ДЫХАНИЕ ЖИЗНИ. Книга про путешествие… по жизни

Вообще моя жизнь очень достойная штука, в разных планах. Немало она мне принесла боли, страданий, на основании чего я стала расти. И в плане понимания вещей, узнавания смысла бытия мне очень повезло. Я зачастую проживаю что-то, что иногда меня сперва озадачивает, а иногда и сразу же приходит взгляд со стороны и понимание неких жизненных процессов, устройств, закономерностей на примере проживаемого. Ведь ничего нового, по сути, с нами не происходит, все выкроено по одному из лекал, и тут нужно научиться видеть изначальную выкройку, а не финальное изделие, приукрашенное пуговками, блесточками, замочками, тесемочками. А выкройка – она ведь заточена под определенную характеристику, которая проявится в нас, как поведение, реакция.

То, что мне необходимо отточить в своем проявлении в жизни, будет воплощаться по одному из определенных для меня лекал, ставя меня в ту или иную ситуацию всегда с возможностями выбора, как прожить происходящий момент, распознать ли в нем истинный посыл, предназначение, и выучить его или лишь отреагировать на поверхностно видимые мотивы, таким образом упустив очередной шанс истинной работы.

В начале МБП я еще не умела зреть в корень и не особо задумывалась об отсутствии этой основополагающей необходимости. Однако я очень хотела слушать и учиться у других, не зная, чему именно, но заявляло о себе желание постигать жизнь. Но не тут-то было, жизнь не преподносит информацию, как в университете, в виде явно разжеванного материала на лекции. Иногда она создает ситуации, поднимает вопросы, которые нам самим предстоит изучить. И это именно то, что произошло со мной в один из дней спустя буквально месяц начала МБП.

Я находилась в северной части Индии, в городе Куллу, куда приехала на фестиваль Богов. Происходящее на этом фестивале вызывает очень много скептицизма относительно видящейся невероятной силы проявления божественного. Привычно рождаются сомнения о реальности происходящего, но я не обязана ни верить во что-либо, ни опровергать это, тогда как могла просто наблюдать за традицией тогда неведанного мне народа. Но это не относится к моей данной истории, лишь затрагивает тот же вопрос: верить или нет.

Итак, на прогулке по Куллу я оказалась в стороне от городской суеты и наткнулась на очередной хинду-храм. Как обычно, я разуваюсь, захожу внутрь. Зачастую встречаю едва ли пару прихожан, а в этот день оказалось людей совсем немало! Кажись, что-то происходит, стоит присмотреться. Вижу – в противоположном конце комнаты сидит дядечка седобородый на низком кресле, с ногами одна поверх другой в позе полулотоса, а руки возложив на широкие подлокотники в виде животных (возможно, львов) с открытой пастью. Любопытно, зайду, понаблюдаю. При входе меня попросили отключить телефон и покрыть голову. Сделано.

Прихожане располагались на полу в направлении дядечки, как понимаю, гуру*. Сидели и чего-то ждали, тогда как он периодически громко зевал. Я поинтересовалась, что происходит, и узнала, что сегодня – особенный день, когда пуджу10 совершает тот самый гуру*, и он может ответить на любые вопросы, почувствовав от некой силы свыше необходимый ответ. Говорят: вот что тебя интересует, задай вопрос ему!

Я стала судорожно искать ТОТ САМЫЙ ВОПРОС, когда добавили уточнение, что сегодня, тем не менее, он не отвечает на вопросы, а только дает прасад (благословленную еду) и благословение. Мне предложили присоединиться к очереди ожидания, что я и сделала. Как еще проникнуть в местную жизнь и культуру, как ни непосредственным участием?!

Стоя в очереди, я наблюдала, что делают остальные, чтобы и самой впоследствии поступить так же. К сожалению, у меня не было с собой никаких приношений, как у других, типа связок бананов или кокоса, или коробки сладостей. А так, Приближаясь, люди садились перед гуру* на пол, отдавали подношения: если что-то небольшое, то дядечке в колокол, которым он тряс и выворачивал содержимое обратно, а то, что покрупнее, просто забирал помощник. Перед дядечкой стояло плоское блюдо с невареным рисом. Он копошился в нем руками и иногда делал головой резкое движение назад, подобное тому, когда вселяется в кого-то дух.

Затем он клал в ладони человеку щепотку риса, и человек смотрел на рис и либо выбрасывал его и тогда получал вторую порцию и третью и так далее, либо сразу ел, ел сырые рисины. Тогда дядечка рисовал на полу пальцем символы, и все вокруг с ажиотажем начинали что-то произносить вслух, не молитву, нет, домысел, как при игре, когда надо догадаться и поделиться своими какими-то умозаключениями.

Пришел и мой черед. Меня чуть ли не подталкивали – как-то я забылась и растерялась в своих наблюдениях. Показали, что надо протянуть руки: обе ладони, одна поверх другой. Затем гуру* сыпанул мне риску, я, как полагается, уставилась в него, другие тоже глазели со всех сторон на меня. Я искала какого-то понимания в том, что вижу. Ну, скажу я вам, одна рисинка из где-то 7 штучек была потемнее других. Думаю: надо выбрасывать, есть брак! А они мне все разом, типа: годится, давай, ешь! Так я и не поняла принципа отбора. Помощник мне в ладони какого-то молока брызнул, после чего я послушно направила все это в рот. Хотела уходить, а тот рукой машет, мол, погоди! Погодила… Не помню, происходило ли что с головой гуру*, дергалась ли она, как признак вселения духа, но вот пишет он мне что-то, водя по полу пальцем. Я сосредоточена, пытаюсь запомнить узор, как особое послание для меня, а он все дальше пишет – неподвластно запоминанию… И тут все оживились, давай говорить-выкрикивать слово какое-то на их языке сперва, а потом и на английском: исследование! исследование! Говорят, мол, он про тебя сказал, что ты занимаешься каким-то исследованием и все будет гуд!

– Ну, так что за исследование? – в итоге спрашивают меня.

– Не знаю, – отвечаю, – приехала вот в Индию, какое еще исследование?!

А они не отстают:

– Приехала, чтобы исследование проводить, по учебе?

Я недоумеваю:

– Да нет же… И думаю: ошибочка вышла в предсказании моего случая, однако, не смог он прочесть иностранца, я ведь просто путешествую.

– Может, ты для работы что-то тут исследуешь, журналистка? Ну что ты исследуешь, что ищешь? – стараются натолкнуть меня на путь понимания добронравные индусы.

Говорю: ну, если надо определить, что я исследую, так вот путешествие, Индию исследую, значит. Ищу – может попутчика, здесь для путешествия или вообще по жизни. Исследую? Себя вот исследую.

Ооо! «Бинго!» – говорю я сегодня. Но тогда я совсем не чувствовала, что попала, запутанно пытаясь подобрать возможные варианты, чтоб уже отпустили. А уходить-то рано еще. Вот выдали еще рису: на этот раз поболе, с полгорсти уже, с лепестком цветочка. Думаю: теперь все это надо съесть? Я и вареный-то не очень жалую, а тут полгорсти сырого риса, приправленного цветком. А знающие люди велели в карман положить и носить с собой и тогда лишь отпустили. На выходе выдали пакетик – завернуть мое благословение.

И еще дали еды священной, видно, из того, что приносят прихожане: отщипнули мне месива сладкого, конфет положили и кокоса кусочек, все до кучи, и в своей ладони все это передали мне. Притом тот же человек позже выдал мне пакетик, чтобы я туда это переложила. Вот уж! Нет бы сразу все чинно (гигиенично) направить в пакет, так он же сперва покоцал все прежде, чем мне вручить. Ну да ладно, я впоследствии потихоньку захомячила все святое, ведь они меня уже приручили, индусы, и я почти спокойно ела из их рук.

Позже, пока я общалась с другими прихожанами на веранде, дядечка-гуру* завершил свою рисовую службу и, выходя, заприметил меня, и я вместе с еще парой мужчин, его помощников, проследовала за ним на другой этаж здания по приглашению на совместное чаепитие.

Мы все сидели на полу в два ряда, один напротив другого по периметру коридора веранды. Дядя-гуру* в очередной раз коснулся моего вопроса, уже как сторонний наблюдатель, совершенно обывательски, без прежней роли медиума, и подтвердил, что все у меня получится с моим исследованием и больше уже не возвращался к этой теме. И вообще обстановка сложилась обычная житейская, и гуру* был уже не гуру*, а просто один из всех, добрый приятный в компании человек.

Общаясь с мужчиной по соседству от меня, который практикует занятия йогой более часа каждое утро уже десять лет, тогда как я еще совсем новичок в этой практике, мы стали гадать возраст друг друга. Ему, по-моему, 54, а вот чтобы угадать возраст седобородого дядечки-гуру* мне пришлось сделать немало попыток! Вскоре ему должно было исполниться 83! Ни за что бы не сказала, ибо он казался таким бодрым и энергичным, что в телодвижениях, что в манере говорить.

Мой собеседник рассказал, что с 14 лет к этому гуру* стало приходить какое-то чувство касательно людей и событий и, как я понимаю, сидя в специальном кресле для проведения церемонии на него снисходит поток знания, дающий ответы для других.

Любопытно все это, но я не стала придавать значение всей ситуации, смысл которой мне к тому же непонятен, и нет необходимости выбирать верить или не верить. Единственное, что я решила для себя, что неплохо бы подумать о том, что меня волнует в моей жизни и приготовить вопросы на случай очередной встречи с каким-то предсказателем. И еще стоит подумать, что же я ищу…

Тогда, много лет назад, в начале моего пути, я и знать не знала, насколько близким станет для меня слово «исследование». Теперь оно не вызывает у меня недоумения и не кажется чем-то исключительно научным, не касающимся меня. Напротив, исследование сейчас, когда я абсолютно позабыла про ту историю, служит флагманом каждого дня моей жизни. В нем и мое увлечение, и род профессиональной деятельности, если хотите. В большей степени я занимаюсь исследованием во время медитации. Также обращаюсь к нему во время практики йоги. И, конечно же, ни одна жизненная ситуация не проходит без исследования, чтобы понять изначальный посыл и смысл происходящего со мной. И верила я или нет, но было все хорошо у меня в путешествии, как сказал дядечка-гуру*, и открыло оно для меня множество нового, и научило самоисследованию.

ГЛАВА 11. Тюрьма свободного человека

Тот, кто несвободен внутренне, не дышит вольно, он даже и в самой демократичной демократии будет заложником – своего состояния.

Лишь свободный человек может понять, что он – в тюрьме. Лишь освободившийся человек может увидеть в себе заложника. И я не ошиблась в формулировке этих, возможно, кажущихся противоречивыми фраз. Надеюсь, в данной главе я смогу полноценно передать смысл пронзивших меня осознаний. Я не осмелюсь рассуждать тут о том, кто Освободился, с большой буквы О, имея в виду просветление… у меня просто нет соответствующего опыта. Я лишь делюсь своим ощущением свободы, которому научилась за последние годы.

Любопытно, что один мой друг давно уже говорил, что я очень свободолюбивый человек. Стоит оговориться, что эта бирка «друг» очень мала для описания Авишая, возникшего на моем жизненном пути во времена начала моего Израиля. Нас познакомила работа бывшего мужа, тогда я была еще несмышленой малышкой в плане понимания сути вещей. Будучи нестандартной личностью, изучая некогда каббалу и другие нетривиальные науки, а главное, умея неординарно мыслить, наблюдать и воспринимать, а потому получать собственные озарения, Авишай рассмотрел во мне потенциал. Люди свободного нрава, отличающиеся в обществе, пересекаясь друг с другом, распознают «своего». Я могу даже назвать Авишая первым повстречавшимся мне гуру*. С ним я стала обретать какие-то познания в увлекательных философских беседах.

Как*им-то чудным образом Авишай всегда умел прочесть меня, говоря обо мне те вещи, что не подвластны обычному обозревателю, видя мою истинную суть и отмечая детали, иногда неведомые даже мне самой. Однако предсказания оставались актуальны до тех пор, пока я не стала тем, кем он мне когда-то пророчил стать, эдак к возрасту Иисуса Христа. Далее посредством роста в познании себя и мира, выхода за рамки общественных стандартов, я утратила любую предсказуемость. Я перестала быть столь прозрачной для Авишая, к своему сожалению, так как то его прежнее озвучивание моего потенциального образа в будущем откликалось внутри меня и где-то даже направляло в Пути. Теперь же, слыша его экстраполяции на свой счет, я лишь улыбаюсь, словно это пересказ уже пройденных мною уроков и давно усвоенных истин. Вместе с тем я не спешу указать ему на устарелость взглядов о себе, а позволяю высказаться – ведь говорит Авишай красиво, витиевато, непременно жонглируя метафорами и аллегориями. И хоть нет уже в его словах для меня былой мистики, беседовать с некогда моим первым гуру* – одно удовольствие, так как задействуются и интеллект, и смекалка, и чувство юмора, и весь внутренний мир.

Без постоянного контакта мы утратили ранее присущую нам взаимосвязь, но он все еще прекрасно понимает меня, ту самую, истинную меня. Кармическая связь никуда не делась, и, несмотря на то, что, живя в разных странах, мы можем не общаться годами, встретившись снова, когда я приезжаю в Израиль, мы сливаемся в едином проявлении высшего замысла. Дух свободолюбивых людей, ценящих жизнь, делает свое дело.

Так вот, когда-то давно, когда я еще считала это утопией относительно себя, Авишай отметил, что я независима и свободолюбива, как никто другой. И сказал он это с чувством уважения. Ооо, обладать таким качеством – это мечта, и она даже не теплилась во мне! Я знала, что это круто быть независимой и свободной личностью, и по наитию, возможно, стремилась бы к этому, если бы знала методы. А тут он констатировал этот факт обо мне, той, что капризничала, будучи подвластной настроениям в зависимости от происходящего в моей личной жизни. Я сильно зависела от отношений с мужем, переживала, достаточно ли мы проводим времени вместе, не поссорились ли мы, где он, и почему я не там с ним, весь этот рой мыслей перетекал во всем известное самобичевание «а почему все так, а не иначе?», и я неуклонно чувствовала, осознавала свою зависимость и несвободу. Я не умела быть сама по себе. Однако то, что заприметил Авишай, относилось, видимо, к более глубокому слою моей натуры, которой, даже не отдавая себе отчета, я всегда была верна. Я стремилась следовать своей правде, в результате чего неосознанно подвергала себя страданиям от непринятия другими. Я готова была понести наказание внешнее, но не потерпела бы внутреннего заключения в оковы, когда не давала бы хода своим ощущениям, эмоциям и чувствам.

Я не умела еще смотреть внутрь и оценивала себя, как и все, по внешним факторам, считая, что я несвободна. Однако я думаю, что человек, являющийся несвободным, а значит, не знающим, что такое свобода, вряд ли может действительно осознавать степень своей несвободы, принимая текущее положение дел за стандарт.

Только, пожалуйста, не путайте понятие несвободы с заключением физического лица под стражу. В этом случае речь идет о теле, когда человек, ассоциирующий себя с ним, понимает, что находится в неволе, сетуя об утраченной свободе перемещения и ублажения этого тела. А моя книга – о внетелесном, о дыхании жизни. И свобода тут – это состояние внутренней открытости, независимости, честности и верности, прежде всего, самому себе. Так вот, тот, кто несвободен внутренне, не дышит вольно, он даже и в самой демократичной демократии будет заложником – своего состояния. Не зная силы самовыражения, не испытав независимости от любых факторов, он ни за что не ощутит своей несвободы, так как просто не ведает иного. Полагаясь на внешние дозволения его физического тела, как показателя свободы, он и не задумается о своей неволе. И в этом разница. Ведь руководить можно чьим-то проявлением на материальном плане, но никто не в силе запретить или навязать что-то нашему истинному существованию.

Моя любовь к свободе тогда мне была еще неизвестна, даже несмотря на то, что она активно манифестировала себя в моменты угрозы установления передо мной неких рамок и контроля.

Я даже не подозревала о своем свободолюбии, напротив, начав пытаться разбираться в жизни, я знала лишь о своей сильной зависимости. Я видела, что мой внутренний мир реагировал на внешние события, и, естественно, чем больше привязанность, тем сильнее я переживала, пребывала не в духе.

Такое характерно всем – быть подвластными влиянию эмоций от неудовлетворения потребностей. Как говорят психологи, людям свойственно переносить отрицательные эмоции с одной нерешенной и неосознанной ситуации на другую, создавая тем самым конфликты. И раз уж психологи этому учат, значит, умение осознавать происходящее не само собой разумеется. Но, как говорит Сая*, я всегда умела определить первопричину, потому что, видимо, осознание у меня было даже до того, как я поняла, что оно появилось.

Прямолинейность – это показатель свободолюбивой личности. Ведь беспокоиться о том, что ему говорить, как его поймут и что о нем подумают – это заключение собственной воли. Я на этом не заморачиваюсь. Я позволяю себе выражаться прямо, открыто, искренне. Позволяю ли? На самом деле, даже не позволяю, а оно само собой так и происходит. В этом и есть свобода. Именно за искренность и прямолинейность однажды хвалила меня моя школьная подруга Ира, поздравляя с днем рождения, что запомнилось на всю жизнь. Она говорила, что в том моя особенность, за то она меня ценит больше других, что я всегда скажу правду, не стану вилять в неуверенности и искать оправданий от боязни постоять за сказанным, выраженным мнением. Со мной всегда можно посоветоваться, так как я не скрою под красивыми, но лживыми словами то, как она на самом деле выглядит, идет ли ей платье, достаточно ли хорошо она что-то сделала. Я всегда скажу, как есть, раз меня спрашивают. Признаться, такое поведение немного выбрасывает меня из общества. Не всегда и не всем нужна правда. Вот и приходится балансировать между естественным потоком правдолюбия, текущем во мне, и тактичностью, дабы не крушить стандарты общества.

Да, такое поведение у меня всегда проявлялось само по себе. Видимо, это и есть одно из оснований, на которые Авишай и опирался, называя меня свободолюбивым и независимым человеком.

И я возвращаюсь к мысли, что только познавший свободу может говорить о себе как пленнике. Это пленение жизнью. Тюрьма, заточение. Это ощущение безвыходности. От своего воплощения никуда не деться. Когда приходишь к такому осознанию, тогда вдруг начинаешь интересоваться жизнью, стремиться понять ее. Вся суета сует кажется нескончаемым бессмысленным потоком, и ему уже особо не принадлежишь, так как осознал его и способен смотреть со стороны. Однако оказаться вне этого потока тоже не можешь, а потому чувствуешь себя пленником. Вот такой каламбур получается: познав свободу, осознаешь заключение. Освобождение, известное как результат просветления, не так очевидно. Куда проще было бы не понимать, что происходит, и продолжать жить иллюзиями. Но, увы, посещаемые осознания нельзя остановить или повернуть вспять. Остается только внимать открывшимся элементам истины и стараться познавать новые, так как остановиться на достигнутом – значит подписать себе не то что пожизненное, а вечное заключение.

Как бы я ни любила жизнь за ее невероятную насыщенность событиями, так четко подобранными в нужное время и в нужном месте для определенных людей, каждый из которых получает в одной и той же ситуации свой опыт, давит ощущение утомленности от неизбежного однообразия. Ведь, понимая, что происходящий момент, на языке очевидных проявлений форм значащий якобы что-то радостное, на самом деле не меняет ничего в жизни, и заряд положительных эмоций от него неизбежно временный. Возникающие переживания – пусты, они построены на иллюзии, что что-то хорошо. Однако, это «хорошее» вскоре уже не имеет больше значения и становится обыденным, если вовсе не позабытым, а на смену приходит «плохое». Негатив происходящего тоже вызывает эмоции и переживания, на них тратишься, выкладываешься, пытаясь разрешить проблематичный вопрос, повлиять как-то на события – а толку? Так или иначе и это пройдет, но ведь не навсегда: «плохое» снова придет уже в другом проявлении форм, после чего-нибудь очередного «хорошего». Зная о непостоянстве вещей и процессов, уже не полагаешься на них, как реально значащих что-то важное в жизни, а просто остаешься свидетелем. При таком раскладе я вижу неизбежное однообразие, и оно, признаться, утомляет, но выхода нет.

Ничего не остается, как продолжать жить и наблюдать происходящее, и пытаться понять, что оно значит, какую ответственность налагает, почему появляется в моей жизни, о чем говорит, что собою несет. Это именно то, о чем нормальные люди не заморачиваются и считают лишним копанием, когда попадают на таких, как я. Однако я и мне подобные иначе не могут, мы чувствуем бренность бытия, заточение в тюрьме и ищем понимания сути происходящего, словно чтобы вызволиться.

Скорее всего, мое описание слишком абстрактно и неполно для пояснения, почему приходит ощущение заключенности, тому, кто сам его не ощущает, а всецело живет происходящим в виде воплощенных форм и событий. Просто попытайтесь представить, как смотрит старшеклассник на первоклашку с осознанием иллюзорности его первого восприятия и отношения к школе. Воздушные шарики, красивый рюкзак, цветные картинки в учебниках и контрастная ситуация драки с обзывающимся одноклассником – все это хорошее и плохое столь актуально для него, и кажется, что это и есть жизнь! Однако впечатления возникают от событий, и их будет еще много за предстоящее время обучения: одна иллюзия порадует, хоть окажется и ложной в восприятии понимания, какова на самом деле учеба в школе, а другая огорчит. И нет смысла вовлекаться в ту или иную ситуацию и упиваться ею, так как она лишь фрагмент общего течения жизни. И если, будучи старшеклассником, мы можем посмотреть на известные нам по своему опыту этапы жизни со стороны и не вовлекаться в них со всей серьезностью, то будучи осознанным, мы не ждем прохождения времени, прежде чем увидим бренность бытия в моменте происходящего.

В каждый момент я наблюдаю за игрой со своим участием, ощущаю ответственность за восприятие и реакцию, осознаю взаимосвязь с продвижением на Пути и нередко понимаю, как еще далек от меня выход со сцены, освобождение от неосознанной игры жизни. А значит, произойдет еще много всего, и раз за разом от меня будут требоваться присутствие, осознанность, такие качества, как несопротивление, принятие, доверие. И каникул не жди! Не будет и минуты, не требующей осознанности. Снова и снова необходимо смотреть на все происходящее, ощущать свои радости, надежды, тревоги, недовольства и помнить, что это – игра форм, и смысл ее не в самом происходящем: кто кому что сказал, дал или забрал и так далее, – а в том, какие реакции это вызвало у меня и как я себя проявила. Каждое мгновение приходится жить, словно двойной жизнью, играя свою партию на сцене, где настоящие эмоции не те, что показывают герои пьесы в рамках обыгрываемой ими роли в спектакле, а те, что передаются в зал.

Попробую привести пример, чтобы пояснить свои, наверное, столь непростые к восприятию высказывания, или чтобы еще больше запутать.

«На сцене» – ситуация на улице. Мама строит гневное выражение лица и грозно машет рукой своему ребенку, в азарте подбегающему к проезжей части: «Не смей выбегать на дорогу, не посмотрев по сторонам!». А в сердце у нее – любовь и забота. Она играет строгость, а в зал, то есть к ребенку, на самом деле передается посыл не столько злости, сколько внимания. Он – зритель, она – актер. В то же время испытываемые ею эмоции это: беспокойство, тревога, ответственность, любовь. Так вот не нужно верить в маму, дорогу, машину, ребенка, проблему. Все эти понятия не дадут нам ничего для освоения жизни. Если позволить себе не фокусироваться на понятии сути, а рассмотреть в данном примере жизнь, как сцену, то реальность – это не машина, а, скажем, опасность, которую она несет в данном случае. Ребенок – это не он реальность, а аккумулирование опыта в его воплощении. В случае дороги не она сама реальна, а возможность происходящего, как опасности (машины) и потенциала опыта (ребенка) в случае их пересечения. Ребенок может получить осознанный или неосознанный опыт, прислушаться к совету (матери) и воспринять любые другие факторы или нет, отторгнуть или принять.

Игрок не может не играть свою роль. Ситуация происходит, будет то или иное следствие происходящего на улице. Важно понять, распознать среди ролей и декораций суть происходящего, его смысл и потенциал. В этом кроется истинное проживание жизни.

И все бы хорошо, если бы речь шла о школьном опыте или о происходящем на сцене театра, но я ведь говорю о жизни. В случае чего ее не избежать, как любого из этих примеров, где я пытаюсь раскрыть цикличность и бренность происходящего, что и создает ощущение тюрьмы. Это тюрьма свободного человека, когда он уже не подвластен иллюзиям жизни, способен распознать суть в момент происходящего и видеть в этом проявление Истины. Этот человек понимает, но пока еще не умеет воспользоваться пониманием и освободиться, а оттого и чувствует свое заточение.