Остров дождей

К сорока годам король Гиманд повидал и пережил немало: набеги кочевников на приграничные районы, мятеж собственных подданных, неурожай и голод. Казалось, ничто не может вывести его из равновесия, а уж тем более – поставить на грань отчаяния.

Величественно и гордо, с холодной головой, хранил он честь династии, был гарантом справедливости и единой власти закона над всеми подданными. В политических баталиях с соседними государствами Гиманд слыл несносным переговорщиком, требующим досконального соблюдения всех договорённостей. Он даже выглядел неуступчивым: длинный и худой, как старое копьё, с узловатыми сухими мышцами и седеющей бородой.

У короля не было времени углубляться в вопросы воспитания наследника, но ему докладывали, что Фаон становится неплохим фехтовальщиком и охотником. Гиманд всегда относился к охоте с некоторым презрением: немного чести убивать животное, которое не может защититься. Тем не менее, у их династии охота была в почёте, и он не мешал увлечению сына.

В отличие от Гиманда, который к своему почтенному возрасту был неуступчив и упрям, Фаон уже в пятнадцать умел мастерски уходить от ответов и выдавать только нужную правду, скрывая невыгодную. Среди придворных принц слыл милым и располагающим, но весьма опасным человеком. Несмотря на юный возраст, наследник уже обзавёлся влиятельными друзьями: он был на короткой ноге с начальником королевской стражи и главным поваром. Король пожимал плечом: вероятно, Фаону предстояло стать более ловким политиком, чем он сам.

А затем началось вторжение Теней, обесценившее прошлые сомнения и проблемы. Подданные Гиманда гибли тысячами, а он впервые не мог им помочь. Система обороны, выстраиваемая годами, оказалась не способна сдержать нового смертоносного врага. Король собрал все силы для решающего сражения. И проиграл. Тени рассеяли его армию так легко, что стало очевидно: людям не победить, даже если все до единого возьмут в руки оружие и будут сражаться до последней капли крови.

Учитель Гиманда по фехтованию, ныне покойный, порой говорил: главное, что по-настоящему определяет силу мужчины – это умение действовать, когда, казалось бы, всё потеряно. Так что и теперь король был не вправе терять самообладание… и время. Столицу было не защитить: значит, оставалось эвакуироваться. Он приказал грузить на корабли самое необходимое.

Гиманд собирался двинуть суда вдоль материка – в сторону Отхила. Когда первые суда, покачиваясь под тяжестью грузов, уже выходили в гавань и ложились в дрейф, сокол принёс письмо из Отхила:

«Тени подошли вплотную. Готовимся. Купцы бегут на судах. Тени умеют летать над водой».

Письмо было отправлено вчера. Вероятно, битва уже закончилась, и повлиять на её исход у остатков армии Гиманда возможности не было. Защитники Отхила или все погибли, или отбились, или эвакуировались. Зато Тени, если они и впрямь умели летать над водой, угрожали флотилии Гиманда.

Многие века королевские суда ходили лишь вдоль материка. В давние времена мореплаватели предпринимали попытки переплыть море Демонов, чтобы найти новые плодородные земли, но нашли лишь безумие и смерть. По рассказам тех немногих, кому удалось вернуться, на корабли нападали жуткие создания, повелевавшие стихией. Они обрушивали ливни и ураганы, лишали рассудка.

В Отхил и другие крупные города полетели соколы с письмами, заверенными подписью короля:

«К столице приближается армия Теней, с которой нам не справиться. В надежде спасти людей мы отправляемся прямым курсом в море Демонов. Губернаторам приказываю действовать по обстоятельствам: отбивайтесь или спасайте людей, если можете.

Если в этой войне вы одержите победу, пусть самый знатный из вас примет на себя правление.

Если вы найдёте спасение в чужих землях – ведите себя достойно звания подданных короля.

Если найдутся мудрецы или смельчаки, кто сможет преодолеть море Демонов, – спасите нас».

Король взошёл на борт флагмана и отдал команду «вперёд!».

* * *

Три дня экспедиции прошли без происшествий. Хмурое небо затянули тучи, но дождя не было. Паруса надувал попутный ветер. Волны мягко шуршали, разрезаемые носом флагмана, а до горизонта простиралась серая гладь.

А затем от воды начал лениво подниматься туман. Он закручивался, взбирался по бортам. Ночью туман усилился, скрыв от глаз короля и его команды другие корабли флотилии. Горнист протрубил перекличку – и звук горна угас, потонул в тумане. Никто не протрубил в ответ.

Флагман взрезал стену тумана, стремясь выбраться из этого наваждения. Сын кузнеца, помогавший матросам на палубе, отошёл к борту, заворожённо вглядываясь в завихрения тумана. Он видел детские ручонки, вцеплявшиеся в обшивку. Ручонки были слабы, но их было много – и им некуда было торопиться.

А потом сын кузнеца прыгнул. Матросы, подбежавшие к борту, увидели, как он, не издав ни звука, камнем ушёл на дно, будто был не человеком. Или под ним была не вода. Туман сомкнулся над телом, а матросы поспешили отойти: несмотря на опыт мореплавания, у них начала кружиться голова. К кузнецу, спавшему в трюме, они отправились вместе с парой сильных воинов: нужно было удержать того от глупостей.

Король запретил людям подходить к бортам.

* * *

Люди ждали утра, как подарка, но и оно не принесло облегчения. Прошло всего несколько часов с того момента, как забрезжил рассвет, – и уже начали сгущаться сумерки. Это было столь жутко и противоестественно, что внушало страх не хуже видений, скрывавшихся в тумане. Повеяло холодом.

Ветер усилился, разгоняя туман, и люди столпились на палубе, до боли в глазах вглядываясь вдаль. Другие корабли флотилии не появлялись, будто их никогда и не было. Но ведь на тех кораблях у некоторых остались родные или друзья: не может же быть такого, что и их никогда не существовало?! Люди трясли головами: море вселяло странные мысли. Кто-то в отчаянии кричал имена любимых, кто-то грязно ругался.

Море заволновалось. Матросы натянули тёплую одежду, а воинам король приказал надеть кольчуги, вооружиться и заступить в дозор на палубе. Темнело, вдобавок начал накрапывать холодный дождь. Капли с крупицами льда больно жалили лица матросов, пытавшихся подстроить парус под порывистый ветер. Внезапно вперёдсмотрящий закричал:

– Земля?!

Матросы бросились на нос – и тут же расступились, пропуская короля. Впереди, на границе видимости, из тумана выступила полоска – чуть более тёмная, чем море.

Один из матросов вскрикнул и сел на палубу. Порез на его щеке неторопливо наливался красным. Другой с шипением отдёрнул руку от борта: ледяная капля рассекла кожу на тыльной стороне ладони. В следующие мгновения люди уже прикрывали головы руками: дождь сменился градом ледяных осколков. Матросы бросились в трюм, а воины вскинули щиты, прикрывая себя и короля.

Ветер будто взбесился. Он трепал парус, прошитый осколками, и бешено раскачивал корабль. Воины повалились с ног, устроив свалку. Израненный капитан схватил топор:

– Рубите мачты!

Воины, прикрываясь щитами, бросились рубить. Один из них, защищавший короля, застыл, с неверием вглядываясь в доски палубы. Осколки не отскакивали, как положено обычному граду, а вгрызались в доски, будто злобные насекомые.

Гиманд снова вгляделся вперёд. Полоска берега приблизилась, но на пути судна встали несколько мрачных колоссов. Корабль несло на рифы. В этот момент парус рухнул, и все кинулись в трюм.

В трюме стоял гул от осколков, бешено колотящих по палубе. Корабль шатало, мелкая утварь летала от стенки к стенке. Люди хватались друг за друга, обнимали балки, вжимались в углы. Им чудились жуткие крики, доносившиеся снаружи. То были вопли отчаянной, бесконечной муки.

Первый осколок пробил отверстие в палубе. Это было невероятно: палуба была сколочена из массивных досок… В отверстие сразу свистнули ещё несколько осколков. Один из них попал в центр металлического нагрудника на теле воина – и сбил того с ног. Другой разбил масляный фонарь. Горящее масло выплеснулось на пол и на ящики с провиантом. Люди бросились тушить – а в палубе уже появлялись новые отверстия.

– Надо бежать! – крикнул кто-то.

– Куда?! – истерически заверещала женщина.

– ТИХО!!! – король встал во весь рост, вцепившись в канат. Он был бледен. Люди замерли. – Берите оружие, снадобья и зерно. Грузите в шлюпки. Прикрывайтесь щитами по двое. Берон! – король повернулся к капитану стражи, – ты руководишь.

На какое-то мгновение в корабле, разрушаемом жуткой невиданной стихией, повисла тишина. Каждый – за исключением, может быть, малых детей – понимал: пути назад не будет. Скорее всего, это последние часы их жизни.

– Вперёд! – крикнул король, и люди сорвались с мест.

Берон раздавал указания, мужчины хватали ящики и тюки. Матросы под прикрытием щитов выбрались на палубу.

В каком-то смысле людям повезло. Шлюпки хранились в самом центре палубы, сложенные в два штабеля, – но их прикрывал деревянный навес. Ледяной дождь практически полностью уничтожил его, та же участь постигла одну из шлюпок, размещённую с наветренной стороны. Остальные были пока целы.

Перенести шлюпки к лебёдкам на корме, загрузить их людьми и снаряжением, спустить на воду, и всё это – под прикрытием щитов, когда вокруг свищут смертоносные осколки, а рифы приближаются с каждой минутой… Ничто не заставило бы людей решиться на такое, кроме одного: у них не было выбора.

Ледяные осколки перемежались обычными колючими градинами, – и счастье, что последних было больше. Иначе никто не пережил бы следующего часа. А так люди потеряли одну шлюпку – та сорвалась в море, когда её крепили на лебедку, – и шесть человек экипажа. Практически все выжившие были изранены. Одна за другой четыре шлюпки с людьми, держащими над головами щиты, отплыли в сторону тёмного берега. Гребцы направляли их между двумя тёмными рифами. Когда рифы остались позади, а волны вспенились от близости берега, сзади раздался жуткий треск, которого не заглушил даже ветер.

* * *

С приближением берега буря сходила на нет. Спустя полчаса кто-то заметил, что ледяные осколки больше не наносят сокрушительных ударов по щитам: теперь по ним барабанил мелкий дождь. Волны, хоть и вздымали шлюпки на своих спинах, уже не норовили разбить их в щепки. Сумерки, пришедшие не в своё время, отступили.

Гиманд бросил взгляд назад – на умирающее судно. Над водой торчала одна корма, окружённая многочисленными обломками. Но и она должна была скоро разрушиться и уйти под воду. Больше король не оборачивался. Теперь перед ним стояла более насущная задача: попытаться выжить и спасти последние пять десятков подданных.

Король первым ступил на чёрный песок. По его лицу и бороде стекала вода. Подданные выбирались вслед за ним и вытаскивали шлюпки на берег, дрожа от холода в мокрой одежде.

Пляж был испещрён следами недавнего града. Тут и там из песка торчали низкие пористые скалы. Их чёрные туловища уродливо изгибались, а поверхность покрывали многочисленные выбоины. Далеко впереди вздымался колоссальный скальный массив, состоящий из той же тёмной породы.

Растительности или живности видно не было, и это не только наводило жути – местность выглядела совершенно мёртвой, – но и прозрачно намекало на печальный и весьма скорый конец.

– Пойдём к скалам, поищем убежище, – сказал король.

Из копий и плащей соорудили носилки, на которые уложили раненых. Снаряжение и провиант взвалили на плечи. Горстка людей, потерявших товарищей, дом, практически без шансов на спасение, всё ещё хранили надежду. Гиманд кивнул своим мыслям: даже если эта надежда пуста, было в ней что-то правильное.

Скалы приближались вкрадчиво, как хищник. Вырастая из почти плоского пляжа, они стремительно набирали высоту, превращаясь в отвесную стену. Экспедиция двинулась вдоль, ища намёк на пещеру или проход. Раненые стонали, и время от времени носильщики останавливались, чтобы дать работать лекарям. Остальные просто шли вперёд, изредка негромко переговариваясь.

Спустя час вперёдсмотрящий, уцелевший во время эвакуации с судна, закричал: «Смотрите!». Не зря его задачей на флоте было вертеть головой во все стороны. Узкая, почти сливающаяся по цвету с остальной породой, щель была незаметна с той стороны, откуда они пришли, – и приоткрывалась лишь с обратной. В четыре человеческих роста в высоту, а в ширину – хорошо, если один протиснется. Трещина создавала проход, уходивший вглубь скалы.

Двое воинов сняли шлемы, положили щиты и мечи, оставив лишь кинжалы, и один за другим протиснулись в щель. Ждать их условились полтора часа. За это время разведчикам следовало проверить, ведёт ли щель к какой-нибудь пещере, пригодной для укрытия, и вернуться.

Под конец отведённого срока, когда остальные уже приготовились спасать – связаться верёвкой и вытащить своих из какой-нибудь хитрой ямы, – разведчики вернулись.

* * *

Щель извивалась, то сужаясь так, что приходилось ввинчиваться плечами меж узких шершавых стен, то превращаясь в просторный штрек, где можно было идти, не пригибая головы. В некоторых местах потолок начинал опускаться, заставляя вначале опускаться на четвереньки, а потом и вовсе ползти на животе.

Было очевидно: на то, чтобы переправить через щель всё снаряжение и раненых, уйдёт не один день… Стоило Гиманду подумать об этом, как штрек совершил свой последний поворот. Впереди был выход.

В лицо королю пахнуло хвоей и чем-то сладковатым, вроде миндаля. Он выбрался из щели, пригибая голову. Выпрямился во весь рост и замер.

Исполинские деревья, напоминавшие сосны, вздымались высоко к небесам. В прохладном воздухе перекликались птицы.

Король двинулся вперёд, очарованный этим чудом. Деревья росли прямо из чёрного песка – такого же, как на пляже, – но здесь он был смешан с хвоей и кусочками опавшей коры. Тут и там из песка торчали низкие кустарники. Гиманд запрокинул голову. Горы за его спиной будто загибались, нависая над лесом и предохраняя его от ледяного дождя. Они наполовину скрывали лес тенью, но только теперь Гиманд осознал: серое сумеречное марево рассеялось окончательно. Больше не было сомнений: сейчас день.

* * *

Лагерь решили разбить прямо у щели. Благо, неподалёку пробегал лесной ручей. Воины срубили несколько деревьев поменьше и сложили костёр. Другие уже сооружали шалаши. Началась длительная транспортировка раненых и снаряжения через щель.

В первую ночь король выставил дозор. Большая часть людей, измученных чудовищными испытаниями прошедшего дня, попадали на лежанки, сложенные из сосновых ветвей, и уснули без памяти. Гиманд же ещё некоторое время вслушивался в ночь и втягивал носом запах нового мира. Ночь отвечала ему уханьем и шёпотом диковинных птиц. Под эту музыку король в конце концов и уснул.

Утром воины отправились на охоту и принесли на обед несколько этих птиц – больших и серых, с тусклыми коричневыми клювами и жёлтыми лапками. Птицы были совершенно не пугаными. Они просто сидели на деревьях, с любопытством наблюдая за людьми, – и позволяли лучникам подойти вплотную.

Сухопутные животные оказались более осторожными и скрывались, едва заметив людей. Но для Фаона, опытного охотника, это не было проблемой, и он принёс к костру труп странного создания: больше всего оно напоминало собаку, но обладало длинным, как у землеройки, носом и маленькими копытцами.

Гиманд приказал не уходить далеко от лагеря: как минимум месяц требовался, чтобы раненые успели восстановиться. До этого времени экспедиция была наиболее уязвима, а люди до сих пор не знали, что ждёт их в глубине острова.

Придворные ритуалы были отменены за ненадобностью. Король и его семья участвовали в делах наравне со всеми.

Пилы и топоры, принесённые с корабля, пригодились. Люди срубили несколько исполинских сосен и потихоньку распиливали их на дрова и доски. Дрова шли в костёр, а из досок принялись мастерить первые серьёзные сооружения.

Хотя природа острова, куда занесло людей, выглядела нетронутой, они до сих пор не знали, есть ли здесь враги. Некоторые до сих пор не оправились от ужасов моря Демонов, им виделись духи и призраки. По всем соображениям: и тактическим, и психологическим – первыми серьёзными постройками стали оборонительные рубежи. Стоянку окружили частоколом: воткнули по периметру жерди, заострённые и наклонённые наружу. На ближайшей сосне соорудили наблюдательный пункт: площадку полтора на полтора метра, где мог разместиться дозорный с луком.

На деревьях в окрестностях лагеря было много отметин от ледяных осколков, но выглядели эти отметины достаточно старыми. Король предположил, что горная гряда, опоясывающая остров, предохраняла лес от большей части дождей, но некоторые заходили под углом и попадали внутрь. Для защиты лагеря было придумано временное решение: построить деревянный навес вплотную к щели и укрепить его крышу камнем. Под навес перенесли важнейшие припасы, а сами люди в случае дождя могли укрыться здесь, в качестве дополнительной страховки используя щиты. Если же разыгралась бы настоящая буря, у них всё ещё оставалось достаточно времени, чтобы скрыться в щели.

* * *

Две недели спустя, когда охотники вернулись с добычей, король почувствовал неладное. В их движениях и взглядах сквозила странная и пока необъяснимая неуверенность. Командир выглядел мрачно. К королю подошёл Фаон: он, напротив, светил улыбкой.

– Мой король, сегодня я подстрелил обезьяну!

На свободное место перед костром два воина с трудом вытащили труп. Люди собрались в кружок, разглядывая диковинное создание. Гиманд понял, в чём была причина неуверенности. Он встал.

– Обезьяну?

Улыбка Фаона выцвела.

У ног короля лежал гигант ростом около двух метров. Мощное и мускулистое, но вместе с тем стройное тело. Кожа была тёмно-серой с оттенком синевы. На груди, голове и конечностях обильно росли серые волосы. А главное: лодыжки существа были охвачены тонкими браслетами, сплетёнными из сухих растительных волокон. Гиманд ни разу не видел обезьяну, которая носила бы браслеты. Так поступали только люди.

В груди было отверстие – воины уже вытащили стрелу. Король присел рядом и вгляделся в лицо. Жёлтые глаза подёрнулись плёнкой. Король взял убитого за плечи и попытался перевернуть его, но тело оказалось слишком тяжёлым. На помощь ему пришёл один из рабочих.

Ещё одно отверстие от стрелы обнаружилось под лопаткой. Трава под трупом пропиталась неестественно чёрной кровью.

– Вы стреляли в спину? – спросил король.

– Я расскажу, как всё было, – ответил Фаон.

– Изволь, – Гиманд снова поднялся.

– Я выслеживал дичь и увидел этого… его в кустах. Я подстрелил его, и он побежал. Я думал, что стреляю в обезьяну.

– Обезьяны не носят браслетов. У него было ещё что-нибудь?

– Какая-то палка…

– Где она?

– Там и осталась.

– Подытожим. Ты встретил туземца из местной расы – возможно, весьма могущественной. И убил его на месте.

– Могущественной? Это же обычная заострённая палка…

– Так она была заострённой? И после этого ты приходишь и заявляешь, что убил обезьяну? Знаешь, чего я не люблю больше всего на свете, Фаон?

Конечно, он знал. Все королевские подданные знали.

– Лжи, – сказал Фаон.

Ложь королю каралась смертью, и до сих пор было неважно, кто её допускал: слуга, мелкий чиновник или советник. В воздухе повисло напряжённое молчание.

– В яму его, – буркнул Гиманд, развернулся и двинулся к своему шалашу.

В молчании смешались облегчение и разочарование. Фаона посадили в яму, закрытую решёткой из толстых жердей. Тело туземца зарыли за границей лагеря и по традиции, принятой в королевстве, установили у изголовья могилы камень. В эту ночь дозор был удвоен.

* * *

Через пару часов после наступления темноты густую тишину ночи разорвал звук горна. Он продирался в голову откуда-то снаружи, и король не сразу разобрал, где сон, а где реальность. Когда через полминуты Гиманд выбрался из шалаша, его личный телохранитель со щитом уже был рядом.

В центре поляны всю ночь горел костёр, и нужно было отойти в тень, к границе лагеря, чтобы что-то увидеть. Воины строились вдоль частокола с обнажённым оружием.

Встав за спинами воинов, король вгляделся в сторону леса. Среди деревьев тут и там ловили отблески пламени жёлтые глаза. Это были туземцы: десятки, если не сотни гигантов наблюдали за людьми из леса. В руках у них были копья с костяными наконечниками, камни и длинные заострённые кости.

– Лучникам приготовиться! – скомандовал капитан Берон.

– Не стрелять! – крикнул король.

Люди и туземцы стояли, всматриваясь друг в друга.

– Чего мы ждём? – нервно спросил кто-то из воинов.

– Тихо, – ответил король. – Они здесь не для войны – иначе давно бы напали. Расступитесь.

– Мой король… – капитан хотел что-то сказать, но король поднял руку. Воины разошлись в стороны. Король сделал знак телохранителю: отойти ему за плечо – и шагнул вперёд. Десятки жёлтых глаз ловили каждое его движение. Гиманд подумал: умеют ли они метать свои копья, и если да, то успеет ли телохранитель прикрыть его щитом?..

Он поднял руки, демонстрируя мирные намерения, и сделал ещё два шага, преодолевая частокол. Теперь между ним и туземцами не было преграды. В их рядах ему почудилось волнение: некоторые отошли глубже в лес.

Король показал на себя пальцем и сказал:

– Гиманд.

Он хотел, чтобы голос его звучал спокойно и уверенно, но получилось напряжённо. Обвёл жестом себя и воинов за спиной:

– Люди.

Среди туземцев началось волнение: они тихо переговаривались на неизвестном языке, сопровождая бормотание пассами рук. Затем один из них вышел из леса. Он был лыс и стар. Большая тяжёлая челюсть придавала лицу угрюмый вид. Серая кожа туго обтягивала череп, а тонкие конечности были оплетены десятками браслетов.

Туземец уставился королю в глаза. И хотя существо это принадлежало к другому виду, и Гиманд до сих пор ни разу не общался с его представителями, он мог бы поклясться, что туземец не рад его видеть и не пылает к нему любовью. Тем не менее, тот готов был общаться. По примеру Гиманда он наставил на себя длинный сухой палец.

– Ро-о-о! З-э-э-эзи-и-и.

Одновременно с этим туземец – король уже полагал, что это был вождь – делал быстрые и вместе с тем плавные симметричные движения руками перед собой, описав ими замысловатую фигуру. Гиманд хотел повторить за ним, но понял, что легко может ошибиться. Прежде чем он придумал, чем ответить на послание вождя, тот сделал ещё шаг вперёд. Воины заволновались, и Гиманд согнул локоть, поднимая кулак: не стрелять.

Подобно королю, вождь обвёл жестом толпу у себя за спиной:

– Рао-ог.

Одновременно он изобразил руками фигуру, напоминающую по форме грушу. Это Гиманд уже мог повторить:

– Рао-ог.

– Люу-ди-и, – вождь показал на людей, – Рао-ог кишч, – последнее слово прозвучало резко и коротко, и вождь большим пальцем провёл две линии у себя на животе: крест. Кажется, Гиманд начал догадываться, что тот хотел сказать. – Кишч! – вождь указал на лучника рядом с Гимандом. – Рао-ог? – он повысил голос и приблизился ещё на шаг.

Гиманд молчал. Он хотел объяснить: лучник совершил ошибку, подстрелив туземца, и был наказан, но сделанного не воротишь. Но как объяснить это, не зная языка? Уж во всяком случае – не на повышенных тонах перед толпой вооружённых людей. Он показал пальцем на лучника, а затем – вниз, под землю. В воздухе он начертил решётку. Понял ли его вождь, или решил, что лучника казнили? Второе было даже предпочтительнее…

– Рао-ог? – повторил вождь.

Король указал на могилу у границы леса. Рао-оги, стоявшие ближе всего к могиле, расступились со вздохом. Вождь же громко затараторил что-то, совершая новые взмахи руками. Кроме того, он то и дело перемежал гневные выкрики указующими жестами: на короля, на своих соплеменников, на могилу, на воинов… Он придвигался всё ближе, и Гиманд поборол желание попятиться. Вождь был ниже большинства туземцев, но всё ещё на голову выше Гиманда. Внезапно он сделал резкое движение: сорвал один из браслетов, на котором болталось что-то вроде каменного амулета, и сунул его под нос королю.

Это было уже лишним. Телохранитель Гиманда схватил его за предплечья и рванул назад. Гиманд упал на спину, и одновременно с этим лучник, стоявший слева, спустил тетиву. Стрела попала вождю в грудь.

– Не стрелять! – крикнул король.

Телохранитель уже присел рядом, подняв щит. Высунув голову из-за щита, король видел, как вождь взялся рукой за стрелу, глубоко вошедшую в грудь, и упал на колени. В следующую секунду десятки туземцев бросились на людей.

– Залп! – рявкнул Берон. Свистнули луки. – Стрелять по готовности!

Туземцы падали, сражаемые стрелами, но остальные продолжали бежать. Телохранитель оттащил короля за частокол, и проход тут же закрыли двое воинов. Частокол пригодился: пока туземцы пробирались через него, лучники успели выстрелить ещё пару раз. Затем произошла сшибка.