скачать книгу бесплатно
Новая девушка
Харриет Уокер
Tok. Блестящий триллер
Пьянящая смесь «Дьявол носит Прада» и «Исчезнувшей» с терпкими нотками «Круэллы» от фэшн-редактора газеты «Times». Более десяти лет она писала для таких изданий, как «Vogue», «Financial Times» и «The Guardian».
Правдивые, эксклюзивные подробности изнанки модного мира от работницы индустрии.
Захватывающий триллер о том, как быстро успешная жизнь может пойти под откос, если потерять уверенность в себе, поддавшись страхам и самокопанию. О женской дружбе и ненависти. О проблемах беременности и материнства. И конечно о силе социальных сетей, способных исказить наше восприятие реальности, разрушить нашу жизнь, отношения с близкими…
Лаконичный, но яркий и цепляющий слог, позволяющий живо представить происходящее.
Внезапный финал, который почти невозможно предугадать.
Она заняла твое место – на время. Но что если это навсегда?
Все завидуют Марго Джонс. Блестящая карьера в гламурном журнале, любящий муж, прекрасный дом, утонченный гардероб, а теперь еще и долгожданный первенец – кто не мечтает оказаться на ее месте? Поэтому для журналистки Мэгги Бичер декретная ставка на месте Марго – шанс изменить свою жизнь.
Кажется, что она не претендует на то, чтобы сравняться с великолепной Марго Джонс, и понимает, что является не более чем временной заменой. Но действительно ли мотивы Мэгги так невинны? И что произойдет, когда Марго захочет вернуть себе прежнюю жизнь? Мэгги Бичер ничего не отдает просто так…
Это захватывающий триллер о том, как быстро успешная жизнь может пойти под откос, если потерять уверенность в себе, поддавшись страхам и самокопанию. О женской дружбе и ненависти. О проблемах беременности и материнства. И, конечно, о силе социальных сетей, способных исказить наше восприятие реальности, разрушить нашу жизнь, отношения с близкими…
«Напряженный, стильный, захватывающий… Этот роман удовлетворил все мои пристрастия к триллерам и мою любовь к сплетням о мире моды». – Люси Фоли
«Блестящий дебют… тревожный психологический триллер… Внутренние познания Уокер в мире моды очаровывают, а великолепный сюжет не даст уснуть всю ночь и заставит вас нервно перелистывая страницы». – The Times
«Интригующая и переполненная напряжением книга. Ее нужно прочитать обязательно». – Клэр Макинтош
«Женская дружба, мода и жесткое соперничество создают интригующий дебютный роман». – Grazia
«Меня ничто так не захватывало со времен "Исчезнувшей". Я не могла оторваться. Это шедевр». – Эмма Ганнон
«Я была полностью поглощена "Новой девушкой". В этом захватывающем дебюте Харриет Уокер рисует все оттенки серого между дружбой и соперничеством. Рекомендую». – Луиз Кендлиш
«Суровый взгляд на глубокую неуверенность женщин в интригующем дебюте модного редактора "Times"». – Woman Home
«Неординарный триллер, от которого я не могла оторваться. Красиво написанная, напряженная и пугающая история о токсичной дружбе, неуверенности и чувстве вины. Это заслуживает быть очень популярным». – Клэр Дуглас
«Напряженный психологический триллер, пугающее и запутанное исследование сложностей женской дружбы и соперничества». – Шарлотта Филби
Харриет Уокер
Новая девушка
Harriet Walker
THE NEW GIRL
© 2020 by Harriet Walker This translation is published by arrangement with Ballantine Books, an imprint of Random House, a division of Penguin Random House LLC
Серия «Tok. Блестящий триллер»
Художественное оформление Е. Елькиной
В оформлении переплета и суперобложки использованы фотографии: © Luba V Nel, NarisaFotoSS, Diana Taliun / Shutterstock.com;
Пиктограммы на форзаце: © Palsur, Buternkov Aleksei / Shutterstock.com
Используется по лицензии от Shutterstock.com
© Петухов А.С., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
* * *
Посвящаю родителям, которые забыли о себе, чтобы я могла достичь того, чего достигла.
Она как будто упала прямо с небес.
И сейчас лежала перед ними, а возле ее головы словно расцветал чернильный цветок.
Звуки шагов затихали, люди замедляли свой ход и медленно собирались вокруг. Наступила почти полная тишина, лишь изредка прерываемая то покашливанием, то тяжелыми вздохами. Но и они, как перед началом спектакля, постепенно затихли. Разговоры прекратились, словно по мановению волшебной палочки.
А в нескольких шагах, там, куда не распространялись шок и ужас, охватившие стоявших здесь, мир продолжал жить своей обычной жизнью. Капли дождя барабанили по стеклам, какая-то птаха пела, подражая звукам мобильного телефона. Где-то вдали хлопнула дверь – должно быть, ее закрыло порывом ветра, потому что вся человеческая деятельность на какое-то время замерла. Замерла из-за нее.
Над телом стояли две молодые женщины. Обе были живым воплощением поразившего всех ужаса: руки зажимают рот, глаза, в которых стоит немой вопрос, шарят по лицам зевак, избегая смотреть только в одном направлении.
Женщины упорно не смотрят друг на друга.
И не задают друг другу никаких вопросов.
И чем дальше темная жидкость растекается по линолеуму фисташкового цвета, тем больше она бледнеет и теряет свой неестественный вид, тем больше становится похожа на то, чем является на самом деле, – на кровь.
Часть I
1
Марго Джонс
Я впервые почувствовала, как в моем чреве зашевелился ребенок, как раз в тот самый момент, когда у Винни родился сын. Родился, чтобы умереть часом позже.
Только вышла из душа и как раз закуталась в полотенце, и вдруг где-то глубоко внутри ощутила слабое движение. Даже не движение, а легкий намек на него, как будто кто-то шаркнул по неровности дороги. Одиночный всплеск, едва заметный толчок, легкое подобие шевеления в матке – признак зарождающейся жизни.
Чуть не задохнувшись, я почувствовала легкий приступ тошноты при мысли о том, что во мне поселилось нечто. Будь проклята эта научная фантастика. Ведь в первую очередь этот намек на движение свидетельствовал о чуде возникновения новой жизни, о том, что мне улыбнулся Лик Божий, который одинаково улыбается и нищим, и высокородным. Хотя в наше время первое, что в этот момент приходит в голову любой беременной женщине, – Чужой, вырывающийся из мужской груди в кровавом фонтане.
Тогда я, кажется, улыбнулась, и мурашки на руках постепенно исчезли. Позже я еще вспомню, как в самый первый момент вздрогнула от отвращения, и почувствую стыд.
В те же самые минуты только что родившегося малыша Винни стремительно везли на крохотной пластиковой кроватке по бесконечным коридорам больницы – его фиолетовые конечности все еще были испачканы кровью матери. Экран моего телефона вспыхнул, и я увидела послание с массой медицинских терминов, которое пришло от моей самой старинной подруги, – сердце новорожденного сначала почти остановилось, а потом судорожно забилось вновь. Мой невразумительный ответ был полон ужаса, смешанного с облегчением, а потом случилось ЭТО.
«Он умер», – появилась на экране короткая фраза.
Я тут же набрала номер Винни, но мне никто не ответил. Тогда мне не пришло в голову, что я могу больше никогда не услышать голоса лучшей подруги, но пустота, сменившая в моих ощущениях ту бодрость, которую я испытывала всего несколько мгновений назад, была предвестницей всего того, что ждало меня в будущем. Она означала, что впервые за последние двадцать лет у нас с Винни появилась проблема, которую нам придется решать поодиночке. После того как со стола убирают остатки поминальных блюд и уходят последние соболезнующие, человек остается со своим горем один на один. Смерть ребенка можно оплакивать только в полном одиночестве.
Разъединившись, я послала ей голосовое сообщение, хотя сейчас уже не вспомню точно, что тогда наговорила. А потом было письменное сообщение: «Мне страшно жаль. Люблю тебя. Если понадоблюсь, я всегда рядом».
Нужно возвращаться к работе.
Сегодня я должна была появиться в офисе после целого месяца, проведенного на различных показах. Когда я только начинала в качестве ассистентки, то есть девочки на побегушках, ездила только на показы мод в Лондоне – с билетом, дающим право ютиться в самых дальних рядах. Приходилось вытягивать шею, чтобы увидеть не только головы манекенщиц, но и располагавшиеся ниже сверхъестественные творения гуру мировой моды.
В те дни я запоминала коллекции по музыке, их сопровождавшей, и по прическам моделей, а не по самим одеждам – те я рассматривала позже, в записи. Взбираясь по карьерной лестнице, я поняла, почему так много фешен-редакторов повернуто на обуви – ее видишь только тогда, когда занимаешь на показах место в первом ряду.
В этом сезоне я побывала на показах в Нью-Йорке и Париже, а также в Милане, что в последние десять лет регулярно делала дважды в год. Правда, на этот раз захватила крохотного зародыша, который был со мной и на жестких скамейках, и в роскошных драпированных креслах и которого/которую (мы так и не выяснили пол – Ник был против) я тайно проносила через ограждения из бархатных канатов и мимо затянутых во все черное швейцаров на все те приемы и открытия роскошных бутиков, куда нас приглашали вдвоем с мужем. Там мы чокались бокалами с шампанским, но не пили из них.
Я улыбалась каждый раз, когда вспоминала, как утомительно было таскаться на мероприятия с довеском, чьи потребности заставляли хищно выслеживать официантов, словно высеченных из цельных кусков мрамора, и подчистую сметать изящные закуски с серебряных блюд у них в руках.
Но сейчас я уже в Лондоне, и настало время возвращаться в офис. Сегодня должны выбрать человека, который заменит меня на период декретного отпуска. Человека, готового взять на себя ту работу, которой я добивалась десять очень непростых лет. И до сего момента эта перспектива казалась мне ужасной. Но сейчас я могла думать только о жизни крохотного существа, возникшей и угасшей в нескольких милях от меня.
Вместе с Винни мы провели последний уик-энд, болтая и веселясь от души. Планируя, что будем делать в течение нескольких следующих месяцев, когда расстанемся с офисами и сможем, свободные как ветер, гулять днем где нам вздумается, наслаждаясь компанией друг друга и наших крохотных спутников. В нескольких шагах от дома, где жили мы с Ником, открылась новая кофейня с голыми кирпичными стенами и висящими на ничем не прикрытой арматуре лампами – автобус, шедший от дома Винни, останавливался прямо перед ней.
Винни знала, что у нее будет мальчик, – прямо с тех пор, как это стало очевидно на экране УЗИ. Свое нетерпение она объяснила желанием заранее спланировать жизнь младенца и придумать ему имя, на что я в шутку сказала, что она помешана на желании контролировать все и вся. Так в возрасте 20 недель малыш получил имя Джек.
Пока я была у Винни, пришлось зайти в туалет: кажется, я теперь большую часть времени провожу на толчке – каждый час выжимаю по несколько капель, а мочевой пузырь остается полным. Там я наслаждалась видом бесчисленных белых детских трико, вывешенных для просушки. А еще в доме были: жесткая деревянная кроватка, застеленная белоснежными простынями, пеленальный столик, заваленный подгузниками и пеленками из хлопка, и целый набор кремов и присыпок, о которых я в жизни не слыхала, хотя моя прямая обязанность – писать о различных непонятных и предназначенных только для избранных косметических средствах.
В Винни всегда было больше материнского, чем во мне, – она спокойнее, терпеливее, и инстинкты развиты гораздо сильнее. А еще она добрее. Так что материнство для нее – естественное состояние, и я была благодарна за то, что наши дети должны были родиться с интервалом в пять месяцев. Это означало, что у меня есть целых пять месяцев, чтобы научиться искусству взращивания детей, подобно тому как в школе я списывала у нее, лучшей подруги, рефераты.
Когда я села на автобус до офиса, сердце сжималось от мыслей обо всей этой суете, покупках и подготовке к тому моменту, когда Джек должен был наконец по-явиться дома. На глаза наворачивались слезы, когда я думала о том, как теперь Винни и ее муж Чарльз вернутся в дом, полный предвкушения настолько, что в предшествующий уик-энд его стены чуть ли не вибрировали. Перед глазами у меня стояла их терраса из красного кирпича, оседающая под грузом скорби, когда они прибудут вдвоем, а не втроем.
Они выглядели такими готовыми к тому, чтобы стать родителями – казалось, все внутри них звенит от этой готовности и от нервного напряжения вот-вот посыплются искры. Пока Винни занималась приготовлениями к появлению малыша, Чарльз подчищал концы на работе. Он планировал провести с ними первые шесть недель жизни Джека.
– И в результате мы поубиваем друг друга, – смеялась Винни в прошедший уик-энд. – Невозможно торчать нос к носу так долго.
Хотя я сомневалась, что за все это время они хоть раз повысят голос. В прошлом такого никогда не случалось.
Они выглядели абсолютно гармонично, пока Чарльз путешествовал на кухню и обратно, подавая чай и принося различные детские принадлежности, которые Винни хотела мне продемонстрировать. При этом успевал рассказать, сколько всего пришлось приобрести, готовясь к рождению сына. В энтузиазме он не уступал Винни, и мысли о том, каким отцом он станет, распирали его так же, как Винни распирал младенец.
Помимо сходства со всеми заботливыми мужьями, в нем наблюдалось сходство с одной из тех собак, что отказываются покидать беременную хозяйку. Его желание чем-то помочь Винни было неиссякаемым – он был предан ей до бесконечности. На «Ютьюбе» научился делать массаж ног. Когда наступило время прощаться, стоял рядом с Винни на ступеньках крыльца, обняв ее за плечи, как будто хотел от чего-то защитить, пока они махали мне вслед.
В следующий раз он должен был распахнуть передо мной дверь и представить новорожденного сына. Теперь этого никогда не случится.
Обычно по пути на работу я читаю новости в телефоне, но сегодня не могла понять смысла слов перед глазами. И пока двухэтажный автобус пробирался по укутанным смогом улицам юго-западного Лондона, я все пыталась как-то связать долгожданного Джека со всеми его будущими возможностями с этим мертвым малышом, над которым оставалось только преклонить в рыданиях колени, вместо того чтобы ласкать и ворковать над ним. Связать с неподвижным телом, всего несколько дней назад ерзавшим под туго натянутой кожей живота Винни.
У меня было ощущение, что утром я проснулась в параллельной вселенной, привела себя в порядок и села на сороковой маршрут, приехав черт знает куда. А в нашей родной вселенной Джек, конечно, вручен счастливой матери и благополучно засопел в теплых и ласковых руках моей лучшей подруги и верного товарища, столько раз обнимавших меня…
Но мой собственный ребенок вдруг пошевелился в этой измененной реальности. Он подтвердил свое существование, свое наличие, свои права на меня и на окружающий мир. И это было самое земное и острое ощущение, которое я когда-либо испытывала.
* * *
Когда я появилась в офисе, кандидаты уже расположились вдоль одной из стен. Склонив аккуратно причесанные головы, они уставились в экраны телефонов, сидя под пластиковым логотипом-переростком нашего журнала: «От»[1 - Первая часть выражения «от-кутюр» (фр. «haute couture»), «высокая мода»; само по себе может означать «вершина», «сливки», «элита», «лучшее из лучшего» и пр.]. Одна из любимых шуток Мофф – полные надежд люди помещались под довольно прямолинейным указанием на то, чего они хотят достичь.
Я достаточно хорошо знала своего босса, чтобы осознавать, что она срежиссировала практически всю свою жизнь. Будучи в первую очередь охотницей за сенсациями, Мофф видела их практически во всем: фотографии, дизайн страниц и заголовки – только это занимало каждый ее день. Две женщины, соперничающие друг с другом за редкую возможность поработать в одном из самых успешных в стране журналов мод – пусть даже то короткое время, пока я буду в декретном отпуске, – коллизия, коей главный редактор этого журнала, Эмили Моффатт, не могла пропустить. Наверняка предложит проигравшей написать о своем опыте в следующий номер.
Я быстро прошла мимо, стараясь не разглядывать их слишком пристально, благодарная богу за то, что живот пока еще не слишком сильно выпирает и что я все еще похожа на этих двух изящных, хорошо одетых женщин, пришедших побороться за мое место. Не относясь к той части представительниц индустрии моды, что балансируют на грани истощения, я, тем не менее, высокая и достаточно стройная женщина, обладающая достаточной долей цинизма, чтобы понимать: внешние факторы будут играть не последнюю роль в битве на утренних собеседованиях.
Радуйся, что еще кому-то нужна и не ходишь вразвалку, как утка.
Я хорошо понимала, что хотя главная цель Мофф – найти такого же писучего и квалифицированного фешен-редактора, как нынешний, она станет также внимательно оценивать, как каждый кандидат будет смотреться перед камерой и на обложке журнала и носить дорогущие дизайнерские наряды, как попало хранящиеся в гардеробной в конце холла, напоминающей кладовую благотворительной организации.
Когда я появилась здесь впервые в качестве практикантки много-много лет назад, личный помощник Мофф провел меня к этой гардеробной и велел «навести тут хоть какой-то порядок».
В работе в «От» было много такого, что не совпадало со сценарием «Дьявол носит “Прада”»[2 - «Дьявол носит “Прада”» – фильм 2006 г., рассказывающий о девушке, которая делает карьеру в модном журнале «Подиум».]. Его я, двадцатидвухлетняя, посмотрела всего за месяц до моего появления здесь. Меня встретили холодные туалеты, где курьеры, доставлявшие одежду в мешках с логотипами модных домов, прятались, чтобы в перерыве почитать таблоиды; прогорклый запах рулетов с копченой грудинкой, поднимавшийся из кафе Спироса на первом этаже; парни с верхнего этажа, где располагалась редакция журнала «Гол!», которым обязательно надо было втиснуться в уже переполненный лифт; и, наконец, мышь, регулярно появлявшаяся между колесиками моего рабочего кресла, готовясь сожрать хлопья, оставленные на столе.
Но самое большое отличие от этой сказки о мире моды заключалось именно в гардеробной. Помню, как загорелись мои глаза – а они загорались у всех, – когда у меня появилась возможность заглянуть в нее. Я ожидала увидеть – как и все, кто посмотрел гребаное кино, – идеальный дизайнерский бутик с подсвеченными полками, негромкой музыкой и рядами обуви и сумок вдоль стен, как будто ждущими покупателя.
Мое разочарование тем, что я узрела в действительности, было настолько сильным, что граничило с отвращением. Гардеробная размером с ванную комнату, причем скромных размеров, с рядами полок от пола до потолка на всех стенах и четырьмя вешалками, стоящими в ряд посередине помещения, а весь пол, от двери до окна в дальней стене, завален едва ли не по пояс набитыми под завязку пакетами из бутиков, о которых я в то время могла только читать в журналах.
Из пакетов торчали обитые атласом туфли карнавальных цветов на высочайших шпильках, сумки из крокодиловой кожи, украшенные заклепками и шипами из розового золота, шелковые блузки с принтами, воздушные тюлевые юбки, кожа, деним, парча, стразы. Все это было предназначено для редакторов и стилистов и привозилось в редакцию с одной только целью – чтобы они выбрали что-то, что потом будет сфотографировано на лучших моделях и размещено на страницах журнала, о чем они потом будут писать и кричать на всех углах, чем будут восхищаться и что будут продвигать, – ну и для ассистентов, в чьи обязанности входило отправить всю эту роскошь назад после того, как необходимость в ней отпадет.
Никогда в жизни я не созерцала такую красоту столь близко, никогда не касалась ничего подобного и, уж конечно, не примеряла (пока за мной не закрылись двери гардеробной). И в то же время никогда не видела более пренебрежительного отношения к вещам стоимостью в три мои зарплаты или даже больше. Сама с детства очень бережно относилась к своим вещам, была аккуратной и чистоплотной, и всегда уважала стоящие вещи, не говоря уже о дорогих. И вот тогда я поняла пропасть, разделяющую меня и женщин, оставшихся за закрывшимися дверями. Для них красота и деньги были расходными материалами, запасы которых практически неисчерпаемы.
Раньше мне нравилось думать, что Мофф взяла меня на работу за мой искрометный литературный дар, за мое остроумие и за мой стиль, музыкой льющиеся со страниц журнала – и все это босс действительно впоследствии оценила в своем фешен-редакторе, – но в глубине души я знала, что работу получила за превращение гардеробной из блошиного рынка в абонементный зал библиотеки.
Начала я с того, что глубоко вздохнула и очистила пол от роскошного мусора, разложила мелочь по полкам, помеченным инициалами редактора, затребовавшего их, с указанием даты, когда они были доставлены, а одежду развесила на вешалках по именам дизайнеров и в соответствии с сезонными трендами. Частенько среди барахла находились одиночные туфля или сережка – их я откладывала в сторону в надежде позже найти пару.
Я нашла вещи, считавшиеся давно утерянными и полностью оплаченные под нажимом разъяренных рекламщиков того или иного лейбла: меховую шубку, направившуюся прямиком в угловой кабинет Мофф – ее она с тех пор время от времени надевала зимой; заколку для волос с бриллиантами, которую Трина, наш бьюти-редактор, надела на свою помолвку, и странно скроенное шелковое платье-футляр: его Лора, бывшая тогда фешен-редактором, выбирала для выгула в каждом сезоне, при этом театрально подмигивая мне так, чтобы это видел весь офис.
– Большое спасибо вам, мисс Джонс! Лучшая уборщица в мире моды! – заливисто смеялась она при этом.
На какое-то время прозвище пристало. Надо признаться, начало моей работы в мире моды было более обыденным, чем у большинства женщин в нашем офисе, ведь многие из них пришли, в отличие от меня, не с улицы, а унаследовали свои места как представительницы целых династий. В то же время мой провинциальный акцент и тот факт, что Мофф обратила на меня внимание только из-за того, что я прибралась в гардеробной, слишком напоминали историю Золушки, чтобы не воспользоваться этим в дальнейшем.
На эти возгласы я краснела и пожимала плечами. Среди моих находок был также помятый габардиновый плащ: я постоянно воображала Джеки О[3 - Жаклин Ли Бувье Кеннеди Онассис (1929–1994) – вдова президента США Дж. Ф. Кеннеди и греческого миллиардера А. Онассиса, в свое время заметная фигура в мире высокой моды.] в черном свитере и обтягивающих брюках, накидывающей его. Чтобы купить такое произведение модного лейбла, я должна была бы копить несколько лет. И тот факт, что мне пришлось бы расстаться с кучей денег в магазине, не мог не вызвать чувства праведного гнева.
Но мне сказали, что я могу взять плащ себе за великолепно проделанную работу – мало кто мог предположить, что десять лет спустя я все еще буду здесь. Время от времени я надеваю этот плащ – будучи уже поглавнее многих.
* * *
К тому моменту, когда должно было начаться первое собеседование, я все еще ничего не получила от Винни. И чувствовала, что не могу избавиться от мыслей о трагедии, особенно когда перед глазами вставали хлопковые чепчики, купленные для Джека, до смешного крохотные носки, покупая которые мы весело хихикали в воскресенье, и пластмассовая ванночка, прислоненная к умывальнику в ванной комнате.
С трудом верилось, что я все еще не разрыдалась – наверное, благодаря гормональным изменениям в организме, – ведь в последние недели я охотно ревела над рекламой приютов для бездомных животных и страхования жизни. Вместо того чтобы реветь белугой, я ощущала горе моей подруги как тупую боль где-то в глубине горла. Она распространялась на сердце, дрожащие руки и живот, где бабочки уступили место печали, глухой и тяжелой, как булыжник.
Наверное, бывают несчастья, не проливающиеся слезами – просто причиняющие боль.
Я ничего не могла рассказать Мофф – не знала, как это сделать, а она наверняка не знала, как воспринять подобные новости. Ведь это звучало бы как отрывок из сентиментальной телепередачи.
Только там можно услышать об умирающих младенцах. Хоть они и умирают каждый день, мы предпочитаем притворяться, что этого не происходит.
Мне не хотелось рисковать, чтобы не разрыдаться на глазах у своего босса – с эмоциями у Мофф всегда были проблемы. Конечно, сначала она будет шокирована и постарается казаться отстраненной, а потом наверняка отправит меня домой. А остаться в одиночестве – последнее, что мне было нужно.
Поэтому я повесила пальто за рабочим столом и расправила безразмерную рубашку, которую надела вместе с джинсами цвета индиго.
