Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I

После окончания действия договора ВОУ-НОУ Россия продолжила поставки НОУ в США:

«до 2014 года поставки шли по договору ВОУ-НОУ, затем по коммерческим контрактам – с меньшими объемами, но высокой ценой».[48]

В итоге, как пишут военные эксперты,

«напряжённая работа с оружейным ураном России пошла на пользу, а в США благодаря ей ускорилась деградация атомной отрасли. Флагман американского обогащения – компания USEC, после работы программы ВОУ-НОУ находится в глубоком кризисе, а Россия по-прежнему почему-то обладает ещё почти 800 тоннами свободного оружейного урана».[49]

Так что сегодняшняя историческая действительность, в которой «генералы-ястребы» с обеих сторон снова втягивают отношения между нашими странами в область острого ядерного противостояния, с моей точки зрения, более всего соответствует именно абсурдности в констатации И. Бродского.

Забавно и примечательно, что тело самой мощной термоядерной бомбы перед употреблением её образа в качестве аргумента на переговорах российской стороны с иностранными делегациями, не начиняют дейтеридом лития, а, по логике абсурда, заботливо моют шваброй ☺:

00.03. Саров. Музей атомного оружия. Один из экспериментальных экземпляров самой мощной термоядерной бомбы «Кузькина мать».[50]

Но для меня острая фактология «атомной разведки» интересна не только сама по себе (интерес к «шпионским историям» столь же вечен, как и его предмет – разведка), но и в качестве источника эмоциональных вызовов, выявляющих человеческие характеристики. В общем-то, очевидно, что «частные обстоятельства» даже одного человека могут существенно влиять на ход глобальных событий.

Оказывается, механизм осуществления этой возможности основан на случайности в гораздо большей степени, чем предполагают сторонники исторического детерминизма. Осознание этой особенности исторического процесса является вторым смысловым пластом настоящей книги.

Ещё один смысловой пласт связан с тем, что Жорж Абрамович был евреем. Сегодня антисемитизм – не самый яркий элемент в спектре «антинациональных» настроений и нашего, и американского общества, но и сегодня этот социальный яд настолько опасен, что не обращать на него внимания нельзя, если мы хотим жить в гармоническом обществе.

А в жизни Жоржа Абрамовича, и в молодости в США, и в зрелом возрасте в СССР, «национальный вопрос» был одним из важнейших вопросов, решения по которому существенно влияли на судьбы людей. И судьба самого Жоржа Абрамовича и «извивы судеб» всех членов его семьи напрямую связаны с судьбами еврейства в XX веке.

Впрочем, разбор смысловой структуры – дело критика, а не автора. А для читателя важно, прежде всего, то, что невероятные перипетии судьбы Жоржа Абрамовича и его близких позволяют увидеть, как человеческая порядочность выживает в нечеловеческих условиях и как можно сохранить достоинство после неизбежных зигзагов жизненных компромиссов.

Мне кажется, что Жорж Абрамович не был ни героическим суперменом, ни удачливым персонажем в спектакле «Жизнь человека». Но смог сыграть свою роль в этом спектакле с потрясающей искренностью:

«Он человек был в полном смысле слова!».[51]

Я познакомился с ним более 50 лет тому назад, и наше общение было сугубо человеческим в различных, как теперь говорят, форматах: я был его студентом, его коллегой по работе, другом семьи. И это общение оставило глубокий след в моей памяти – Жорж Абрамович стал для меня образцом порядочности и житейской мудрости.

Так сложилось, что после его смерти я стал биографом и его, и его семьи. Биография, как последовательность событий, в специальной теории относительности описывается понятием «мировая линия».

Как я теперь вижу, пучок мировых линий семейства Ковалей, возникший в конце XIX века на глухой окраине Российской Империи в местечковой еврейской общине заштатного белорусского городка Телеханы,[52] удивительно плотно переплёлся со жгутом мировых линий и человеческой цивилизации в целом.

Особенно тесно с нитями мировых линий таких стран, как, разумеется, США, а также Польши, Германии, Канады, Израиля, Аргентины и ряда других, но, прежде всего, с мировой линией той страны, в которой мы жили, и которую он сам считал своей – Советского Союза. Со всеми его плюсами и минусами.

Вопрос о родной стране для Жоржа Абрамовича, родившегося и выросшего в США, но большую часть своей долгой жизни прожившего в Советском Союзе и, после его распада, в России, конечно же, не был простым.

Рассмотрению сложностей, как юридических, так и психологических, будет уделено много внимания в настоящей книге. И с разных точек зрения могут быть получены разные ответы. Однако ясный итог размышлениям по этому поводу Жорж Абрамович подвёл сам на 90-м году жизни во время встречи со своими учениками в своей московской квартире. Вот как вспоминает об этом один из участников встречи – А. Э. Греф:

«В последнем разговоре с Жоржем Абрамовичем я спросил его (это я вспомнил точно), какую страну он считает своей родиной? Он ответил, что эту».[53]

Но это ответ 90-летнего Жоржа Абрамовича. А что бы он сказал в 40 лет? Я не уверен, что и ответ, и его мотивировка, были бы точно такими же…

Сегодня уже нет ни Жоржа Абрамовича, ни страны, которую он считал своею, а будущие историки, когда станет возможным предметно обсуждать роль разведчика Дельмара в судьбоносных для мировой цивилизации событиях создания ядерного оружия в США и СССР, вряд ли будут обладать личным опытом общения с ним и жизненным опытом существования в СССР. Советская эпоха вместе с «человеческим материалом», ею порождённым, уходит в прошлое стремительно. Вот почему столь важно провести этот анализ именно сейчас, силами людей, память которых содержит живое восприятие и личности Жоржа Абрамовича, и советской действительности.

Первым осуществил такую попытку В. И. Лота в серии своих статей и книг, посвящённых Дельмару.[54]

Эта серия сформировала первую публичную биографическую легенду о Жорже Абрамовиче. Исходная «tabula rasa» до того неизвестной страницы истории советского атомного проекта была заполнена живыми и яркими картинами необычного жизненного пути разведчика Дельмара, студента «Дмитрия М.», и, наконец, Героя России Жоржа Коваля. Лубочная простота и назидательность легко усваиваются, поэтому картины, нарисованные В. И. Лотой, прочно закрепились в общественном сознании того инициативного социального слоя, который углублённо интересуется отечественной историей на основании доступных литературных источников. Именно поэтому материалы В. И. Лоты будут подробно рассмотрены в настоящей книге.

Однако, опыт личного общения с Жоржем Абрамовичем у В. И. Лоты был весьма краткосрочным и имел специфическую направленность выяснения подробностей его деятельности как разведчика, а фактология именно этой биографической области наиболее сильно табуирована как самим Ковалем, так и ГРУ.

К 100-летию со дня рождения Ж. А. Коваля вышли две биографические книги – его аспиранта А. П. Жукова[55] и коллег по работе А. В. Беспалова и Г. М. Семёнова.[56] Книги содержат и личные впечатления от общения с учителем и коллегой, и осмысление этих впечатлений в контексте времени. Естественно, что наиболее информативны в этих книгах материалы, связанные с работой Ж. А. Коваля в качестве преподавателя МХТИ им. Д. И. Менделеева.

Моя книга «Два выбора…» посвящена двум эпизодам биографии Ж. А. Коваля – его приходу в разведку и перипетиям его признания как ветерана разведки.[57]

Предлагаемая в настоящей книге реконструкция биографии и личных качеств Жоржа Абрамовича основана на другом жизненном опыте и другой документальной базе. Надеюсь, что сравнение массивов фактологической и морально-оценочной информации во всех этих источниках даст будущему историку возможность увидеть личность Жоржа Абрамовича более объёмно.

Есть у этой книги и ещё одна особенность. Механизм протекания исторического процесса и, конкретно, событий жизни Ж. А. Коваля, осмыслен с позиций эвереттического мировоззрения. Оно базируется на естественнонаучном фундаменте многоми́ровой интерпретации квантовой механики Х. Эверетта.

Прилагательное «эвереттический» будет часто встречаться на страницах этой книги. Оно образовано от фамилии американского физика Хью Эверетта, автора первой научно обоснованной трактовки физического многомирия с позиций квантовой механики[58], этого стержня естественнонаучного объяснения действительности, в которой мы живём.

Наряду с теорией относительности Эйнштейна квантовая механика и обеспечила в XX веке осуществившуюся возможность создания атомного оружия, этого смертоносного для земной цивилизации демона, в укрощение которого внёс свой весомый вклад Ж. А. Коваль.

Среди многих поражающих воображение открытий квантовой механики, воплотившихся в чудеса современных технологий, есть одно, до недавних пор остававшееся «в тени» своих прагматичных собратьев. Вот как формулирует его самый известный физический гений начала XXI века Стивен Хокинг:

«Квантовая физика говорит нам, что независимо от того, насколько тщательным является наше наблюдение настоящего, (ненаблюдаемое) прошлое, как и будущее, неопределенно и существует только как спектр возможностей. Вселенная, согласно представлениям квантовой физики, не имеет единственного прошлого, или истории».[59]<пер. и выделение мои – Ю. Л.>

Акцентирую внимание читателя на мысли Хокинга о том, что согласно квантовой физике – самой фундаментальной составляющей естественно-научного мировоззрения – события Прошлого принципиально невозможно повторить (т. е. экспериментально проверить их бытийственность в тот или иной момент Прошлого). Иными словами, даже при осуществлении физического поворота стрелы времени (после создания «машины времени» любой конструкции) попасть в конкретные обстоятельства прошлых событий невозможно. Все обстоятельства прошлого вероятностны и потому все – бытийственны, но с разной достоверностью для каждого конкретного наблюдателя.

Недооценка этого фундаментального свойства мироздания происходит, вероятно, потому, что космологическое понятие Вселенной кажется далёким от «прозы жизни». Но стоит только осознать, что история человеческой цивилизации на любом иерархическом уровне её рассмотрения (историческая эпоха, история страны, нации и каждого конкретного человека) является частью истории Вселенной, это физическое свойство нашего мира обретает глубочайший гуманитарный смысл.

Ведь среди ветвей гуманитарного познания одной из наиболее важных является История. Эвереттическое мировоззрение включило в рассмотрение картины миров действительностей такие их качества, как сознание и разум наблюдателя. Тем самым в «физической картине» обрели равноправие и естественнонаучные и гуманитарные аспекты Бытия.

Разумеется, такое качественное расширение свойств предмета исторического познания требует от историков выработки качественно новой методологии работы. Теперь для историка становится важным умение выявить проявления эвереттичности в ходе исторического процесса. Процесс формирования новой методологии и её освоения историками не может быть быстрым – мы находимся в самом начале этого пути.

Это с очевидностью демонстрируют публикации в современных СМИ на темы, связанные с анализом отечественной истории. Всё чаще в ходе дискуссий возникает тема альтернативности исторических путей. Правда, альтернативность пока понимается как ментальная, а не физическая, но это важный этап накопления методического опыта работы с альтернативностями как таковыми:

«С завидной регулярностью в российской прессе возобновляются дискуссии о том, в какой момент своего развития СССР или постсоветская Россия «свернули не туда» и почему мы оказались там, где оказались. Такие дискуссии и правда важны, потому что ошибочные оценки возможных альтернатив прошлого – прямой путь к ошибочному выбору альтернатив в будущем».[60]

Тем более важно сделать первые шаги. Демонстрация фундаментальности эвереттического подхода к осознанию исторической картины и является одной из важнейших задач, которые обсуждаются в настоящей книге.

Памятуя о том, что, как говаривал К. Прутков, «многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы; но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий»,[61] для более подробного знакомства с эвереттической трактовкой исторического процесса можно рекомендовать статьи и монографии патриарха применения эвереттики к описанию социальных исторических процессов профессора А. К. Гуца – прежде всего, его монографию «Многовариантная история России»[62] – и монографии Ю. А. Лебедева «Многоликое мироздание. Эвереттическая прагматика»[63], «Эвереттическая конкретика: научные дневники, заметки, соображения»[64] и «Феномен Клио в альтерверсе…».[65]

Для «чистых гуманитариев» и тех читателей, которые склонны начинать знакомство с незнакомым предметом с чтения заслуженных авторитетов в рассматриваемой области, можно рекомендовать большую обзорную статью Ниала Фергюсона «Виртуальная история». Эта статья посвящена рассмотрению истории принципа каузальности в истории с античных времён до наших дней и предваряет большой сборник статей авторитетных историков по «виртуальной истории».[66]

Сам Ниал Фергюсон (Niall Ferguson) – британский историк, писатель и журналист, профессор истории в Гарвардском университете и старший научный сотрудник Оксфордского университета, Гуверовского института и Стэнфордского университета, вошедший в 2000 году в список 100 самых влиятельных людей мира по версии журнала «Time».[67] Его работа является обоснованием метода «виртуальной истории» и, по сути, подводит читателя к открытой двери в мир эвереттики. Правда, «на пути к «хаотической» теории прошлого» он останавливается в полушаге от этой двери, но это не должно помешать чуть более смелому, чем он сам, читателю сделать последний шаг и свободно попасть в эвереттический мир.[68]

Важно отметить, что фактически «виртуальная история» в изложении авторитетных английских историков является «младенческой формой» эвереттической истории. Авторы полагают, что они играют в увлекательную интеллектуальную игру, и не осознают, что это игра с физическими действительностями, данными им в ментальном восприятии.

Главными постулатами метода эвереттической истории, принятыми в настоящей книге, являются следующие утверждения:

1. Действительны все события, совместимые с физическими законами мироздания, но в различных ветвях древа воплотившихся возможностей результатов событий.[69]

На классической латыни это звучит так: «Quae quidem omnia non possunt physice» – «Действительно всё то, что не запрещено физически». Любопытно, что этот принцип вот уже более 2000 лет исповедует и христианство. В Нагорной проповеди сказано:

«Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем».[70]

Конечно, в Нагорной проповеди речь идёт об императивах морали, но сегодня становится всё более ясно, что мораль – это не только гуманитарная, но и физическая категория.[71] Так что главный постулат эвереттики знали давно, но только после Эверетта его начали осознавать.

2. Исторический процесс не линеен, он ветвится как в прошлое, так и в будущее. При этом, кроме связных ветвей образуются и их обломки – цепочки «нелогичных событий». Поэтому конкретная картина Истории не может быть однозначной, она всегда индивидуальна для каждого её наблюдателя.

Ощущение «хаотичности» истории и связь её «кипящих» причин с переживаемой человеком действительностью чутко улавливали гуманитарные резонаторы познания – поэты – задолго до вербализации этого ощущения на языке квантовой механики микромира. Так, ещё в 1867 году один из наиболее проницательных русских поэтов – А. К. Толстой – написал:

Средь треволнения событий,Отдельных жизней сплетеныВсечасно рвущиеся нити,И, кто бессмертье хочет питьИз мимолетного фиала,Тот микрокосма изучитьСпеши кипящие начала![72]

Поразительным в этих строках является не только прозрение «нитевидности» и «ветвистости» исторического процесса, но и осознанное только сегодня углубление смысла понятия микрокосма, в нашем теперешним понимании относящееся не только к человеку, но и к более глубинным иерархическим структурам Бытия.

3. То, что рассматривается в качестве «объективной истории», является интерференцией исторических картин, складывающихся в сознании отдельных наблюдателей.

Напомню читателю, что интерференция – это взаимодействие. В эвереттике такое взаимодействие приводит к совместным состояниям, называемым склейками. Интерференция исторических процессов порождает ту картину действительности, которую видит конкретный наблюдатель. Чем больше возможных исторических реальностей учитывает наблюдатель, тем точнее картина интерференции соответствует действительности этого наблюдателя.

Точнее говоря, чем больше исторических реальностей, участвующих в интерференции, осознаёт наблюдатель, тем ближе его интерпретация наблюдаемой картины к «истинной» действительности.

Из этого следует, что «правильная» эвереттическая трактовка истории должна включать в себя описание как можно большего множества «параллельных путей» её протекания. Это справедливо отметил один из моих самых эрудированных корреспондентов, ознакомившись с черновиком одной из глав. Он написал:

«Вы изложили одну базовую версию, а ведь можно было бы (и мне кажется, материал у Вас к тому есть) изложить и пучок версий, дать какие-то ветвления и почти наверняка даже пересечения, и это стало бы гораздо ценнее не только в собственно историческом отношении, но и в эвереттическом тоже… Может быть, это даже надо не столько писать, сколько рисовать… вроде фейнмановских интегралов по путям, возможные линии взаимосвязей… Естественно, разноцветные, альтернативные, эвереттические!».[73]

Я согласен с таким подходом, но в полной мере он не может быть реализован в рамках книги. Для его осуществления нужно создавать большую эвереттическую энциклопедию. А это – дело будущего для большого коллектива историков.

«Пучок версий», о котором говорит мой корреспондент, в эвереттике носит название «альтерверс». Этот термин введён в научный обиход академиком Н. С. Кардашёвым с соавторами.[74]

Альтерверс – это понятие, характеризующее структуру Бытия всякой мыслимой сущности, порождаемой многозначностью (ветвлением) результатов исхода всякого события с участием наблюдателя. В области Истории в качестве сущностей рассматриваются личности, коллективы, сообщества, государства, эпохи.

Иными словами, применительно к судьбе отдельного человека альтерверс – это совокупность всех возможных совместных состояний личности и физического мира, в котором она существует.

Поскольку в Истории действует стрела времени, направленная из Прошлого в Будущее, то модельным образом альтерверса является «древо» ветвящихся в каждой «точке причины» цепочек следствий (ветвей), порождённых этой причиной.

И если «классическая история» говорит, что в такой-то ситуации могло произойти то-то и то-то, но произошло именно это, то эвереттическая история утверждает, что в этой ситуации произошло и то-то, и то-то, но в различных физических действительностях и с ментально разными наблюдателями, имеющими общую память до момента, разделившего их присутствие в разных ветвлениях альтерверса.

Все ветви древа эвереттических ветвлений столь же реальны, как реальны ветви древесной кроны, материализующие потенции роста.

И неважно где – в Москве:[75]

00.04. Крона ветвлений в Москве…[76]

Или в Нью-Йорке:

00.05. Крона ветвлений в Нью-Йорке…[77]

Совокупность наблюдателей с общими «корнями памяти» составляет мультивидуум данной исторической личности.

Приступая к изучению биографии какой-либо исторической личности, мы своим вниманием активизируем избранные точки мультивидуума, и, тем самым, «оживляем» движение по одному из множества существующих путей ветвления:

00.06. Ветвления кроны.[78]

Ни один из возможных путей движения по этой структуре не лучше и не хуже других. Как из генетически одинаковых жёлудей вырастает дубовая роща, каждое дерево которой неповторимо по своему облику, так и один и тот же мультивидуум выявляется в нашем восприятии разными биографиями одной и той же личности.

И в настоящей работе я и попытался построить одно из «древес альтерверса» личности Ж. А. Коваля.

Эвереттичность авторского подхода не должна пугать ни «обычного читателя», ни «продвинутого читателя-гуманитария».

Во-первых, потому, что такая мировоззренческая позиция автора для понимания смысла текста не требует от читателя знакомства с физическими основами квантовой механики и никак не влияет на достоверность изложенных фактов и опубликованных документов,[79] а во-вторых, нисколько не мешает читателю иметь свою точку зрения на значимость и взаимосвязь описанных событий и авторских суждений о них.

Всякое авторское утверждение о том, что нечто «было», основанное на эвереттическом понимании истории, скептический читатель может воспринимать в иной модальности – «могло быть».

Правда, по поводу модальности хочется заметить, что самым знаменитым предвосхищением метода эвереттической истории является приписываемое Сталину изречение: «История не знает сослагательного наклонения».

История происхождения этого афоризма такова.

«Считается, что это сказал Сталин в беседе с немецким писателем Эмилем Людвигом. Впрочем, в тексте этой беседы ничего такого нет. Более достоверный вариант – высказывание Карла Хампе (Karl Hampe) (1869–1936), гейдельбергского профессора: "Die Geschichte kennt kein Wenn"[80] – "История не знает слова "Если""; эти его слова были записаны Голо Манном».[81]

Приписывание этого высказывания Сталину, вероятно, основано на интерпретации следующего фрагмента текста беседы Сталина с Э. Людвигом:

«…люди делают историю не так, как им подсказывает какая-нибудь фантазия, не так, каким придет в голову. Каждое новое поколение встречается с определенными условиями, уже имевшимися в готовом виде в момент, когда это поколение народилось».[82]

Почему-то считается, что это высказывание «запрещает» многовариантность прошлого. Но прямое значение оборота «не знает сослагательного наклонения» прямо противоположно по своему смыслу и состоит в том, что в истории и вправду нет никаких «если бы», поскольку всё исторически возможное было исторически действительным.

Это интуитивно ощущают те прозорливые историки, взгляд которых на предмет их работы не зашорен корпоративными догмами. Так, Марк Солонин, открывший поразительные аспекты исторической картины начала Великой Отечественной войны, утверждает:

«Я очень люблю сослагательное наклонение в истории. Пользуясь случаем, я скажу, что история, в отличие от хронологических таблиц, как раз-таки и строится на сослагательном наклонении…».[83]

Очень зорко подметил формальную связь представления об эвереттичности истории с гегелевской диалектикой проф. Г. Г. Каграманов в своём выступлении на презентации в МГУ первого издания этой книги.[84]

Но, несмотря на внешнее сходство основного эвереттического постулата о бытийности исторического процесса со знаменитым тезисом Гегеля

«Что разумно, то действительно; и что действительно, то разумно»[85],

следует понимать, что гегелевская формула относится к области философии права и связана с обсуждением идеи Платона о республике, тогда как эвереттическая формулировка является фундаментальным принципом онтологии всякого бытия в универсе.

Принципиальное различие смыслов гегелевского и эвереттического подходов ясно видно из такого комментария самого Гегеля к своему тезису:

«…человек, обладающий хотя бы обыденным чувством языка, не согласится с тем, что случайное существование заслуживает громкого названия действительного; случайное есть существование, обладающее не большей ценностью, чем возможное, которое одинаково могло бы и быть и не быть».[86]

В эвереттике же, как сказано выше, подчёркивается, что «если «классическая история» говорит, что в такой-то ситуации могло произойти то-то и то-то, но произошло именно это, то эвереттическая история утверждает, что в этой ситуации произошло и то-то, и то-то, но в различных физических действительностях и с ментально разными наблюдателями».