Нерукотворный

Аелия кивнул, бросив взгляд на керосиновую лампу, с которой они пришли сюда. Та одиноко стояла на снегу, оставленная и забытая. И уже вряд ли когда-то внутри неё вновь вспыхнет свет, ведь никто её здесь не найдёт.

Подумав об этом, Аелия вспомнил о несчастной Минцзэ, и на душе его тут же стало гадко.

Он следовал за Бьерном, укутавшись в шубу и погрузившись в раздумья об увиденном. Загадочное чувство, будто он сам побывал в тот вечер на празднике сто лет назад, никак не отпускало. Но ведь это невозможно! Сто лет назад его попросту не существовало. Дежавю вцепилось в него мёртвой хваткой, забравшись глубоко внутрь.

Они миновали лес, потом шумные улочки Мацерии и вновь оказались на пороге дворца, где их тут же встретили суетящиеся слуги. Когда Аелия и Бьерн покидали дворец, здесь не было такой суматохи, и потому застывшая в воздухе напряжённость, которую Солнце буквально ощущал кожей, не могла остаться незамеченной.

– А что происходит? – спросил он.

Служанка, что помогла ему снять шубу, пролепетала что-то неразборчивое. Аелии удалось понять лишь отдельные обрывки фраз: «Великая Маеджа, всемогущий Всеотец… даруйте же нам силы…» и ещё что-то вроде «…помилуй наши неупокоенные души…».

Юноша бросил на Бьерна недоумевающий взгляд. Бьерн лишь неопределённо пожал плечами и ничего не ответил. Однако вид у него тоже был заинтересованный.

– Наберите господину горячую ванну. Подайте сухую одежду и помогите собраться к ужину.

Бьерн раздавал задания слугам, но говорил при этом мягко, без указки. Словно он вовсе не был их хозяином. И мертвецы кивали, внемля его ласковому тону. Тогда как Баиюл всегда оставался резким и грубым, держа слуг в страхе.

И вновь Аелия вернулся к воспоминанию, что показало ему озеро. В нём Всеотец не казался пугающим. Общее настроение окружающих говорило лишь об уважении и любви к нему, но никак не о страхе.

Как же так вышло, что теперь бог, создатель всего сущего, не просто ночной кошмар двух Обителей, но и самый опасный и презираемый преступник?

– Как будешь готов, приходи в трапезный зал, – теперь Бьерн обращался к Аелии. – Не опаздывай. И ни о чём не волнуйся. Помни, прежде всего ты наш гость, поэтому просто расслабься и позволь разуму отдохнуть.

Он прекрасно ощущал эмоции других, потому без слов понимал и чувствовал тревожность юноши, которого за всё время пребывания в Мацерии только и делают, что таскают куда-то, швыряют и не дают никаких ответов. Бьерн хотел утешить Аелию, но понимал, что в его ситуации это не так просто. Поэтому пытался хотя бы добрым словом настроить его на позитивное настроение.

Старший братец уже успел испортить о себе всё впечатление, слуги и вовсе – мертвецы, что с виду кажутся сумасшедшими, а в тронном зале в самом деле сидел труп бывшей владычицы Обители Веры, и всё это свалилось на голову несчастного юноши за такой короткий промежуток времени. На фоне всеобщего безобразия Бьерн изо всех сил старался казаться хоть на малую долю нормальным. Ему хотелось, чтобы Аелия – их дорогой гость – знал, что он в любой момент мог к нему обратиться, и тот ни за что не откажет ему в помощи.

И Бьерну это удалось. Солнце в действительности доверял лишь ему одному. На самом деле, иного выбора у него просто не было.

– Хорошо, – ответил юноша и кивнул.

Он переминался с ноги на ногу и дрожал, словно брошенный под дождём щенок. С одежды прямо на пол стекала вода. Служанка, что приняла его шубу, поспешила сопроводить гостя в его покои. Аелии только и оставалось, что следовать за ней.

И как только он вновь оказался в своих покоях, спросил:

– Не знаете ли вы, где мой меч?

Служанка поспешила в туалетную комнату и принялась готовить горячую ванну, попутно отвечая:

– На хранении у господина, конечно.

– У какого господина?

Она неосознанно понизила голос, словно боясь лишний раз призвать его и накликать на себя беду:

– У господина Баиюла.

– Вы так его боитесь. Неужели он и впрямь настолько жесток и страшен?

Служанка заозиралась по сторонам и, убедившись, что никто их не слушает, произнесла:

– Я мертва уже очень давно. Ещё при жизни служила во дворце прекрасной солнцеликой госпожи. До того, как светило погасло, всё было совсем иначе. И Всеотец был другим. Очевидно, скоропостижная гибель Минцзэ ожесточила его.

– Но ведь в её смерти винят именно его…

Служанка широко распахнула глаза и едва не задохнулась от возмущения. Она замахала руками, не давая Аелии договорить.

– Что вы! Что вы такое говорите, господин! Несомненно, смерть её – настоящая загадка, но обвинять в ней великого создателя – поистине глупо и кощунственно. Я умерла незадолго до наступления Вечного Сумрака и попала в Мацерию, решив, что продолжу служить монархии, потому уже давно знаю господина Баиюла. И могу с уверенностью сказать, что его чудотворные руки кровью солнцеликой владычицы не испачканы.

Аелия внимательно слушал её. Говорила служанка убедительно, и в каждом слове чувствовалась абсолютная уверенность. Конечно, то были лишь домыслы и сплетни, которые ходили как по Мацерии, так и за её пределами, но по какой-то причине Аелия хотел в них поверить, хотя, внемля здравому смыслу, не мог этого сделать без доказательств.

Как только ванна была готова, разговор со всезнающей служанкой был закончен. Она поклонилась и поспешила покинуть покои гостя, куда-то торопясь. За болтовнёй время пролетело быстро, и даже Аелия постарался собраться побыстрее, боясь опоздать на ужин. Он испытывал предвкушение, ведь сейчас предстоял серьёзный разговор. Вероятно, Всеотец объяснит ему, для чего было необходимо швырять его в озеро памяти и показывать фрагмент воспоминаний восьмилетней давности.

Выйдя из ванной комнаты, юноша увидел на постели аккуратно сложенную стопку одежды. Наспех облачившись в чистый красивый наряд и собрав ещё мокрые волосы на затылке, Аелия вышел из покоев и направился в трапезный зал, как и наказывал Бьерн.

Только сейчас Солнце в полной мере ощутил, как сильно проголодался за всё время, проведённое в Мацерии. Желудок сводило, а от аромата горячего ужина, что распространялся по коридорам, ведущим в трапезную, кружилась голова. Он скромно вошёл в распахнутые двери и увидел стол, уставленный различными блюдами. От большого камина веяло приятным теплом. Очаг озарял зал светом. Бьерн сидел напротив бога и о чём-то увлечённо рассказывал ему, тогда как Баиюл внимательно слушал, не отрывая от младшего брата взгляда. Приборы лежали на столе подле тарелок, и ужинать пока никто не начинал.

– Добрый вечер, господа, – подал голос Солнце.

– Аелия! – радостно воскликнул Бьерн. – Пожалуйста, садись со мной.

Юноша благодарно кивнул и сел на место, приготовленное специально для него.

– Я как раз рассказывал брату о нашей с тобой прогулке.

Аелия бросил взгляд на Баиюла. Свет огня придавал его грозным чертам особый шарм. Золотистые глаза слабо светились, внимательно рассматривая гостя. От взгляда этого по спине побежали противные мурашки. Разгадать, о чём думает Всеотец, Аелия не мог и, честно говоря, даже немного побаивался представлять, что творилось в его уме.

– Мы обязательно обсудим этом сегодня, – ответил Баиюл.

– А где же Климин? – спросил Бьерн.

– Она отказалась ужинать с нами. А, если быть точнее, отказалась ужинать со мной.

– Вы вновь повздорили о чём-то?

– Климин, хоть и являются ипостасью мудрости, всё же прежде всего остаётся своенравной избалованной бессмертной. Наши мнения часто расходятся, – объяснил Всеотец, устало помассировав переносицу.

– Тогда, быть может, мы приступим к трапезе?

Бьерн тоже был очень голоден. Он просидел на холодном берегу озера целые сутки.

– Мы ожидаем ещё кое-кого.

– В самом деле?

Бьерн весьма удивился сказанному.

– Кого же?

В трапезный зал вошло несколько слуг. Все они пребывали в непонятной для Аелии тревоге. Суетливо, торопясь, они обслуживали господ: наливали в бокалы напитки, подавали салфетки, накладывали еду в тарелки…

– Братец, что происходит? – спросил Бьерн, тоже заметив, что творится нечто неладное.

Слуги будто спешили обслужить хозяев и гостя, желая как можно скорее убежать отсюда прочь. Видя их неподдельный страх, который нарастал с каждой минутой, Баиюл позволил им уйти. И тогда перепуганные мертвецы побросали все дела, скрывшись за дверями трапезного зала, захлопнув их.

– Я откопал Доротею, – бесстрастно ответил Всеотец.

В трапезной воцарилось молчание. Аелия ничего не понял, а вот Бьерн поначалу, казалось, решил, что старший брат, должно быть, шутит.

– Откопал… Доротею?.. – переспросил он, решив, что, вероятно, просто ослышался.

Баиюл посмотрел на брата абсолютно серьёзно. Он подставил руку под щёку и устало вздохнул, глядя на двери.

И уже через мгновение за ними послышались испуганные крики и шум. А потом на пороге трапезного зала появилось нечто.

Глава 6. Доротея Воскрешённая.

Баиюл зря времени не терял. Стоило Бьерну и Аелии покинуть дворец, он тут же решил действовать. Конечно, бог бы и рад не тревожить сон Доротеи, рад бы оставить её глубоко под землёй, где ей самое место, но сейчас она была очень нужна ему. Вернее, не сама она, а её дар.

Несомненно, Баиюл слукавил бы, если бы сказал, что совсем не скучал по ней. Вслух он это никогда не произносил, но мыслями был с ней каждый день с того самого момента, когда закопал её восемь лет назад.

Всеотец прекрасно помнил, где оставил Доротею. Будто это было вчера. И потому без труда смог отыскать место её упокоения – её колыбель. Он вышел за пределы своей Обители, в мир живых, и очутился в заснеженном лесу. Светило яркое солнце, но совсем не грело. Казалось, оно находилось над головой лишь для красоты, не более. Снега не таяли в Ферассе вот уже восемь лет, и морозы, казалось, навсегда обосновались в здешних лесах, не собираясь отступать.

Всеотец сощурил глаза, что привыкли к вечной ночи в Мацерии, из-за ослепительного дневного света, и огляделся. Он стоял среди деревьев, словно неистовая статуя – величественная и почти идеальная. Однако вид его оставлял желать лучшего: растрёпанные волосы по-прежнему падали на уставшее лицо, в потухших глазах застыл необузданный гнев, а мятая рубаха, всё ещё безобразно распахнутая и оголяющая красивую грудь, и вовсе не соответствовала его статусу. Если бы какой-нибудь случайный прохожий шёл мимо, несчастный имел высокий шанс не на шутку перепугаться, завидев Баиюла. А ведь когда-то его великолепный образ писали художники, и в каждом доме в двух Обителях висели изображения с ликом Всеотца, и вызывали они благоговение, а не страх.

Помнится, после событий тридцатилетней давности смертные, будто обезумев, принялись сжигать эти самые портреты, не в силах более смотреть на лик их создателя. Вот ведь смешно! Они верили и молились о его всемогущей душе на протяжении тысячелетий, а в один момент всё настолько изменилось, что теперь само имя Баиюла лишний раз не произносили всуе – лишь бы не навлечь на себя его гнев и проклятие.

Сам же Баиюл никогда в жизни никого не проклинал и понятия не имел, кто сочиняет эти небылицы.

Когда-то он шагал по своим землям с гордо поднятой головой, не страшась ничего, а теперь походил на дикого зверя, израненного и замученного – то и дело озирался по сторонам, боясь встретить хоть кого-то. В конце концов, на него и Бьерна объявлена охота. И у них действительно был повод бояться, ведь люди создали нечто, способное умертвить божественное сердце.

Баиюл ступал осторожно, прислушиваясь. Будь поблизости хоть одна живая душа, он услышал бы её сердцебиение ещё издалека, но вокруг стояла тишина, и даже зверьё куда-то попряталось, видимо, ощущая присутствие бога.

Всеотец крался. Под тяжёлой поступью хрустел снег. Шаг за шагом он приближался к Доротее. Опустив глаза вниз, бог внимательно слушал, пока не уловил едва различимый, но очень знакомый звук – стук сердца. Он тут же опустился на колени и, раскидав снег в стороны, чтобы добраться до мёрзлой земли, прислонил к ней ухо. Снизу и впрямь доносились характерные звуки. Размеренные и ритмичные.

Ещё мгновение, и Всеотец с размаху вонзил руку в жёсткую почву, проникнув в неё по самое плечо. С виду он казался каким-то безумцем – ползал по снегу и раздражённо кряхтел, шаря рукой в чреве устланной белым покрывалом земли. Увидь его сейчас Бьерн, точно засмеял бы! Разве подобает создателю заниматься подобной ерундой? Разве должен он, словно оголодавший пёс, рыть землю в поисках костей?

А кости там и вправду были.

Нащупав, наконец, мягкие волосы, он схватился за них покрепче и потащил. Из-под земли что-то лезло, будто какой-то сорняк.

Баиюл со всей силы тащил на себя спящее тело, стиснув зубы. А потом дёрнул, и на поверхности показалась голова, затем плечи. Оставив в покое волосы и ухватившись теперь за шею, Всеотцу всё-таки удалось достать её. Доротею.

Тяжело дыша, Баиюл сидел на коленях, глядя на всё ещё мирно спящее создание. Она лежала на спине, прямо на снегу, абсолютно нагая. Очевидно, за столько лет черви с жадностью съели одежду, не оставив и ниточки. Длинные чёрные волосы едва прикрывали её тело. На лице – пять глаз, и все закрыты. Чумазая, ледяная – она совсем не выглядела живой, но то было лишь с виду. В груди отчётливо билось сердце.

– Проснись, Доротея, – приказал бог.

И стоило его голосу разрушить тишину, создание открыло белёсые глаза. В тот же миг она вскочила и, не замечая ничего вокруг, помчалась куда-то в лес, стремительно скрывшись среди деревьев. Она ныряла в одну тень, сливаясь с ней, а потом появлялась из другой, в совершенно ином месте. Баиюлу только и оставалось смотреть ей вслед.

А потом он поднялся на ноги и направился обратно в Мацерию, зная, что Доротея вернётся чуть позже, как только утолит дикий голод и жажду.

Всеотец знал, что она появится как раз к ужину. Примерно в это время должны были вернуться Бьерн и Аелия. Так оно и случилось.

Теперь они сидели за столом, уставившись на грубо распахнутые двери трапезного зала. А на пороге стояло кошмарное чудовище.

Аелия не мог оторвать от неё взгляд, полный ужаса. Шокированный, он машинально схватился за нож, лежащий рядом с тарелкой, едва не свалившись со стула. Один лишь образ её внушал такой неподдельный страх, что хотелось вопить во всё горло и бежать прочь, лишь бы не видеть это создание больше никогда.

Доротея подёргивалась, и было в этом что-то напоминающее умбр. Она – в крови, грязи и каких-то ветках – походила на ту самую страшилу, какой пугают малых непослушных детей. Мол, придёт за тобой страшила из леса, унесёт с собой и съест. Аелия, глядя на Доротею, тут же уверовал в эти сказки. Только вот ни один детский неокрепший разум не смог бы остаться здравым после такого зрелища.

Голая и рычащая Доротея прошла к столу и неуклюже свалилась на стул, стоящий рядом с Баиюлом. Тот раздражённо вздохнул, сжимая в руке вилку.

Он процедил сквозь зубы:

– А ну пошла прочь из-за стола. Ты вся в грязи.

Женоподобное создание успело перепачкать всё вокруг. От неё стоял тошнотворный запах крови вперемешку с землёй. И даже сидя за столом, она всё никак не прекращала дёргаться, одолеваемая каким-то непонятным тиком или приступом. С длинных волос, что свисали до самого пола, сыпались листья и комья земли. Она навела полный беспорядок, размахивая руками: вниз полетели чашка и блюдце с десертом.

Баиюл не выдержал. Ударив по столу кулаком, от чего Аелия подпрыгнул, он завопил:

– Я сказал, пошла прочь из-за стола!

Доротея взглянула на него исподлобья всеми пятью широко распахнутыми глазами и произнесла на удивление мелодичным девичьим голоском:

– Папуля не скучал по Доротее!

В голове пронеслось: папуля?! Когда это Всеотец успел обзавестись родной кровинушкой? Да к тому же такой страшной!

– Ты посмотри на себя! Грязная, как свинья. Навела такой бардак прямо на глазах у гостя!

И стоило Всеотцу обратить внимание Доротеи на Аелию, как она вдруг медленно повернула голову, уставившись на несчастного юношу. Белёсые глаза заметили в его руке нож.

– Ты хочешь поранить меня?! – возмутилась она.

Бьерн накрыл ладонью кулак Аелии, крепко держащий холодное оружие, и успокаивающе сказал:

– Не надо. Она не обидит тебя. Всё в порядке.

Увы, на этот раз Аелия поверил ему не сразу. Терпение Баиюла лопнуло. Он вскочил и схватил Доротею за руку, а потом поволок её за собой. Выйдя из трапезного зала с девушкой, Всеотец гневно приговаривал:

– Сколько раз тебе говорил контролировать себя! Сколько ты их съела? Десяток? Сотню?! Небось пол леса сожрала!

А потом он завопил на перепуганных до смерти слуг:

– Немедленно привести её в порядок!

Аелия взглянул на Бьерна и шёпотом спросил:

– Кого… кого она съела? Кого их?!

Младший брат бога лишь беззаботно хихикнул, ответив:

– Умбр. Доротея питается умбрами. Но когда ест слишком много, их яд начинает действовать на неё. От того и дёргается вся, будто в припадке. Ненасытная!

– А почему господина нашего отцом зовёт?

Бьерн вновь посмеялся, но не стал отвечать, решив, что пора наконец спокойно приступить к ужину.

– Да что же она такое?! – Аелия будто находился в кошмарном сне.

– А ты разве не знаешь? – он насадил на вилку кусок дичи. – Как странно. Ведь о великом страже Умброва Леса знают все, пусть не в подробностях.

И тут Аелия вспомнил. Он не мог видеть её лично, но точно слышал о том, что когда-то было создание, которое сотворил Баиюл, поддерживающее порядок в Умбровом Лесу, но потом оно исчезло, и никто не знал, что с ним произошло.

Умбров Лес – это место, где всё началось. Когда Баиюл принялся создавать жизнь, он был слишком юн и многого не понимал. Не знал он и о том, что пролитая божественная кровь всегда порождает проклятие. А он проливал её раз за разом, вдыхая жизнь в смертных.

Сидя у реки, он день за днём пачкал её своей кровью. Река же, питающая лес и его корни, отравила деревья, и те из теней, что откидывали их ветви, рождали чудовищ – умбр. Этот процесс был запущен, и остановить его уже невозможно. Потому по сей день кошмарные твари появляются в Умбровом Лесу, как своеобразная часть экосистемы. Туда простым смертным вход запрещён, и даже бессмертные не ступают на проклятую землю. Ведь лишь одно создание способно разгуливать там без страха – Страж Умброва Леса.

О ней Аелия не знал или не помнил совершенно ничего. Очевидно, что исчезла она задолго до его появления на свет, и ему доводилось лишь слышать о Доротее некоторые упоминания, но не более того.

– Твой разум – та ещё загадка, – заключил Бьерн, с аппетитом жуя мясо. – Ведь о чём-то ты знаешь и помнишь, а что-то слышишь впервые, как в случае с Доротеей. И связь с Минцзэ очевидна, но какая именно? Неужто Целандайн совсем не пыталась выяснить хоть что-то о твоём происхождении?

Бьерн был прав. Аелия помнил некоторые события столетней давности так хорошо, будто сам участвовал в них, но при этом не имел и малейшего понятия, что происходило совсем недавно, восемь лет назад. Будто из его головы насильно вытащили определённые участки памяти, украв ценные воспоминания.

В душе стало так горестно от осознания собственной уязвимости. Ведь если разум не принадлежит Аелии, то кому тогда? Кто-то держит его в своих руках под каким-то особым контролем?

Рука ослабила хватку. Нож наконец оказался на столе. Аппетит пропал. Юноша тяжело вздохнул, глядя перед собой пустым взглядом.

– Целандайн… она… – он пытался оправдать её, но объяснения всё никак не находились.

Бьерн видел смятение на лице Солнца, и ему стало жаль его.

– Не знаю, что было между вами до настоящего времени, но…

– Ничего и не было! – перебил Аелия, возразив. – Семь лет назад она нарекла меня Придворным Солнцем, приставив к себе, как подопечного. А потом… – он закусил губу, не веря, что говорит это. – Контролировала каждый мой шаг и запрещала уходить из Сияющего Дворца без её ведома.

Про себя он подумал: быть может, она и есть причина его провалов в памяти?

Осознавать это было невероятно тяжело. Госпожа Небо заботилась о нём, как умела, пусть и способы её теперь казались сомнительными. Но кроме неё у Аелии не было никого. Она ни разу не сказала в его сторону резкого слова, ни разу не причинила боль и была рядом, когда его обуревали страхи и сомнения, ведь ни с того ни с сего явиться из ниоткуда – тот ещё стресс. Целандайн – единственная, с кем было безопасно.

По крайней мере, Аелии так казалось до этого момента.

– Видишь ли, милый нерукотворный, при жизни Минцзэ тоже владела светилом. В ней текла необычайная сила. И никто не посмел бы назвать её «придворным солнцем». Ведь она была владычицей, а не чьей-то подопечной. – Бьерн пожал плечами. – Тогда как тебя, лишив каких-то важных воспоминаний о былом, посадили на своего рода цепь, будто пса. Теперь ты понимаешь, почему Баиюл привёл тебя сюда? Он, как отец всего сущего, тоже хотел бы знать правду, в том числе и о гибели солнцеликой. А кроется она, несомненно, в тебе.

– И как, скажи на милость, это сделать, если я и сам в абсолютном неведении?

Бьерн улыбнулся.

– Есть у нас способ.

– И я нужен лишь для этого?

Бьерн не успел ответить на вопрос. В трапезный зал вновь вошёл Баиюл. Шаг его был тяжёлым и резким. Он подавлял в себе злость, справляться с которой приходилось, как с самым настоящим противником. Та становилась вполне осязаемой и сковывала бога, крепко сжимая в тиски. Каждый раз бог прикладывал немало сил, чтобы избавить себя от её влияния.

Создатель сел на своё место и выдохнул.

– Я вижу, ты необычайно рад возвращению Доротеи, – усмехнулся Бьерн.

– Она нужна мне. И не только. Умбров Лес вот уже восемь лет находится без должного надзора. Пора ей вернуться к своим обязанностям. Люди страдают и своими силами не могут защищаться от чудовищ. Очевидно, что после Вечного Сумрака их развелось слишком много.

Баиюл, хоть и выудил из тарелки пару кусочков, всё равно почти ничего не съел. Казалось, он совсем не заинтересован в еде. Она была ему и не нужна: бог вполне мог прожить без пищи, но, как и для всего живого, для него всё ещё было важно брать откуда-то энергию. Тем более теперь, когда его душу лишили веры. Рукотворные отреклись от своего создателя, забрав почти всю его силу.

Лицо Всеотца выглядело осунувшимся, но он, несмотря на усталость, терпеливо ждал. Подставив кулак под щёку, мужчина сидел, уставившись в камин. Треск поленьев нарушал приятную тишину, и Аелии тоже захотелось вдруг спать.

Доротея вернулась в трапезный зал уже после ужина. Слуги убрали со стола к тому моменту, вероятно, выдохнув с облегчением. Она несла разрушения, даже того не желая, и битая посуда, осколки которой суетливые призраки собирали с пола, лишь подтверждали это.

Кошмарное создание вновь вошло в эти двери, но теперь на неё по крайней мере было не так страшно смотреть. Причёсанная и отмытая Доротея больше не дёргалась и ступала тихо, изящно, словно кошка. Вероятно, переизбыток яда уже вышел из её организма, и даже духа умбры от неё не исходило. Очевидно, организм Доротеи почти без проблем переваривал его без остатка. Иссиня-бледная кожа была тут и там покрыта давно затянувшимися шрамами – результат постоянных схваток с умбрами, что в страхе пытались дать ей отпор, чтобы избежать печальной участи.

– Явилась-таки, – сказал Баиюл.

Доротея села прямо напротив Аелии. От неё больше не тянуло кровью и землей. Теперь от создания приятно пахло цветочным мылом.

– Здравствуй, милая, – поздоровался наконец Бьерн.

– Добрый вечер, дядюшка, – ответила она, растянув радостную улыбку.

Аелия узрел в её рту рады острых ровных клыков. От них исходила опасность, которую юноша буквально ощущал кожей. Взглянув на эти зубы, он вспомнил, как больно кусают умбры. А она? Насколько кошмарен укус той, кто держит этих самых умбр в страхе?

Все пять белёсых глаз постоянно метались по углам, будто выискивая что-то. Она улавливала движение каждой тени, даже едва заметное, и внимательно следила за ними. Эта манера была поистине хищнической. Доротея постоянно пребывала в готовности напасть.

– Для чего же папуля потревожил мой сон?

Она обратилась к Баиюлу.

– Восьми лет тебе оказалось мало? – ответил бог.

– Совсем нет. Наоборот. Там было очень одиноко и холодно. Я всё думала, когда же ты явишься за мной? А ты не приходил и не приходил.

В её мелодичном голосе отчётливо прослеживалась обида. Она улыбалась, говоря про одиночество, но то была совсем неискренняя улыбка. Это её настроение уловили все, и Баиюл нахмурился вдруг, услышав претензию в свой адрес.

– Я не собираюсь оправдываться перед тобой. Если бы было нужно, оставил бы под землёй и на все сто лет. Не до тебя мне было.

– Да? – Доротея сложила руки на груди, надув губы. – Что ж, тогда Доротея сейчас же уйдёт, и папуле останется лишь ей вслед смотреть!