скачать книгу бесплатно
Народ на перекрестке в основном был представлен пишущей братией. Однако просочиться к месту сшибки мешал поставленный поперек асфальта грузовик – точная копия того, который забаррикадировал выезд из пристанционного поселка.
Фотоаппарат с телевиком пятидесятикратного приближения – вещь в репортёрском деле нужная. Однако снимать сорванную с шарниров и теперь прислоненную к стволу старого ясеня башню боевой пехоты, а вместе с ней поземкой струящиеся через асфальт дымы все равно, что поедать глазами грибную похлебку.
Я так и не понял, почему подъехавший на белой «Волге» мужичок с взъерошенной прической остановил выбор на моей персоне. Вполне возможно, потому, что среди прочих моя физиономия показалась самой огорченной.
– Заползай, доставлю по назначению, – сказал мужичок. – Я уже сделал три ходки с ранеными, меня пропускают.
Благодетель не соврал. Застеленное поверх заднего сиденья одеяло, которое уважающие себя водители возят в багажнике, чтобы дама сердца не испачкала колени о зеленую травку, было в бурых потеках.
У мужичка со взъерошенными волосами на маковке оказался такой же взъерошенный голос. Спозаранку повез служивым блокпоста торбу приготовленных сердобольной супружницей пирожков и трехлитровую банку молока, а попал в передрягу, которую будешь помнить до гробовой доски. От перекрестка до блокпоста около пятисот метров. Однако мой благодетель успел поведать о собственных приключениях:
– Только высунулся за кладбище, а впереди как загрохочет. Из чего били, леший его разберет. И сразу взрывы пошли, скорее всего, начали детонировать боекомплекты. Видел, как покатилась по асфальту башня БМП… Ну, а спустя четверть часа прилетело звено вертушек. И давай лупить сверху.
– Вертолеты чьи?
– Думаю, украинского войска. У ополченцев-то своих вертушек нет.
– Выходит, свои по своим били?
– Леший их разберет. Да и некогда мне выяснять было. Думал, как раненых солдат разместить, чтобы салон не сильно окровенили.
С КРЕСТОМ И АВТОМАТОМ
Похоже, алый цвет сегодня самый распространенный на моей малой родине. Чуть не вступил в кровавую лужицу на асфальте, которую по периметру обсели сизые мухи. Тучились насекомые и над обрывками камуфлированного тряпья, судя по погону с четырьмя звездочками, куртки пехотного капитана.
С недобрым предчувствием подумал о Виталике: жив он или убит? Однако служивым было не до прорвавшегося через рогатки журналиста, а один из них, с багровой царапиной через всю правую щеку, порекомендовал мне валить отсюда впереди собственного визга:
– Пока только что приехавшему генералу на глаза не попался.
Воспользоваться советом я просто не смог физически. Дорога впереди и сзади перекрыта, а вдоль обочин густо лежали убитые. Хоть им сейчас и все равно, но не переступать же через бедолаг.
Прятаться от генерала тоже не имело смысла. Рано или поздно он узреет затесавшегося в камуфляжный ряд штатского с фотоаппаратом. Поэтому решил действовать напролом.
Изобразив нечто вроде строевого шага и остановившись в двух шагах от кучки военных, над которыми грозовой тучей возвышался генерал с похожими на лохматых гусениц бровями, спросил:
– Разрешите обратиться?
– Слушаю, – ответил генерал, и одна из лохматых гусениц обрела сходство с вопросительным знаком. Только лежачим.
– Учитывая сложность ситуации, на интервью с вами не надеюсь. А коль так, то прошу «добро» просто поприсутствовать. И заодно сделать несколько снимков.
– Валяйте, – буркнул генерал, и лохматая гусеница вернулась на прежнее место.
Воодушевленный высочайшим дозволом, я настолько обнаглел, что без зазрения совести прервал допрос, который вел следователь военной прокуратуры. Вообще-то, поначалу мне показалось, что эти двое, один обличьем смахивающий на новобранца, а второй постарше, с едва поместившимся в нагрудном кармане куртки деревянным крестом, просто толкуют «за жизнь» в тени подбитого броневичка. Однако ошибся и едва не был изгнан прочь поганой метлой.
– На каком основании интересуетесь капитаном Виталиком? И есть ли у вас аккредитация? – сурово спросил похожий на новобранца следователь.
– Аккредитован в этих краях еще в прошлом веке, – ответил я, стараясь придать вес каждому слову. – А нахожусь с персонального разрешения генерала. Полюбопытствуйте у него, если имеете сомнения…
– К генералу лучше не соваться, – подал голос тот, который с крестом в нагрудном кармане. – Он сейчас сильно занят. Нашему подполковнику клизму ставит. На скипидаре с рыболовными крючками.
– За какие грехи, если не военная тайна?
– С утра на блокпост налетела шайка… То ли Беса, то ли Сатаны. А может, и самого батьки Махно… Ну и вжарили, вначале из гранатометов, потом стрелковым причесали… А подпол, он в райцентре обретается, доложил наверх, что нашу располагу захватили ополченцы, и вызвал пернатых. Ну те и добавили нам с неба.
– Извините, что помешал.
– Ничего, продолжайте, – усмехнулся следователь. – Коль уполномочены самим генералом. А заодно сделаем перекур.
– Вопросов всего два: какова судьба капитана Виталика, и не кажется ли вам, что крест в нагрудном кармане и автомат на плече – вещи, исключающие друг дружку?
– Капитана вроде бы сильно поранило, его мужик на белой «Волге» в числе первых увез. Что же касается креста с автоматом, то они дополняют друг друга. Если заблудшая овца откажется внимать слову Божьему, ее приводят к повиновению при помощи хорошего дрына. Или чего другого.
– То есть жителей Донбасса вы считаете заблудшими овцами?
– Только тех, которые смотрят в сторону России.
Возвращаюсь пешком, стараясь не наступать на отстрелянные унитары, в которых ветер-низовка исполняет реквием по убиенным. Вон они, на обочинах и среди смятых гусеницами боевой машины посевов кукурузы, все до единого прикрыты одеялами, такими же короткими, как и жизнь солдата на войне.
А еще низовка пытается теребить опаленные ясеневые листья и кровавую лужицу на асфальте. Однако багровое озерцо за час с четвертью уменьшилось наполовину, и теперь не понять, что осушило его? То ли солнце, то ли виной всему сизые мухи, эти сродственницы падальщика-врана.
КОРМЧИЙ ПРОСИТ ОТГУЛ
Запланированную поездку на Саур-Могилу пришлось отложить. С утреца позвонил Вольдемар и попросил отгул:
– Руки дрожат, – объяснил он, – боюсь, разобью машину, а заодно покалечу нас с тобой.
– Никак перебрал вчера?
– Только собираюсь накатить пару-тройку стаканов. Иначе в меридиан не войду.
– Жена и теща достали? – спросил я, намекая на полузабытый скандал, который для нашего кормчего едва не закончился отсидкой за мелкое хулиганство.
Вообще-то, Вольдемар из породы покладистых мужиков, из-за забора целый день только и слышно: «Вова, нарви вишен на компот… Вова, вытряхни половики». И наконец: «Мы бы тебя покормили, но картошка еще не сварилась».
Однако если ангельскому терпению есть предел, то человеческому тем более. Собрался Вольдемар в законный выходной на речку, а дамы в один голос: «Какая рыбалка? Огород не прополот, в доме не прибрано, а у тебя развлечения на первом месте».
Короче, достали бедолагу, взбрыкнул почище норовистой лошадки. Слава богу, у дам сработал инстинкт самосохранения. Скатились в подвал, притихли за бочками, из которых запах прошлогодних солений испарился. И хотя на сей раз мужика никто ни о чем не попросил, он по собственной инициативе опустил в подвал пару одеял, буханку серого и бутылку газировки:
– Сидите, завтра вернусь, так и быть, выпущу на свободу.
– Объясни, Христа ради, что стряслось? – продолжал настаивать я. – Чтобы смог отмазаться перед шефом, если начнет спрашивать: почему отложили поездку на Саур-Могилу?
– А ты разве не слышал стрельбу на микрорайоне? Вчера, вечером?
– Какой-то шум имел место, однако значения, честно признаться, не придал. В наше время пострелушки такое же обыденное явление, как и насморк посреди гнилой зимы.
– Тогда слушай… Пошел я в автомагазин, а по пути решил пивком побаловаться.
– И?..
– Облом вышел. Укропы откуда-то налетели, три автобуса, крытые грузовики, легковушки и квадроцикл в придачу. Оцепили площадь, давай из автоматов в небо пулять. Мужиков, в том числе меня, положили мордой в асфальт, до сих пор правая бочина от берцев ноет… А рубашка там, на площади, осталась… Они рубашки со всех мужиков срывали.
– Проверяли, нет ли синюшности на плече от приклада автомата.
– Наверное. Поостерегся спрашивать… Короче, натерпелся такого, что до сих пор руки дрожат.
– Но почему рубаху оставил?
– На кой ляд она мне рваная, без рукава? Только потерял я кое-что большее, чем рубаха. Ты же знаешь, сколько мы ни ездили, я ровно дышал на укропов и на ополченцев и повода упрекнуть в сепаратизме не давал.
– А со вчерашнего похода?
– Сам догадаешься, или подсказать?
– Ладно, лечи нервы, а я по месту прошвырнусь. Все-таки уважительной причины брать отгул у меня нет.
РОЩА ПРИФРОНТОВАЯ
За впечатлениями не обязательно плыть к островам Зеленого мыса, а берёзки загородной рощи такие же обаятельные, как пинии в окрестностях Порто-Корсини, чьи стволы телесного загара беззастенчиво тискает многорукий плющ. Надо лишь приходить к ним с широко распахнутым сердцем.
О культурном происхождении рощи можно лишь догадываться. Природе хватило четверти века, чтобы размыть границы между насаждения, низвести кусты декоративной бирючины до положения беспризорников и засеять просеки боярышником.
Удовлетворившись содеянным, великая распорядительница всего растущего под луной теперь отдыхает. И попутно наслаждается соловьиным хоралом, который возвёл на музыкальный Олимп бесчисленное множество композиторов.
Завораживающе действуют соловьиные трели и на простых смертных. От их прикосновения с души сваливаются напластования обывательского дерьмеца, а сама она готова раствориться в кущах загородной рощи, где пронзительно пахнет пыльцой серебристого лоха.
Однако я бы поостерегся бездумно следовать порывам разбуженной соловьями души. Это все равно, что водить воздушного змея на линии боевого соприкосновения. Можно наступить на прыгающую мину или повредить опорно-двигательный аппарат о забытый под кустиком снарядный ящик.
Загородная роща – не исключение. Свежая колея приводит меня на позиции гаубичной батареи. Сейчас здесь пусто, как в покинутом цыганском таборе, однако еще пару-тройку дней назад в роще гремело почище, нежели на старой Муромской дороге, где Илья Муромец проводил воспитательную работу с Соловьем-разбойником.
При виде огневых вспомнил приятеля, жителя шахтёрской столицы, попросившего раздобыть десяток-другой корешков лопуха.
– А ты можешь гарантировать, – спросил я, – что вместо лечебного растения не выкопаю, скажем, противотанковую мину? И не покажется ли воякам подозрительным шастающий в прифронтовой роще с лопатой тип?
От воспоминаний отвлекли вопли сороки и человеческие голоса. На ромашковой поляне ватага мальчишек. При виде чужака умолкают. Однако в глазах ни капли страха. Такое уж поколение пошло. Никому не удивляется и ничего не боится.
– О чем спор? – интересуюсь.
– Да вот, – отвечает старший, – я им говорю, что патроны от пистолета Макарова, а они возражают, – протянул на ладони пару блестящих гильз.
– Твоя правда. Где взял, если не коммерческая тайна?
– В сорочьем гнезде. Вон оно, в куст боярышника запихнуто. Пока добрался, весь оцарапался.
– А оно того стоило?
– Интересно посмотреть.
– И что высмотрел?
– Яйца. Еще теплые. А на краешке гнезда гильзы. Нет, яйца мы не тронули, зачем они нам… А гильзы взяли. Дядь, а кто их туда забросил!
– Сорока и забросила. Как увидит что блестящее, так и тащит к себе. Мой школьный товарищ в сорочьем гнезде золотую серёжку нашел.
– Здорово!
– Я бы не сказал. Он с этой сережкой вниз сверзься, руку сломал. Так что, парни, осторожнее будьте.
«И вообще, – мысленно добавил я, – сидели бы вы лучше дома». Однако смолчал. Это еще неизвестно, что хуже – гулять в прифронтовой роще или чахнуть у монитора.
– Думаю, нам лучше перебраться подальше от гнезда, – предложил я. – Зачем сороку нервировать… Да и дождик вот-вот пустится.
– А вы? – спросил старший.
– Я, парни, на такие экскурсии без полиэтиленового дождевика не хожу.
На том и расстались. Мальчишки ушли, а я продолжал слушать вопли сороки и мелкий дождик. Птаха, наверное, обнаружила недостачу и пришла в расстройство чувств.
– Чего, глупая, горюешь? – молвил я вполголоса. – Этих гильз в округе столько валяется, что впору удивляться: как ещё живы мальчишки, да и мы тобой?
ТАЗИК НЕБЕСНОЙ БЛАГОДАТИ
Боюсь, как бы у нашего кормчего не затянулся процесс лечения стресса. Вчера вечером под аккомпанемент весеннего дождика по позициям укропов отработала батарея самоходок, на втором часу ночи на околицу прилетела ответка в виде пакета РСЗО «Град». Хорошо хоть опоенные влагой домишки горняков и яблони оказались плохой пищей для огня. Побило крыши, окна, да опрокинуло навзничь парочку опор линии электропередачи.
Впрочем, к радикальному средству накануне прибегнул не только Вольдемар. Сосед Колян выполз на улицу одним из последних.
Откровенно припухшими глазами он оглядел толпу, оборванные провода и ампутированные ветки растущих вдоль заборов вишен.
– По какому поводу собрание? – спросил явившийся к шапочному разбору Колян.
– А разве не ясно? – ответили в несколько голосов соседи. – У тебя самого окна хоть целы? Крыша не в дырах?
– Что, стреляли? – искренне удивился Колян. – А я вчера махнул полпузыря перед сном и ничегошеньки не слышал…
Счастливый человек, благодаря огненной водице сохранил нервы в целости и сохранности. Но если всякий раз предохраняться столь радикальным средством от пострелушек и лечить стресс, то есть шанс спиться задолго до окончания боевых действий.
Чтобы не маяться в ожидании, когда починят электролинию, решаю сходить в центр города, а заодно пополнить запас табака. Благо, низкое, как потолок убогой хижины, небо посветлело, и кое-где даже появились солнечные проталины.
Все же удивительные люди, мои земляки. Как только воцарилась тишина, божьими коровками облепили околоподъездные скамьи и прилавки старого рынка.
Ожил и рыбный ряд при входе. Правда, представлен он был исключительно мотоциклом с коляской, в которой поленьями возлежали толстолобики. У одного наискось разорвана спина, у другого – бок, у третьего…
– Осколками зацепило? – любопытствует ехидноглазый дедко из числа покупателей. – Говорят, снаряды так и сыпали в пруд.
– Скажешь такое, – возмутился хозяин мотоцикла, мужик в громоподобном дождевике. – Когда стреляли, а когда я товар привёз…
– Значит, «косой» добыто, – авторитетно заявил дедко. – Преступным орудием лова. А цену гнешь, будто законопослушный гражданин… Скости малость, так и быть, одного подранка возьму.
