я – как юла; мол, если разгонюсь, то плохо будет всем. Вот и учат, с мамой, меня концентрации и смирению, – я ощутил, как вдруг поднявшийся ветер, щекочет мне спину.

Ива тоже ощутила резко поднявшийся ветер и недовольно затрясла ветвями, будоража, некогда спокойную, гладь озера. Поднявшиеся волны напугали мышку, окатив ее холодной водой, отчего та метнулась обратно под корень, недовольно пища.

– Пойдемте. Пойдемте. Тут недалеко. Там, за вишневым садом. Вместе будем плести узлы. Вместе! – ветер все больше набирал силу.

– Идем, Сойка, идем, – я протянул ей старческую руку, и мы покинули, некогда тихую, поляну.

Мы шли по просыпающемуся саду, меж деревьев и кустов, которые, как мне показалось, встречали нас поклонами.

– Старик и ребенок. Такие разные, и так похожи, – поймал я себя на этой мысли.

Детская ручка сжимала старческую ладонь. Сойка рассказывала, что раньше, когда она заигрывалась, то поднимался сильный ветер, а когда расстраивалась – начинался проливной дождь.

– А сейчас, так бывает очень редко. Только от песни может покапать дождик или налететь ветерок. Наверное, природе нравится моя мелодия. Как Вы думаете? – девочка подняла на меня свои глаза.

– Хорошую музыку любит и человек, и зверь. Своя мелодия есть и у ветерка, и у ручейка. Все вокруг – музыка. Вот так думаю я.

– И я так же думаю, дядя Рос. Музыка, как узелки сети, – ее нужно плести правильно. Нельзя сильно затягивать, ведь тогда она порваться может, но и отпускать нельзя, чтобы не упустить главных нот, – задумчиво рассуждала Сойка.

Минут через пять, мы вышли к небольшому сарайчику, увешанному рыболовными снастями. Две старых плоскодонки подпирали стену, не давая домику завалиться набок. В глаза сразу бросились сети. Казалось, что они были тут везде: подобно паутине громадного паука оплели они и сарай, и дворик около него, и, даже, деревья.

– Ого, – выдохнул я.

– Аха, – ответила Сойка.

– Ты все это должна починить? – я был в шоке от объема работ маленькой девочки.

– Это последние. Их было больше, но тятя забрал их с собой, чтобы наловить рыбы. А эти нужно успеть закончить до его возвращения, – она пожала тонкими плечами.

– Если хочешь, то я тебе помогу, – подбодрил ее я.

– Конечно, хочу! Ура! – девочка запрыгала на месте, радостно хлопая в ладоши.

Миллионы розовых вишневых лепестков сорвались в пляс, подхваченные теплым ветром. Мы стояли в центре волнующегося океана цветов и лепестков, на маленьком островке тишины. Лишь легкий ветерок щекотал мою бороду и взъерошивал ее белоснежные волосы.

– Только я не умею, – продолжил я, когда малышка успокоилась, стоя под дождем кружащихся лепестков.

– Я научу. Я хороший учитель. Я, даже, Юго научила… – тут она смущенно замялась.

– Чему научила? – уловил я самое главное.

– Обещаете, что не скажете брату? – прищурившись и наклонив голову, она хитро посмотрела на меня.

– Обещаю, – я вновь сложил руки на груди и поклонился.

– Магии. Только тссс, – она перешла на шепот.

– Магии? – переспросил я.

– Аха. Магии ветра. Чтобы надувать паруса и кораблики запускать по озеру, – гордо подбоченясь, объяснила мудрая Сойка глупому старику.

– Значит, не показалось. Юго же делал пассы рукой перед тем, как ветерок поднялся, – вспомнил я, но ничего не сказал.

– А он, за это, вырезал для меня флейту, – тонкая трубочка в ее ручке поражала простотой и изяществом одновременно.

– А меня научишь? – обратился я к Сойке.

– Посмотрим, как Вы узлы вяжете. Ведь, весь секрет в них. Нужно понять, как плетутся нити сети, чтобы сплести ветер. Что угодно можно сплести, – ее глаза на миг покрыла белизна тумана, скрыв, и без того, светлые зрачки.

Я не успел испугаться, как все вернулось на круги своя: в глаза – блеск, а на губы – улыбка.

– Давайте, сначала я Вам объясню, как плести, а потом попробуем вместе, – предложила Сойка.

Я согласно поклонился и приготовился внимать знаниям моего нового учителя, желая постичь концентрацию и гармонию плетения.

– Для начала, нужно научиться видеть, а не смотреть. Нити сети могут быть очень тонкими, и не сразу поймешь, где произошел обрыв. Еще труднее заметить то место, где сеть вот-вот лопнет. Кажется, что все хорошо, но это лишь на первый взгляд. Умелый глаз заметит, что там, где тонко – там и рвется. Узор нарушен, плетение сбилось, а значит – жди беды. Приглядитесь внимательно. Это не сложно, – она рукой указала на огромную сеть, растянутую на рейках, которые опирались о стену сарая.

– Вот же, – я рукой указал на зияющую дыру посреди сети.

Сойка покачала головой, явно ожидая от меня иного ответа. Попросив меня посмотреть внимательней, она подбоченилась, наблюдая за моими глазами.

– Вот эти три дыры. Что поменьше. Около большой. С них начнем?

– Вы смотрите, но не видите. Вы, как многие, пытаетесь решить проблему, но не то, что ее породило. Подумайте, лопнула бы сеть тут, если бы крепки были нити, если бы узор был верен? Что вынудило ее разорваться?

– Большая рыба? – не подумав, ответил я.

– И рыба тоже. Но, не она причина, – малышка грозно топнула ножкой, и мне показалось, что травинки отпрянули в стороны.

Я подошел ближе и всмотрелся в нити – в тонкие веревочки, что сплетались в дивный узор. Всю свою жизнь я думал, что сеть состоит из обычных квадратов, но сейчас, глядя душой, как учил меня Юго, я начал понимать, что все намного сложнее. Нити переплетались между собой, собирались в веревки, пересекались с такими же, обвязывались друг вокруг друга, сплетались узлами. Все это и порождало замысловатый узор, хоровод потоков и цельность сети. У каждой нити, каждого узелка, было свое место. Они поддерживали друг друга, укрепляли. Осознание этой простоты, и, в то же время, сложности ошарашило меня. Казалось, что может быть проще сети? Но маленькая девочка открыла мне глаза, указав на то, что сложнее нет ничего.

– Нити лопнули. И узлы, тут и тут, разошлись, нарушив симметрию. Это натянуло сеть, позволив рыбе ее прорвать, – я повернулся к Сойке, поймав ее одобрительный взгляд.

– Верно. Вы увидели. Вы поняли. Гармония нарушена, а значит, нет баланса сил, – она опустилась на колени, и ее пальчики скользнули по сети, вплетая нити на замену лопнувшим и поправляя узлы.

У нее это так ладно получалось, что несколько минут я просто стоял и завороженно следил за работой искусной мастерицы. Потом наваждение спало и я, присев рядом, принялся за работу. Мои пальцы были грубы и неловки. Казалось, что вреда от меня больше, чем пользы. Нити рвались, узелки путались, сеть расплывалась, как нечаянно тронутая паутина. Но Сойка лишь поправляла меня и поддерживала дельными советами. Она ловко страховала плавающие узлы, чтобы я смог их затянуть.

Время текло быстрой рекой. Постепенно, у меня начало получаться. Я начал понимать узор, а не просто его повторять. Она хвалила меня тихо и незаметно, кроткой улыбкой. А я плел и плел. Меня так захватил этот процесс, что оторваться было выше моих сил. Я лишь слышал, переходя от одного прохудившегося участка к другому, как за моей спиной тихо поет простая деревянная флейта. Однажды, к нам заглянула Иса, принеся кувшин молока и буханку теплого ароматного хлеба. Молоком пришлось поделиться с белым котом, который, как оказалось, наблюдал за моим учением с крыши сарая. От хлеба тот демонстративно отказался, а вот молочко пришлось когтистому по вкусу. Откушав, четырехлапый разбойник улегся около ног Сойки, уложив голову на ее босую ступню.

– Ох, засиделись мы. Цветы еще полить нужно. Да двор подмести. И Вам отдохнуть не мешало бы, – вскинула девочка руки, отложив флейту.

– Если можно, то я бы хотел еще немного задержаться тут. Мне нужно собрать свои мысли. Моя голова сейчас, как эта сеть: нити спутаны и порваны, узлы сбились в кучу, а дыры такие, что кит пройдет и не заметит, – попросил я.

– Конечно. Если это Вам помогает, то плетите. А еще… – она замялась.

– С чем-то еще нужна помощь?

– Нет. У меня… Я хотела… Вот, – она зарделась, протягивая мне моток толстых ниток и крючок.

– Спасибо, Учитель, – я поклонился, машинально сложив руки.

Сойка засмеялась и, подобно пташке, упорхнула по своим делам. А я остался у маленького сарая, обвешанного рыбацкими снастями, который подпирали две плоскодонные старые лодки. Мои руки чинили и плели сеть, а память латала воспоминания. С сетью все было намного попроще.

Глава 9. Пещера зыбких голосов

Время текло неспешной рекой, пальцы скользили по нитям и узлам, чиня прорехи и дыры. А я пытался вспомнить хоть что-то из моей жизни – то, что даст мне зацепку, вернет мне себя. Но память была подобна старому ржавому замку: сколько бы я ни лил на нее масла, сколько бы ни подбирал отмычки – все было безрезультатно. В моем подсознании возникали силуэты людей, дома и храмы, фантастические существа и животные… Но все они были подобны дыму, моментально разлетающемуся, как только подносишь к нему руку. Крики, огонь, боль чередовались со смехом, умиротворением и радостью. Иногда всплывали, совсем уж фантастические, образы магических котов и зеленых лисов. А еще, что более странно и необъяснимо – каждый раз, когда я пытался упорядочить образы, ощущал запах вина, медовухи или чего-то более крепкого, меня тянуло выпить. Мой мозг вопил о том, что в этом и есть разгадка.

Оставив безуспешные попытки вернуть свою память, я сконцентрировался на плетении. Этот процесс умиротворял и успокаивал мою больную душу. На какое-то время, я выпал из реальности. Мне показалось, что нити сети сплетались в образ огромного кристалла, обвитого сонмом щупалец, что тянулись ко мне из мрака пещеры. Вскрикнув, я отпрянул, отползая прочь.

– Нет! Нет! Нет!!! – орал я, закрываясь рукой от дикого оскала кристальной пасти.

– Ро, очнись, – услышал я знакомый голос, и наваждение ушло, оставив меня сидеть на траве около покосившегося сарая.

Передо мной, легкий ветерок колыхал сеть, под умиротворяющий шепот листвы. Я огляделся, пытаясь найти того, кто звал меня. Но рядом никого не было.

– Что это было? – задав себе вопрос, я услышал голос Лыкаса.

– Дядя Рос, подойдите ко мне, пожалуйста. Нужно сделать перевязку.

Мальчик стоял у дома и махал мне рукой. Я встал, подхватил моток ниток и крючок, подаренные Сойкой, и направился к юному знахарю.

– Может, это Лыкас звал меня? Может, просто мое сознание подшутило надо мной? Почему голос был так знаком? Почему? – вопросы роились, подобно пчелам у растревоженного улья.

В этот раз, я был готов к тому, что увижу под бинтами. Раны еще больше затянулись, приближая день, когда я смогу вдохнуть воздух полной грудью, свободной от сжимающих ее льняных оков.

Лыкас аккуратно разрезал ткань, обработал шрамы, снял белесые пятна гноя. А я рассматривал двор, по которому носились, играя в салочки, самые младшие дети Исы. Юго, Сойки, Кира и Жарны среди них не было. Лишь Коко, вновь притаившись за деревом, поджидала свою «жертву».

– Дядя Рос, вы так кричали. Все хорошо? Или, может, загнали крючок в палец? Давайте, я Вас осмотрю, – предложил мальчишка.

– Просто плохой сон. Прикорнул ненадолго, вот и привиделся кошмар, – от сердца сразу отлегло.

– Понятно. Но, если нужна будет моя помощь, то обращайтесь без стеснения, – тонкие пальчики ловко подхватили странный инструмент, похожий на остро отточенный нож с длинной рукояткой и лезвием не больше ногтя.

– А где ты научился знахарскому ремеслу? – спросил я, желая поддержать разговор.

– Мама научила, а папа привозит все, что мне нужно, чтобы самосовершенствоваться, – не отвлекаясь от срезания моей подсохшей кожи ответил Лыкас.

– А что именно он тебе привозит? – я продолжил расспросы.

– Книги, инструменты, травы и порошки. Все, что вы видите перед собой – все это привез он, – отложив инструмент, мальчик принялся перемешивать ту самую, дурно пахнущую, мазь.

Мы болтали о нем и обо мне, о свойствах растений, о том, как делаются растворы и мази. С каждой минутой общения, интерес накрывал меня с головой. Все, что Лыкас говорил, мне было знакомо. Складывалось впечатление, что я это знал в другой жизни.

Мальчишка подходил к делу с полным пониманием всех процессов, поэтому имел право на эксперименты. С такими ранами, как у меня, он никогда не сталкивался, поэтому пробовал различные подходы, чтобы достичь наилучшего результата. И у него это получалось. Если бы я верил в сказки, то мог бы сказать, что это магия. Хотя, как без нее я смог выжить с такой раной?

– Везение или магия? – случайно озвучил я свою мысль.

– Судьба, – не поднимая глаз, ответил Лыкас.

– Судьба? Наверное, – задумчиво повторил я его ответ.

Когда перевязка была закончена, я вернулся к сараю, где меня ждал прохладный кувшин молока и свежий хлеб. Наверное, Иса или ее дети побеспокоились, чтобы я не голодал.

С сетью я провозился до самого вечера. Удовлетворенно осмотрев плоды своего труда, отправился к дому, где вся семья ждала меня за накрытым столом. Я задержался у озера, под плакучей ивой, вдыхая аромат весеннего вечера. Одинокие звезды не спеша зажигались над засыпающей землей. На глади воды, покачивались два кораблика – «Арт» и «Лисандра», напоминая мне о странной сказке, что рождалась в моей голове каждую ночь, радуя детей и увлекая нас в далекий мир, где магия реальна. Проведя рукой по воде, я создал пару волн, которые отправили деревянные кораблики в путь.

– Вот, если так задуматься… Что такое жизнь? Наверное, это движение по волнам, созданным кем-то другим. А может, мы и сами создаем волны, плывя навстречу своей судьбе и подставляя паруса попутному ветру? Но кто или что создает ветер, делая его попутным? И что такое попутный ветер, ведь путь у каждого свой? Возможно, мы сами выбираем свой ветер, свои волны и свою… судьбу, – рассуждал я, глядя на убегающих вдаль «Арта» и «Лисандру».

Когда корабли скрылись за пологом ветвей, я поднялся, чтобы продолжить свой путь к дому, но мои глаза приметили в траве маленькую скрюченную палочку. Рука сама собой подхватила ее, и я вгляделся в причудливый изгиб. Четкий образ возник перед глазами, показав того, кто был заключен и ждал освобождения из плена.

Плотно поужинав и убрав со стола, я достал нож, который подарил мне Юго, и принялся высвобождать увиденный мною образ из деревяшки, попутно рассказывая детям продолжение истории Арта на Сонном острове.

«Артей, проблеснувшей во тьме молнией, влетел в черный зев пещеры. За спиной слышался недовольный рев тварей побережья, которые упустили свою добычу. Эльф отчетливо слышал, как что-то гигантское, вынырнув из моря, ударило по берегу, подняв облако из мелкого черного песка. После чего, тварь скрылась в пучине вод.

– Чего же ты ждала? – спросил Артей у скрывшейся в морской пучине твари.

Ответа не было. Лишь волны мерно били о камни берега. Береговые стражи, наоборот, никуда не делись; они медленно, но уверенно шли туда, где скрылся нарушитель, собираясь со всех сторон, подобно рою мерзких мотыльков, манимых еле заметным светом читального кристалла.

– А вот это – не по плану уже. Вы же не должны покидать своих маршрутов. Вот так и доверяй книгам и басням. Все переврут, – Арт зло сплюнул наземь.

Авантюристу приходилось бывать и не в таких передрягах. Всякий раз, когда он с друзьями разрабатывал идеальный план, что-то меняло все, и приключенцам приходилось импровизировать. Наверное, это и стало их особым почерком, их фишкой. Воспоминания всегда помогали Артею сосредоточиться. Опыт прошлого сохранял, ни один раз, его жизнь в настоящем.»

– Нужно чем-то перегородить проход, – знакомый девичий голос разорвал, сгустившуюся в доме, тишину.

– Чем ты ее перегородишь? Может, еще предложишь сбегать за грузом на пляж, кишащий скелетами и зомби? Скажешь им: «Простите, я на секундочку, нужно кое-что забрать,» – я не мог не узнать голос Кира.

– Но, нужно же что-то делать! Они же сожрут Арта, – в голосе Сойки появилась слезная нотка.

– Не плачь, сестренка, Арт что-нибудь придумает, – Юго обнял девочку, и та уткнулась ему в грудь.

– Баррикада могла бы ему помочь, но из чего ее сделать? Может, завалить проход камнями? – Кир понял, что перегнул палку.

– А может в пещере склад? На берегу ведь, были бочки, ящики и тюки. Возможно, что-то прятали в пещере, – Лыкас впервые высказал свое предположение.

Я смотрел на детей и улыбался. Еще вчера, ложась спать, я знал об этой проблеме. Артей поступил опрометчиво, оставляя врага за спиной, ведь раньше эти проблемы решали Рэм и Санни, в крайнем случае – Т’Кар, но сейчас он был один. Эльф всегда скрывался в тени в то время, как оборотень – шумел и привлекал внимание. Сейчас же, его рядом не было.

«Арт огляделся, но пещера, как назло, была пуста. Голые стены и низкий потолок, окаймляли узкий проход. Что скрывала тьма дальше, понять было невозможно. Читальный кристалл, едва тлел, в раскрытой ладони эльфа.

– Что ж, план ни к черту. Придется импровизировать.

Он коснулся пальцем малахитового камня, увенчанного руной, которая походила на девять сплетенных языков огня. Позеленевший от времени, медный перстень задрожал, гравировка пришла в движение, выпуская на свободу множество щупалец, что сплетались в нечто ужасное. Мерзкий вой оглушил эльфа, наполняя округу пением сотен неупокоенных духов. Превозмогая страх и отвращение, Арт прошептал: «Образ Кумихо», и, в тот же миг, звенящая тишина пришла на смену вою.

– Придется внести в план… небольшое… так сказать, изменение, – хищные улыбки замерли на лицах эльфа и огромного зеленого девятихвостого лиса.

Едва заметный дымок поднимался от меха твари, рождая образы мучающихся грешников в чертогах Маман Бриджит. Зверь был просто гигантским, он с трудом мог развернуться в узком пещерном проходе. Если бы лис просто лег у входа, то ни один стражник бы не прошел. Но вежливости умертвия не обучены, а значит, рано или поздно, минуют эту преграду.

– Так… Клац, а ты отожрался с нашей последней встречи. Нужно подумать о низкокалорийной диете, – эльф потрепал лиса за ухом.

Огромный лис повернул морду к хозяину и жалобно заскулил. В его глазах читалось неприкрытое удивление, вызванное инсинуацией лысого эльфа.

– Ладно, ладно. Никакой диеты, – зверь радостно замахал всеми девятью хвостами.

Арт не стеснялся в выражениях, ведь давно сдружился с этой потусторонней тварью. Кольцо с Кумихо авантюрист получил задолго до того, как познакомился со своей будущей командой. В те времена, он был простым бродягой, что шел на поклон к мудрецам в далекую горную твердыню. Эльф решил заночевать в мшистом гроте, чтобы укрыться от дождя. Разведя костер, Арт понял, что до него тут побывали многие, но не всем удалось уйти. Обглоданный труп замер у дальней стены, безжизненно глядя в пустоту. Эльф лишь успел активировать руну «Огненный танцор», как огромный медведь закрыл своею тушею слабый свет звезд.

Сейчас Арт бы сказал, что это была плевая битва, но тогда, будучи молодым неопытным бойцом, вооруженным лишь старым ржавым ножом, он молился всем богам. Наградой стало небольшое медное колечко, что застряло у гиганта между зубами. Артей сразу понял, что кольцо непростое. Оно явно скрывало в себе тайну. Богам нравятся те, кто преодолевает невзгоды, поэтому, в кармане одного из трупов, эльф нашел описание активации кольца.