скачать книгу бесплатно
Глава 2
Дни после сражений обычно бывают сложными, зачастую даже тяжелее, чем сами битвы. Действие гормонов, помогающих выдержать экстремальные ситуации, ослабевает, и появляется время подумать, обмозговать пережитое и почувствовать страх. Самые глубокие переживания всегда происходят после беды. Люди просто не способны на изнуряющее самокопание во время борьбы, иначе бы они остались за бортом эволюции. Люди борются яростно, неутомимо, поэтому побеждают. По крайней мере все живущие в Великой пустоши непременно побеждали, как делали и их предки. Пусть это и называется систематической ошибкой выжившего – ведь у проигравшего мы не можем ничего спросить, – она тем не менее доказывает, как мало мы рефлексируем в момент тяжелейшей борьбы и как сильно страдаем потом. Поселяемся в кошмарных воспоминаниях, как заевшую пластинку, прокручиваем их снова и снова, ведь нападение каннибалов – событие из ряда вон выходящее. Оно опаснее встречи с хищниками или солнечной вспышки, в отличие от всего этого, нападение нельзя предсказать и как-то проконтролировать, ведь несмотря на генетическое вырождение этих тварей, в них еще живут остатки хитрости и коварства, присущие самым безжалостным обитателям Великой пустоши – людям.
Весь следующий день племя инков провело в страхе из-за пережитой ночи. Именно так. Будь жива наука статистика, она непременно бы указала, что страх портит жизнь людям больше всего остального, он убивает, становится причиной преждевременной гибели и мешает выйти победителем из смертельной схватки. С логической точки зрения страх нам не нужен, однако из всех возможных чувств люди цепляются за него сильнее всего. И после этого они еще называют себя самыми логичными существами во вселенной.
Лагерь встретил утро мучительно. Вместе с дождем лились слезы, а по раскисшей земле словно шла нервная дрожь. Вибрации от завода по производству горючего передавались жителям бывшего космодрома. Обычно они их не замечали, но теперь внутренняя и внешняя дрожь вошли в резонанс. Казалось, сама земля в страхе, волнуется и переживает. Однако у такого нервного потрясения была и обратная сторона – застывшее во времени и пустоте племя как бы пришло в себя, снова почувствовало вкус к жизни, осознало, зачем живет. Даже самая глубокая депрессия отступает, когда встречаешься лицом к лицу со смертью, ощущаешь ее ледяное дыхание всем телом. Для тех, кто пережил эту ночь, появилось еще больше смысла жить и бороться. Просто потому, что они играли роли людей в великой театральной постановке под названием «Жизнь».
Смерть одного сплотила всех остальных. По периметру лагеря спешно восстанавливались старые ловушки и сооружались новые. Они доказали свою эффективность, и теперь ни один человек в племени не сомкнет глаз, пока этих ловушек не станет в десять раз больше, чем прежде. Одни инки орудовали кольями и ножами, создавая непроходимую полосу смертельных препятствий, другие подравнивали канавы и заливали их новым горючим. Командовали всеми, как обычно, вождь Инка и старший по хозяйству Матфей.
– Топлива должно хватить на полную заливку внешнего кольца. Но что, если атаки участятся? – сетовал татуированный помощник. – Мы не можем заставить завод работать быстрее.
– Мы вообще не знаем, как он работает, – вздохнул вождь.
– Ладно тебе, – прошептал Матфей. – Будешь часто напоминать о собственном бессилии, и люди начнут бунтовать, требовать изменений. Из Юраса или Куско будут плохие вожди.
– Тем не менее я не вечный. Даже Юрас на пять лет моложе меня. Кто-то из них рано или поздно станет здесь главным.
– Тогда я голосую за поздно, – улыбнулся Матфей. В отличие от остальных, он продолжал ходить нагим по пояс, веря, что оберег почти на все тело окажется эффективнее в неприкрытом состоянии. Небольшой слой жира помогал ему согреваться, но до самой толстой сальной прослойки в племени, какую отъел себе Юрас, ему было еще далеко.
Когда дым и утренний туман окончательно развеялись, над лагерем появилось ленивое солнце. Поздней осенью оно в лучшем случае поднималось до середины своего пути между горизонтом и зенитом, а большую часть дня вовсе плавало где-то за лесом. У него оставалось все меньше и меньше сил. Сложно было представить, что такое ослабленное светило способно излучать губительные рад-вспышки, но даже зимой они были не редкостью. Пока все смотрели на солнце, с охоты вернулся Куско. Каким-то образом прошел незамеченным мимо работающих на окраинах лагеря инков и оказался сразу возле дома отца.
Молодой, мускулистый парень немного за двадцать, с вытатуированными узкими орнаментами вокруг бицепсов и кольцами на пальцах, с пышными русыми волосами, точь-в-точь как у Лимы. На нем были джинсы, когда-то принадлежавшие человеку по имени Вранглер, если верить надписи на них. Каждая штанина была обшита ремнями для переноски целой коллекции ножей. С его широких плеч, едва прикрывая кубики пресса, свисала окрашенная в цвет хаки шкура клыка смерти, самого опасного хищника Пустоши.
– Куско, вернулся! – громко прокричал отец, явно работая на публику.
В такой ситуации гораздо естественнее было бы обратиться к сыну просто «сын», но соплеменникам этот молодой, сильный, красивый будущий вождь должен запоминаться как раз по имени, а не по безликому и скучному «сын». В конце концов кто-то из толпы мог не понять, о ком речь, а Юрас хотел, чтобы все знали, кто тут лучший охотник. На такое молчаливое, зачастую со всем согласное большинство и был расчет. Если две трети лагеря будут за Куско, с остальными легко будет договориться, в худшем случае – выставить их за порог.
Наследник приволок к костру в центре лагеря тушу двугорбого оленя весом килограмм в сто. Ненужные части он отрезал и бросил в лесу, шкуру снял, и теперь гордо нес ее на плече, а под тушу подложил полиэтиленовую клеенку, чтобы самое ценное не терлось о землю при волочении.
– Хорошо, – кивнул вождь женщинам племени. – Разводите огонь, надо помянуть павшего. И принесите дары за здоровье раненых.
Несколько юных девушек принялись готовить мясо, пока самые старые и опытные женщины сидели над постелями искалеченных в ночной стычке инков. Они использовали самые совершенные в этих краях средства медицины – молитвы и травы, но чаша весов, к сожалению, склонялась не в пользу раненных.
В хлопотах и суете лагерь окончательно отошел от осенней хандры. Все были при деле, всем хотелось жить дальше. Нет, не так. Всем хотелось не умирать. Вот это и перевешивало.
– Надо предать тело богам, – сказал родственник погибшего воина. – Он должен попасть к ним на трапезу прежде, чем трапезу начнем мы.
– Здравая мысль, – согласился с ним вождь. Только он имел право включать аппарат по преданию тела богам.
Собралась небольшая процессия из Инки, Матфея, родственников и самых близких друзей погибшего. Для лагеря в две сотни человек даже десяток отвлеченных от работы людей считался великой роскошью. Чтобы выжить, племя должно быть единым организмом, каждый должен делать свою работу. Никому никаких поблажек. Уважительной причиной, чтобы не работать, может быть только болезнь, смерть или, как в этом случае, похороны близкого человека.
Процессия двинулась по направлению к растущему ввысь ракетному комплексу. Хотя на первый взгляд и казалось, что лагерь отовсюду окружен лесом, с одной его стороны прямо к космодрому тянулась едва заметная, заросшая по краям дорога. Нетронутой деревьями и кустарником осталась лишь узкая полоска бетона, проложенная на века. По ней и несли тело погибшего. Где-то на середине пути, примерно в пятистах метрах до направленной вверх ракеты стояла еще одна группа зданий, похожих на те дома, что заселили инки, только более высоких, с большим количеством стали, а значит, более радиоактивных и опасных в моменты солнечных вспышек. Поэтому тут никто не жил. И только уходящий глубоко под землю завод ракетного топлива продолжал исправно работать.
Доподлинно не было известно, случалась ли в последние пятьсот лет ядерная война, но этот стратегически важный завод был спроектирован на случай любого возможного катаклизма, поэтому время, стихия и радиация не смогли причинить ему вред.
Процессия прошла между мусорными полями, миновала заброшенные дома – древний технический комплекс для наблюдения за пусками ракет – и повернула в сторону, туда, где раньше была трасса, автобусная станция для рабочих и ресторан. В этих местах племя уже не находилось под защитой лагеря и часовых на вышке, поэтому следовало действовать очень быстро и, главное, бесшумно. Даже небольшое стадо волкогавов могло растерзать путников, чего уж говорить о клыке смерти, решившем забрести в эти края. Да, определенно без защиты огненных стен человек легко становился закуской для многочисленных тварей, наводнивших Великую пустошь.
– Аккуратнее, не уроните тело, – шептал Матфей остальным, пока они шли вперед.
Конструкция синего цвета у самой трассы походила на телефонную будку. Такая же цилиндрическая и невысокая, размером как раз для человека. Сбоку у нее была дверь-пенал – она сдвигалась в сторону и прижималась к стенке конструкции. Краска с будки давно слезла, а ее синий оттенок принадлежал неизвестному сплаву металлов. На фоне полнейшей разрухи и запустения она была как бельмо на глазу. Слишком хорошо сохранившееся, скорее всего последнее изобретение человечества перед исходом на Марс. Ей было не больше четырехсот лет.
Вождь подошел к окошку управления с внешней стороны аппарата и очень медленно, стараясь не издавать лишних звуков, снял с шеи ключ, вставил его в отверстие и повернул. На экране загорелись лампочки. Устройство было столь прочным, что пережило тысячу солнечных вспышек. Почти вся электроника, оставшаяся на поверхности планеты, вышла из строя, но этот аппарат для предания тел богам продолжал работать.
– Это ли не доказательство существования всевышних? – воскликнул однажды дед Инки. – Боги стремятся разрушить все, кроме этого связующего звена, портала между миром смертных и миром вечно живых. Значит, мы им нужны не меньше, чем они нам.
Введя код управления аппаратом, вождь открыл дверь. Свободного места внутри хватило бы на человека любой комплекции.
– Вносите, аккуратно.
Инки попрощались с погибшим и общими усилиями разместили его в цилиндрической полости.
– Подождите! – шепнул родственник.
Он потянулся внутрь конструкции и снял в шеи покойника золотой кулон. Всего лишь золото, безделушка, но памятная вещь для семьи.
– Все, теперь можно.
Вождь закрыл дверцу и прочитал молитву, чтобы душа погибшего попала сразу на пир к Ойлу и Раду, минуя оставшийся круг ада. По их поверью, первые восемь кругов ада составляли собой жизнь на Земле, и только девятый круг, бескрайний океан холода за пределами человеческого понимания, отделял всех от рая. Его и должна была преодолеть душа, чтобы попасть в лучший мир. Молитва, по мнению инков, придавала ей то решающее ускорение, которое выводит за пределы адского притяжения Земли – в открытый космос.
Конструкция заскрипела.
– Так, ладно, сейчас будет шумно, – напомнил Матфей.
По округе разлетелся грохот загадочных механизмов, а вместе с этим и птицы сорвались с насиженных мест. Испуганные вороны подняли в небе цунами, закаркали на весь лес, понеслись прочь, сбиваясь в стаю переливающейся формы, похожей на текучие образы в чьем-то безумном сне.
– Чертовы птицы, – злился родственник убитого.
– Не страшно, они улетают. Их карканье уведет за собой хищников, – успокоил его Матфей.
Грохот внутри аппарата тем временем стал тише, ушел куда-то под землю, давая понять, что будка – это лишь вершина айсберга, малая часть какого-то огромного механизма. Инки почувствовали ногами вибрации, как от землетрясения. Одну минуту, вторую вибрация нарастала, но потом внезапно прекратилась. Воцарилась полнейшая тишина, словно никакого шума и не было. Над окошком будки загорелась зеленая лампочка.
– Слава богам, они его приняли, – обрадовал собравшихся вождь.
Он открыл дверцу и достал из кабинки прекрасный алмаз, сверкающий всеми цветами радуги, размером в три-пять карат. Он казался совершенным. Самое красивое и крепчайшее вещество на Земле – лучшее, чем может стать человек.
– Душа покойного воина.
Инка с поклоном вручил камень родственнику. Тот достал из-под шкуры бусы из камней предков, лежащих каждый в своем мешочке, положил к ним новую душу и поклонился в ответ.
– Частица его навсегда останется среди нас, – торжественно объявил вождь. – Теперь он сможет приглядывать за нами, пируя с богами на небесах.
Процессия заторопилась обратно, под защиту ловушек и при необходимости – огненных стен.
Женщины к тому времени уже приготовили мясо оленя и снова расставили столы вокруг лагерного костра. Убирая их прошлой ночью, мало кто мог подумать, что так быстро появится новый повод для общей трапезы. Повод не самый радостный, ведь надо было поминать погибшего и молиться за здоровье раненных, но и не самый худший, ведь дюжина каннибалов отправилась на тот свет. Племя не знало, как размножались эти серые твари, но наивно предполагало, что после каждого отраженного нападения их становится меньше.
Никто не подозревал, насколько большой была численность дикси…
В блаженном неведении инки заняли места на длинных лавках у расставленных кругом столов. Белый пепел между камней в его центре напоминал о костре, а спекшиеся пятна крови и жира вокруг давали понять, что мясо уже приготовлено. Но даже слепые бы догадались – настолько сильный стоял запах жаркого. Даже ветер на минуту остановился, чтобы позволить людям насладиться ароматом запекшейся корочки на приправленном душистыми травами мясе. Самой вкусной и оттого ценной частью оленя считались его горбы. Жирные, без хрящей и прожилок, почти как корейка со спины свиньи, только с одним отличием – свиней у инков не было, а двугорбые олени довольно часто встречались в тайге.
Деликатес лежал на столе вождя. Рядом с Инкой, согласно обычаям, расположился добытчик Куско, а также его отец Юрас. С другой стороны от вождя сидели его дочь Лима и помощник Матфей. Остальной сотне с лишним жителей достались другие части оленя, а также мясо из подземных запасов, куда его понемногу закапывали после каждой успешной охоты – как раз для таких случаев.
– Помянем погибшего и помолимся за его душу, – произнес вождь, держа в руке пластиковый стакан с чистейшей водой. – А также поблагодарим Ойла за помощь. Пусть он и впредь указывает нам путь своим огненным перстом и защищает от всякого зла.
Инка поднял стакан перед собой, поднес его ко рту и выпил самую дорогую и ценную жидкость Великой пустоши. В отличие от бесконечно производимого топлива, воду надо было брать из реки и относить под покровом ночи на очистную станцию в нескольких километрах к северу, вдоль убийственных вод Онеги, а ведь именно оттуда, с севера, нападали дикси. Полная опасностей вылазка была еще и крайне трудной – чтобы не рисковать лишний раз, инки старались унести с собой как можно больше воды, порой литров по тридцать на каждого. Теперь они наслаждались плодами своего труда, выпивая чистейший продукт без всякой радиации. Даже больше – вода помогала вывести небольшую дозу радиации из организма.
Алкогольных заводов поблизости не наблюдалось, и инки не могли полностью избавиться от облучения, а потому быстро старились и умирали. Зато алкоголизм среди них был нулевой.
После чистейшей и неимоверно вкусной, почти родниковой воды, все принялись за дары леса. Сидящие вдалеке от главного стола инки спокойно поедали доставшуюся им солонину, а за столом вождя возникло некое смятение. Вроде бы им достался самый вкусный деликатес, но что-то было не так.
Первым выказал недовольство Матфей:
– Это как будто мертвый олень.
– Ну да, я ведь его убил, – гордо ответил Куско.
– Нет, я имею в виду, он был мертв задолго до приготовления. Мясо уже не то.
– Не наговаривай, – шепнул ему Инка. – Скандалы нам ни к чему.
Юрас первым проглотил мясо и заступился за сына:
– Бабы разучились готовить. Возятся с семенами и уже позабыли, как надо жарить настоящее мясо. Тьфу.
Незаметно выплюнув один кусочек горба, Лима больше не притронулась к еде. Худенькой девушке было не привыкать подолгу обходиться без пищи. Особенно в мире, где никакая пища не нравилась.
В десяти метрах от нее сидел Пуно и давился солониной. В отличие от хрупкой дочери Инки, он не мог позволить себе обходиться без дополнительных калорий. Залогом успешной работы и выживания были силы, поэтому их требовалось постоянно поддерживать. Рядом с ним ел его новый друг Хан и тот парень, с которым они едва не подрались на игре. Звали его Космо – имя опять-таки было взято с частично сохранившейся древней надписи на стене космодрома. Он не дружил с Пуно, но и не враждовал. Как совсем скоро покажет жизнь, Пуно следовало благодарить судьбу хотя бы за это.
После трапезы все вновь разошлись по делам. Жизнь вроде бы потекла в прежнем русле, напоминая о тех временах, когда все были живы, сыты и относительно счастливы. Теперь же свой негативный отпечаток накладывала общая усталость из-за ночного боя и недосыпания, а также стоны трех раненных, чья судьба уже была предрешена. Они не умерли в тот же день, не умерли и на следующий, но характер их ранений и непрерывно растущий жар давали понять, что дни их сочтены. Вот так одна небольшая вылазка каннибалов лишила племя сразу четверых мужчин. Если добавить к этому голод, который вполне мог начаться весной, то перспективы у инков были не радужные. С другой стороны, гибель нескольких людей можно и пережить, а с голодом разобраться при помощи охоты, и, если бы все так и закончилось, тяжелая жизнь племени пошла бы своим чередом – мучительно, но не смертельно. Никто тогда еще и не подозревал, что через каких-то несколько дней все изменится так, что инки будут с ностальгией вспоминать времена нападения каннибалов и нехватки семян.
Белые дьяволы приближались.
На следующую ночь Лима вовсе не смогла уснуть. Перед красными от усталости глазами непрерывно стояли их образы. Они, как в кукольном театре кошмара, разыгрывали спектакль, на который невозможно было смотреть. Девушке бы в этот момент получше их разглядеть и, где надо, зарисовать, благо бумаги и углей хватало, но чувствительная душа не могла заставить себя изучить эти исчадия зла.
На утро Инка нашел свою дочь свернувшейся у алтаря. Глаза ее были открыты, а тело тряслось от страха и холода.
– Все будет хорошо, моя дорогая. – Он еле сдержал слезы. – Если на то пошло, даже смерть – не самое худшее, что может с нами произойти.
– В том-то и дело, отец, – неслышно прошептала она. – В том-то и дело.
Он попросил нескольких женщин остаться с Лимой и отвлечь ее разговорами и рукоделием, занять ее угнетенный разум делами. Племя как раз нуждалось в зимней одежде в преддверии холодов. С прошлого года многое износилось, и нужна была целая фабрика, чтобы восполнять постоянно растущую потребность в вещах – летних почти ни у кого не осталось, их делали из остатков зимних, а уж зимним требовался особый уход. Нужда была абсолютно во всем.
Лима, как и любой соплеменник, владела навыками шитья, поэтому объяснять ей долго ничего не пришлось. Опытные женщины показывали, как с помощью ножниц и иголки с ниткой превратить две старые вещи в одну относительно новую, и девушка машинально повторяла за ними. Образы белых тварей никуда не делись, но затуманились в мыслях, стали менее осязаемыми, высохли и выцвели, как на фотографии. Возможно, если оглядываться назад, это был не очень полезный уход от проблем.
Ближе к вечеру, когда солнце уже собиралось нырнуть за кромку леса, ему бросила вызов еще одна светящаяся звезда. Сначала лишь малая точка на небосводе, она с невероятной скоростью увеличивалась, проплывая над инками, с каждым их вздохом и криком удивления приковывала к себе новые взгляды. Все произошло очень быстро, поэтому время стало тянуться медленнее, чтобы позволить всем насладиться моментом. Огромный горящий болид, сущность которого никто из племени не понимал, пронесся над головами, разделив небо на две равные половины, разделив жизни людей на до и после. Он разминулся с торчащим ввысь носом ракеты и чиркнул верхушки деревьев прямо у лагеря. Мало кто успел заметить отлетевшую в противоход болиду часть, ведь в следующее мгновение солнце затмила вспышка много ярче любого светила. Будь у инков тысяча заводов с топливом, они не смогли бы получить даже толику увиденного свечения. Секунда, вторая, и все потускнело так же резко, как вспыхнуло. Почти уже позабытое солнце вернулось на свое законное место на небосводе, и еще через секунду лагерь накрыл жуткий гром – словно небо обрушилось на землю, знаменуя смертельным слиянием конец всего сущего. Даже всадники Апокалипсиса по сравнению с этим зрелищем оказались бы безобидными ковбоями. Покажись в этот момент над тайгой четыре скелета на лошадях, никому бы не было до них дела.
Грохот пронесся сквозь лагерь, попутно пересчитал людям косточки, и все замолчало. О недавнем зрелище напоминали только стаи ворон, хаотично кружащих в небе, но как бы они ни старались изобразить в вышине три шестерки, у них ничего не вышло. Нечто похожее на 668 пронеслось над головами застывших в шоке людей, и время снова пошло. Оно больше не тянулось, как в замедленной съемке, скорее наоборот – наверстывало упущенное, подгоняя себя под неумолимое действие законов физики, словно машинист поезда, который слишком долго плелся между станциями и теперь задействует все возможности, чтобы уложиться в расписание.
В лагере началась паника. Инки забегали, пытаясь что-то придумать, как-то подготовиться к неизведанному. Женщины в доме вождя побледнели, будто почувствовали касание зла, и бросили шить. Одна только Лима не отложила иголку – она сотни раз видела то, что теперь ужасало всех, и настолько привыкла к этому кошмару, что он никак на нее не подействовал. Разумеется, если не считать ее невроза, недосыпания и бледности. В отличие от остальных, Лиму это событие шокировало задолго до того, как произошло.
Когда нагнавшее график время стало идти нормально, инки пришли в себя, если так можно сказать. Напуганные, они собрались в центре лагеря, вокруг своего вождя.
– Падение звезды! – закричал какой-то старик. – Что это значит?
– Явно ничего хорошего, – ответил ему другой. – Это проклятие. Все мы ответим за чьи-то грехи.
– Так мы не попадем в рай? – спрашивал кто-то еще.
– Тише! – вмешался вождь.
Вечернее солнце освещало его морщины под особым углом, из-за чего лицо выглядело вырезанным из камня со всеми его бороздками и ложбинками. Вождь казался ожившей статуей – эффект очень редкий в мире, где мало кто доживает даже до сорока и успевает обзавестись всеми этими возрастными отметинами. Длинные седые волосы только усиливали впечатление.
– Если это враги, – продолжил Инка, – нам есть чем ответить. Храбрости нам не занимать. Если же это боги – нам тем более нечего бояться. Души наши чисты, как первородные семена. Если мы не пройдем проверку пером, то никто ее не пройдет.
Одна из матерей шепотом объяснила ребенку, что боги на одну чашу весов кладут человека, а на другую – перо Истины. Если оно перевешивает, человек чист перед богами, природой и самим собой.
– Но не можем же мы просто ждать! – негодовал Юрас. – Надо пойти на разведку.
– Всему свое время, – ответил осторожный вождь. – Посмотрим сначала с вышки.
Самого зоркого отправили на защитную вышку лагеря, откуда совсем недавно он уложил двух дикси. В отличие от бескрайней тьмы, что расстилалась вокруг лагеря ночью, теперь с высоты открывался живописный обзор на осенний лес и кровавое заходящее солнце. И без того постоянно красное небо стало ярко-багровым. На его фоне краснокожий юноша смотрелся очень гармонично. Это был бардовый, нет, даже пунцовый мир. Воина тошнило от такого пейзажа, и он приложил всю свою концентрацию, чтобы приглядеться к месту падения пока еще неопознанного, вроде бы летательного, хотелось бы верить – объекта.
Ближайшие к лагерю деревья лишь слегка опалились – сам болид не задел их, а лишь обдал раскалившимся при падении воздухом. Пожар быстро сошел на нет – он всегда затухал в этих соснах, иначе они не простояли бы сотни лет в таком адском климате со всеми его бурями, засухами и радиацией. За уцелевшими деревьями виднелись другие стволы, будто спиленные какой-то гигантской пилой, и чем дальше всматривался охотник, тем короче были деревья. Относительная густота леса не позволила ему разглядеть место падения в километре от лагеря, но дымящийся кратер и скошенные сосны не оставляли сомнений в том, что падение произошло.
– Хорошо, смотри еще, – приказал вождь. – Если что увидишь – кричи.
А тем временем в лагере продолжался совет. Храбрейшие воины рвались в разведку, а не менее храбрые жены старались их удержать. Более сдержанные голосовали за то, чтобы ждать, но все понимали одно – спокойно лечь спать в такой ситуации попросту невозможно, а без сна не будет сил на защиту лагеря, поэтому раскрыть тайну загадочного падения надо до конца дня, благо пара часов еще оставалась. Юрас пододвинул своего сына Куско в самый центр совета, чтобы он стоял как можно ближе к вождю. Простых охотников вроде Хана и Пуно он, наоборот, всеми силами старался задвинуть дальше.
– Вижу движение! – закричал часовой.
Срезанные и поваленные деревья сильно проредили лес, который теперь просматривался дальше обычного. Чуть ли не на километр. Но там было спокойно, если не считать клубящегося по земле дыма. Не найдя ничего интересного вокруг кратера, часовой обратил внимание на местность с другой стороны лагеря, где и заметил то самое движение.
– На юге, между деревьями! – крикнул он.
– Но звезда упала не там, – удивился вождь.
– Я видел, как от нее отлетел кусок перед взрывом, – вспомнил Матфей.
С вышки продолжали поступать данные:
– Их там пара десятков, – возбужденно сообщал часовой. – Двигаются как люди, но в каком-то нечеловеческом облачении!
– Божества! – загорелся Юрас. – Надо встретить их, как подобает настоящим воинам!
Толпа начала шуметь. Храбрость и страх смешались воедино и выразились во множестве вздохов.
– Хорошо, – согласился вождь. – Раз уж они движутся в нашу сторону, отсиживаться бессмысленно.
Юрас не стал дожидаться приказа вождя и, удовлетворившись тем, что старый Инка не против, стал собирать группу из лучших воинов. Двадцать человек – по одному на пришедших к ним божеств. Ведь, как известно, только истинный воин достоин всех благ как земной, так и загробной жизни. Во главе отряда Юрас хотел поставить сына, но тот застыл на месте как вкопанный.
