Третьего раза не будет! Книга 1

Эртанис достал листок и принялся рисовать место, где меня обнаружили шесть годин назад.

– И память я потерял ровно с момента, когда поссорился с отцом. То есть две с лишним годины жизни. В течении этого времени я не выходил на связь, не поддавался магическому поиску, не оставлял вообще никаких следов… Как ни прискорбно это признавать, но чем больше я ищу, тем больше убеждаюсь, что я всё-таки связался с повстанцами. Не знаю, чем они меня зацепили, не знаю, чем меня зацепила она, но другого объяснения просто нет.

– Но метка была ярко-белой и кайма тоже. И до самой ключицы, Алексис. Ты сам знаешь: это означает очень сильные взаимные чувства. Ладно, оставим взаимность. Это были очень сильные чувства с её стороны. Кроме того, тебя проверяли на приворотные зелья и магию, никаких следов. Ментальные проверки тоже ничего не дали.

– Хотелось бы посмотреть на её метку. Знаешь, что самое странное? За все эти годины лишь пару раз были слабые отголоски реакции. Ни ранений, ни болезней, ни романов с другими мужчинами. Только тот раз через полгодины после падения Капитолия, когда я сам был пустой и не мог прийти на зов. Только один раз за шесть годин! Кем она может быть?

– Вопрос на миллион э́ргов, Алекс. И каков план, если ты её всё-таки найдёшь?

– Убью. За свою свободу, за то, что мне приходится до сих пор отмываться от всей этой грязи, связанной с повстанцами, и за то, что она меня там оставила, раненого.

– Уверен, что она там была? – с сомнением спросил Эртанис.

– Скорее всего, это она активировала взрыватели и оставила меня в качестве коза́ра отпущения на потеху палачам.

– Но кайма метки горела белым. Нужно иметь очень сильный мотив, чтобы предать человека, которого так любишь.

– Вероятно, она просто фанатичка.

– Женщин среди повстанцев было очень мало, их всех проверили и допросили, среди движения не было значимых фигур, кроме Алой Крамолы, а у неё метки не было, это утверждали все.

– Но Алую Крамолу так и не нашли, а метка могла появиться перед самым взрывом. Знаешь, я бесконечно благодарен Провидению, что отец с матерью тогда опоздали на приём. Я бы с ума сошёл, зная, что запачкан и в их смертях тоже, мало мне других друзей и знакомых, что погибли в тот день?

– Вот поэтому я и не верю, что ты взорвал Капитолий. Скорее уж пытался их остановить, даже если и связался с повстанцами. Или, возможно, твою загадочную жену они держали в заложницах, шантажируя тебя. И тогда она ни в чём не виновата.

– Шесть годин держат в заложницах? – раздражённо хмыкнул я. – Если они её за это время раскормили, то не получат от меня ни эрга.

Наш смех разорвал ночную тишину.

– Да ладно, заплатишь любое состояние, чтобы просто узнать, кто она.

– Пожалуй.

Мы помолчали.

– Как с отцом? – осторожно спросил Эртанис.

– Вооружённый нейтралитет. С одной стороны, я потенциальный пособник повстанцев, это минус, с другой – активно финансировал остатки Старших семей в обеих войнах, это плюс. Ах да, боевой маг из меня по-прежнему никакой, это ещё один минус. Но на войне отличился, поэтому хоть на что-то да гожусь, это ещё один плюс. Наследников нет и не предвидится, это снова минус. Но сколотил неплохое состояние сам, и это, опять же, плюс. Так что пока не понятно: вроде и позор рода, а вроде и не совсем. Отец с отношением ко мне никак не может определиться.

– Ты слишком категоричен, Алексис. Ему тоже нелегко. После всех тех обвинений им с леей Исбе́лой пришлось горько, особенно когда оказалось, что ты ничего не помнишь.

– Отец был в ярости. Сказал, что моё беспамятство – удобнейшая отговорка для труса.

– Но ты не трус и никогда им не был, уж после трёх годин войны бок о бок могу сказать это с уверенностью.

Эртанис сделал глоток вирра́ля и отсалютовал мне бокалом.

– Если ты сейчас опять будешь вспоминать, как я начал форсировать укрепления альва́тов, то я тебе снова повторю: случайно вышло! Я вообще в лазарет торопился и тебя звал, просто в дыму запутался и ринулся через линию фронта, а не в тыл. Кто мог подумать, что все примут это за призыв к штурму и поднимутся за мной вслед? Я вообще-то возглавлял медкорпус, какой из меня штурмовик?

– Но укрепления мы взяли, а альватов ты существенно проредил, щитом своим прикрыл несколько десятков бойцов, в том числе и меня. И как ни крути, а это был перелом войны, после альваты почти всё время отступали. Так что ты военный герой.

– В голове с дырой.

– Ещё скажи, что когда госпиталь отбивали и ты нескольким десяткам боевых магов устроил скоропостижную кончину, а потом ещё десяток уложил в рукопашную, то это тоже вышло случайно. И Доктор Смерть – это тоже так, случайное прозвище, ты мимо шёл, а оно само прилипло.

– Может, и шёл, – я глотнул ещё немного вирраля, очень уж он удался в этот раз.

– Тогда я просто иду за тобой, дружище, всегда зная, что у тебя прямо по курсу весёлая заварушка. И если ты найдёшь свою единую, то дай слово прихватить меня с собой.

– Обещаю. Не может же она скрываться вечно. Я всё ещё не теряю надежды, что она наконец сдохнет, и я смогу зажить обычной жизнью.

В этот момент метка откликнулась лёгким жжением. От удивления я едва не выронил стакан, в последний момент успев поставить его на стол.

– Алекс?

– Метка!

Я закрыл глаза и сосредоточился на связи. Ну, иди ко мне, дорогая, я так долго этого ждал! Метка продолжала накаляться, обдавая волнами жара и боли. Однако этого почему-то было слишком мало, чтобы открыть к ней портал. Да что ж такое, каскарр её забери?

– Алекс, держи! Возьми меня с собой! – Эртанис сунул мне в руки несколько накопителей.

С ними дело пошло проще, я наконец смог поймать нить и попытался пройти по ней, открывая портал к своей клятой единой.

– Не смогу! Она в другом мире! – успел крикнуть я, прежде чем провалился в серое ничто межмирового перехода.

Сбежала в другой мир, тварь? Ну ничего, сейчас ты ответишь за всё!

Глава 2. Столкновение миров

Анна

Я билась из последних сил и уже почти отчаялась, когда Марка буквально оторвало от меня. Хватая ртом воздух, судорожно попыталась закутаться обратно в порванный халат и чуть не разрыдалась от облегчения: жгучая боль в руке наконец отступила!

Наверное, у меня случилось помутнение рассудка, потому что в прихожей стоял Алекс, держа Марка за шиворот. Несколько коротких ударов, и бывший выкинул соседа за порог, не сразу совладав с ручкой незапертой двери. Страх, что он сейчас снова исчезнет, ничего не объяснив, подкинул меня с пола и вынудил вцепиться в локоть бывшего возлюбленного.

– Алекс!

Выкинув соседа за дверь, спаситель повернулся ко мне. Он стал совсем другим! Я во все глаза смотрела на такое родное лицо и едва могла узнать его, заматеревшего, раздавшегося в плечах и покрытого шрамами. Один особенно крупный белел через всю левую половину головы ото лба до затылка. Лицо рассекали несколько отметин поменьше, подчёркивая, насколько сильно он успел измениться.

Сделав шаг навстречу, Алекс схватил меня за запястье, задрал рукав, а затем стянул с руки халат, чтобы хорошенько рассмотреть клеймо. При этом выглядел так, словно видит его впервые. С момента появления в квартире он не проронил ни слова, только яростно сверкал невозможными фиолетовыми глазами. Облегчение, неверие, злость и какая-то фантастическая удовлетворённость от его возращения смешались в гремучий коктейль, и я часто дышала, глядя на своего спасителя и не зная с чего начать – со скандала или слезливых радостных объятий.

Изучив рисунок, Алекс уставился в моё лицо, а затем заговорил на совершенно незнакомом языке.

– Алекс, я ничего не понимаю!

Кажется, бывший тоже удивился внезапному языковому барьеру. Не выпуская руки из стальной хватки, он протащил меня через всю квартиру, заглянул во все углы и помещения, надолго задержавшись в спальне. При виде кровати он опешил и переводил ошеломлённый взгляд с меня на постель и обратно. В душе рождалось тревожное чувство. Может, это не Алекс? Его брат? Он тоже явно был шокирован встречей. Как же так? Хотя есть способ проверить. Заставила его стянуть с правой руки странного кроя комбинезон, чтобы осмотреть рисунок на его коже. На вид узор был точно таким же, как раньше, но разве возможно достоверно помнить столько лет спустя?

Алекс продолжил сверлить меня яростным взором.

Я попыталась выдернуть руку, но не преуспела, тогда пришлось подтащить Алекса к тумбочке, где лежали наши фотографии, и достать самую последнюю, где мы стоим в джинсах и белых майках, держимся за руки и улыбаемся в объектив. Таких фоток было две, на одной мы прижались спинами друг к другу, и рисунок хорошо виден на обеих руках, моей левой и его правой. Пока я сравнивала, Иртов заинтересовался другими фотографиями. Они лежали в отдельном альбоме, и я никак не могла набраться сил его выкинуть, хотя иногда очень хотелось.

И снова он разглядывал альбом так, словно видит впервые, хотя мы сделали его вместе, некоторые фотографии он даже сам подписал. Указала на эти места. Плотные картонные страницы он перелистывал по нескольку раз, всматриваясь в лица знакомых и одногруппников, что попали в кадр. Надписи, сделанные собственной рукой, заинтересовали его больше всего, их Алекс изучал с особой тщательностью.

Затем он завороженно коснулся отделанной бирюзой спинки кровати, потрогал зеркало в старой бронзовой раме, внимательно обошёл квартиру ещё раз, дотрагиваясь до вещей. Надолго остановился у обшитого медью щита, купленного им на одной из питерских барахолок. Затем он сел на диван и властно усадил меня рядом с собой, заставив смотреть ему в глаза.

«Кто ты такая?» – его голос ворвался внутрь разума, и настал мой черёд терять почву под ногами.

«Аня. Анна. Твоя бывшая возлюбленная».

Этот странный мысленный контакт дал возможность словно проникнуть в его чувства. Меня обдало ледяной враждебностью. А ещё я вдруг очень ясно осознала: сидящий рядом человек меня совершенно не знает. Это причинило боль. Я не понимала, как такое могло произойти.

Алекс не разрывал тяжелого зрительного контакта и словно присутствовал у меня в голове, читая мысли.

Отвечать было сложно, но оказалось, что можно показывать картинки из прошлого.

И я вернулась в воспоминания, начиная с нашей первой встречи. Первый год мы просто дружили, и если я была безнадёжно влюблена в него почти с начала первого курса, то он держался холодно до тех пор, пока я не расцеловала его первого сентября на второй год обучения. Так обрадовалась встрече после целого лета разлуки, что не удержалась и повисла у него на шее, покрывая щёки восторженными поцелуями. Тогда Алекс подхватил меня и поцеловал в губы, прижав к себе ещё крепче. С того момента мы стали неразлучны, а месяц спустя съехались.

Я показывала ему наши дни и ночи, учёбу, которая всегда давалась легче, когда мы делили сложности на двоих, вечеринки с друзьями, редкие путешествия на машине отца, которую Алекс не очень любил и совершенно не умел водить. Наши летние вылазки на дачу к друзьям и поездки на пляж, редкие ссоры и бурные примирения.

«Что я рассказывал тебе о себе?»

Да толком ничего. Кусочки информации про то, как недоволен его отец выбором специальности, иногда что-то про друзей детства со странными именами.

«Покажи Обряд. Метка. Как она у тебя появилась?»

Это произошло тем летом, когда он ушёл. Болезненные воспоминания наворачивались слезами на глазах, да и голова начала раскалываться от тяжёлого мысленного контакта. Но я подчинилась и показала воспоминания из того вечера.

«Что было дальше?»

«А дальше ты ушёл на каких-то десять лет. И я сначала ждала, а потом перестала. Ты можешь снять это клеймо?»

«Я за этим и пришёл», – саркастично ответил Алекс, и я почувствовала его эмоции, мрачные и враждебные.

«Ты меня не узнаёшь? Как такое может быть?»

«Я тебя не помню, потому что получил травму головы во время взрыва и потерял две с лишним годины из жизни».

«Две годины? Но ты жил тут не меньше трёх лет, и это только то время, которое мы учились вместе».

«А сколько времени прошло с тех пор, как я ушёл?» – мрачно спросил он.

«Десять лет», – ответила я.

«Видимо, година в нашем мире равна двум годам в вашем. Тогда по времени примерно совпадает», – ответил Алекс.

«Ты… ты из другого мира?» – я не удержалась от глупого вопроса, хотя давно предполагала нечто подобное.

Как иначе объяснить и странный обряд, и способности, и невозможные фиолетовые глаза?

«Да. И судя по тому, что я тебе этого не рассказал, наши отношения были не столь радужными и близкими, как ты пытаешься показать. По крайней мере, я тебе не доверял».

Его слова воскресили давно забытую боль. Наверное, он прав.

«И что изменилось сейчас?»

«Сейчас это уже не имеет значения. Мне жаль, что я связал нас Обрядом».

В ответ на такие простые слова внутри взорвались эмоции, которые я годами считала остывшими. Наши ночи, наша любовь, наша страсть – неужели он так просто их забыл? То ли яркие воспоминания так повлияли, то ли я просто не готова была его отпустить, но вместо того, чтобы обиженно оттолкнуть, я прижалась к нему, вдыхая его запах, такой родной и такой чужой одновременно.

Халат он стянул с меня ещё в коридоре, поэтому я осталась в одной тонкой майке и шортиках. Это было так жалко, так глупо, однако я его не отпускала. Безумно хотелось, чтобы это всё оказалось страшной ошибкой, чтобы он вспомнил… и остался. За все эти годы ожидания я не смогла придумать ни одного стоящего оправдания его поступку, но вот сейчас он стоял передо мной, покрытый шрамами, забывший, но пришедший на помощь в момент, когда так нужна была его защита.

Когда рука Алекса скользнула под майку, я лишь крепче вцепилась в него в ответ. Касание шершавой ладони было умопомрачительно приятным, и пришлось замереть, чтобы не спугнуть эту ласку, такую забытую и такую необходимую. А дальше всё случилось словно в первый раз – его прикосновения и мои жаркие поцелуи, сильные пальцы, скользящие по груди и сжимающие её в сладких тисках, горячее дыхание, одно на двоих.

Первый раз он взял меня на диване, едва не запутавшись в своём странном комбинезоне. Я не возражала, напротив, подавалась ему навстречу, обхватывала руками и ногами, сходя с ума в объятиях. Первая волна наслаждения накрыла, едва он успел набрать ритм, двигаясь во мне яростными толчками. Почувствовав мой экстаз, он тоже взорвался горячим удовольствием. Мы приходили в себя, глубоко дыша, переплетённые на узком диване, разгорячённые и ошарашенные случившемся.

«Алекс, а ты мог быть с другими?» – осторожно спросила я.

«Нет, метка работает в обе стороны. У меня тоже никого не было всё это время, если ты об этом».

Конечно, об этом, о чём же ещё? Я ошалело улыбнулась и утянула его в спальню. В конце концов, после стольких лет вынужденного воздержания одного раза мало. Не знаю, слышал ли он мои мысли или сам наметил схожий курс, но остаток вечера мы провели в постели. Единственное, что смутило, так это отсутствие поцелуев. Раньше мы обожали целоваться, а теперь он предпочёл ограничиться только прикосновениями, и это было непривычно и немного неправильно. Но настаивать я не стала, посчитала, что ещё успею спросить об этом завтра.

Впервые за долгие годы я засыпала в кольце сильных мужских рук, и это было потрясающе приятно, хоть и немного жарко по летней поре.

Уже отключаясь, подумала, что я так и не спросила, что будет завтра.

Алексис

Переход между мирами – мерзкое ощущение, будто пытаешься пройти сквозь каменную стену, только стены нет, камня нет, ничего нет… и тебя, возможно, тоже нет. В общем, к каска́рру такие удовольствия. Злость на неизвестную жену-повстанку становилась только сильнее, и я был готов накинуться на неё и начать душить, как только выйду из портала.

Но оказалось, что позиция экзекутора уже занята каким-то сипящим и хрипящим телом, под которым яростно дрыгались женские ноги. Пару мгновений потребовалось, чтобы разобраться, дрыгаются они в порыве страсти или в сопротивлении. Судя по крикам, амбре перегара, а также борьбе, которую отчаянно проигрывала моя единая, согласием тут не и пахло.

И я бы, может, полюбовался на то, как они развлекаются, вот только руку жгло нестерпимо, а поиздеваться над мерзавкой хотелось и самому. Поэтому пьяного я поднял за шиворот, впечатал ему в грудь аркан и отправил уже мёртвое, но ещё не знающее об этом тело за порог. Не люблю насильников.

Девушка, поднявшаяся с пола в драном балахоне, была очень напуганной. А ещё она явно не ожидала меня здесь увидеть, но сбежать не пыталась, наоборот вцепилась в локоть, но не в попытке остановить процесс эвакуации своего пьяного кавалера, а скорее из страха, что я уйду. Даже прижалась ко мне.

– Алекс!

Я рассматривал её с любопытством. Симпатичная, даже красивая, но не яркой порочной красотой Ксе́ндры, а какой-то милой и уютной, хоть и скучноватой. А ещё она улыбалась, причём радость была подлинной, её аура искрилась от счастья. Надо же, ни страха, ни вины, чистое счастье и никакого ментального блока. Ящерица она или человек, почему защиты на ней нет никакой?

Руку из балахона было видно только до локтя, пришлось стянуть с неё рваное нечто, чтобы хорошенько рассмотреть рисунок, оплетающий кожу от тыльной стороны ладони до плеча. Неужели я так сильно её любил? Напротив меня стояла совершенно чужая незнакомка, если бы не улыбка. Улыбка трогала за душу, а странные ямочки на щеках только добавляли ей какого-то необычного очарования.

Таких я никогда не видел, и внутреннее чутьё подсказывало, что девушка родилась не в Мунда́ре. Что-то неуловимо чуждое сквозило в её чертах: вроде и нос обычный аккуратный, и губы вполне полные и выразительные, и глаза голубые в обрамлении густых ресниц, но было в её лице нечто завораживающе иное. Особенно сейчас, когда она с удивлением и радостью рассматривала меня в ответ. Её поразили шрамы, даже рука дрогнула, словно единая хотела прикоснуться ко мне, но остановилась буквально в пяди от моего лица. Всё равно я бы ей этого не позволил.

– Он самый. А теперь ты мне будешь много и обстоятельно рассказывать о том, кто ты такая и где мы находимся. И тебе же лучше, если ты сделаешь это добровольно.

Она изумлённо ответила на какой-то тарабарщине. Я понял, что это местный язык, и даже уловил смысл. Девушка со странными ямочками на лице не говорила на алара́нском, а значит, когда-то я говорил на местном. Возможно ли, что из-за травмы забылся и язык тоже? Ведь значение сказанного ею я вполне понимал, хоть и не мог ответить. Ладно, допустим. Не выпуская беглянку из захвата, быстро осмотрел помещение, вызывающее какое-то смутное, очень далёкое чувство принятия.

Сильнее всего поразила кровать, отделанная бирюзой. Насколько же богата эта девица? Пришлось взглянуть на неё по-другому. Это вполне объясняло, почему я появился у Капитолия с нательной сумкой, полной дорогущих украшений из этого редкого камня. До сегодняшнего дня на ум приходило лишь то, что со мной таким образом расплатились за взрыв, но что если я пришёл из другого мира, где смог раздобыть эти сокровища сам?

Единая тем временем заинтересовалась моей меткой и даже настойчиво попыталась стянуть с меня петора́к, чтобы на неё посмотреть. Под впечатлением от кровати, инкрустированной бирюзой, сопротивляться не стал ни когда она оставила меня полураздетым, ни когда потащила к ящику и стала сравнивать рисунок на коже с картинкой в странной книге.

Но что это была за картинка! На ней очень чётко были изображены мы с ней, улыбающиеся и счастливые. Я – такой, каким помнил себя до падения Капитолия, а она почти совсем не изменилась. Мы стояли рядом в странных синих штанах и не менее странных, слишком откровенных белых майках. Картинок оказалось много, целая книга состояла из них целиком, лишь кое-где мелькали надписи. Девушка указала на одну из них и ткнула пальцем в меня. Всмотрелся в чуждые символы и вдруг осознал, что этот почерк принадлежит мне.

Да, символы незнакомы, но вот такой же росчерк я всегда ставлю в буквах с нижней петлёй. Рассматривая свидетельства из прошлой забытой жизни, я испытывал одновременно горечь и удовлетворение. Стало жаль забытых дней, но чем дольше я рассматривал книгу, тем яснее становилось, что именно тут прошли исчезнувшие из памяти две годины, даже на картинках где-то волосы у меня были совсем короткие, как сейчас, а где-то длинные. Так они отрастают только за половину, а то и за целую годину, не меньше. На картинках встречались незнакомые лица. Светловолосая девушка с ямочками присутствовала почти на всех, и становилось очевидно, что мы были близки. Часть картинок сделана здесь, именно в этом доме, а значит, я тут часто бывал или, возможно, даже жил.

Ещё раз прошёлся по жилью, коснулся поразительной кровати, потрогал странную раму вокруг зеркала, порассматривал предметы в надежде, что какой-то из них отзовётся озарением, но вещи вызывали лишь исследовательский интерес.

Выглянув из окна, едва не вскрикнул от неожиданности. Жильё незнакомки располагалось очень высоко! На высоте станции, не меньше. Дома вокруг непривычные, по дорогам движутся какие-то странные коробки, а в небе не видно ни одного крыла́ра. Другой мир. Чужой, непонятный, незнакомый. Что я тут делал? Пожалуй, пора задать несколько вопросов хозяйке дома. Да, местным языком я не владею, зато ментальной защиты на ней нет, поэтому попробуем вести диалог с помощью мыслеобразов. Менталист из меня никудышный, но с простой мыслеречью не справится только ребёнок.

«Кто ты такая?» – я попытался формулировать кратко и не сильно рассчитывал на успех, но улыбчивая единая приятно удивила.

«Аня Анна. Я твоя бывшая возлюбленная»

Значит, Аня Анна. Странное имя, короткое и какое-то куцее. Неужели это родовое имя такое короткое? Или она решила его не говорить? В тот момент, когда я уже хотел задать этот вопрос, она раскрылась и впустила в свой разум. Каска́ррова бездна, к такому я оказался не готов!

Нахлынули десятки, сотни воспоминаний. Образы, чувства, события. Целая жизнь, прожитая за пару годин. Стоит ли доверять транслируемым мыслеобразам? С одной стороны, у незнакомки нет никакой защиты, да и сам мир крайне скуден на магию, это я успел ощутить. С другой – это может быть и ловушкой. Согласно мыслям Ани Анны, мы вместе учились лечить людей без применения целительской силы! В её воспоминаниях это прошло вскользь, но я поразился тому, как естественно она к этому относилась. Лечить без магии! Словно её и не существует вовсе!

Вдруг нашли объяснение новаторские техники лечения больных и раненых, которые я применял во время войны. Иногда возникала уверенность, что вот так будет правильнее, и я доверял интуиции. Например, резал и вынимал осколки руками вместо того, чтобы магической силой выводить их из тела, как делали все поколения целителей раньше. Забавно осознавать, что меня этому, оказывается, учили три местных года. Как же жаль этих утраченных знаний и воспоминаний!

Убедившись, что действительно прожил забытые годины вдали от дома и не имел отношения к заговору и подрыву Капитолия, я испытал неимоверное облегчение. Вина, угнетавшая всё это время, словно осыпалась металлическим прахом к ногам, и я с мрачным удовольствием представил, как расскажу обо всём отцу. Можно было бы даже притащить девчонку к дознавателям и дать возможность допросить, чтобы очистить своё имя, но тогда у них возникнут вопросы после её неминуемого исчезновения, а мне это ни к чему. Не стоит очищать одно пятно на репутации, чтобы тут же ставить другое. Аня Анна что-то спрашивала, и я отвечал чисто механически.

«Ты можешь снять это клеймо?»

«Я за этим и пришёл», – ухмыльнулся я.

Она явно не знала, что метку можно снять, только убив одного из супругов. Девушку, конечно, жаль. Судя по её воспоминаниям, она не виновата в том, что произошло, даже не знала, на что соглашалась, когда позволила провести Обряд. Но для меня она – чужачка, что стоит между мною и свободой. Что одним существованием не позволяет мне быть с Ксендрой и иметь детей.

Раньше я бы не отважился на подобный поступок, посчитал бы его слишком подлым, но война сделала меня циничным и жёстким, научила ценить свои потребности, шкуру и жизнь. Научила убивать безоружных, пытать слабых, нападать со спины и бить по самому больному месту. А те, кто не захотел принимать эти уроки, стеклянными глазами смотрели в небо после битвы. Я же прошёл через этот ад и отстоял свою землю и свободу не для того, чтобы положить жизнь на алтарь забытой любви незнакомки. У меня есть к кому возвращаться и кого любить.

При мысли о Ксендре и о том, что мы наконец сможем быть вместе, стало жарко.

«Ты… ты из другого мира?» – наконец сообразила незнакомка.

«Да. И судя по тому, что я тебе этого не рассказал, наши отношения были не настолько радужными и близкими, как ты пытаешься это показать. По крайней мере, я тебе не доверял».