скачать книгу бесплатно
Она переводит взгляд обратно на меня и будто просыпается. Еще секунду назад мне казалось, что девушка забыла, что держит мое лицо.
Я все еще молчу. Меня трясет, но я не собираюсь ничего говорить. Это самое большое дерьмо, в которое я когда-либо вляпывалась, и я почти уверена, что скорее захлебнусь, чем выгребу. Хочется выть от ее непринужденного тона. Почему эти двое ведут себя так спокойно? Неужели только меня напрягает дракон под окном?!
– Извини моего братца, Вик. Он не слишком радушен.
Братца? Вероятно, это последнее, о чем можно подумать, глядя на этих двух. И дело даже не в разнице характеров, а в том, что они разной расы. Девушка передо мной – симпатичная азиатка с медовым оттенком кожи и темными омутами вместо глаз. Они были единственной причиной, почему я прониклась к ней симпатией ничуть не больше, чем к Томасу, который походил на ходячий сугроб. Его кожа настолько бледная, что выглядит даже не болезненной, а фарфоровой. Словно он дорогая кукла. Единственное, что в нем напоминало об азиатских корнях, – это разрез глаз.
Видимо, заметив мое недоверчивое выражение лица, она продолжила:
– Знаю, о чем ты подумала, это долгая история. В детстве он упал в прорубь.
Не то чтобы меня это сильно волновало. Я хочу есть, у меня кружится голова, я нахожусь непонятно где, если у меня не галлюцинации, то прямо под окном стоит живой дракон, меня мучает уйма вопросов, и мне абсолютно плевать, почему эти двое не имеют сходства.
Пользуясь разговорчивостью Миры, я задаю вопрос, который волнует меня больше всего. Узнав ответ на него, с остальным тоже можно будет разобраться.
– Вы собираетесь меня убить? – спрашиваю прямо. Мне ни к чему тратить драгоценное время.
Лицо ее вмиг изменяется, и Мира растеряно смотрит на брата, который, как мне кажется, удивлен, пусть и пытается этого не показывать.
– Почему вы так решили? – спрашивает он сухо, без какой-либо жизни в голосе. С каждой дополнительной минутой рядом с ним мне кажется, что Томас и правда дорогая фарфоровая кукла.
Я решаюсь одарить их усмешкой. Они глупые или притворяются? А может, я проспала момент, когда похищение людей стало нормой? Молча жду, пока до них дойдет, но молчание затягивается, и я спрашиваю еще раз, отказываясь объяснять причины своего вопроса:
– Так да или нет?
– Нет! – не сдерживается Мира.– Конечно, нет! Ты здесь желанный гость. Мы так давно тебя ждали…
В отличие от брата, она обращается ко мне неформально. Может, думает, что так быстрее вотрется в доверие? Мне же абсолютно все равно. Главное, что я получила ответ хотя бы на один из миллиона вопросов, и надеюсь, он правдивый. Но что значит меня ждали? Зачем? Для чего?
Надеясь, что звание желанного гостя дает мне хоть какие-то преимущества, решаюсь сказать:
– У меня забрали кольца. Они мне нужны, – я обращаюсь к Мире, ведь Томас, словно запрограммированный робот, выдает одинаковые ответы.
– Все вернем, – уверяет она и подает руку, помогая подняться.– Но после экскурсии, ладно? Меня назначили твоим личным телохранителем, а Том должен все объяснить. Ближайшее время ты будешь под нашей опекой.
Телохранителем? Я видела, как Мира растолкала тех громил у входа, и у меня нет сомнений в ее способностях, но зачем мне охрана? Делаю вдох, трогая пальцы и пытаясь успокоиться. Мысли летают в голове, как пчелы в улье, из-за чего она начинает болеть. Как говорится, утро начинается не с кофе, хотя я даже не уверена, что сейчас утро. Я вообще ни в чем не уверена, и эти двое с каждой секундой раздражают меня все больше. Однако они не пытаются причинить мне вред, пообещали ответить на все вопросы и вернуть кольца. Именно поэтому принимаю шелковые перчатки из рук Томаса, который равнодушно рассмотрел мои шрамы, прежде чем их отдать, и выхожу вслед за ними из комнаты. Не знаю, что ждет меня снаружи и что именно они собираются мне рассказать, но предчувствие у меня совсем не хорошее.
Глава 6
В такие моменты, как сейчас, я всегда мысленно возвращаюсь в старую, но когда-то уютную квартирку в маленьком городе. Вспоминаю свою комнату, розовый ковер с пятном, которое не удалось отстирать, игрушку медведя, которую мне подарил мальчик из школы, фотографии на стене и маму. Кажется, тогда я была совсем другим человеком.
В ночь после ее смерти не спалось. Раз за разом крутила одно- единственное кольцо на пальце и смотрела в непроглядную темноту комнаты. Я не могла думать ни о чем, кроме ее измученного бледного лица в последний день, когда мы виделись. Диагноз мне отказались говорить как врачи, так и мама с отчимом. Они считали, что не стоит еще больше пугать ребенка и лишь говорили: «Все будет хорошо!», словно у них заела пластинка. Но хорошо не стало. Мама скончалась в муках, а мне даже не дали попрощаться. Лишь чуть позже Женя передал ее кольцо, которое стало последним напоминанием о моей когда-то нормальной жизни. Глотая слезы, я ненавидела себя за то, что в глубине души верила каждый гребаный раз, когда мне говорили, что «все хорошо». Я хотела в это верить.
Но одной верой человека не спасти. И вот мне четырнадцать, я лишилась мамы и осталась под опекой отчима. Но опекуном он оказался так себе.
На похоронах я боролась с желанием послать куда подальше каждого, кто пытался меня утешить. Они говорили то же самое, что и врачи. Тот день до сих пор ассоциируется с головной болью от разнообразия приторных духов разных тетушек, которые меня обнимали.
Первую неделю с похорон мы с Женей не разговаривали. Причины его молчания неизвестны, но а мне с трудом давался каждый звук. В гробовой тишине мы завтракали, ехали до школы, убирались дома. С одной стороны, мне хотелось поговорить с ним, ведь отчим переживал тоже самое, что и я, это была наша общая боль. Верилось, что, обсудив все, нам обоим хоть на немного станет легче. Но я не решалась. У него были такие пустые глаза, будто он умер вместе с ней.
Мы делали вид, что живем, но на жизнь это похоже не было. Исчезли разговоры за ужином, обсуждение новостей, слова в принципе. В квартире витала давящая тишина.
Но спустя время, которое показалось мне ужасно долгим, он зашел ко мне в комнату, когда я делала уроки по скучной математике, и сел на кровать. Сначала отчим молчал, рассматривал обои и мебель, будто никогда этого не видел, а я не хотела его тревожить. Но потом меня ждал увлекательный рассказ про счета в банке, о которых мама поведала ему. Но не мне.
– Понимаешь, у нас сейчас проблемы с финансами. На лечение Дианы ушли все сбережения, – он запнулся, его голос казался совершенно незнакомым. – А через несколько лет ты заканчиваешь школу, я не уверен, что успею заработать на твою учебу. Нам бы сейчас очень помогли эти деньги.
– Я все понимаю, но я не знаю ни о каких счетах. Мама ничего не успела мне рассказать.
Мой тихий и спокойный тон не внушил ему доверия.
– Возможно, ты считаешь, что достаточно взрослая, чтобы сама распоряжаться этими деньгами, но ведь я не чужой тебе человек. Нам и правда скоро может стать очень нелегко.
– Пап, – это слово эхом отозвалось в сознании, вызывая противоречивые чувства, – я ничего не знаю о деньгах.
– Ты врешь!
Жгучая боль обожгла щеку, а я даже не сразу поняла, что произошло. Он никогда раньше меня не бил.
Женя хлопнул дверью и ушел. В тот вечер еще не было осознания, насколько все плохо, насколько губительно чувство одиночества и что слезами ничего не исправишь. Но со временем отчим научил меня терпеть и молчать, а жизнь – спасаться и думать. Это и сделало меня той, кто я сейчас.
Рассматривая расписной потолок рядом с молчаливым Томасом, пока Мира куда-то ушла, снова думаю, что, если заплачу сейчас, ничего не изменится. Они не вернут меня домой, отчим не оставит в покое, а шрамы сами собой не исчезнут. Слезы бесят людей. За них можно и получить.
Кручу на пальце мамино кольцо, без которого я отказалась куда-либо идти, и чувствую, как паника немного отпускает.
Если хотя бы попытаться размышлять логически, то я явно в каком-то совершенно необычном месте. Были рассмотрены такие варианты, как кома, глубокий сон, возможно, смерть, галлюцинации. Правда, я не в восторге ни от одного из них, но не знаю, как иначе объяснить происходящее.
Том вывел меня в холл, чтобы подождать Миру, пока та о чем-то толкует с громилами. Первое, что я замечаю, оказавшись вне комнаты, – это странный запах. Он чувствовался и ранее, но сейчас стал сильнее. Не могу назвать его приятным, но и отвращения не ощущаю. Скорее необъяснимый трепет. Пахнет горчицей, медом и дымом одновременно, будто кто-то неудачно экспериментировал с продуктами.
От толстых каменных стен веет холодом, и я поневоле ежусь. Мне виден длинный коридор с рядом дверей. Если здесь столько комнат, страшно представить, скольких человек они могут еще похитить. Может, я действительно не одна такая? Однако чутье говорит иначе. Кроме нас с Томом, вокруг ни души. Этот огромный замок кажется абсолютно пустым, даже мертвым. Ко мне постепенно возвращаются мысли о ритуале. Они сказали, что не желают моей смерти, но с чего бы мне им верить? Хуже всего то, что единственным верным решением сейчас будет молча следовать указаниям. Шансы сбежать все равно равны нулю. Тем более, после того, что я видела.
На потолке вокруг огромной люстры изображены люди. Это отдаленно напоминает росписи в храмах, но больше похоже на рисунки ребенка, который еще не решил, каким цветом ему больше нравится рисовать. Мужчины и женщины имеют кожу разного оттенка, неестественный цвет волос и глаз, рога. В их ногах уместились маленькие звери, будто заимствованные из детских фантазий. Большие черные зайцы с огромным количеством глаз и длинными когтями, существа, похожие на кусок засохшей грязи, смесь паука и кошки, а еще много других созданий, глядя на которые даже не возникает ассоциаций. У голов людей летают маленькие голые создания, похожие на фей. Кому-то они надевают корону, кого-то заплетают или расчесывают. Но больше всего настораживает то, что кажется, будто картина шевелится.
Я протираю глаза, пытаясь определить, насколько уже сошла с ума, но Томас лишь усмехается.
– Вам не кажется, – юноша тоже поднимает голову.– Но камень – неудачный материал для рисования, он ограничивает движение. Поэтому заметно картина изменится только к первому снегопаду.
Он делает несколько шагов в мою сторону и продолжает:
– Здесь изображены советники королей. Каждый год выборы правителя довольно волнительный процесс для всех нас, однако новому владельцу трона хуже всего. Поэтому и существует Сенат. Чтобы поддерживать и направлять новых лидеров, быть для них надежной опорой. Разумеется, когда такая власть неожиданно сваливается на голову, любой первое время будет в растерянности. Не каждому хватает опыта, чтобы вести королевские дела, но Сенат заботится о правителях, даруя им свой многолетний опыт.– Томас незаметно поправляет мое платье и снова выдает подобие улыбки.– Чуть позже и вы с ними встретитесь.
Он говорит тихо, даже успокаивающе, но я лишь смотрю, как зачарованная, на потолок, стараясь не забывать дышать.
Картина и правда шевелится.
Как часто я читала о подобном в детстве. Но одно дело читать и представлять невероятное в голове, а совсем другое- видеть своими глазами. Разум отказывается верить в происходящее, все еще склоняясь к тому, что я сошла с ума, но сердце считает иначе.
Как и все знакомые мне девчонки, в детстве я мечтала попасть в школу волшебства. На переменах в начальных классах мы играли в волшебниц. Изучали заклинания и пытались практиковать их на непослушных мальчиках, которые отбирали наши палочки. У каждой уважающей себя волшебницы моего детства была записная книжка, сделанная своими руками. Помню, как мама разводила кофе в воде и бережно опускала туда листы, чтобы придать им пожелтевший вид. Ту тетрадь я чаще нюхала, чем использовала по назначению. Возможно, она вместе с волшебной палочкой все еще где-то валяется в квартире, о существовании которой я стараюсь забыть.
Но мне уже давно не десять, и даже если какая-то часть меня способна принять факт существования магии, это не значит, что в реальности все так же славно, как в моих детских фантазиях. Я ничего об этом не знаю. Черт возьми, да я ведь нахожусь непонятно где и непонятно зачем, зато уже увидела дракона и живой потолок. Это совсем не хороший знак! Томас сказал «короли»? Я попала назад, в прошлое, или проспала момент, когда человечество свернуло не туда? И все же, я не тупая. Его намек стал первым кусочком в огромном пазле из вопросов и тайн. Хочется спросить, правдива ли моя догадка, но слишком боюсь получить положительный ответ. Вот бы просто проснуться.
– Извиняюсь за задержку, – Мира появляется совершенно бесшумно. Я даже не уверена, пришла ли она только сейчас или уже стоит здесь какое-то время. – Томас?
Он раздраженно кивает и просит следовать за ним, я повинуюсь. Изучаю живые картины и жуткие каменные статуи, периодически встречающиеся на пути. Голые люди в странных позах будто пытаются что-то прокричать, но все, что я слышу, – это шаги наших ног.
Долго идти не пришлось, и совсем скоро передо мной распахнулись высокие двойные двери. В центре огромной комнаты стоял один-единственный стол. Он прогибался от количества еды, а я наконец вспомнила, как давно, оказывается, не ела. В животе неприятно заурчало, и это не укрылось от внимательного Томаса.
– Виктория, прошу ко столу. Это все для вас.
– Я столько не съем, – стараюсь отказаться от предложения, боясь, что меня могут отравить, хотя внутри уже все сжимается от голода.
– Это и не требуется.
Эти двое отходят назад и встают по обе стороны от дверей. Растеряно провожаю их взглядом и получаю кивок от Томаса. У дальней стены впервые замечаю людей. Изначально мне показалось, что это тоже статуи, если бы не пугающая улыбка на лицах каждого из них. Статуи не улыбались, они кричали. Насчитала пятнадцать человек. Они неподвижно стоят ровной линией, смотря перед собой и безжизненно улыбаясь. Люди похожи на меня, но все равно другие. Их волосы, телосложение, цвет глаз не совсем человеческие. Сейчас я даже сомневаюсь, что это люди. Но больше всего пугает абсолютная тишина. Находясь в комнате с кучей людей, я слышу лишь собственное дыхание.
В животе снова урчит, и у меня не остается сил это игнорировать. Двигаюсь по направлению к столу, пытаясь шагать тише, ведь каждый шаг эхом ударяется о стены. Если еда отравлена, то я хотя бы умру сытой. Ведь если меня хотят убить, они найдут способ, как это сделать, даже если трапеза будет пропущена. Я в любом случае скоро буду едва стоять на ногах от голода, стоит рискнуть.
Сажусь за стол и снова смотрю на Томаса с Мирой. Они не собираются есть? Будут стоять и ждать меня? Может, мне стоит их пригласить? Но ведь это я здесь гостья. Странные тут, однако, обычаи.
Думать больше не получается, и я, наплевав на все, беру что-то похожее на салат из ближайшей миски. Желто-зеленые листья приторно сладкие, предполагаю, что это десерт, и откладываю в сторону. На столе нет ничего, что было бы мне знакомо. Пытаюсь разглядеть живые щупальца или человеческие глаза, как в кино про пришельцев, но не нахожу. Отчасти это радует.
Столовые приборы тоже странные. Что-то похожее на вилку имеет только два зубчика и слегка изогнуто по краям. Ручка предполагаемой ложки волнистая, а нож треугольный. С тарелками тоже не все так просто: по форме они напоминают чернильную кляксу. Я теряюсь, не понимая, как это использовать, и в конце концов беру что-то напоминающее хлеб и, надеюсь, воду. Ведь хоть что-то должно здесь быть нормальным? Вода такая же, как та, которую я пила утром, с легкой кислинкой, но приятная. А вот хлеб буквально тает во рту, как сладкая вата, оставляя фруктовое послевкусие. Он липнет к пальцам и, вероятно, тоже является десертом, однако я доедаю весь поднос, не рискуя пробовать что-то еще.
Наконец, избавившись от чувства голода, вытираю рот и руки ярко-красной тканевой салфеткой. Рядом со мной будто из-под земли появляется девушка. Из-за розовых волос вижу в ней ребенка, хотя на самом деле она куда старше меня. Не то чтобы я сильно прониклась симпатией к Мире и Томасу, но именно эта девушка пугает куда больше. Как минимум, потому что она все еще широко улыбается, при этом даже не смотря на меня. Как заколдованная.
Пытаюсь быстрее уйти и позволить ей убрать со стола. Но пока я борюсь с подолом платья, который зацепился за стул, наши взгляды все же сталкиваются. Всего на миг маска спадает с ее лица и я замечаю перед собой совершенно несчастного человека. Руки в мозолях крепко держат тарелку, лицо настолько худое, что острые скулы придают болезненный вид, а глаза совершенно пустые, стеклянные, как у куклы. Однако спустя мгновение незнакомка вновь улыбается и уходит, унося с собой посуду.
Освободив подол, иду к дверям, где меня встречают. Мира проходит вперед, а Томас ждет, пока мы выйдем, чтобы встать в конце. Мне не дают покоя местные обычаи, но решаю не спрашивать.
Чувствую себя лучше, но голова трещит от количества вопросов. Где я? Зачем? Желают ли мне зла? Откуда взялись короли? Отпустят ли меня домой? Что от меня требуется? За этот день я увидела слишком много и сейчас готова к любой информации. Я поверю, даже если мне скажут, что это загробный мир. Мне нужны ответы, невозможно и дальше просто идти вслед за ними и молча следовать указаниям.
– Томас, – начинаю я, когда мы выстроились в линию, – можешь уже нормально объяснить, что здесь происходит? Думаю, на сытый желудок я лучше переношу информацию. Где я? Что это за место?
Боковым зрением замечаю, как Мира опускает голову и поджимает губы, а ее брат напряженно сжимает челюсти. Что бы они ни скрывали, разговор будет не из приятных. Голос мой спокойный и рассудительный, по крайней мере, я на это надеюсь. Ведь на самом-то деле, с раннего утра почти уверена, что окончательно лишилась рассудка. Было бы неплохо убедиться в этом или наоборот.
Мы идем вдоль пустых стен, прислушиваясь к мертвой тишине еще какое-то время. Знаю, они оба прекрасно услышали, но при этом молчат. Меня вполне устраивала роль слушателя, но когда замолк и рассказчик, стало не по себе.
– Мы не собирались открывать правду так быстро, – еле слышно произнесла Мира, наконец поворачиваясь ко мне.– Думали, сначала подготовить…
– Но раз вы спросили, – продолжил за нее Томас, – то нам придется рассказать.
Юноша открывает первую попавшуюся дверь и пропускает нас внутрь. Комната идентична той, в которой я проснулась. Полагаю, они здесь все похожи.
– Вы ведь смотрели в окно? – он медленно подходит к противоположной стене и проводит рукой по красным шторам.
– Хочешь показать мне огромного дракона?
– Не только.
Томас одергивает ткань, и взору открывается совершенно необъяснимый вид. Детей рано или поздно просят повзрослеть и перестать верить в глупые сказки. Я стала взрослой куда раньше положенного и именно поэтому сейчас судорожно хватаю ртом воздух, не веря собственным глазам.
– Тебе плохо? Может, воды? – Мира хватает меня под руку, ожидая ответа, но мне сложно что-либо сказать.
– Это русалки?
– Симфы.
Слышно, как где-то в стороне вздыхает Томас, явно утомленный этим днем.
– Зачем вы меня разыгрываете? Думаете, это весело? – неотрывно смотрю в глаза зубастому существу, которое настойчиво машет мне рукой, но я игнорирую этот жест.
Едва ли можно причислить это к какому-то полу. Создание скребет длинными грязными когтями по каменному краю бассейна и облизывается. Сквозь стекло не так заметны некоторые детали, но этого хватает, чтобы разглядеть пустые, абсолютно белые глаза. Серая кожа блестит на солнце, и кажется, будто существо давно мертво. И все же, оно мне улыбается. Его хвост, больше похожий на змеиный, сплетается с хвостами сородичей и едва проглядывается из-под мутной воды. Волосы больше напоминают тину, и мне хочется верить, что это невероятно качественный костюм.
– А мы и не разыгрываем, – холодно говорит Том и задергивает шторы.– Лишь доказываем реальность происходящего. Вы попали в мир, отличающийся от вашего, мы называем его Безветрией.
Чувствую руку Миры у себя на спине, она мягко водит ладонью, будто стараясь успокоить, но едва ли это так просто. Попала в другой мир? После увиденного у меня не должно оставаться сомнений, но здравый смысл не позволяет поверить в это окончательно.
Стараюсь как можно тише сделать вдох и вновь прокручиваю мамино кольцо. Все стало рушиться после ее ухода. Началось с небольших синяков и пощечин. Отчим мог толкнуть меня в стену или дать звонкую затрещину, выплескивая злость. Может, он действительно винил в ее смерти меня, а может, ненавидел только себя самого за то, что не смог уберечь. Но я получала за двоих. С годами обычные удары уже не так грели его каменное сердце, и в свои пятнадцать я узнала, что такое настоящие пытки. Мне заливали в рот кипяток, прижимали пальцы железной дверью, выдирали волосы клочьями, отрывали ногти и оставляли узоры на теле ножом. Однажды на уроке физкультуры в школе мне в голову прилетел увесистый баскетбольный мяч. Одноклассник еще долго извинялся, предлагал проводить до врача, чтобы тот приложил лед, а я не знала, как сказать, что почти не почувствовала тот удар. За это время мое тело настолько привыкло к боли, что подобное этому уже не воспринималось.
Когда я все же сбежала от отчима, страх не прекращал преследовать меня. Боль перестала быть моим постоянным спутником и сменилась одиночеством. Но потом появилась Катя, и все снова стало налаживаться. А теперь я здесь, слушаю бредни странных людей, один из которых даже живым не кажется, и пытаюсь понять, где же сглупила в прошлой жизни, что сейчас приходится расплачиваться.
– Допустим. Зачем я здесь?
Если мне удалось верно понять правила этой игры, то я уже знаю ответ. И все же, я не хочу его слышать. Это бред, я просто сплю. Скоро закончится оплата по аренде, и мы снова увидимся с Катей. Она обязательно расскажет, как прошли эти дни и какую-нибудь смешную историю со свидания, на которое успела сходить. Или меня все же нашел отчим, и мне придется вновь неожиданно срываться с места, спасая свою шкуру. Я готова на любой исход, кроме того, который собирается озвучить Томас. На сколько еще нужно сойти с ума, чтобы поверить в это?
– Вы умеете задавать правильные вопросы, – он слабо улыбается.– Полезная черта для правителя. Позвольте показать вам еще кое-что.
Нет. Нет, нет, нет! Снимаю кольцо с пальца, замечая, что он уже кровит от количества оборотов, и крепко сжимаю в кулаке. Голова кружится, я не нахожусь с ответом, но Мира понимает все и без слов.
– Не переживай ты так! Тебе ведь все равно терять нечего. По нашим данным друзей у тебя нет, работа не особо престижная, с родственниками не общаешься. А здесь тебе точно понравится! Мы…
– Мира! – затыкает ее Том и одаривает строгим взглядом, замечая, что с каждым словом мне все хуже.
Мы дошли до темницы, путь до которой едва сохранился в памяти. Соображать становится все труднее. Примерно так я и представляла пространство, пропитанное отчаянием. Теперь происходящее больше похоже на правду. Оглядываюсь в поисках камеры пыток и людей с острыми предметами, но не нахожу ничего из этого. Только странный запах здесь стал почти невыносимым. К ужасной смеси еще добавился аромат, который я не могу различить.
– Вик, ты чувствуешь? – осторожно спрашивает Мира, стоя за моей спиной, и получает короткий кивок в ответ.– Так пахнет магия, а мы находимся у ее истока.
– Для каждого запах особый. Говорят, это отражение души, – дополняет Томас.
– Да! Например, я чувствую костер, розы и запах хвои. А ты?
– Еще не поняла, что именно.
Мне жутко от того, как много они обо мне знают. Понятия не имею, насколько важна эта информация, но если то, что мы чувствуем, отражает душу, то им знать этого не стоит.
– Если у тебя странный запах, то это не страшно! Вот Томас вообще не хочет говорить, что чувствует. Даже мне! Думаю, он стесняется, что чувствует какую-нибудь вонь.
Ее брат благоразумно игнорирует эту провокацию и направляется к какой-то двери в конце коридора, освещенного лишь светом факелов. Мы останавливаемся у запертой на замок двери и ждем, пока Томас откроет ее.
Внутри комнаты кромешная тьма. На миг снова появляется ощущение, что меня сейчас заведут сюда и оставят, но брат с сестрой заходят внутрь и закрывают за собой дверь.
