Самайн у ведьмы пограничья

– У меня есть Мерлин, – напоминаю я, на что Джинни лишь закатывает глаза. – Да, я одинока. Такова участь ведьмы пограничья – существовать на границе событий и явлений, никогда полностью с ними не сливаясь. Но это не страшно. Я могу побыть наедине со своими мыслями.

Не совсем так. С тех пор как прошлым летом умерла мать, я стала чаще посещать «Ворону и крону». Иначе могла бы днями не разговаривать с другими людьми. В такой длительной изоляции слишком легко остро ощутить пустоту, которую оставил после себя уход матери.

– Но разве не было такого человека, с кем молчать стало бы уютнее? Того, с кем бы ты хотела поселиться?

Я поднимаю бровь и смотрю на нее.

– Ты сейчас читаешь любовный роман, не так ли? – осеняет меня.

Джинни часто перенимает характер той истории, которая в данный момент захватила ее внимание. Прежде чем я успеваю украдкой взглянуть на обложку, Джинни захлопывает книгу своей испачканной чернилами рукой, пряча любую компрометирующую информацию. Боже мой. Она хуже, чем Селеста в этом возрасте.

– Ладно. Если хочешь знать, был один человек. Мой ровесник, мы познакомились лет десять назад. Очаровательный, веселый, обходительный. Безумно красивый, с таким пьянящим ароматом – корицы и дождя. Мы быстро подружились. И еще быстрее стали врагами.

В глазах Джинни, которые поначалу загорелись восторгом от перспективы послушать о моем давнишнем романе, отражается растерянность.

– Оказалось, он был колдуном Тихоокеанских врат.

Последнее предложение я произношу с интонацией школьницы, рассказывающей друзьям страшилку у костра.

У каждого ковена по всей стране есть свои странности, но только Тихоокеанские врата отказываются ограничивать даже самые отвратительные формы чар. Магия, которая развращает практикующего, требует опасного намерения или жертвоприношения; даже магия, единственное применение которой – чистое зло, разрешена. Тихоокеанские врата – анафема для Атлантического ключа.

Джинни, застывшая с выражением ужаса на лице, восхитительна. Надеюсь, это научит ее не задавать лишних вопросов.

Она щурится на меня, возможно разглядев мою едва заметную ухмылку.

– Я думаю, ты все сочинила, – говорит Джинни, выдвигая подбородок.

– Может, и так, – отвечаю я, небрежно пожимая плечами, и возвращаюсь к работе над «Травником».

Раз я расправилась со списком дел, пришло время оформить ежедневный отчет. Почувствовав мое намерение, «Травник» перелистывается на последнюю секцию, где находится мой дневник. Свежая чистая страница ждет, когда я начну писать.

25 октября

Прошлой ночью снился странный сон. Сигнал от подсознания?

Моя рука замирает. Надо на днях проведать Маргарет Халливел. Сны – вещь капризная и всегда открытая для интерпретации, но все же. Я снова потираю запястье, вспоминая боль от прикосновения и загадочные слова.

– Джинни, – начинаю я, снова отложив ручку. Собеседница настороженно смотрит на меня. – Ты когда-нибудь слышала о Короле, Что Внизу?

Может, где-то в ее коллекции из тысячи книг найдется какое-то упоминание, хоть малейший намек.

Она задумчиво хмурится.

– Так с ходу на ум не приходит. Хочешь повспоминаю?

Ее глаза блестят намерением. Она любит хорошую тему для исследования, повод для глубокого погружения.

В дверь «Вороны и кроны» заглядывают еще несколько клиентов. Ребекка тепло приветствует их, и я вспоминаю о своих обязанностях, которыми злостно пренебрегаю.

– Не нужно, – быстро говорю я.

– Правда, я не против. Все равно собиралась забыть эту историю, – с нетерпением говорит Джинни, показывая мне свою книгу. Я была права: это роман.

Книжные ведьмы обладают способностью запоминать все, что когда-либо читали, но для этого им приходится отказываться от других знаний. Как и все ремесла, их магия требует жертв. Если бы Джинни попыталась вспомнить, книга в ее руках медленно истончилась бы: чернила исчезали бы, пока все страницы не станут чистыми. Джинни также забыла бы все ее содержание. Она с надеждой смотрит на меня, желая попрактиковаться в своем ремесле. Но для этого нет никаких оснований, если учесть, что я, скорее всего, сама же и выдумала этого Короля, Что Внизу.

– Как-нибудь в другой раз, – шепчу я, пока Ребекка ведет покупателя в сторону подсобки.

Джинни разочарованно хмурится. Ей нужен присмотр взрослой ведьмы, если она занимается магией такого уровня всего в пятнадцать лет. Я встаю из-за стола и помогаю Ребекке с кассой. Пожилая женщина держит несколько пакетов с куркумой.

– Она окрасит все, с чем соприкоснется, – предупреждаю я, кладя желтый порошок в коричневый пакет с тисненым логотипом магазина. – Но я рекомендую добавлять ее в хумус из тыквенных семечек. Отличная закуска для этого времени года. И для сердца полезно.

Она благодарно улыбается, прежде чем заплатить Ребекке.

– Ах, что бы я только ни отдала за фирменный вдохновляющий хумус из тыквенных семечек твоей мамы, – тоскливо тянет подруга. – У меня не было ни одной нормальной тренировки с тех пор, как закончилась последняя порция.

– Хочешь, приготовлю тебе немного? – предлагаю я. Мама обучала меня кухонной магии. Она считала, что все ведьмы должны знать основы этого ремесла, хотя ни одна из моих сестер никогда не проявляла к нему интереса.

– О! А тебе нетрудно? Я постеснялась просить, но было бы потрясающе, – весело отзывается она.

– Конечно, без проблем. – Ее энтузиазм меня веселит. – Мне все равно нечем заняться на этой неделе.

– Разве что дочитать «Смерть Артура», – влезает Джинни с укоризненным взглядом.

– Точно, – после паузы соглашаюсь я.

– И подготовиться ко дню рождения, – недовольно цыкает Ребекка.

– Знаешь, ты когда так делаешь, прям как бабушка, – сообщает Джинни матери.

Ребекка поджимает губы и становится поразительно похожа на дочь.

– Как Уинифред? – спрашиваю я, стараясь спрятать улыбку.

– Чудит, как всегда, – отмахивается Ребекка. – Хотя уверена, тебе бы она порадовалась. Почему ты не идешь на фестиваль?

Я качаю головой. Ипсвичский осенний фестиваль каждый год проводится на ферме Беннетов. С самого детства я исправно ходила туда с мамой.

– Не хочу. Слишком много воспоминаний. Вдобавок я все равно увижу твою маму на собрании ковена в субботу.

– Понимаю. – Ребекка снова грустно мне улыбается, а потом вдруг о чем-то вспоминает и на миг прикрывает глаза. – А, Кейт. Позвони сегодня сестре.

– Селесте? Зачем? Все хорошо?

Не нравится мне ее тревожный взгляд. Последнее, что я слышала о своей младшей сестре, – как она каталась на яхте у берегов Большого Каймана, выступая в роли личного астролога какого-то красавчика-актера. Очень приятного, по ее заверениям. На мгновение мне становится страшно: вдруг там какой-нибудь ураган прошел.

– Нет, не Селесте. Миранде.

– С чего бы? – уточняю я после паузы.

Ребекка в курсе, что мы со старшей сестрой никогда не были близки. Она вновь поджимает губы, но ее взгляд полон грусти.

– Сегодня ей придется тяжело. Я сама узнала от старших всего несколько часов назад: этой ночью умерла Маргарет Халливел.

Глава 3. Когда приходит незнакомец

К тому времени как я возвращаюсь в свой коттедж, над лесом нависают зловещие тучи. Мне посчастливилось проскочить домой без дождя, но явно приближается непогода. Мерлин встречает меня, и я рассеянно глажу его, усаживаясь за стол. Деревянный, скрипучий, в нем куча ящичков и тайников, где хранится все – от письменных принадлежностей до опасных диковинок. По столешнице разбросаны различные рецепты, бланки заказов и прочие бумаги. Я складываю их в стопку и засовываю в один из отсеков. Затем открываю «Травник» на списке дел и вычеркиваю поездку в «Ворону и крону». Однако перейти к следующему пункту не получается. Дождь сперва стучит, а потом тяжело грохочет по крыше, словно перекликаясь с моим внутренним смятением.

Маргарет Халливел умерла.

Я до сих пор ощущаю отголоски ее хватки на запястье. Помню ту боль и странное чувство, возникшее, когда я вырвалась. Может, мое подсознание как-то уловило момент ее смерти? Иначе с чего мне привиделся такой сон?

Роняю голову на стол, и страницы «Травника» трепещут от моего дыхания. Кожаный том дергается и сам собой открывается на странице старого рецепта.

– «Тыквенно-гранатовый бодрящий пунш», – читаю я вслух, приподняв голову. – Пусть твои тревоги растворятся в роге.

Я улыбаюсь книге.

Мама готовила эту прелесть всякий раз, когда у кого-то из нас случался особенно паршивый день. И рецепт был одним из тех, что я первыми скопировала в собственный гримуар. Однажды Селеста, порвав с парнем, так напилась, что потом еще несколько часов парила над полом, хихикая, и мы втроем с мамой и Мирандой еле-еле ее угомонили.

– Спасибо за совет, но у меня под рукой нет шампанского.

Да и ужасно лень ради подачи вырезать целую тыкву, как требовал рецепт. Однако этого я «Травнику» говорить не стала: к чему ранить чьи-то чувства.

Страницы снова мелькают, на сей раз немного раздраженнее.

– «Духоизгоняющий джин», – читаю я. – Против всевозможных преследований, как в прямом, так и в переносном смысле.

И морщусь. Даже если мне привиделось, Маргарет точно не была призраком. Духи – это нечто бесплотное, невидимые силы, которые проникают через Грань, отделяющую живых от мертвых. А я видела Мэгс. Чувствовала ее прикосновение.

– Не нравится мне, на что ты намекаешь, – замечаю я. – Да и чего ты норовишь меня напоить, а?

Гримуар дергается и со стоном захлопывается, да так, что столешница вздрагивает. Я закусываю губу. Ну вот, расстроила свою книгу.

Мерлин нежно покусывает меня за ухо, а потом недовольно ворчит, глядя на дверь.

Смотрю туда же, а все вокруг стихает. До меня долетает далекий отголосок чьего-то намерения. Затем о дверь будто разбивается волна.

Надо же. Миранда.

Подхожу к двери и открываю ее. На коврике обнаруживается небольшой коробок, завернутый в коричневую бумагу, а сверху к нему привязан ярко-желтый конверт. Письмо слегка влажное и пахнет солью. Миранда годами не выходила на связь, и тем более странно, что она написала мне сегодня, вскоре после смерти своей наставницы. Кладу сверток на стол и читаю.

Дорогая Геката!

Раз уж ты наслаждаешься уединением в своем коттедже, то, скорее всего, не слышала последние новости. С прискорбием сообщаю, что старейшина Маргарет Халливел сегодня рано утром отчалила в свою следующую жизнь. Конечно, худшего момента и не придумаешь. Именно Маргарет в этом году отвечала за организацию Самайна, и теперь все планы полетели в тартарары. Она действительно не рассчитала время своего ухода. Разрушительнее шторма и не придумаешь. К счастью, похорон не потребуется. Согласно ее завещанию, тело предадут морю. Так как живых потомков она не оставила, ее гримуар отправят в архив ковена. Маргарет успела уладить дела и оставила несколько коробок для разных членов Атлантического ключа, в том числе и тебе. Я удивилась такому решению, но, как мы обе знаем, в последнее время она была немного не в себе. Так или иначе, посылаю тебе твой короб.

Оторвавшись от письма, разглядываю сверток на столе. Маргарет что-то мне оставила? С тех пор как она заболела в прошлом году, мы очень мало общались, да и в целом Маргарет всегда предпочитала нам с Селестой Миранду. Я нерешительно разворачиваю короб. Он из мангрового дерева, на крышке вырезан бушующий океан. Сверху приклеена маленькая желтая записка, на которой изящным почерком Маргарет выведено: «Геката Гудвин».

Крышка со скрипом открывается, а внутри – все шесть банок бальзама из боярышника, который я сделала для Маргарет в прошлом году. Совершенно нетронутые.

– Ох, Маргарет, – с грустью шепчу я.

Похоже, мою помощь она принять не пожелала. Как жаль. Что ж, содержимое коробки придется сжечь: бальзамы делались специально для старейшины. Если передать их кому-то еще, намерение может запутаться. Внезапно я обнаруживаю внутри еще один предмет: маленький стеклянный флакон, полный какой-то темно-коричневой жидкости. Она мутная, с осадком.

– Что же ты такое? – спрашиваю я, вытаскивая его из коробки и крутя, чтобы рассмотреть получше. Никаких опознавательных знаков. Я даже проверяю обратную сторону записки со своим именем: вдруг там есть какое-то объяснение. Но нет, никаких подсказок. Как странно.

Может, Миранда знает, что это и для чего? Вновь беру письмо и продолжаю читать с того места, где остановилась.

У нас тут полный бардак. Я написала в ковен и предложила встретить Хеллоуин в особняке Гудвин. Люди, конечно, удивились, но обрадовались. Это все очень некстати, но я твердо намерена исполнить свой долг как ведьма Атлантического ключа.

Пожалуйста, открой особняк и подготовь его к сроку. Мы с Селестой прибудем накануне Ночи шалостей и уедем после хеллоуинских празднеств. Хорошо, что первый Самайн без мамы мы встретим вместе. Старые традиции помогут исцелить печаль. И если найдется время, постараемся заодно отпраздновать твой день рождения.

Дай знать, как быстро ты сумеешь подготовить дом. Я пришлю список гостей и меню.

И надо же было так совпасть, что и мама, и Маргарет покинули нас в один и тот же год. Порой мне кажется, мир со мной жесток. Хочется верить, все пройдет гладко, но я особо не надеюсь.

С любовью

твоя сестра

Миранда Хеления Спенс Гудвин

По мере чтения глаза мои становятся все больше и круглее. Сестры приедут в четверг; у меня меньше пяти дней, чтобы подготовить тот Самайн, к которому они привыкли. Обе захотят выставку тыкв, дурацкий ужин, коктейли, пир в честь Хеллоуина. Не говоря уже о ковенских празднованиях, которые проводят в Самайн после захода солнца. Да мне ни в жизнь вовремя не управиться. Я кладу письмо на стол и смотрю на свою метлу, все еще покоящуюся на кухонном столе. Действительно, кто-то придет. Так, человек пятьдесят, подумаешь.

– Ну спасибо за предупреждение, – ворчу я метле.

Все остатки симпатии к старшей сестре рассеиваются без следа. Только Миранда могла воспринять уход наставницы так, будто та специально померла, чтобы добавить ей проблем.

Все мысли о явлении Маргарет и коробке, которую она мне прислала, отходят на задний план. Мне нужно прочистить голову. При такой непогоде было бы неразумно идти в лес. Значит, надо приниматься за готовку.

Высыпаю в сковороду нут и лесные грибы, чтобы запечь их в духовке. Добавляю лимоны, чеснок и розмарин для вкуса. Голос матери эхом раздается в моей голове, когда я нарезаю травы.

– Что это, Геката?

Она указывает на растение с десятками тонких зеленых иголок, торчащих из длинного тонкого стебля.

– Розмарин.

– Очень хорошо, – кивает мама. – А для чего нужен розмарин?

– Оттенить вкус подливки? – отвечаю я через мгновение. Она смеется.

– Это, конечно, один из вариантов. Любой – ведьма, колдун или простой смертный – может использовать розмарин, чтобы придать блюду прекрасный вкус. Но у него есть и другие свойства. Розмарин – для памяти. В руках грамотной ведьмы розмарин может подкрепить и усилить ее намерение почтить память предков. Понимаешь?

Я качаю головой. Моя мать берет стебель розмарина и объясняет, спокойно и терпеливо:

– Любую магию питает намерение. Это желание что-то сделать и повысить шансы на успех. – Она протягивает мне траву, чтобы я рассмотрела листья. – В конце концов, что есть магия, как не способ повернуть судьбу в свою пользу. Усилить вероятность желаемого результата. В Атлантическом ключе мы опираемся на собственное намерение и магию тех ведьм, что были до нас. Души их уходят, но силы остаются. Эта мощь у тебя в крови. – Она щекочет мне нос другой веточкой розмарина, и я пищу от неожиданности. – Однако, – продолжает мать, – сила требует жертв. Иначе она начнет питаться тобой.

Я испуганно таращусь на нее, и мама смеется.

– Не бойся, милая. В нашем ковене волноваться об этом стоит лишь тем, кто практикует метамагию. К счастью, все в этом мире способно давать пищу намерению. Растения, животные, технологии. Если ты можешь этого коснуться, увидеть или представить – оно усилит твои магические таланты. Как ведьма пограничья, ты работаешь с природой. Травы и растения помогут тебе направлять намерение. Очень важно знать, на что можно опереться в своем ремесле. – Она указывает на прочие травы. – Шалфей для мудрости. Сушеные лепестки роз для любви. Тимьян, петрушка, орегано. Все, что можно найти на любой кухне. Запиши это, Геката.

Края овощей и трав начинают припекаться, пока я вытираю слезы с глаз. От внезапного приступа горя, вызванного воспоминанием о моем первом уроке магии, перехватывает дух. Прошло четыре месяца с маминой смерти, а тоска по ней все еще остра, как битое стекло.

Всхлипывая и шмыгая носом, я обжариваю куриную грудку и варю пачку купленных в магазине макарон в воде соленой, как Ипсвичский залив. Когда нут с грибами остывают, я выкладываю на тарелку макароны, курицу и овощи. Последние штрихи – шарик моцареллы, выдержанный пармезан, свежее масло и несколько капель бальзамического уксуса.

Острота и соль от уксуса и пармезана, свежесть от лимона и моцареллы и землистая нотка трав и грибов. Даже со все еще немного заложенным от слез носом я понимаю: сочетание потрясающее. Каждый кусочек – идеально выверенный такт в симфонии. Я останавливаю себя, чтобы не вылизать тарелку дочиста, и вместо этого ставлю ее на пол. Мерлин с радостью принимается чавкать.

Я вычесываю его у огня дольше обычного, пока завораживающее мерцание пламени не усыпляет мою печаль. В конце концов мурлыканье переходит в тихий храп, и он перестает месить лапками мои ноги. Я беру одолженную у Джинни книгу с прикроватного столика и кладу ее себе на колени. Мерлин просыпается от движения и спрыгивает, сворачиваясь калачиком ближе к огню.

– Смотри осторожнее, а то усы припалишь, – предупреждаю его я. Он смотрит на меня сонными глазами, а потом отворачивается обратно к очагу.

– Ну как хочешь, – смеюсь я, открываю книгу и весь следующий час читаю, уютно свернувшись в кожаном кресле.

Когда часы бьют восемь, я готовлю себе завтрак на утро. В углу кухни виднеется мамина книга рецептов. И снова слова Маргарет всплывают в памяти: «Найди книгу матери – и поймешь, почему она назвала тебя ведьмой пограничья».

Убираю чашу овсянки в холодильник и выуживаю гримуар из его угла. Он тяжелый, обложка начинает истираться, изображение бурлящего котла уже не такое четкое.

– Не ревнуй, – предупреждаю я свой «Травник», так и лежащий на столе, а сама принимаюсь листать страницы.

Теперь, когда мамы не стало, вся индивидуальность ее книги исчезла. Если там и есть что искать, придется постараться. Исписанные страницы, которые я столько раз перечитывала с июля. Рецепты, списки дел, дневниковые заметки. Все как у меня. Промучившись полчаса, раздраженно захлопываю том. Единственная разница – в моей есть лекарственные отвары. А в мамином дневнике пропущено несколько дат.

Никакой системы – просто несколько случайных дней, не больше двух на год. Вообще это странно: мама старательно вела дневник. Но, может, в те дни она была слишком занята.

Среди имеющихся записей нет ни намека, почему же она сделала меня именно ведьмой пограничья.

– Это был просто сон, – говорю я Мерлину. – Не каждый сон вещий.

Убрав мамин гримуар обратно, я вновь усаживаюсь в кресло у огня и достаю шитье. После вчерашних приключений неделю к крючку не притронусь. Сейчас я тружусь над шалью, которую расшиваю серебряными звездами. Это подарок Селесте на ее день рождения. Часы бьют девять, десять, одиннадцать. Глаза устают, запястье ноет, но я отсчитываю последний ряд стежков. Когда же обрезаю серебристую нить, Мерлин вдруг подскакивает и несется к входной двери.

– Тебя что-то напугало, маленький волшебник? – лениво спрашиваю я.

Поставив уши торчком и склонив голову набок, он тихонько мурчит в ответ. Внезапно сквозь шум бури раздается громкий стук.

Невольно глянув на метлу на столе, я лихорадочно соображаю, кого там принесло. Насколько мне известно, в городе не ожидается никаких родов, – по крайней мере, ни одна мать не просила себе повитуху. Любой больной, скорее всего, подождет, пока не уляжется буря. Может, это Миранда желает выяснить, почему я не ответила на ее письмо? Нет. Даже она не настолько настырная.

Я тихо встаю со стула и беру с крючка острую кочергу. Из ящика стола вынимаю шелковый мешочек, полный листьев руты, и кладу его в карман. Затем подхожу к двери и смотрю в маленькую щель. На крыльце стоит высокая, окутанная тенью фигура насквозь промокшего человека. Приоткрыв дверь, я выглядываю наружу. Свет от огня тускло сияет на лице гостя. Я улавливаю запах корицы и потрясенно понимаю, кто же пожаловал ко мне на порог.

– Геката Гудвин, – улыбается он. – Именно та ведьма, которая мне нужна.

Глава 4. Старый долг

Я не видела Мэтью Сайфера десять лет. Накануне моего двадцать первого дня рождения старейшины почти дюжины разных ковенов собрались в Ипсвиче, чтобы решить, что делать с группой подростков, которые практиковали опасную магию на Среднем Западе. Старейшины целую неделю прожили в поместье Гудвин, пока разрабатывали стратегию, как справиться с негодяями из «Мичиганской шестерки». Я же все это время хлопотала на кухне и готовила по маминой книге рецептов, пока она, Маргарет и Уинифред принимали гостей.

На третий день Мэтью и его отец, Малкольм Сайфер, явились на совет без приглашения. Я понятия не имела, кто он, и мы с ним быстро сошлись, не имея рядом других ровесников. Я тайком отвела его в заброшенный в то время домик смотрителя. Он стоял на самой границе нашей земли. Мы распили бутылку коричного меда из маминой кладовой, и я поведала ему свои грандиозные планы превратить это здание в настоящий собственный дом, как только мне исполнится двадцать один.

Когда мать нашла нас пьяными в заброшенном пыльном коттедже, то пришла в ярость. Именно тогда она сказала мне правду: Мэтью не какой-то безобидный колдун из Южных или Скалистых ковенов. Он – наследник Тихоокеанских врат. Никогда не забуду самодовольную улыбку на лице Мэтью, когда его обман раскрылся. Сейчас он смотрел на меня с той же ухмылкой.

– Ты не пригласишь меня в дом? – уточняет Мэтью, еще больше расплываясь в улыбке при виде моего изумленного лица. Его темно-каштановые волосы от дождя кажутся черными, но глаза цвета голубого льда все те же, что я помню.

– Чего тебе надо? – спрашиваю я сквозь щель, крепче сжимая кочергу.

– Убежища, – выпаливает он.

– Ты же не серьезно? – фыркаю я.

– Ты ведьма пограничья или нет?

– Это устаревшее правило, – протестую я: в жизни не предоставлю кров и защиту колдуну из Тихоокеанских врат. – Что ты вообще забыл в городе, Мэтью?

Он удивленно вскидывает голову, а потом вновь ухмыляется.

– Пригласи – и скажу.

От его самодовольного вида мне тошно.

– Вот уж нет, – отрезаю я и закрываю дверь у него перед носом. Призрак меня двадцатиоднолетней довольно улыбается.

Но долго моя радость не длится. Меня привлекает шорох где-то на столе. «Травник», как обычно, решает выразить свою точку зрения и открывается на самой неудобной странице.

Обязанности ведьмы пограничья

Пусть ведьма пограничья и существует вне границ ковена или общества, где-то посередине, роль ее крайне важна. Она – источник исцеления, убежища и надежды. Дарит кров, помощь и поддержку тем, кто в ней нуждается.

Это первое, что я вообще написала в своем гримуаре. Мне всегда не нравилось, как крохотный параграф смотрится на пустой странице. Мама заставила меня переписать его десятки раз, критикуя то ужасный почерк, то рисунки, которыми я пыталась заполнить эту пустоту. Даже когда у меня стало получаться вывести абзац более-менее разборчиво, «Травник» все равно считал работу недостойной. Стоило только дописать, как страница выпадала из переплета и рассыпалась пеплом.

«А Уинифред сделала тебе книгу с характером», – засмеялась мама после шестой или седьмой попытки.

«Вредная книга для вредной ведьмы», – подначила Миранда.

В конце концов мать вылила на страницу немного своего обжигающе-горячего закрепляющего сахара, чтобы не дать гримуару ее выбросить.

Оставшийся кристаллизованный след теперь с неодобрением указывает на меня, точно обвиняющий перст.

– Ладно, ладно, – ворчу я, закатывая глаза.