скачать книгу бесплатно
В логове коронавируса
Юрий Леонидович Полуэктов
В романе отображена жизнь обыкновенного провинциала в далеко не обыкновенной стране во второй половине двадцатого века и в начале века двадцать первого, вплоть до нежданного возникновения коронавирусной эпидемии. Книга содержит нецензурную брань.
В логове коронавируса
Юрий Леонидович Полуэктов
© Юрий Леонидович Полуэктов, 2023
ISBN 978-5-0060-6550-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1
Заварив в чашке пакетик зелёного, почему-то отдававшего рыбой, гостиничного чая, оренбургский турист Сергей Анатольевич Лагунов лёг на кровать, блаженно расслабил измученные двумя длинными дневными прогулками ноги и начал просматривать на мониторе фотоаппарата снимки, которые засвидетельствовали события первого дня путешествия на остров Хайнань. К его большому облегчению встречались вполне сносные фотографии.
А начинался день ужасно. Ощущение было такое, что Китай его убивал. Прилетев ранним утром, Сергей Анатольевич тут же пошёл фотографировать тропический остров. Впервые вырвавшись в Восточную Азию, он мечтал снимать всё, что увидят глаза в этом далёком и столь необыкновенном крае, ожидал новых волнующих ландшафтов, как обычно, верил, что тропическим птицам не терпелось пополнить его фотогалерею пернатых.
Город просыпался на глазах. Затянутый высоким пологом облаков, город не увидел утренней зари и оттого казался немного грустным. Ещё не было видно ни одного пешехода, а автобусы уже один за другим прокатывались по набиравшим свет улицам. Свою пробную прогулку начал он с того, что снял первую достопримечательность Саньи – выросший недавно на берегу реки Линьчунь знаменитый новодел хайнаньской архитектуры, дома-«деревья», поражающие раскидистой, словно срисованной с высокого стройного береста кроной. Покопавшись в своих студенческих лингвистических познаниях, Логунов решил, что название расположенного здесь отеля «Beauty Crown» должно переводиться, как «Прекрасная Крона». А прямо под мостом, по которому шёл к «деревьям», удалось сфотографировать первого местного пернатого обитателя – гулявшую по мелководью стройную малую белую цаплю. Изящная птица и охотилась элегантно, быстрыми красивыми движениями выхватывая что-то из-под воды. Фотографировать птиц Сергей Анатольевич начал сравнительно недавно, лет десять назад, когда в его сад, плотно засаженный растениями, первенцами его ландшафтных увлечений, к тому времени подросшими, неожиданно прилетели первые певчие – варакушки и коноплянки. Из всего многообразия цапель в его фотоколлекции пернатых значились только серые цапли: оренбургские и стамбульские, а вот малая белая, в Оренбург не залетающая, дождалась его только здесь, на берегу китайской реки.
Вместе с нею в объектив попала ещё одна околоводная птица, двоюродная сестра белой модели, носительница впечатляющего по размеру клюва и скучного имени выпь, отрешённо, втянув голову в плечи, стоявшая на берегу. Сергей Анатольевич с удовольствием несколькими кадрами поприветствовал и эту дебютантку фототеки. Выпь, судя по всему, сезонная гостья речки Линьчунь, и он, привыкший выстраивать вокруг каждой встречи с пернатыми некие полумистические сюжеты, тут же предположил, что выпь прилетела на Хайнань не просто зимовать, но ещё и потому, что имела желание сняться для его собрания птиц.
Сергею Анатольевичу и в самом деле повезло: хмурая птица – любительница ночного бодрствования и охоты, а ночь только что истратила своё таинственное время, и птица придрёмывала, собираясь отбыть на дневной отдых в густые мангровые заросли. Когда к ней приблизилась цапля, выпь, проснувшись и испугавшись, отпрянула подальше от воды, удивив излишней осторожностью. Сутуловатая, казавшаяся большой и грузной выпь вроде бы не должна была бояться выглядевшей подростком малой цапли, и Сергей Анатольевич по своему обыкновению вообразил, что в птичьей иерархии цапля ближе к богу, нежели мешковатая выпь, которой и положено при виде цапли изображать страх и почтение одновременно.
Комплекс из девяти громадных зданий вблизи должен бы производить впечатление муравейника. Но ничего подобного не наблюдалось, наоборот, казалось, что дома вовсе не заселены. Во время подготовки к поездке Сергей Анатольевич почитал и об этом «древовидном» комплексе. Вместе это большой отель, который стал одной из достопримечательностей южного Хайнаня. Многоденежные китайские инвесторы размахнулись широко, построив эффектные многоэтажные сооружения, видимо, рассчитывая на быстрый прилив богатых туристов, охотников до красот Восточных Гавайев. Но ошиблись: дома заполнялись плохо. Дорого, далековато от моря, да и признанность самого хайнаньского курорта прибавляет не так быстро, как хотелось бы. Возможно, расчёт был на массовое привлечение жаждущих лечебных процедур от китайских медиков, но надежды на традиционную медицину себя тоже не оправдали. Пока это отели-призраки.
Блогеры-путешественники, рассказывая о достопримечательностях Саньи, заразили Сергея Анатольевича желанием побывать на бесплатной высотной смотровой площадке одного из корпусов отеля, и он, сняв «кроны» с различных ракурсов, решил подняться наверх. На площади перед домами построен круглый, накрытый шатровой крышей театр, обойдя который, он спустился в роскошную, выполненную под европейскую старину и украшенную позолотой галерею. По длинному цилиндрическому потолку тянулись фрески, расписанные на близкие европейцам сюжеты. Всё, казалось бы, прекрасно, но ни немцев, ни французов, ни прочих шведов на Хайнане не встречалось.
В конце галереи, слева Сергей Анатольевич нашёл довольно длинный коридор, в конце которого, повернув направо, вышел к лифту. Вызвал лифт, следуя указаниям всезнающих блогеров, нажал кнопу под номером 32. Двери закрылись, но лифт стоял, как автомобиль в хорошей московской пробке. Логунов даже растерялся. Захотелось на свободу, но кнопка открытия дверей среди многочисленных кнопочных близнецов не находилась. Потом лифт медленно двинулся, остановился и вернулся назад. Клаустрофобией Сергей Анатольевич не страдал, но стало как-то не по себе. Вдруг без всяких указаний двери раскрылись. В лифт начал было входить стройный, одетый в элегантную спортивного кроя куртку китаец, но, увидев европейского туриста, почему-то отступил, показывая жестом, чтобы гость города спокойно ехал, куда ему надо. Вежливый, судя по всему, оказался товарищ. Однако Сергей Анатольевич обрадовался ему, как отцу родному, замахал отчаянно рукой, приглашая в лифт и надеясь, что он раскроет секрет запуска лифта в путешествие по этажам. Китаец вошёл, нажал кнопку в середине последовательности цифр, Сергей Анатольевич нажал свою с заветным номером 32, и китаец, догадавшийся, что перед ним не постоялец отеля, а случайно зашедший в лифт человек, раскрыл секрет начала движения лифта, показав специальную пластиковую карту – ключ запуска лифта.
Так вот Китай встретил своего гостя не только подарками в виде фотографий редких пернатых, но и малоприятным сюрпризом. В сердцах Сергею Анатольевич решил, что хозяева отеля специально, именно к его приезду ввели карточную систему пользования лифтом. Конечно, можно было, пользуясь картой лифтового попутчика, подняться наверх, но как потом искать того, кто опустит его назад, на землю? Изобразив в огорчении руками и головой жест, означающий: нет, не еду, Лагунов вышел из лифта. Стало невесело, подумалось: что, стареешь, способность к риску утрачивается?..
Поснимав ещё раз дома-деревья, площадь перед ними, цветники с преобладавшими оттенками красного цвета, направлялся в соседний парк Линьчуньлинь, он же парк «Весны», он же и парк «1000 ступеней». Одолев ступени можно попасть на смотровые площадки, обустроенные на верхних этажах пятиярусной, стилизованной под пагоду, башни и получать удовольствие от видов Саньи и одноименной бухты. Сколько на самом деле ступеней, равно как и длину маршрута, он в интернете не нашёл. Казалось, что цифры колебались в зависимости от сезонной жары и физической формы восходящего наверх туриста
В густых кронах вечнозелёных субтропических деревьев живо, на повышенных тонах перекликались невидимые птицы. «Ага, узнали уже, что я приехал, обсуждают мой неожиданный визит», весело подумал Сергей Анатольевич. Фотографируя, наблюдая птиц, он много читал о них, удивлялся птичьим способностям и был уверен, что это совершенно особые существа. Уже несколько лет определённо считал себя птичьим любимцем. Где-то прочитал, что птицы иногда проявляют к человеку не совсем понятное расположение и решил, что это его случай: птицам нравиться у него фотографироваться, поэтому они зачастую подпускают его к себе до невероятия близко и подолгу позируют.
Перед поездкой, в интернете, насмотрелся на всяких тропических пичуг, и теперь ему не терпелось увидеть их воочию. Сменив объектив на длиннофокусный, он медленно брёл по тротуару, высматривая будто поддразнивающих его довольно благозвучным перекликом, но невидимых в густых кронах пернатых.
Транспортное пространство на острове организовано образом существенно отличающимся от российского. Население здесь перемещается в основном на электроскутерах – на диво маленьких, бесшумных, не выделяющих вонючие выхлопные газы. Рассчитаны они на одного или двух путешественников, но в китайских реалиях перевозят до четырёх. Правда, необходимое условие – малые габариты седоков. Поэтому по краю автомагистрали или около неё обязательно проложены дорожки для этих двухколёсных тружеников, здесь же гоняют немногочисленные велосипедисты. Пешеходы вышагивают по тротуарам, и главной своей задачей Сергей Анатольевич полагал, выискивая пичужек, не забрести под колёса какого-нибудь скутериста.
Даже и потом, благополучно выбравшись из незримых тенёт уханьской пневмонии и вспоминая это утро, он не мог понять, для чего китайцы натыкали на тротуарах каменные тумбы. Перекрыть дорогу скутеристам эти столбики не в состоянии, но вот с ним, подвижником орнитологической фотографии обошлись самым безжалостным образом. Непостижимо, как должны были взаимно расположиться ноги черепашьим шагом бредущего фотографа и коварная гранитная придумка китайских дорожников, чтобы результат оказался столь непредвиденным. Сергей Анатольевич споткнулся о тумбу и плашмя со всего размаха грохнулся оземь…
По счастью, когда-то, будучи ещё молодым, стоял он в футбольных воротах, играя за заводскую команду, и с тех пор сохранил навык быстро реагировать на неожиданные ситуации. Успев выкинуть вперёд руки, он упал на ладони. Плечевой пояс и руки, накачанные с помощью молотка и лопаты, основных инструментов садовода-энтузиаста, выдержали натиск восьмидесятикилограммового тела. Зазевавшийся фотограф никак не пострадал, даже ладони, которые приняли на себя всю силу падения, особой боли не почувствовали.
«Нет, это чертовщина какая-то, – размышлял Сергей Анатольевич, поднимаясь, отрясая пыль и ощупывая чудом уцелевшие колени. – Как можно так грохнуться, я ведь едва двигался?.. Впечатление такое, что меня подтолкнули в спину. Злой дух Хули-цзин, не иначе. Нечисть китайская с матерной фамилией». Перед поездкой он чего только не читал о Китае, наткнулся и на рассказ о главном духе из всех, приносящих несчастье, по имени Хули-цзин. Был ли, не был виноват сей дух или просто вспомнился к слову, но само происшествие его крайне расстроило и озадачило.
«И ведь, что интересно, – продолжал раздумывать он, – такое нежданное и стремительное падение непременно должно было закончиться хоть каким-нибудь, но членовредительством – а на мне ни шишки, ни царапины. Меня будто поймали у самой земли…» Впрочем, кто мог противостоять хайнаньскому лису-оборотню, а именно в этом облике прославился Хули-цзин, у Сергея Анатольевича особых сомнений не было. Он твёрдо верил в своего ангела-хранителя не однажды выручавшего его в самых опасных жизненных перипетиях. Но фотоаппарат, висевший на груди, оного хранителя не имел и ударился о брусчатку с разрушительной силой, тем паче что объектив камеры был выдвинут на максимальную длину и это сделало его ещё беззащитней.
Поспешно попробовав снимать коварную хайнаньскую действительность, он убедился, что камера её, как говорится, в упор не видит. Объектив стал выдвигаться с заеданием, монитор показывал нечёткие, засвеченные кадры. Какое-то время, расстроенный донельзя, он ещё брёл к 1000-й ступеньке парка; но, осознав бессмысленность своего движения к смотровой площадке, развернулся в сторону гостиницы. Идти в магазин за новым аппаратом даже в голову не пришло: обычно запасливый, Лагунов почему-то на этот раз денег взял только на экскурсии, на Хайнане излишне дорогие, и на еду.
2
Високосный год многие, ещё до его наступления, обрекают быть непременным неудачником в череде четырёхлеток. Считается, что эти годы уж точно обрекают нас на житейские провалы, деловые неуспехи, личные разочарования, хотя и среди прочих не проклятых заранее лет встречаются пасынки фортуны, не очень-то украшающие наше существование. И подводя итоги этого особенного срока, стараются припомнить одни только нелепицы, казусы и катастрофы, закрепляя в собственном сознании отрицательный имидж ни в чём не повинного отрезка времени. Сергей Анатольевич, напротив, старался найти что-то, приносящее благо и удовлетворение, и каждый раз у него это более или менее получалось. Поэтому к високосным годам относился индифферентно, а опасения, им сопутствующие, почитал за банальный предрассудок.
Двадцатый год двадцатого века он встретил без робости и даже нечаянно поучаствовал в происшествии, обещавшем новые впечатления и разнообразные удовольствия, а именно купил экскурсию в Китай. Хайнань в жизни Сергея Анатольевича возник как бы ниоткуда, сам собой. Уже начался новый год, он преспокойно занимался текущими делами, не задумываясь пока о предстоящих в нём путешествиях. Была, правда, мысль съездить с внуком в Питер и в Скандинавию. Поводы вполне достойные: у отрока последние школьные каникулы, у деда последний месяц действующего двухлетнего Шенгена, да и северную столицу нужно было посетить обязательно. Несколько последних лет визу Лагунову выписывали финны, и он не видел повода прекращать такое замечательное сотрудничество. А, чтобы гордые работники Генерального Консульства в Санкт-Петербурге не обижались на то, что, бывая в Европе, он не всегда заглядывал в Финляндию, и нужно было закрыть визу, посетив напоследок славную страну Суоми.
Неожиданно до Сергея Анатольевича дошёл слух, что туроператоры предлагают поездку на Хайнань: для двоих всего за сорок тысяч рублей. За двадцатку и в Москву-то на недельку сгонять невозможно, а тут в Китай, можно сказать – на край света… Финансовая сторона путешествий была решающей, уже много лет он был на пенсии, на которую и просто жить получалось с трудом; но при любом подходящем случае он всё же старался куда-нибудь съездить, а не странствовать только с помощью интернета. Выручали небольшие заработки за консультации по ландшафтному дизайну, которые он по старой памяти иногда оказывал, помощь от сыновей и экономия на повседневных тратах. Дешевизна смущала: скорее всего, и отель не из лучших, и завтраки посредственные, но Лагунов смолоду был неприхотливым, мелкие неудобства во внимание не принимал. Ради нескольких снимков, греющих душу, мог перетерпеть самые разные злоключения. Да и чуть ли не с раннего детства хотелось познакомиться с Поднебесной, тогда в пору расцвета советско-китайской дружбы из репродуктора, который слушал пятилетний Серёжка, почти ежедневно энергично гремела песня «Москва – Пекин», и утверждение: «Русский с китайцем братья навек…» не подвергалось сомнению.
В ночь под «Старый Новый год» ударил мороз, и влажное тепло, окутавшее город в канун этого необычного праздника, обернулось и вправду новогодней сказкой. Лёгкий утренний туманец сдался на милость морозу-победителю и пал инеем на провода и деревья, сотворив неудержимый соблазн любому, кто хоть однажды держал в руках фотоаппарат. Проснулся Сергей Анатольевич в то утро в лучшем настроении, с предощущением праздника и скорых удач. Выглянув в окно, увидев заиндевевшие кроны деревьев, разволновался, заспешил в Зауральную рощу ловить удачные снимки, пока солнце и ветер не смели хрустальную фантазию наземь.
Покормил птиц, тревожными зимними днями перешедших на его иждивение и ждавших за окном свой привычный завтрак, прихватил пакет семечек для лесного пернатого населения. На набережной, именуемой в народе Беловкой, сделал несколько снимков панорамы рощи с вантовым мостом в главной роли. Перейдя мост, залюбовался осокорями и прочим растительным братством, покрытым жемчужной бахромой, а на центральной аллее услышал громкую дробь дятла. Сучок музыканту достался сухой, тонкий и бой потому выходил звонкий, упругий – праздничный, в человечьем восприятии ещё и как радость наступления нового года. Неподалёку, на соседнем, таком же высоком, тополе барабанил ещё один длинноклювый артист, но ветка была, скорее всего, потолще, звук получался ниже, с хрипотцой и не очень громкий. Пускали свои дроби дятлы по очереди, соревнуясь, кто лучший ударник в округе. Сергей Анатольевич ступил в сугроб, осторожно обошёл вокруг тополя, высматривая пернатого. И углядел – правда, только частью, наполовину птицы, да и высоко в кроне, фотографировать неудобно. Постоял, слушая и любуясь процессом извлечения идеального звука из засохшей тополиной ветки.
Неожиданно обладатель басового инструмента, видимо, не желая признавать поражение, перелетел на тополь, под которым притаился Сергей Анатольевич, и согнал удачливого музыканта с голосистого сука. Но изгнанник не подал виду, что рассердился или обиделся, а соскочил на соседнюю ветку и спокойно ожидал, что же будет делать захватчик. Теперь можно было хорошо видеть обеих птиц. Некоторое время они просто сидели и, может быть, как-то беседовали. Во всяком случае, Сергей Анатольевич уже достаточно давно всерьёз подозревал, что птицы могут общаться не только голосами, как люди, но и на каком-то ином, птичьем ментальном уровне.
Потом пришелец попробовал выбить дробь на новообретённом барабане и преуспел. Звук был безупречно чист, высок и летел далеко по окрестности. Соперник его встрепенулся, побежал по стволу, по веткам, нашёл подходящий инструмент и выдал ответную реплику. Новая реприза получилась чуть ниже, но такая же звучная, а вдобавок летела в зауральные дали с заметной вибрацией, и этот рокот, несомненно, украшал композицию. Пожалуй, он снова был лучшим! Сергей Анатольевич порадовался этому маленькому торжеству справедливости и поспешил осуществить всё-таки то, что завело его с самого утра: найти нужные графические образы в прихотливо припудренном инеем лесу, торжественном и тихом.
Закончив съёмку, вышел на главную аллею к заветной кормушке. Сделана она из большой пластиковой бутыли, с широким окном: клевать корм одновременно могли несколько птичек. Края обрезанного пластика оклеены лентой, чтобы пичуги, не дай бог, не порезали лапки о кромку оконца. Фотографировать их здесь одно удовольствие, пернатые привыкли к любителям пеших прогулок и неторопливых пробежек по роще и почти не обращали внимания на людей.
Установив камеру на треногу и засыпав в кормушку семечки, Сергей Анатольевич стал поджидать общепитовских завсегдатаев. Погода для съёмок стояла вполне подходящая: мороз не был чрезмерным, лёгкая дымка рассеивала прямой солнечный свет. Первыми, как и ожидалось, прилетели полевые воробьи и большие синицы. Вскоре к ним присоединился поползень. Пробежался по стволу вниз головой – для того, видимо, чтобы поразить всех присутствующих своим мастерством, набрал не мелочась в длинный клюв сразу несколько семечек и упорхнул на соседнее дерево, чтобы спрятать добычу в глубоких морщинах кленовой коры. Если завтра никто кормом столовую не наполнит, пообедает запасами из сегодняшних тайников, заодно и проворным синичкам перепадёт от щедрот поползневых. Всё шло как обычно, снимал Сергей Анатольевич завсегдатаев птичьей столовой не в первый раз и только потому, что хотелось получить кадр с интересным сюжетом. Неожиданно среди жёлто-чёрных синичек мелькнула пташка размером помельче и с синей шапочкой на головке – неужели лазоревка?! Давно мечталось сфотографировать эту сказочно милую птичку, дюймовочку из рода синиц, и вот наконец, повезло.
Возвращался Лагунов в приподнятом настроении. Всё было замечательно: и забавное соперничество дятлов, и появление лазоревки, и обвисшие под тяжестью ледяных кристаллов, напоминавшие большие и малые замёрзшие фонтаны, кроны кустов и деревьев. И как-то сами собой рассеялись сомнения относительно поездки в Китай. Взойдя по лестнице на Беловку, спустился по отлогой Советской до улицы Кирова и уверенно вошёл в турагенство оформлять путёвку.
Принимавший его сотрудник – почти ещё юноша, сухощавый и долговязый с узким лицом, на котором выделялся крупный острый нос, с гладко зализанными назад чёрными волосами, одетый строго – в тёмный костюм и белоснежную сорочку с ярким красным галстуком, живо напомнил ему дятлов, только что развлекавшихся в Зауральной роще. Эта неординарная ассоциация с утренней птичьей темой изрядно позабавила Сергея Анатольевича. Сегодня определённо дятлов день – заключил он. Выяснилось, что молодой человек сын хозяина офиса, чувствовал он себя не очень уверенно, а вот отец мог бы много интересного рассказать о Хайнане, поскольку только что вернулся с этого прекрасного острова. Отсутствие хозяина Сергея Анатольевича не очень-то расстроило, все сведения о местах своего предстоящего пребывания он обычно черпал из интернета. Оговорив сроки поездки, особенности перелёта и проживания он с лёгким сердцем поехал домой.
На следующий день из агентства позвонили и сообщили, что билеты на самолёт и отель забронированы. Сергей Анатольевич незамедлительно оплатил тур, а вечером того же дня случайно в интернете наткнулся на сообщение о новой китайской напасти – неизвестном каком-то вирусе и о первой его жертве. В последующие несколько дней сообщения из Китая становились всё тревожнее и тревожнее. Внутренний голос благоразумного существа, таящегося в каждом, даже самом отчаянном человеке, не раз спрашивал: «А, может не стоит рисковать?..» Но доводы его антипода о том, что давно хотелось, что были уже и атипичная пневмония, и птичий грипп, и даже Эбола, но всё прошло, замечательные специалисты по эпидемиям победили, казались убедительнее. Думалось: «Авось и теперь пронесёт без больших потерь и последствий».
3
Прошедшие до отъезда недели были наполнены чтением материалов о красотах «Восточных Гавайев», как именовали остров ушлые продавцы туров, и сообщениями о росте в геометрической прогрессии числа заболевших и жертв нового вируса. Каждый день Лагунов отслеживал тревожные китайские эпидемические сообщения, и всё больше ему становилось не по себе. Казалось, что китайское направление пора закрывать, но наши правительственные чиновники ничего не предпринимали и даже, наоборот, успокаивали, в интервью по радио рассказывали о ничтожно малом числе жертв по сравнению с населением Поднебесной. Значит, вероятность заразиться ничтожно мала, и вообще, от обыкновенной пневмонии и привычного гриппа ежедневно умирают тысячи, и никто трагедией это не называет. Сергей Анатольевич поражался, как можно не учитывать динамику распространения вируса, при том, что ни лекарства для больных, ни вакцины для потенциальных жертв новой агрессивной болезни никто пока не нашёл. Время шло, и желание посетить Китай с переменным успехом боролось в нём с неприятными предчувствиями.
Покупая путёвку, он не нашёл себе компаньона. Оплачивать двухместный номер предстояло одному. В итоге за поездку была обозначена сумма в тридцать три тысячи рублей. Сергея Анатольевича и эта цифра устраивала, но, на всякий случай, он договорился с туроператором, что если найдёт напарника, то вдвоём они всё равно будут иметь право на первоначальный сороковник за двоих.
Несколько дней времени для поиска второго за хлопотами не находилось, а потом, когда опасность путешествия стала вполне отчётливой, отчаянный путешественник решил, что второго искать и не следует. Даже, если это будет кремень, который ничего не боится и чувство опасности ему только приятно щекочет нервы, всё равно, если попутчик заболеет, то совсем уж ненужное чувство вины достанется самому Лагунову.
У него с давних ещё лет были два приятеля с богатым туристическим опытом в молодости, убеждённых сторонников красот исключительно только родимой страны-стороны, у которых, в полном соответствии с их миропониманием, даже загранпаспортов не было. Они с удовольствием вместе рыбачили на Урале или собирали грибы в пойменных его лесах; но если дело касалось «забугорных» путешествий, то тут их пристрастия далеко расходились с лагуновскими.
Им-то, шутки ради, он и позвонил с приглашением составить компанию в хайнаньском туре. Плюсов было хоть отбавляй: и дешевизна, и возможность искупаться в Тихом океане посреди зимы, и необыкновенная кухня, и ландшафтные прелести, и, наконец, романтика дальнего путешествия. Один из потенциальных компаньонов, Слава Морозов, ни на йоту не поступился принципами, сразу отказался от заманчивого предложения. Правда, у него в жизни были обстоятельства, которые помогли выдержать характер: он летал в командировку в Сингапур, а это, фигурально выражаясь, в двух шагах от Хайнаня. Зато второй, Юра Доронин, повёлся сразу. Было приятно наблюдать пробуждение азарта бывалого путешественника. Они даже обсудили некоторые тонкости своего времяпрепровождения на острове. Посмеиваясь про себя, коварный искуситель искренне удивлялся тому, как резко и радикально переменились заблуждения приятеля относительно заграничных поездок. Правда, тому понадобилось, меньше получаса, чтобы образумится. За это время он и вспомнил, что не имеет необходимого документа.
Сергей Анатольевич настолько скоро принял окончательное решение о поездке, что совершенно не вникал в детали. Летел один, заниматься предполагал фотографией, бродя по острову, поэтому бытовые проблемы ничего не значили. Даже о том, что поездка пришлась на празднование китайского Нового года, совершенно случайно узнал за два дня до вылета. Как к этому относится, было не понятно. С одной стороны – интересно посмотреть, как жители Азии празднуют наступление нового года в восточном летоисчислении, беснуясь и ликуя экзотическим, в его представлении, образом, а с другой – было ясно, что гиперактивные китайцы будут наслаждаться продолжительными новогодними выходными и дружными рядами устремятся в места привлекательные, где и в будни не протолкнуться. Фотографировать в толпе – это ещё то удовольствие. Скорее всего, желающих посмотреть на веселящихся жителей Восточной Азии существенно меньше тех, кто в путешествиях избегает толпы. Видимо, поэтому человек, оформлявший путёвку, сознательно упустил новогодние подробности путешествия. Объясняться с оператором Сергей Анатольевич не счёл нужным; если судьбой определено второй раз в году отметить новогодие, то, стало быть, сопротивляться не стоит.
Настал последний день перед отъездом, но полёты в Китай так и не прекратили, и Лагунов решил, что коли так, значит, это его жребий: посмотреть-таки на зимние тропики. Несколько успокаивало то, что Хайнань и Ухань, хоть и созвучны, но далеко не соседи, и Хайнань всё-таки остров. Мысль о том, что китайцы – нация мобильная, и в последнее время, куда бы он ни поехал, обязательно встречал там организованные группы китайских товарищей, загонялась вглубь сознания. Съездить в Китай действительно очень хотелось, и риски такого предприятия поневоле отодвигались на задний план.
Чартер вылетал из Уфы около полудня, а туда ещё нужно было добраться. Лагунов позвонил в транспортное агентство и забронировал место в такси до уфимского аэропорта. После отмены поезда «Оренбург-Уфа» пассажиров разобрали автобусники и таксисты. На такси быстрее и удобнее, при незначительной разнице в цене. Диспетчер заверил, что при выезде в шесть утра пассажир обязательно успевает к рейсу. В шесть вечера должен был позвонить водитель, с которым следовало договориться о месте утренней встречи.
Погода испортилась, целый день шёл мокрый снег, изрядно задувало. Уложив чемодан, Сергей Анатольевич направился в аптеку, купил дюжину медицинских масок, несколько упаковок парацетомола и лавомакс – на всякий случай и профилактики ради. Ещё десять дней назад, уже решившись на восточный вояж, он почувствовал першение в горле. Привычка спать с приоткрытым окном в зимнее время иногда приводила к таким нежелательным результатам. Принимая по таблеточке парацетомола утром и вечером, к отъезду удалось победить угрожающие симптомы, но недомогание надоумило на правильную идею прикупить спасительные пилюли.
Порывы ветра хлестали, лепили в лицо мокрыми хлопьями, казалось, выветривали само человеческое нутро, выдувая тепло и уверенность в себе, вселяя беспокойство. Пускаться в почти четырёхсоткилометровое путешествие в Уфу на автомобиле в метель было опасно. Оренбургский буран приносил подчас великие беды степным путникам. Как это бывает, Сергею Анатольевичу было хорошо известно. Первая встреча с настоящей пургой была, как сейчас выражаются, виртуальной. В детстве Серж был неудержимым книгочеем. Читал то же, что читали сверстники, только гораздо увлечённее. Книги про шпионов и про войну, фантастику, приключенческие романы Вальтера Скотта, Александра Беляева, Александра Дюма, Джека Лондона, Жюль Верна тогда на полках не залёживались, едва возвратившись на библиотечную полку, тут же обретали нового читателя, шли нарасхват. Можно было прийти в библиотеку и никого из списка проверенных писателей не найти.
Именно так и случилось однажды в школьной библиотеке, где Сергей неприкаянно бродил среди стеллажей, пока библиотечный, а, может быть, (бери повыше) литературный бог не подвёл его к невостребованному Пушкину. В шесть томиков небольшого формата уложилось полное собрание художественных произведений русского гения. Видимо, привычка начинать чтение советских газет с последней полосы развилась гораздо позже; а тогда он потому, скорее всего, что не хотелось возвращаться домой совсем уж без чтения, взял первый том. И увлёкся. Творец русского литературного языка зацепил чувствительные к письменному слову душевные струны сильнее Конан Дойла или Александра Грина. Том за томом, всё больше погружаясь в пушкинский мир, он прочёл всё издание.
Конечно, не проникся прочитанным так, как это случилось бы, читай он Пушкина хотя бы пятью годами позднее, но и тогда заряд пушкинским словом оказался куда как сильным. Значение того, что произошло, осозналось им много позже, Пушкин как бы разбудил в нём настоящий литературный вкус. Сильнее всего юного читателя поразила метель в оренбургской степи, описанная в самом начале «Капитанской дочки». Беспросветная мгла, выразительный и почти одушевлённый ветер, сугроб, на глазах зловеще выраставший сбоку остановившейся кибитки, то ли человек, то ли волк в буранной тьме (а ведь это – Пугачёв!..) и прочие пугающие подробности как-то особенно завораживали его, потрясли и запомнились. Ещё и потому, может быть, что Серёжка с малых лет хорошо знал ветер степной своей родины, сквозь который надо почти продираться, если он встречный, и на который, забавы ради, можно опираться спиной, когда он попутный.
Несколько раз повзрослевший Сергей попадал в настоящую степную пургу так, что дрожь пробирала, и мольба небесам о помощи рвалась из искреннего сердца. Но один раз его спасло не менее чем чудо, и с тех пор он твёрдо уверовал, что у него действительно есть ангел-хранитель, а день того рокового для многих бурана стал ещё одним днём рождения. В самом ветреном месяце, в феврале, он оказался в Илеке, районном центре, расположенном в ста тридцати километрах от Оренбурга. День простоял ясный, набиравшее уже силу солнце протапливало обращённые к югу склоны придорожных сугробов, добавляло доводов в извечном споре времён года в пользу недалёкой уже весны. К вечеру погода резко начала портиться: подул сильный южный ветер, потеплело, повалил снег. Выезжал из Илека в быстро густеющих сумерках, когда видимость уже была плохой. Потом снег повалил крупными хлопьями: дальше десяти метров впереди видимость пропадала, придорожная лесополоса казалась тёмной дымкой, а в её прогалинах, когда ветер становился почти ураганным, дорогу переметало, с трудом различалась даже обочина. Всё в точности по Пушкину, по «Капитанской дочке». Пушкинский гений провидческий, думалось потом ему, и страницы с бураном, может, и написаны для такого случая, чтобы просветлить сознание, пробудить чувство самосохранения у степных путников. Только о повести Сергей тогда не вспомнил, и не оказалось на облучке ни опытного ямщика, ни Савельича которые могли бы предупредить об опасности, предложить воротиться на постоялый двор.
Подобно Петруше Гринёву, он упрямо двигался вперёд. Скоро навстречу протащили на буксире разбитую в аварии легковушку, через некоторое время ещё одну – машины бились по причине плохой видимости. Это было предостережение. Любой путник в здравом уме должен был бы вернуться в посёлок и переждать непогоду. Но Лагунова такие явные знаки не остановили. Он снизил скорость до тридцати километров в час и продолжал тащиться в сторону города. Слева, из Красного Яра, прямо перед его жигулёнком на трассу вывернули два «Москвича» – светло-голубой седан и ярко-оранжевый грузовой, прозванный в народе «каблук», ещё одни последователи бесстрашного и неблагоразумного Гринёва.
Через несколько километров в очередном просвете лесополосы видимость снова упала практически до нуля. Оранжевое пятно «каблука» возникло внезапно, когда до него оставалось метра три или четыре. Попытка затормозить на скользкой дороге видимого результата не принесла. Удар был не сильный, но показался очень неприятным. Мотор заглох. Сергей включил аварийную сигнализацию и вышел из машины. Аварийка, слава богу, работала. Перед ним в снежном перемёте через трассу, образовавшемся как раз из-за разрыва лесополосы, стояли те самые два «москвича», которые, не пропустив его, выехали из Красного яра. Сначала в перемёте застрял седан, а затем его протаранил грузовичок. Людей около машин не было, они, ошарашенные случившимся, всё ещё переживали потрясение в салонах. На обратной полосе дороги стояли ещё две испытавшие столкновение легковушки.
Сергея больше всего занимало состояние собственного средства передвижения, и он вернулся в кабину. Мотор завёлся, получилось отъехать на несколько метров назад. То, что машина способна ехать, воодушевило, и Сергей двинулся к «Москвичам», разбираться в оценке последствий происшествия и, главное, в следующих действиях.
Люди, сидевшие в автомобилях, успели очухаться, вылезли из кабин, обсудили ситуацию и решили всю вину за аварию, а следовательно и весь предстоящий ремонт возложить на водителя «Жигулей». Такая точка зрения соучастников происшествия наглостью своих претензий разозлила Лагунова, и он решил оценить состояние всех авто. У седана был изрядно разворочен задок, «каблук» утратил способность двигаться: радиатор разбит, жидкость вытекла на дорогу, растопив снег между колёсами, пытаться запустить двигатель грузовичка даже не стоило, чтобы не навредить автомобилю ещё больше. Этой парочке явно не хватило благоразумия, ехали они быстрее, чем он, оттого и такие последствия. У оранжевого задок был примят лишь слегка, Сергей выправил бы его, не прибегая к услугам автослесаря. Его собственный жигуль, хоть и со слегка сдвинутым на лобовое стекло капотом, находился в полной готовности к ещё предстоявшим трудностям этого злосчастного пути.
По встречной полосе подъехал «Кировец» районных дорожников убиравший снег с проезжей части дороги. Трактор остановился, тракторист пошёл разговаривать с водителями стоящих напротив машин.
Было очевидно, что претензии семьи, а в «Москвичах» оказались два родных брата с матерью и тёткой, были, мягко говоря, несправедливы. Сергей готов был отвечать только за помятый задок «каблука». Впрочем, на самом деле людьми они оказались нормальными, быстро осознали несостоятельность, даже непорядочность своих претензий, выставленных в запарке аварии, и вскоре все страдальцы перешли в следующую стадию своих неожиданно случившихся отношений. Семейство ехало в Краснохолм, и пути им оставалось уже немного. Решили пробираться все вместе, колонной: седан берёт на буксир второго «Москвича», Сергей едет замыкающим, поскольку у «Жигулей» самые яркие аварийные огни. Бурю договорились переждать в Краснохолме, в доме матери братьев. Сами они жили в Оренбурге.
В трактор, стоявший напротив, на довольно высокой скорости врезались «Жигули». Число машин, скопившихся на небольшом участке дороги, к тому же при плохой видимости, начало не на шутку нервировать. Сюжет дорожной заварушки уже существенно отклонился от сюжета пушкинской повести и грозил серьёзными неприятностями всем ее сопричастникам. Решено было как можно скорее покинуть проклятую прогалину, и мужчины дружно принялись за работу.
Зацепив «каблук» тросом, Сергей вытащил его из сугроба. Вторую машину нужно было откапывать. По счастью, братья оказались запасливыми, их снеговой лопатой по очереди начали вызволять машину из белого плена. И они, и люди на противоположной стороне дороги постоянно ходили между машинами, то и дело выходя на середину проезжей части. Между собой не общались – и у тех, и у других забот было по горло. Каким чудом никто из участников нескольких аварий, случившихся на коротком участке дороги, не угодил под внезапно, на высокой скорости пролетевший посередине дороги «КАМАЗ», понять невозможно. Как говорится, Бог упас.
Вытянув из сугроба седан, сцепив «Москвичи» тросом, продолжили путь, и до Краснохолма добрались без приключений. Когда свернули с дороги, облегчённо вздохнулось: дома и стены помогают. Верхний снег слегка поутих, но позёмка мела так неистово, что легче не становилось. Было заметно, что улицы в селе расчищали от снега, но, всё равно, вскоре их малая колонна упёрлась в сугроб. Сбоку дороги стояли два амбара, и щель между ними работала как аэродинамическая труба, усиливая и без того мощные порывы ветра. Взяв лопату, Сергей начал быстро откидывать снег, пытаясь освободить проезд. Но его энергичные усилия ни к чему не привели: ветер восстанавливал сугроб ровно с той же скоростью, с которой копатель его разбрасывал. Сергей, наконец-то вспомнив «Капитанскую дочку», мысленно усмехнулся: Пушкин был прав, описывая быстро растущий сугроб у кибитки, а ведь читал он его когда-то с недоверием, воспринял как поэтическое преувеличение…
Младший из братьев пошёл в село за трактором, и вернулся довольно скоро на «Кировце». Зацепив больную машину за трактор, кильватерной колонной все машины благополучно прибыли к семейному гнезду. Тракторист даже расчистил для автомобилей небольшую площадку под окнами дома. Ночевал Сергей на широкой панцирной кровати хозяйки дома с металлическими спинками и двумя такими большими подушками, что спать можно сидя.
На следующий день проснулись поздно. Ветра не было и в помине. Снова, как ни в чём не бывало, сияло солнце. Казалось, оно с удивлением рассматривало последствия безумства ночной стихии. Сосед, сходивший на трассу, рассказал, что дорогу открыли, что легковые машины, ночевавшие на дороге, замело выше крыши. Расставались они добрыми, сплочёнными общим несчастьем товарищами.
Дорогу пробили странным зигзагообразным тоннелем, видимо объезжая застрявший транспорт. Домой Сергей ехал в снежном коридоре, стены которого зачастую возвышались над его «Жигулями».
Пресса в те далёкие времена особенно о постигшей область метели не распространялась. Делов-то: разбились несколько машин, занесло в открытой степи десятки автомобилей, никто ведь не погиб, не обморозился. Каждый путник знал, что зимой нужно одеваться тепло, по погоде. Никто не вчинил властям иски за то, что не перекрыли трассу.
Несколько лет назад нечто подобное, к счастью, без участия Лагунова, произошло на Орской трассе. Внезапно налетела метель. Несколько пижонов, путешествовавших зимой в одном пиджаке и лёгких туфлях обморозились. Начальника МЧС области уволили. С тех пор власти не рисковали, при угрозе пурги закрывали движение на опасных дорожных направлениях даже тогда, когда такая необходимость была не совсем очевидной. И теперь, когда Сергею Анатольевичу предстояло добираться в похожую непогодь до уфимского аэропорта, он, памятуя свой печальный опыт, каждый час читал метеосводки.
4
К вечеру потеплело, но снег не прекращался. События, казалось, развивались всё по тому же пушкинско-илекскому сценарию. На тротуарах пешеходы мужественно боролись со снежной жижей. Риск опоздать на самолёт, застряв на заметённой трассе, нарастал. Склонному к поэтичным обобщениям Сергею Анатольевичу казалось, что нервы его гудят, словно натянутые ванты под крепчающим ветром. В конце концов, прогноз погоды всё-таки смягчился, к ночи снегопад должен был прекратиться, и это означало, что до утра дорожники вполне успевали справиться со всеми заносами и перемётами. На Хайнане метеорологи тоже предрекали в основном пасмурные, а то и дождливые дни, поэтому рассчитывать на приличные снимки было трудно. Отчаянному туристу оставалось только надеяться на своё, обычное в таких поездках, везение с погодой.
К пяти часам пополудни Сергей Анатольевич обещал быть в областной библиотеке на литературном вечере, посвящённом творчеству Юрия Левитанского, и в начале пятого, разбрызгивая ботинками мешанину воды и снега, шёл к автобусной остановке. Когда переходил дорогу, услышал звонок телефона, достал его из кармана, и в этот миг мобильник вывернулся из ладони, словно его кто-то выдернул, взметнулся вверх и упал на мокрую снежную кочку. Порадовавшись, что не в лужу, Сергей Анатольевич поднял телефон, стряхнул с него налипший снег и, увидев подошедший автобус, не стал читать полученное сообщение, а сунув аппарат назад в карман, поспешил в раскрывшиеся автобусные двери.
Войдя в голубой зал библиотеки, прочитал очередное бредовое СМС от сотового оператора, предлагавшего новый немыслимо выгодный тариф, стёр сообщение и, как говорится, погрузился в мир поэзии. Вообще-то, Сергей Анатольевич рассчитывал, что погружение завершится к шести, после чего можно будет спокойно поговорить с водителем такси, но на всякий случай сел ближе к выходу и в крайнее кресло. Мероприятие затягивалось, около шести он достал телефон и держал его в руках, чтобы при первых вибрациях корпуса, нажать кнопку ответа и выбраться из зала для такого важного разговора. Действительно, ровно в шесть телефон ожил. Мгновенно усмирив его попытку разрушить поэтическую атмосферу зала, Сергей Анатольевич, всем видом выражая извинение и смущение, вышел в коридор. Увы, голоса собеседника он не услышал, аппарат никаких звуков не издавал, даже обычные поскрипывания и посапывания помех не вырывались из телефонного динамика. Ничего не понимая, Сергей Анатольевич в отчаянии повторял одно и то же бесполезное «Алло».
В течение нескольких минут оба абонента пытались дозвониться друг до друга, но при любых вызовах телефон молчал, словно оглушённый. Наконец, водитель догадался прислать сообщение о том, что в шесть утра будет ждать на железнодорожном вокзале. Лагунов ответил, что понял, но уверенности в том, что его реплика достигла адресата, не было. Вернувшись в зал, он уже не вникал в поэтические строки, а пытался понять, в чём же дело. Телефон от длительного пребывания в руке разогрелся, и Сергей Анатольевич, было, испугался, не перегрел ли он чувствительную до всяческих неприятностей технику. Но потом вспомнил недавнее купание телефона в снегу на автобусной остановке. Воспитанному классическим материалистом, ему не хотелось верить в какую-либо чертовщину, но по факту получалось, что кто-то очень не хочет отпускать его на Хайнань! Некие совсем не материальные силы злокозненно прибегли к использованию сил вполне физических, организовали телефонную диверсию в самое неподходящее время, именно тогда, когда нужно решать вопрос, связанный с путешествием в Китай. Вывернув телефон из ладони, они пытались испортить его, утопив в воде, но промахнулись, попав на снежный бугорок. Ощущение, что телефон кто-то выдернул из пальцев, было устойчивым, даже навязчивым. Поневоле тут заделаешься идеалистом, подумал Сергей Анатольевич; хорошо, хоть эпистолярный способ общения, сохранился…
Поэтические чтения быстро завершились, Сергей Анатольевич вышел из библиотеки и зачем-то решил позвонить снохе. Надеялся на чудо, на то, что телефон, погревшись в разгорячённой руке, высох и ожил. Лучше бы он этого не делал. Всю дорогу домой они со снохой пытались созвониться и поговорить, но, увы, безуспешно, пока Сергей Анатольевич не сообразил послать СМС о том, что у него, кажется, сломался телефон. Людмила звонить перестала, значит, письменная связь работала не только на приём, но и на передачу. Меж тем вечерело, и нужно было выходить из нечаянного «форс мажора», грозящего оставить путешественника без связи в достаточно рискованной поездке. Перед ним стояли две срочные проблемы: требовалось всё-таки переговорить с водителем и обеспечить себе связь на Хайнане.
Дома неожиданно оказался внук Егор, зашедший к деду после кино, чтобы подождать родителей, которые должны были прихватить его после работы, и вместе ехать в свой загородный дом. Сергей Анатольевич попросил у внука телефон, чтобы поговорить с шофёром такси. Он спешил, понимая, что водитель должен отдохнуть перед дальней и ранней дорогой и вполне мог, отключив телефон, отойти ко сну. Когда номер водителя был уже набран, телефон внука отключился…
В этот момент Логунов окончательно поверил в некую потусторонность причин всего с ним происходящего. Неведомые силы упорно саботировали любые его действия, продвигавшие китайскую, если прямо сказать, авантюру, заставляли опустить руки и забросить идею посетить страну драконов, очевидно не готовых встретить оренбургского фотографа как гостя. Хотя, собственно говоря, ничего сверхъестественного не произошло, просто кончилась зарядка аккумулятора. Черт возьми, как точно этот локальный энергетический кризис вписался в цепь разрушающих мои планы, да, пожалуй, и мою психику событий! – не зная, смеяться ему или огорчаться, подумал Сергей Анатольевич.
Риск отправиться в поездку без связи напрягал, и дед осторожно высказал Егору предложение одолжить ему телефон на время китайского турне. Такого ошеломлённого внука он ещё не видел. Идея не нашла отклика в юном сердце, более того, была отвергнута в выражениях категорических и нелицеприятных, что старшего Лагунова отрезвило. Дело в том, что старенький, но привычный телефон Сергея Анатольевича давно уже барахлил, случалось, что и Егор не мог до него дозвониться и всякий такой раз сердился, буквально требовал, чтобы дед заменил «дебильный мобильник». И дед медленно дозревал до решения обзавестись-таки новой прогрессивной техникой, уже решил купить какой-нибудь смартфон, но не успел.
Не зная, сможет ли он попасть в салон связи до конца рабочего дня, Сергей Анатольевич выскочил на улицу. Когда подбежал к киоску, до закрытия оставались считанные минуты, которыми он и воспользовался. Приобретать крутой смартфон поспешно в случайном киоске не имело смысла, да и рискованно пускаться в дальние дали, досконально не освоив новую технику. Поэтому, чтобы со связью временно перебиться, он выбрал самый дешёвый китайский кнопочник, получив при этом от продавца проникновенные уверения в том, что аппарат с честью заменит верного погибшего слугу и в течение всей поездки со своими обязанностями справится непременно.
Дозвонившись до водителя такси, Сергей Анатольевич попробовал договориться, чтобы тот забрал его из дома, но водитель отказал, сославшись на то, что крюк получается большой, и они потеряют много времени, которого до вылета самолёта не так уж и много.
5
На следующее утро, прослушав по радио очередную печальную сводку о количестве инфицированных и погибших за последние сутки китайцев, незадачливый путешественник с досадой констатировал, что цифры снова намного выросли. А без десяти шесть уже сидел в такси, поджидая попутчиков и осваивая функциональные особенности нового телефона. Дорогу до Уфы успели расчистить и обработать реактивами, асфальт почти всюду был чистый. Водитель оказался спокойным и уверенным, вёл авто без лихих обгонов и превышения скорости, а Сергей Анатольевич размышлял о событиях последних дней: «Что бы всё это значило? Кто-то настойчиво предупреждал меня: откажись от рискованной поездки в страну, где начинается эпидемия? Погоду испортили, телефон сломали, нервы потрепали изрядно. Или это испытание духа, за которым последует вознаграждение? А вдруг наказание?..» Ответа он не знал. Ответ мог быть получен лишь через неделю в момент возвращения с китайского острова. Или, не дай бог, не возвращения, это уж как пойдёт.
В здание уфимского аэропорта Сергей Анатольевич вошёл в двенадцатом часу. По радиотрансляции объявляли об опоздании встречного рейса из Хайнаня на два часа. Это значило, что должна последовать задержка и его вылета. В зале ожидания, можно сказать, никого не было. Перекусив бутербродами с домашними котлетами, приготовленными снохой в дорогу, Сергей Анатольевич сел в кресло, достал дорожный блокнот и приступил к описанию своего очередного путешествия, начиная с неожиданного возникновения заманчивой идеи слетать на «Восточные Гавайи». Репортаж из логова нового вируса, реальная хроника, а не фантазийные порождения творческого ума, правда жизни, где ничего не придумано, – да, именно так. Круто… Лагунов усмехнулся нахлынувшим мыслям.
Привычку записывать впечатления принесли ему на своих крыльях птицы. Сейчас он уже удивлялся, как же так случилось, что многие годы, предшествовавшие прилёту к нему варакушки, он, подобно большинству граждан, оставался обыкновенным невежей: его знания о птицах были примитивны, поверхностны и ненадолго удерживались в памяти. День первого знакомства с варакушкой запомнился навсегда. Весенняя дача тонула в половодье цветов. На фоне молодой горней лазури расцветшая вишнёвая делянка казалась накрытой пуховым облаком, которое обронили с небес. Под набравшими после зимы изумрудных тонов туями присели жёлтые и оранжевые шарики спирей японских. Яркими высокими кострами, издали полоняющими внимание, золотились форзиции. Под дремучими кустами чубушника на аккуратных арочках светились кипенно белые гирлянды купены.
Жёлтыми прядями серёжек украсилась плакучая ива. Сергей Анатольевич и не подозревал, какие они душистые. Раздвинув вислые ветви, заглянул внутрь кроны и замер, поражённый густым медвяным запахом. Шатёр из веток был населён множеством похожих на мух насекомых. Видимо, только что проснувшись после зимы, они неторопливо, будто подшофе, летали от серёжки к серёжке, поедая пыльцу и спивая пахучий нектар. Там же оказалась небольшая птичка, которую Сергей Анатольевич поначалу принял за воробья.
Пичуга порхала по веткам внутри ивы, каждый раз схватывая на лету захмелевшую лакомку. На грудке у неё сияло большое синее пятно с ярким рыжим глазком посередине. Птичка не могла не видеть на расстоянии вытянутой руки стоящего человека, но не нашла в себе сил покинуть пиршество, которое, как подарок свыше, свалилось к ней после длительного и утомительного перелёта с юга.
На следующий день Сергей Анатольевич снова увидел пернатую незнакомку, теперь сидевшую на садовом проводе и распевавшую замечательную свадебную серенаду. Птичка, должно быть, узнала его и не подумала улетать, когда он застыл в изумлении прямо под ней. С тех пор каждый раз, когда он приезжал в сад, птица, сидя на проводе, встречала его новой песней. Морозов, самый большой эрудит в их компании, назвал Лагунову имя пичуги. Звали её смешно и как-то не очень уважительно: варакушка. В детстве мама, когда они, играя во дворе, пачкались во всякой грязи, говорила сердито: «Что вы тут варакаетесь? Ну-ка, марш домой!..»
Интернет подсказал, что варакушка – птица пересмешник из рода соловьёв. Видимо, поселившаяся в саду крошка собрала по свету самые лучшие птичьи песни, Сергей Анатольевич заслушивался ими. Пытался он и фотографировать её. Но, чтобы его небольшим аппаратом сделать хороший снимок, где можно разглядеть невеличку, нужно было подойти к ней совсем близко, что она не очень-то приветствовала. Пришлось купить «Никон» и длиннофокусный объектив, после чего их отношения заметно улучшились.
В середине того же лета в сад прилетели ещё одни певцы, обладатели вокала, сравнимого с перезвоном серебряных колокольцев, коноплянки. Эти нежные песельники очаровались шаровидной туей, округлившейся уже до двух метров в поперечнике. В ней они собрались вывести своё второе за лето потомство. Первым сфотографировался красногрудый самец – и тоже на излюбленном варакушкой садовом проводе. Увидеть самку варакушки в первый год знакомства с певчими птицами не довелось. Но коноплянки прилетели парой, и самочка – изящная красавица с ажурным рисунком на грудке – охотно позировала на веточках ивы вслед за своим ухажёром.
Лагунов всё лето фотографировал птичек и был доволен своими пернатыми постояльцами. Следующий тёплый сезон оказался ещё удивительней: на встречу с фотографом потянулись самые разные птицы. Вскоре сложилось так, что куда бы он ни пошёл, куда бы ни поехал, везде у него фотографировались птицы. Съёмки случались и в саду, и в его окрестностях, продолжались зимой, когда в объектив попали северные птицы, откочевавшие на зиму в Оренбуржье. В фотоальбоме появились жаворонки, черноголовые и луговые чеканы, каменки, зеленушки, северные бормотушки – да, именно так и назывались, а далее серые славки и зяблики, свиристели и юрки, коршуны и луни, да всех не перечесть. Залетали и почётные гости, такие, как краснокнижный серый сорокапут. Настоящую сенсацию подарил серый снегирь, редкий гость из Восточной Сибири, поучаствовавший с съёмках совместно с красногрудыми аборигенами – обыкновенными снегирями. Задорная компания лакомилась ясеневыми крылатками неподалёку от устья речки Бердянки. Местные учёные подняли уровень самооценки новопосвящённого орнитолога сразу на несколько ступеней, сообщив ему, что серый снегирь в Оренбуржье уже лет сто не наблюдался – и вдруг пожаловал!..
Примерно в это же время он стал заядлым путешественником. Из Греции, Израиля, Турции, Франции, Испании, Германии привозил снимки птиц, которых в России из-за климатических особенностей встретить невозможно. Причём, было ощущение, что практически везде птицы особенно-то его не боялись, позволяли приблизиться и снимать. Это было необычно, в сознание фотографа не укладывалась мысль о том, что имеет место обыкновенное везение. Казалось, что птицы Австрии знали, что к ним приезжает популярный среди российских пернатых фотограф, и слетались на съёмки. Постепенно он утвердился во мнении, что непостижимым образом стал птичьим фаворитом. Глобальный масштаб везения подтолкнул к размышлениям о том, что у птиц есть возможность обмениваться между собой информацией, что существует гипотетическое информационное поле, из которого птицы черпают различную информацию, посредством которого они, находясь далеко друг от друга, могут общаться. Благосклонность пернатых к нему проистекает из того обстоятельства, что он каким-то образом попал в птичью базу данных как существо, которого бояться не следует, даже, наоборот, к нему можно подлететь, чтобы поприветствовать, дескать, как доброго друга и покровителя. Да и неразгаданные учёными способности птиц ориентироваться и определять маршруты и время продолжительных сезонных перелётов по мнению Лагунова объяснялись именно наличием поля.
Особенно сильное впечатление на него произвела встреча с горихвостками чернушками, обитающими на Кавказе, которых он встретил неподалёку от Оренбурга в посёлке Заречье. Птицы заселились в недостроенном коттедже, проникая внутрь в помещение гаража через единственное незастеклённое окно. Хозяева то ли раму забыли заказать, то ли ошиблись с размерами, но проём просто заставили тюками с утеплителем, в отверстие между которыми горихвостки и залетали.
Напротив стояло ещё более недоделанное строение из керамзитных блоков, ничем не облицованное, можно сказать, фольклорное: без окон, без дверей. Там Сергей Анатольевич устроил наблюдательный пункт. Съёмкам никто не препятствовал, во дворе высокой стеной стоял многолетний бурьян; хозяин, скорее всего, переживал затяжной финансовый кризис и в дом не наведывался.
Пернатое семейство как раз вывело потомство и старательно собирало насекомых на прокорм вечно голодных отпрысков. Снимки самца и самки с набитым букашками клювом приятно тешили эго фотографа. Через положенное время сфотографировались ещё должным образом не оперившиеся слётки, а затем самка, заносившая строительный материал для нового гнезда. Если речь зашла о втором выводке, значит, горихвосткам в Оренбурге понравилось.
Фото «кавказцев» он показал тем же знакомым орнитологам. Оказалось, что у них была информация о том, что чернушки постепенно расселяются в направлении на север, но его снимки – первое документальное свидетельство их появления в Оренбуржье. Этот случай укрепил уверенность Лагунова в собственной исключительности.
Следующей весной он снова наведался в посёлок, где снимал пернатых новосёлов, чтобы проверить, повторится ли прошлогоднее свидание с горихвостками. Прогуливаясь ранним утром по строящейся деревенской улице, высматривал места, которые местные трясогузки, каменки, коноплянки выбирали для гнездования. Пичужки никак не могли свыкнуться с мыслью, что их исконные степные угодья осваивает человек, и упорно селились среди досок и в обрезках водосточных труб. На дальнем конце конька двухэтажного дома сидела небольшая тёмная птичка, рассматривать которую из-за большого расстояния Сергей Анатольевич поленился. Когда он уже миновал строение, птах, сорвавшись с конька, и, громко вереща, полетел прямо к нему, а, оказавшись над головой – резко завис, затрепетал крыльями, словно жаворонок в токовом полёте. Сергей Анатольевич замер в изумлении, разглядев рыжие перья в хвостовом оперении птицы: горихвостка-чернушка!.. Потрепетав над ним секунду-другую, птах вернулся на крышу.
«Чудны дела твои, господи! – поражался Лагунов. – На кого-нибудь ещё пикировал с крыши самец редчайшей здесь птички, творил над макушкой токовый полёт и, как ни в чём не бывало, возвращался на место? Нет, нет и нет! Токовый полёт – танец любви, исполняемый самцом, чтобы на него обратила внимание самка. Получается, птах узнал меня, понял, что я его не приметил, и подлетел, представился, поздоровался, и, скорее всего, усовестил в крылатых своих выражениях меня за ротозейство! Очень на то похоже. Как-никак, мы с ним герои одной публикации».
Сергей Анатольевич, хоть и размышлял о происходивших с ним и с пернатыми событиях с долей иронии, но иного объяснения им, кроме того, что он всё-таки особо отмечен птичьим сообществом, не находил. Читая о птицах, их особенностях и привычках однажды наткнулся на рассказ об авгурах, древнеримских жрецах, которые находились на службе государству, при том, как и все крупные религиозные деятели, обладали большим влиянием и солидной заплатой. Были они интерпретаторами воли Юпитера Всеблагого Величайшего, птицегадателями; работа не пыльная: сидеть и наблюдать за птицами, делать пророчества. Подход был научный: процесс аккуратно документировался: записывалось и поведение птиц в момент гадания, и сами, соответствующие этому поведению, предсказания. Составлены были большие подробные трактаты – руководства по предвозвестиям. В древние времена ни одно дело не следовало начинать без птицегадания, Тит Ливий даже восклицал в сердцах; «Кто ж этого не знает?» И действительно, как боги ещё могут воздействовать на недисциплинированное человечество, если не с помощью различных знаков? Авгуры специализировались в гаданиях не на звёздах, не на снах, и даже не на (прости, господи) внутренностях жертв; их избранницами были птицы, которые эти знамения и приносили. Просвещённые древние римляне не очень-то верили в волхвование по наитию свыше, больше полагались на научные достижения, поэтому образованные священнослужители авгуры пользовались доверием латинян, много лет успешно трактовали всевозможные птичьи движения и звуки, пока недоверчивая паства не заподозрила мошенничество и не разочаровалась в этих самых ауспициях, то бишь прорицаниях. Заметка была написана не без юмора, и Сергей Анатольевич с удовольствием прочитал об особенностях этого забытого религиозного культа, улыбнулся, но и призадумался. Не могли авгуры с бухты-барахты навязать неглупому населению культ и около семисот лет его эксплуатировать, если бы при его зарождении у них не были очевидные основания… Скорее всего, самый первый авгур был хорошим провидцем, этаким пра-пра Нострадамусом, или пра-пра-пра Вольфом Мессингом, человеком, реально способным предсказывать будущее. В его предсказаниях участвовали птицы, и это вполне нормально, решил Лагунов, это только подтверждает наличие земного информационного поля, с которым был связан и древний авгур, и птицы. «Я, конечно, никакой не первый авгур, но какой-то причастный точно» – резюмировал новоявленный орнитолог-любитель. Но никому свои наблюдения и размышления он никогда не поверял. Воспитанному материалистом, ему и самому собственные идеи временами казались сомнительными.
Встречи с птицами оказались настолько неожиданными и интересными, что с самого начала пробудили желание их описывать. Постепенно начинающий орнитолог составил целую книжку рассказов о своих знакомствах с многочисленными пернатыми. После начавшихся примерно в это же время путешествий за границу, стали складываться эссе о путешествиях. К немалому удивлению автора его записи стали публиковать в местной периодике и даже в некоторых изданиях по России.
Зафиксировав не очень пока информативные итоги начала путешествия, Сергей Анатольевич откинулся на спинку кресла и смежил веки. В последнее время, кажется, подошла потребность подводить первые итоги продолжительной уже жизни: память, как бы листая альбом старых тронутых желтизной фотографий, частенько поднимала из своих запасников давно пережитую, казавшуюся когда-то острой и значительной, былую действительность, теперь отлежавшуюся под прессом времени, слегка утратившую прежнюю эмоциональность и яркость. Изредка Сергей Анатольевич даже начинал набрасывать что-то вроде мемуаров, но настоящий писательский азарт не приходил, и он откладывал написанное до последующих времён. Сейчас в уфимском аэропорту почему-то вспомнилась стародавняя их с Олегом недельная поездка на рыбалку.
6
Зазвонил телефон. Параллельный аппарат стоял на столе Зины Бориной. В группе она добровольно выполняла обязанности телефонистки. Сергей поднял глаза. Зина показывала ему на трубку:
