скачать книгу бесплатно
Внутриблоковая расстановка сил в Варшавском пакте давала основания для зарубежных, прежде всего американских аналитиков из числа представителей разведывательного сообщества США, делать вывод о тесной связи внутриполитического развития государств-участниц Варшавского пакта и их военной стратегии. Применительно к Балканскому «щиту социализма» это нашло своё выражение в достаточно точных заключениях, сделанных зимой 1965 г. американскими экспертами о мотивации и характере устремлений соответствующих режимов, которые могли обратиться к усилению собственной самостоятельности от СССР. Так, в частности, Румыния апеллировала, помимо прочего, к фактам национальной истории и роли в ней российско/советско-румынских отношений при решении спорных территориальных вопросов (Бессарабия, Буковина). Для румынского военного и партийно-государственного руководства было ясно, что Москва продолжит оказывать давление на Румынию как члена Варшавского пакта, от которого требуется выполнение общих оборонных скоординированных действий, несмотря на демонстративно отстаивавшуюся Бухарестом самостоятельность в рамках Восточного блока. Одним из зримых проявлений формирующейся румынским партийно-государственным руководством концепции национального суверенитета, затрагивающей и военно-политический аспект членства Румынии в ОВД, становилось всё более частое обращение Бухареста к фактам национальной румынской истории как к аргументу, легитимирующему внутри- и внешнеполитический курс коммунистического режима. Обеспечение территориальной целостности страны становилось в условиях ухудшения советско-румынских отношении важнейшим элементом доктрины национальной обороны. При этом руководство Румынии использовало в соответствии с традициями полемики обращение к так называемому историческому наследию «классиков марксизма-ленинизма». Издание в декабре 1964 г. Академией РНР «Записок о румынах» К. Маркса[324 - Marx K. ?nsemnari despre rom?ni. Manuscrise inedited publicate de Acad. Prof. A. Otetea si Prof. S. Schwanin. Editura Academiei RPR. Bucuresti, 1964. Примечательной была история появления этой книги. Профессор С. Шванин в Академии Наук Польши обнаружил записи К. Маркса по истории Румынии и через партийные органы Польши об этом было сообщено румынской стороне. После просмотра рукописи в Академии Наук Румынии партийно-государственное руководство страны приняло решение об издании рукописи. См.: Cioroianu A. Conducatorul si istoria//Интернет-портал Eastern European History Library. – http://ee-history.alfamoon.com/index.php?module=articles&act=show&c=7&id=44; Cioroianu A. Pe umerii lui Marx. O introducere оn istoria comunismului romвnesc. Bucuresti, 2005.] в количестве 20,5 тыс. экземпляров стало весьма симптоматичным явлением[325 - Cioroianu A. Conducatorul si istoria//Интернет-портал Eastern European History Library. – http://ee-history.alfamoon.com/index.php?module=articles&act=show&c=7&id=44], так как в этой работе канонический классик коммунизма в достаточно жёсткой и исключительно негативной форме характеризовал политику царской России в Бессарабии и румынских княжествах в XVIII-XIX вв., включая действия армии под руководством А. В. Суворова и русских войск в регионе позже. Во многом это было отражением процесса «десоветизации после 1963 г, являвшейся, по сути, механизмом выживания румынской коммунистической элиты, взявшей на вооружение и манипулирующей патриотическими символами»[326 - Comisia Prezidenjiala Pentru Analiza Dictaturii Comuniste Din Romania. Raport Final. Bucure§ti, 2006. P. 11.].
Обращение к территориальной, бессарабской, проблеме являлось закономерным продолжением обозначенного в апреле 1964 г. курса на повышение уровня самостоятельности Румынии в Восточном блоке. После варшавского совещания ПКК в январе 1965 г. данная тема приобретала значимость и достаточно серьезно рассматривалась в Москве как опасность «дрейфа» Румынии в сторону большей независимости и консолидации с КНР. Именно поэтому как на уровне советской пропаганды, так и на дипломатическом, когда Кремль обратился к Бухаресту, «бессарабская проблема» интерпретировалась не как территориальная, а как историческая в контексте официальной принятой советской версии «объективноположительной роли России на Балканах»[327 - r.r.g. Did Russia Reunify Rumania? 4.2.1965. Communist Area Analysis Departments USR – r.r.g. Box-Folder-Report 50-3-172 – http://www.osaarchivum.Org/files/holdings/300/8/3/ pdf750-3-172.pdf] и «освободительной миссии Советского Союза» в 1939-1945 гг.
Обложка издания «(Записок о румынах» К. Маркса
Эксперты из числа зарубежных аналитиков делали вывод о том, что и для соседней с Румынией Болгарии равными по значимости для её внешнеполитических устремлений являлись территориальные проблемы с соседними Грецией и Югославией. В данном контексте степень независимости Балканских коммунистических стран от СССР оценивалась в соответствии со сложившейся ситуацией: Албания при существовавшем руководстве Э. Ходжи едва ли могла пойти на примирение с СССР, Югославия была достаточно независима от Москвы, Румыния усиливала свою независимость, а Болгария продолжала оставаться наиболее лояльно настроенной в отношении СССР страной[328 - Prospect For Independence In Eastern Europe. Special Memorandum N 10-65.18.2.1965. P. 13, 17, 24, 26. – http://www.faqs.org/cia/docs/77/0000427965/PROSPECTS-FOR-INDEPENDENCE-IN-EASTERN-EUROPE.html]. Эта «классификация» Балканских коммунистических стран была важна и с точки зрения оборонной политики как всего Восточного блока, так и той его части, которая относилась к региональному аспекту проблемы.
Осенью 1965 г. эти заключения были конкретизированы по вопросам обороны. Так, в частности, заявлялось о том, что «в кризисной ситуации, грозящей началом общей войны… восточноевропейские режимы попытаются оказать сдерживающее влияние на советскую политику. В случае объявления со стороны СССР мобилизации их ответ на это будет, вероятно, отличаться, колеблясь от немедленного исполнения со стороны Восточной Германии до сопротивления со стороны Румынии»[329 - Eastern Europe And The Warsaw Pact (ME 12-65). 26.8.1965. P. 4. – http://www.foia. cia.gov/browse_docs.asp?doc_no=0000273191]. Одновременно под сомнение не ставился факт возможного участия вооруженных сил восточноевропейских членов ОВД в случае конфликта в боевых действиях и опоры на них со стороны СССР, по крайней мере, на начальном этапе. Однако, на Юго-Западном ТВД, где помимо Венгрии (имевшей большее отношение к Западному ТВД) предусматривалось участие Болгарии и Румынии, отвечавших за так называемый балканский сектор, могли существовать определенные нюансы в оценке конкретных рисков для этих государств. Так, в частности, не исключалось «балансирование их правительств между общей безопасностью, обеспечиваемой пактом [ОВД], и вероятным втягиванием в “германский вопрос”, который они не рассматривают как непосредственно влияющий на их национальные интересы»[330 - Ibid.]. Действия ВС восточноевропейских государств, включая балканских членов ОВД, могли быть более активны при защите территориальной целостности соответствующих стран, «чем при нападении на НАТО»[331 - Ibid. P. 5.].
Таблица 8
Вооруженные силы Албании и Югославии (к середине 1965 г.)[332 - National Intelligence Estimate. Eastern Europe And The Warsaw Pact (NIE 12-65). 26.8.1965. P. 17. – http://www.foia.cia.gov/browse_docs.asp7doc_noM000273191]
Количественный состав и военно-техническое оснащение вооруженных сил коммунистических стран Балканского полуострова свидетельствовали о серьезных диспропорциях, но в то же время отражали степень важности каждой из стран для Восточного блока в целом и СССР в частности. Реформа оборонной промышленности СССР, видимая часть которой выразилась в придании решением Президиума Верховного Совета СССР от 26 февраля 1965 г. соответствующим государственным комитетам статуса министерств, была призвана повысить их роль в управлении военно-промышленным комплексом после того, как в 1957 г. они по настоянию Н. С. Хрущева были переименованы в государственные комитеты в ходе проводившейся кампании сокращения союзных министерств.
Таблица 9
Количество дивизий стран-участниц ОВД[333 - National Intelligence Estimate. Eastern Europe And The Warsaw Pact (NIE 12-65). 26.9.1965. P. 8. – http://www.foia.cia.gov/browse_docs.asp?doc_no=0000273191]
Таблица 10
Численность ВС стран-участниц ОВД[334 - National Intelligence Estimate. Eastern Europe And The Warsaw Pact (NIE 12-65). 26.9.1965. P. 9. – http://www.foia.cia.gov/browse_docs.asp?doc_no=0000273191](в тыс. человек)
Таблица 11
Оценочные возможности ВВС стран-участниц ОВД (на 1 августа 1965 г.)[335 - National Intelligence Estimate. Eastern Europe And The Warsaw Pact (NIE 12-65). 26.9.1965. P. 12. – http://www.foia.cia.gov/browse_docs.asp?doc_no=0000273191]
Таблица 12
Силы ВМФ стран-участниц ОВД (середина 1965 г.)[336 - National Intelligence Estimate. Eastern Europe And The Warsaw Pact (NIE 12-65). 26.9.1965. P. 12. – http://www.foia.cia.gov/browse_docs.asp?doc_no=0000273191]
Быстроходные патрульные катера с ракетными системами[337 - Этим же странам были поставлены 28 больших ракетных катеров проекта 205, оснащенных противокорабельными ракетными системами П-15 «Термит», и 5 береговых ракетных комплексов С-2 «Сопка» – Uhl М. Nuclear Warhead Delivery Systems for the Warsaw Pact, 1961-65: Documents from the Russian State Archives of Economics and the German Federal Military Archives on the Reorganization and Modernization of the Armed Forces of the Soviet Bloc// War Plans and Alliances in the Cold War : Threat Perceptions in the East and West. Ed. by Vojtech Mastny, Sven G. Holtsmark, Andreas Wenger, Anna Locher, and Christian Nuenlist. 31 Aug 2006. – http://www.php.isn.ethz.ch/collections/ coll berlin/intro uhl.cfm]
Балканский сектор Юго-Западного ТВД являлся для СССР на протяжении практически десятилетнего периода существования Варшавского пакта вспомогательным по отношению к Центрально-Европейскому, но не «маргинальным». Это было обусловлено тем, что он обеспечивал непосредственный выход на стратегически важный средиземноморскочерноморский регион и Южный Кавказ (в советской традиции – Закавказье). Весной 1965 г. советская сторона проявила особый интерес к Юго-Западному ТВД, что нашло своё отражение в планировании в середине июня[338 - Official Communication of Major-General Yerastov, Deputy Chief of Staff of the Southern Army Group, to the Chief of Staff Karoly Csemi, on the Instruction of the UAF Headquarters to Execute a Command War Game, 13 April 1965. P. 2 // European Cities Targeted for Nuclear Destruction: Hungarian Documents on the Soviet Bloc War Plans, 1956-71. Parallel History Project on NATO and the Warsaw Pact (PHP) November 2001. Ed. by Mastny V., Nuenlist C., Locher A. – http://www.php.isn.ethz.ch/collections/colltopic.cfm?lng=en&id=l96 3 7&navinfo= 16606] командно-штабных учений с участием представителей штабов советской Южной группы войск и штабов 25-й и 5-й венгерских армий, штаба 25-го Карпатского корпуса[339 - Plan of the Two-Stage Front-Army War Game for Commanders and Staff Officers to be Conducted on Maps, May 1965. P. 2// European Cities Targeted for Nuclear Destruction: Hungarian Documents on the Soviet Bloc War Plans, 1956-71. Parallel History Project on NATO and the Warsaw Pact (PHP) November 2001. Ed. by Mastny V., Nuenlist C., Locher A. – http:// se2.isn.ch/serviceengine/Files/PHP/19635/ipublicationdocument_singledocument/0E169CD9-75EF-493A-8B64-035B470AE241/en/6505_Plan_E.pdf]. Замысел игры базировался на нескольких вводных. Они отражали советское видение возможного развития ситуации на Юго-Западном ТВД и включали предположение о внезапном прямом нападении «западных» на СССР и «другие социалистические страны под прикрытием различных учений». В свою очередь, «восточные» в сложившихся условиях, как это определялось по плану учений, «пытаются добиться снижения международной напряженности и предотвращения войны» и одновременно «усиливают разведывательную деятельность различных видов (а также проводят секретно мобилизацию)». Судя по замыслу этих учений, Москва рассматривала как весьма вероятное нанесение ядер-ного удара со стороны «западных» на южном направлении и проведение ими массированной наступательной операции «под прикрытием австрийских вооруженных сил к северу от Вены и восточнее Граца с участием 5-го звена тактической авиации и авиации 6-го флота и наступление с целью ликвидации основной группировки “восточных” в южной Чехословакии и западной Венгрии, форсирование Дуная и расширение наступательной операции по направлению к границам СССР и Румынии»[340 - Ibid. P. 3.]. Немаловажное значение для общего плана этих широкомасштабных маневров имели сложившиеся в советских военных кругах представления о массированном танковом наступлении, поддерживаемом ВВС, как наиболее вероятной форме боевых действий с использованием неядерного оружия. Эта точка зрения на характер действий противника активно внедрялась в оборонные концепции стран-участниц Варшавского пакта.
Проведение военных учений в летний период имело вполне определенный смысл, так как соответствовало региональным климатическим особенностям не только Центральной Европы, но и балканской части Юго-Западного ТВД. Этот факт отмечался и экспертами НАТО, в частности – авторами одного из специальных докладов общей серии «Разведывательные оценки» (15.2.1965 г.), составленного в штабе Армии США в Европе (USAREUR). Период с начала июня и до конца сентября рассматривался как наиболее благоприятный для ведения боевых операций[341 - USAREUR Intelligence Estimate – 1965. 15 Feb 1965. R 10. – http://www.php.isn. ethz.ch/collections/colltopic.cfm?lng=en&id=18593&navinfo=14968]. Одновременно отмечалось соответствие транспортной системы стран-членов ОВД требованиям этого периода при том, что основной упор делался на развитие железнодорожной сети. Подчеркивались также усиливавшаяся роль воздушных перевозок и малое значение водного сообщения по сравнению с сухопутной шоссейной и рельсовой инфраструктурами[342 - Ibid. P. 13.]. Балканский сектор Юго-Западного ТВД представлял особый стратегический интерес, несмотря на удаленность от Центрально-Европейского и Северо-Западного, считавшихся в ОВД и НАТО главными. Выход Балкан в средиземноморско-черноморский бассейн и, соответственно, как на южную часть СССР, так и на Ближний Восток, усиливал значимость транспортных сетей полуострова. Проведение командно-штабных учений Варшавского пакта в июне 1965 г. учитывало тесную взаимосвязь отдельных секторов Центрально-Европейского и Юго-Западного ТВД, объединявшихся в единое геостратегическое пространство, включавшее территорию Чехословакии, Венгрии, Румынии и СССР, подчеркивая значимость Румынии в общей военной стратегии блока.
В соответствии с оценками американских экспертов серьезное влияние на ситуацию внутри Организации Варшавского Договора могли оказать внешнеполитические факторы, к числу которых относилось усиление позиций ФРГ в Европе, что привело бы к повышению роли «особых отношений ГДР, Польши, Чехословакии и СССР»[343 - Eastern Europe and the Warsaw Pact. NIE (12-65). 26.8.1965. P. 2. – http://www.foia. cia.gov/docs/DOC_0000273191 /DOC_0000273191 .pdf]. В то же время на Юго-Западном направлении могло произойти определенное ослабление Варшавского пакта за счёт минимизации участия в нём Румынии[344 - Ibid.].
Роль и место коммунистических Балканских государств в региональной и общеевропейской системе международных отношений приобретали значимость с точки зрения существовавших двух военно-политических альянсов – НАТО и ОВД. Как Москва, так и Вашингтон стремились использовать свои внешнеполитические возможности с целью ослабления противостоявшего блока[345 - Однако это внешнее сходство действий, на которое ссылаются постсоветские авторы, а также представители левого политического спектра в европейских странах и США, используя как аргумент в пользу концепции «равной ответственности» за начало холодной войны, не имело ничего общего с сущностными политическими целями советской коммунистической диктатуры и ее восточноевропейских сателлитов, с одной стороны, и США с их союзниками, с другой.]. В январе 1965 г. в ходе официального визита в Турцию председателя Верховного Совета СССР Н. В. Подгорного советская сторона предприняла попытку улучшить отношения с Анкарой, которая, в свою очередь, использовала эти контакты как в экономических, так и в политических интересах, а также для подчеркивания собственной роли в рамках НАТО в надежде получить преференции по кипрскому и др. важным для неё вопросам от союзников по альянсу[346 - Подробнее о тактике Москвы и Анкары на международной арене в более ранний период: Улунян Ар. Балканы: горячий мир холодной войны. Греция и Турция между Западом и Востоком. 1945-1960 гг. М., 2001.]. В военно-стратегическом отношении Москва преследовала задачу сократить уровень угроз на советско-турецкой границе с тем, чтобы, как справедливо полагали зарубежные обозреватели, сконцентрировать внимание на усилении обороны на дальневосточном направлении[347 - Soviet Foreign Policy Since the Fall. 19.3.1965. P. 3. Radio Free Europe Research. Box-Folder-Report 62-3-32. – http://www.osaarchivum.Org/files/holdings/300/8/3/pdf/62-3-32.pdf] против растущих амбиций Китая.
В свою очередь, Вашингтон проявлял интерес к балканскому направлению с учётом существовавшего албано-советского конфликта. Однако американские аналитики рассматривали Албанию как наиболее трудного, с точки зрения американских попыток установления отношений, партнера, в связи с чем делался вывод о том, что «в случае любой возможности, мы [США] попытаемся открыть канал общения с албанцами». Болгария оценивалась с позиций возможного расширения взаимоотношений, а Румыния виделась как государство, которое «расширит основу своей независимости» с помощью отношений с США[348 - 12. Paper Prepared in the Department of State //Foreign Relations Of The United States 1964-1968. Eastern Europe. P. 50, 51.]. Наиболее перспективной в плане взаимоотношений с США продолжала оставаться Югославия, в связи с чем предлагалось разрешить продажу американских запасных частей к военной технике югославским вооруженным силам, расширить кредитную линию и активизировать дипломатическую работу на высшем уровне.
Греция и Турция, обеспечивавшие присутствие НАТО в балкано-средиземноморско-черноморском геостратегическом пространстве с конца 40-х гг., уже в начале 60-х гг. XX в. превращались в одно из слабых звеньев альянса из-за усиливавшейся конфронтации между Афинами и Анкарой по кипрскому вопросу. С одной стороны, это требовало от ведущих членов блока в лице США и Великобритании серьезных усилий, направленных на смягчение греко-турецких противоречий. Именно поэтому на состоявшейся в Париже 31 мая – 1 июня 1965 г. сессии министров обороны НАТО особое внимание уделялось вопросам обороны Греции и Турции, а также рассматривалась проблема совершенствования ядерного планирования. Как стало известно разведке Румынии, в НАТО считали, что «группировка турецких и греческих вооруженных сил в Юго-Восточной Европе более слаба в мобильном отношении и по уровню огневой мощи, по сравнению с вооруженными силами НАТО в Центральной Европе, и не соответствует задачам, поставленным в оперативных планах НАТО в отношении Балканской зоны»[349 - Эта информация, полученная по каналам румынской разведки и вошедшая в подготовленный Министерством обороны Румынии «Доклад относительно настоящих и будущих проблем НАТО и проблем, стоящих перед вооруженными силами Народной Республики Румыния», была известна не только в Бухаресте, но предоставлена румынской стороной Софии, и, вероятно, Москве. – Доклад относно настоящи и бъдещи проблеми на НАТО и проблемите пред въоръжените сили на Народна Република Румъния. 17.04.1965. С. 3// България във Варшавския пакт.]. Более того, греческая сторона, по сообщениям румынской разведки, считала, что «вооруженные силы Варшавского договора в Юго-Восточной Европе превосходят по качеству греческие и турецкие вооруженные силы», а «сухопутные силы HP Болгарии обладают большей мобильностью и огневой мощью, по сравнению с греческими, болгарские военно-воздушные силы располагают большим количеством самолетов, которые превосходят по качеству греческие». В этой связи высказывались опасения относительно возможности оккупации болгарскими вооруженными силами греческой части Фракии в течение двух дней, «в результате чего вооруженные силы Варшавского договора выйдут к Средиземному морю»[350 - Там же. С. 4.].
С другой стороны, перед НАТО стояла проблема усиления южного фланга за счёт активизации взаимодействия в Средиземноморье на итальянском и французском направлениях. В первом случае, ситуация складывалась для альянса благоприятно. На состоявшихся 20 апреля 1965 г. в Государственном департаменте США переговорах американской стороны, возглавлявшейся Госсекретарем Д. Раском, и итальянской во главе с премьер-министром А. Моро первый сослался на сказанные днём ранее слова своего собеседника о поддержке Италией идеи «подлинной объединенной Европы как источника силы НАТО и Атлантического сообщества»[351 - 80. Memorandum of Conversation. Washington, April 20, 1965, 4 p.m. // Foreign Relations of the United States. Western Europe Region. 1964-1968. Washington, 2001. V. XIII. P. 198.]. Намного сложней складывалась ситуация на так называемом французском направлении. Во время тех же переговоров американская сторона достаточно чётко заявила о своей позиции, а именно: «Рассматривая любое предложение, которое могут сделать французы относительно реорганизации НАТО, вероятно даже перед 1969 г., необходимо иметь в виду, что НАТО пользовалось возможностью избежать нападения только потому, что сила НАТО была способна убедить Восточную Европу в самоубийственности подобного нападения. Во-вторых, при любой альтернативе, существующей для государств-членов НАТО, действующих в интересах общей обороны, что рассматривается Соединенными Штатами как самый лучший подход к этой проблеме, мы никогда не согласимся остаться в альянсе, продолжив предоставлять свои вооруженные силы Европе, в то время как Европа будет принимать решения по военным вопросам, предусматривающие использование этих войск независимо от Соединенных Штатов»[352 - Ibid. Р. 199.]. Тем временем позиция Парижа по вопросу необходимых изменений в НАТО продолжала оставаться неизменной, что было подтверждено лично президентом Ш. де Голлем в начале мая 1965 г. в беседе с послом США в Париже, когда генерал заявил о решимости отстаивать идеи реорганизации Североатлантического альянса в 1969 г.; сохранения, в первую очередь, союза с США, Великобританией и ФРГ, но в новом виде; создания некого консультативного органа такого сотрудничества и вывода всех иностранных вооруженных сил с территории Франции, обеспечив превалирующую роль французского командования над вооруженными силами страны[353 - 83. Telegram From the Embassy in France to the Department of State.Paris, May 4, 1965, 2015Z//Ibid. P. 206.]. На американо-британских консультациях, состоявшихся 16 июня 1965 г. в Госдепе США с участием Д. Раска и заместителя министра иностранных дел Великобритании лорда Худа, последний предложил проводить в отношении де Голля (с целью не допустить выхода Франции из НАТО) последовательную политику, избегая, как он заявил, «подкупа и угроз», которые «были бы контрпродуктивными». Британская программа включала несколько пунктов: 1) руководствоваться идеей продолжения существования НАТО как военной структуры; 2) подготовить заявления руководителей стран-членов альянса, в которых бы подчеркивалась важность основополагающих принципов НАТО; 3) обнародовать решение о принятии альянсом необходимых мер предосторожности с целью реагирования на возможные действия Франции; 4) предпринимать действия в рамках программы альянса, направленные на интенсификацию политических консультаций, планирования учений НАТО и иных мероприятий, но при сохранении для Франции возможностей участия в этой деятельности; 5) внимательно изучать предложения французской стороны[354 - 90. Memorandum of Conversation. Washington, June 16, 1965, noon// Ibid. P. 218.]. В свою очередь, руководство Франции последовательно двигалось в направлении выхода страны из альянса. На состоявшейся 9 сентября 1965 г. пресс-конференции Ш. де Голль заявил о том, что нахождение Франции в военной структуре НАТО закончится к 1969 г.
Тесная взаимосвязь политических и военных аспектов развития Варшавского блока нашла своё проявление в период 1965-1966 гг., когда происходило становление так называемых национальных «версий» коммунистических режимов, что, в свою очередь, влияло и на организационное развитие ОВД, включая её руководящие структуры. В Албании, Румынии и Югославии начинали разрабатываться национальные военные доктрины. Их организационную основу составляла концепция территориальной обороны в национальных границах, а базовым принципом являлось создание условий, при которых ущерб от нападения для агрессора был бы большим, чем ожидаемая им выгода от интервенции. Такой подход к оборонной политике, в рамках которой формулировалась соответствующая военная доктрина, был окончательно оформлен в официально принятых концепциях военной политики малых безъядерных стран в конце XX – начале XXI в. и получил название концепции надёжного сдерживания (credible deterrence policy)[355 - В наиболее полной форме и на официальном уровне это нашло своё отражение, например, в оборонной политике современной Эстонской Республики. Так, в частности, в данном официальном документе заявляется: «Основой оборонной политики Эстонии является надежное сдерживание, с помощью которого мы должны убедить тех, кто может подвергнуть опасности безопасность Эстонии, что ущерб от нападения на Эстонию превысит возможную выгоду». – Министерство обороны Эстонии. Оборонная политика. Целостное толкование государственной обороны. Kaitsepoliitika – http://www.kmin.ee/ru/ kaitsepoliitika.].
Демонстрировавшийся этими государствами подход к оборонной политике достаточно негативно воспринимался советским военным и политическим руководством, видевшим в нём угрозу для ОВД из-за возможности распространения таких идей в правивших кругах других восточноевропейских стран – членов пакта[356 - Подробнее об этой тенденции в: The Diffusion of Military Technology and Ideas. Ed. by Goldman E., Eliason L. Stanford, 2003.]. Конфликт СССР с рядом коммунистических государств, прежде всего КНР, имевший пропагандистское «прикрытие» с использованием идеологических установок, использовавшихся в так называемой межпартийной полемике, в действительности имел более глубокий характер. Основной проблемой во взаимоотношениях КНР с СССР и Восточной Европой в контексте международных отношений в период от 60-х и до начала 80-х гг. XX в. была, прежде всего, национальная безопасность[357 - См. выступление Ли Фен Лина (Li Fenglin) – бывшего посла КНР в России и Президента Китайского общества восточноевропейских, российских и центрально-азиатских исследований в: China and Eastern Europe, 1960s-1980s. Proceedings of the International Symposium: Reviewing the History of Chinese-East Euripean Relations from the 1960s to the 1980s. Beijing, 24-26 March 2004. Ed. by Xiaoyuan Liu and Mastny V. Ztirich, 2004. P. 32.]. В то же время Пекин, несмотря на усиливавшееся сотрудничество с Тираной, занявшей жёсткую позицию по отношению к Москве, не исключал возможность смягчения взаимоотношений со своим бывшим ближайшим союзником, рассчитывая на изменение советского внешнеполитического курса после смещения Хрущева и прихода к власти Брежнева. Однако на проходившей в феврале 1965 г. в Пекине встрече советского премьера Косыгина и главы КНР Мао Цзэдуна не было достигнуто никаких результатов, и советско-китайский конфликт продолжился[358 - Mastny V Beijing Seminar on China and Eastern Europe in the 1960-80s. March 24-26, 2004. P. 2. – http://www.php.isn.ethz.ch/conferences/reports/documents/2004_Beijing_seminar_ report.pdf].
Состоявшееся 19-20 января 1965 г. в Варшаве седьмое заседание ПКК ОВД стало одним из серьезных этапов в развитии усиливавшегося кризиса внутри блока. 6 января 1965 г. Э. Ходжа направил специальную директиву члену политбюро АПТ Р. Алии, в соответствии с которой определялась тактика поведения Тираны в отношении приглашения участвовать в работе совещания ПКК в Варшаве. Во-первых, предстояло принять официальное письмо польского правительства и не возвращать его демонстративно, так как «оно направляется нам (албанской стороне – Ар. У.) не только советским правительством, но и всеми другими участниками, с которыми (за исключением советских) мы поддерживаем дипломатические отношения»; во-вторых, было необходимо «дать им ответ, который оставался бы историческим документом и которым мы изобличим всех их в незаконных и предосудительных актах. Письмо должно быть со всей серьезностью составлено Министерством иностранных дел от имени правительства, оно должно быть свободным от всяких идеологических соображений и не должно носить полемического характера. Документ должен иметь государственный характер и отличаться твердостью по форме и сильными, недвусмысленными терминами, что касается фактов и аргументов. Мы не будем принимать участие в этом совещании при нынешних условиях и при любых других условиях, поскольку участниками Варшавского Договора будут нынешние (политические деятели – Ар. У.)»[359 - Дать заслуженный ответ участникам Варшавского Договора. Установки. 6 января 1965 г.//Ходжа Э. Сверхдержавы. 1959-1984. Из политического дневника. Тирана, 1986. Полностью «Установки», повторенные в тексте письма, изложены в этом издании на с. 141-151, а также с. 152-156. Данный документ, носивший название «Письмо Правительства HP Албании участникам совещания Варшавского Договора, состоявшегося 19 января 1965 г.», был опубликован 2 февраля 1965 г. в партийном органе АПТ – газете «Zeri i popullit». Ещё ранее Э. Ходжа не скрывал характер требований, предъявляемых Москве, что нашло своё выражение в его речи 29 ноября 1964 г. на торжественном собрании, посвящённом 20-летию освобождения Албании. Зарубежные аналитики приходили к выводу о том, что режим Э. Ходжи отказывался от какого-либо примирения с Москвой без уступок с её стороны: lz. Albanian Rejection of Warsaw pact Invitation. 3.2.1965. Radio Free Europe Research. P. 1. Box-Folder-Report 2-3-99. – http://www.osaarchivum.Org/files/holdings/300/8/3/ pdf2-3-99.pdf; lz. Albania Remains Immune to Efforts for Rapprochement. 15.2.1965. Radio Free Europe Research. P. 1. Box-Folder-Report 2-3-99. – http://www.osaarchivum.org/files/ holdings/3 00/8/3/pdf/2-3-93 .pdf]. В специальной ноте албанского правительства в адрес ПКК высказывалось требование Тираны признать действия советского правительства, направленные на фактическую изоляцию и исключение Албании из ОВД, нелегитимными и враждебными, а также осудить их; возвратить Албании всё принадлежащее ей военное оборудование и материалы, возместить ущерб, нанесённый албанской экономике «в целях гарантировать оборону Народной Республики Албании и социалистического блока». Более того, Тирана запросила копии с оригиналов стенографических отчётов заседаний, на которых обсуждался «албанский вопрос», и практически всех документов (включая внутренние) по данной проблеме. Отдельно предъявлялись требования, во-первых, предоставить информацию о том, насколько согласованным с позицией других членов ОВД было советское решение подписать договор между СССР, США и Великобританией от 5 августа 1963 г. о запрещении испытаний ядерного оружия в космосе, атмосфере и под водой, и, во вторых, денонсировать московский договор об ограничении ядерных испытаний. В ответ на албанскую ноту советская сторона подготовила проект резолюции заседания ПКК, принятой 19 января 1965 г. В ней, помимо констатации того, что Албания «уклоняется от принятия участия в работе Варшавского Договора», содержался отказ даже рассматривать её претензии, а участие в ОВД ставилось в зависимость от решения самой Тираны, «не оговоренного никакими предварительными условиями»[360 - Document N 29: Albanian Note to the Political Consultative Committee. January 15, 1965 //A Cardboard Castle? An Inside History of the Warsaw Pact, 1955-1991. Ed. by Mastny V., Byrne M. Budapest, 2005. P. 177, 178.].
Так называемый албанский вопрос становился для Варшавского пакта серьезной внутренней проблемой, и развитие конфликта между Москвой и Тираной серьезно воспринималось теми государствами-членами ОВД и Восточного блока, которые стремились повысить степень своей независимости от СССР. Особое значение происходившему придавалось в Бухаресте, так как глава румынского коммунистического режима Г. Геор-гиу-Деж и его ближайшее окружение рассматривали происходившее с учётом возможных последствий конфликта применительно уже к румынской позиции, которая становилась всё более демонстративно независимой, хотя и не затрагивала в целом вопроса военно-политического единства Восточного блока. На состоявшейся 18 января 1965 г., накануне заседаний ПКК в Варшаве, встрече первого секретаря РРП Г. Георгиу-Дежа, председателя Совмина Румынии Г. Маурера с первым секретарем ПОРП В. Гомулкой, председателем Совмина Польши Ю. Циранкевичем и членом политбюро ЦК ПОРП 3. Клишко глава Румынии настаивал на необходимости отменить все решения, принятые в ОВД против Албании, и пригласить её представителей на заседание. Во время беседы Деж фактически признал неправомерность и несправедливость действий советской стороны и лично Хрущева. При этом достаточно недвусмысленно прозвучала озабоченность румынской стороны не только «албанской проблемой», но и в целом всей ситуацией, так как, по его, имеющему достаточные основания, мнению, «если мы не уладим этот вопрос, любая из социалистических стран может оказаться в ситуации, когда она не будет допущена на заседания Политического Консультативного Комитета, как это произошло с Албанией»[361 - Memorandum of Discussions between Romanian Worker’s Party leadership and Polish United Worker’s Party leadership 18.1.1965// Romania and the Warsaw Pact, 1955-1989. V. 1. Document Reader compiled for the International Conference «Romania and the Warsaw Pact». Organized by the Institute for Political Studies of Defense and Military History and co-sponsored by the Cold War International History Project and the Parallel History Project. 3-6 October 2002. Bucharest, Romania. Document reader compiled by Munteanu M. Translations by C. Ban, M. Munteanu. P. 187-197. – http://www.wilsoncenter.org/sites/default/files/RomaniaWarsawpact.pdf].
Руководство Албании не собиралось идти с Кремлем на компромисс и демонстративно ужесточило своё отношение к действиям Москвы, используя «военно-политическую» и «международно-дипломатическую» аргументацию для доказательства собственной правоты, и синхронизировало пропагандистские мероприятия с конкретными внешнеполитическими шагами. Во-первых, 16 февраля орган ЦК АПТ газета «Zeri i Popullit» в своей редакционной статье продемонстрировал точку зрения Тираны на ситуацию в Восточном блоке. В этом материале заявлялось об угрозе самому существованию ГДР в виду проводившейся советским руководством политикой – сначала Хрущевым, а затем названными газетой «хрущевской тройкой» – Брежневым, Косыгиным и Микояном[362 - После мартовского (1965 г.) совещания ряда компартий, против которого Тирана выступила задолго до его проведения, орган ЦК АПТ газета «Z?ri i popullit» поместила специальную статью, посвященную начинавшемуся кризису промосковского направления в комдвижении: «Встреча раскольников, ревизионистов 1 марта – великий заговор против марксизма-ленинизма и международного коммунизма». – Mbledhja p?r?ar?se, revizioniste e 1 marsit – nj? komplot i madh kund?r marksiz?m-leninizmit dhe komunizmit nd?rkombetar// Zeri i Popullit, 18.3.1965.]. Стремление Тираны усилить демонстрируемую ею независимость вскоре нашло продолжение на более представительном международном уровне. Буквально в тот же день, 16 февраля 1965 г., посол Албании в ООН X. Будо выступил с заявлением. В нём содержалось требование расширить полномочия Генеральной Ассамблеи ООН, минимизировать прерогативы Совбеза, в котором доминировали великие державы, и создать Генеральный Комитет Генеральной Ассамблеи с тем, чтобы обеспечить соблюдение Устава ООН по процедуре включения в повестку дня подлежащих обсуждению вопросов и принятия решения по ним. Фактическое обвинение США и СССР в узурпации власти в ООН, по мнению албанского руководства, прежде всего Э. Ходжи, должно было «шокировать их (Вашингтон и Москву – Ар. У.) и, – как полагал глава АПТ, – застанет их врасплох, и мы выбрали подходящий момент, когда за кулисами гангстеры в ООН достигли соглашения о перерыве в заседании до осени. Мы, безусловно, разрушим их планы. Они будут нарушать Устав, с тем, чтобы вырваться из нашей мёртвой хватки, но мы полны решимости выполнить свой долг мужественно. Мы будем их жёстко разоблачать, и об Албании будут говорить в мире с восхищением»[363 - Правильный и твёрдый шаг нашей страны в ООН. 16 февраля 1965 г.// Ходжа Э. Сверхдержавы. 1959-1984. Из политического дневника. Тирана, 1986. С. 163.]. Выступление албанского представителя рассматривалось в Тиране как серьезная победа[364 - Сенсация в ООН. 17 февраля// Ходжа Э. Сверхдержавы. 1959-1984. Из политического дневника. Тирана, 1986. С. 164. Действия в ООН были частью кампании албанского коммунистического режима против США и СССР. В 1965 г. Албания вышла из ЮНЕСКО, Всемирной Организации Здравоохранения и Продовольственной Сельскохозяйственной Организации ООН в знак протеста против использования этих международных организаций сверхдержавами в собственных политических целях.], так как оно получило поддержку со стороны стран «третьего мира» и было воспринято в международных политических кругах как признак кризиса ООН, где существовал диктат великих держав[365 - Armillotta G. Albania And The United Nations: Two Cases Seen From A Diplomatic History Perspective//International Journal of Albanian Studies. Columbia University. New York. 1997. V.l, № 1; United Nations: Back into Limbo//The Time, 26.2.1965.].
К концу лета 1965 г. изоляция Албании в Восточном блоке становилась очевидным для её руководства фактом. Это серьезно влияло на оборонный аспект её внешней политики, составным компонентом которой являлась и информационно-разведывательная деятельность на основных направлениях вероятных угроз для Албании, в том виде как они определялись её руководством. Первым шагом в этом направлении стал перевод агентурного сектора 2-го Управления военной разведки Министерства обороны в Министерство внутренних дел. 6 августа 1965 г. руководитель МВД генерал-лейтенант X. Кадри подписал приказ № 229 о создании во главе со своим заместителем генерал-лейтенантом 3. Темели специальной школы по подготовке кадров политической разведки. 29 октября 1965 г. Хазбиу подписал приказ и об организации Управления политической разведки. Подготовка курсантов (первый набор составил 35 человек) была ориентирована на конкретную специализацию по странам, и главными среди государств-потенциальных противников были США, Великобритания, Франция, Италия, Югославия[366 - Naku?i S. Viti 1965, kur Kadri Hazbiu hapte shkoll?n e agjentur?s// Shekulli, 29.12.2008. До сих пор как в отечественной, так и в зарубежной научной литературе нет исследований по этой теме, и данная публикация является одной из немногих, базирующихся на документальных данных. В 1989 г. Отделение безопасности высшей школы МВД Албании выпустило ограниченным тиражом и явно не для широкого общественного пользования 209-страничную монографическую работу (как это было указано в тексте) под характерным для коммунистических времён названием «Взаимосвязь оперативной работы с массами – одно из ключевых требований при выполнении функций органов государственной безопасности». В ней рассматривалась история органов безопасности коммунистической Албании с 1943 г. по 1988 г. Однако качество и информативность издания оставляли желать лучшего: G?rshetimi i Pun?s Operative me vij?n e masave – nj? nga k?rkesat kryesore p?r realizimin e detyrave nga organet e Sigurimit t? Shtetit. Tiran?, 1989. Среди языков, преподававшихся курсантам, как об этом сообщает автор публикации в газете, отсутствуют все восточноевропейские, за исключением сербского. В тексте цитируемого С. Накучи документа есть пропуск с многоточием, что позволяет предполагать об изъятии из материала при подготовке газетной статьи упоминаний о ряде языков по политическим причинам.].
Складывавшаяся в коммунистическом блоке ситуация была способна серьезно повлиять на оборонную политику ОВД и советское военно-стратегическое планирование. Выступление на заседании ПКК в Варшаве в январе 1965 г. Л. И. Брежнева содержало два основных тезиса, позволявших судить о роли и месте Варшавского блока в советской внешнеполитической стратегии и военной политике. Во-первых, Москва исключительно серьезно относилась к возможности локального (ограниченного) ядерного конфликта, прежде всего в Европе. В этой связи одной из задач Кремля было совершенствование как ядерного, так и других видов оружия. Во-вторых, особую обеспокоенность советской стороны вызвали действия НАТО по совершенствованию его командной структуры и усилению роли регионального командования альянса. Этот факт, как и другой – усиливающиеся признаки самостоятельности (хотя и в рамках Восточного блока) членов ОВД, заставили Москву поднять во время заседаний ПКК в январе 1965 г. вопрос о реформе альянса. Суть советского плана заключалась в создании более жёсткой системы контроля над армиями и внешней политикой союзников Москвы со стороны Кремля. Это нашло своё отражение в предложении расширить полномочия Объединенного командования ОВД, что лишало бы суверенитета национальные вооруженные силы стран-участниц блока и фактически передавало бы их под командование ОВД, в котором доминировали советские генералы. Одновременно Москва настаивала на создании постоянного комитета министров иностранных дел государств-членов Варшавского пакта.
Необходимость модернизации Варшавского блока во всех отношениях с учётом внешнеполитических и оборонных интересов его участников была очевидна для большинства представителей руководства стран, входивших в ОВД. Однако разновекторный характер их интересов серьезно затруднял этот процесс. Для Венгрии и Польши, стремившихся к проведению реформ с учётом повышающейся роли «малых» союзников СССР, создание постоянного консультативного органа в виде совета министров иностранных дел усиливало бы, по мнению В. Гомулки и Я. Кадара, возможности их стран «лоббировать» собственные внешнеполитические интересы[367 - Bеkеs C. Introduction. Records of the Meetings of the Warsaw Pact Deputy Foreign Ministers// Parallel History Project On NATO And The Warsaw Pact (PHP). Records of the Meetings of the Warsaw Pact Deputy Foreign Ministers. Ed. by Bеkеs C., Locher A., Nuenlist C. PHP Publications Series Washington, D.C. / Zurich. September 2005. P. 5.]. Оба предложения были крайне негативно восприняты румынской стороной, постаравшейся не допустить усиления советского контроля над ОВД[368 - Baev J. The Organizational and Doctrinal Evolution of the Warsaw Pact (1955-1969). – http://www.coldwar.hu/html/en/publications/organizational.html]. Бухарест выступал также против предложенной Москвой Вашингтону версии договора о нераспространении ядерного оружия, так как, по мнению румынского руководства, она не учитывала интересы малых государств.
Румынская позиция была схожа с китайской, что достаточно серьезно обеспокоило и насторожило Кремль[369 - Подробнее дискуссию на заседании в: Document N 30. Minutes of Discussion at Political Consultative Committee Meeting in Warsaw, January 20, 1965// //A Cardboard Castle? An Inside History of the Warsaw Pact, 1955-1991. Ed. by Mastny V., Byrne M. Budapest, 2005. P. 179. Румынская версия протокола заседаний в: Romania and the Warsaw Pact, 1955-1989. Cold War International History Project. Ed. by Munteanu M. Washington, 2002. Vol. 1. P. 229-244. На заседании ПКК 20 января 1965 г. глава советской делегации Л. И. Брежнев демонстративно обратился к Г. Георгиу-Дежу с вопросом о том, является ли высказываемая румынской стороной точка зрения мнением румынской компартии или это – результат совместных действий с КНР. – Minutes of the Meeting of the Political Consultative Committee of the Warsaw Pact Member States, Warsaw. 20.1.1965// Cold War International History Project. Virtual Archive. – http://www.wilsoncenter.org/index.cfm7topic_kH 1409&fuseaction=va2. document&identifier=5034E1B3 -96B6-175 C-97BBCF7394EAA408&sort=subj ect&item=MLF &print =true. Мотивация действий Бухареста продолжает оставаться не совсем ясной, так как этот вопрос не отражен в документах, обнаруженных в румынских архивах на данный момент. Основное предположение, которое делают румынские исследователи, заключается в том, что, вероятнее всего, Георгиу-Деж рассматривал данную проблему в контексте общего внешнеполитического курса возглавляемого им руководства, усматривавшего в проекте резолюции о нераспространении ядерного оружия диктат Москвы и попытку ограничить свободу действий Бухареста на международной арене. – Documente Diplomatice Romane. Seria a III-a. Romania §i tratatul de la Var§ovia. Conference mini§trilor Afacerilor Exteme §i ale adjunctilor lor (1966-1991). Volum realizat de A. Mioara. Bucure§ti, 2009. R XLIX.]. Это объяснялось тем, что данный вопрос затрагивал широкий спектр оборонных проблем на евроазиатском, континентальном и региональном уровнях, включая Юго-Западное направление военной стратегии ОВД, то есть Балканы и Средиземноморье. Официально румынская сторона аргументировала свою позицию тем, что стремится не допустить одностороннего осуждения КНР другими (имелась в виду Индия) странами в их собственных интересах[370 - Rijnoveanu C. A Perspective on Romania’s involvement In the Sino-Soviet conflict (1960-1965). Online publication. Paper prepared for the International conference «New Central and Eastern European Evidence on the Cold War in Asia». George Washington University Cold War Group. Cold War History Research Center. Budapest, 31 October – 1 November, 2003. May 2009. P. 8. – http://www.coldwar.hu/html/en/publications/Rom_Sino_Riv.pdf. Автор статьи приводит в подтверждение этих тезисов ряд выдержек из документов, обнаруженных в архивах румынской компартии.]. Столь однозначная поддержка Пекина была расценена Москвой крайне негативно, и уже на варшавском заседании ПКК по инициативе советского руководства состоялась неформальная встреча без присутствия румынских представителей с целью усилить противодействие китайскому влиянию.
Одновременно выявилась новая черта происходящего: страны коммунистического блока, находившиеся в конфронтационных отношениях с СССР (Албания и КНР), а также те из них, кто сохраняли свои особые позиции в возглавлявшемся Москвой военном пакте (Румыния), либо начинали придерживаться диаметрально противоположной военно-политической стратегии в международных делах нежели проводимая ОВД и Советским Союзом, выступать как открытые оппоненты Кремля, либо пытались избежать слишком очевидной ассоциации своей политики с действиями СССР, видя в ней угрозу своим интересам расширять контакты с Западом. Приграничный индо-пакистанский конфликт апреля – сентября 1965 г. стал одним из таких примеров. Москва и её союзники фактически поддержали Дели, а Албания и КНР, наоборот, выступили в поддержку Исламабада. В свою очередь, Румыния, стремясь избежать ухудшения отношений с КНР в случае однозначной поддержки Москвы, постаралась устраниться от обсуждения этой темы.
Весной 1965 г. Бухарест активизировал свою внешнюю политику в контексте идеологически аргументированного в «Апрельской декларации» 1964 г. курса на усиление самостоятельности. Одним из важных шагов в этом направлении было расширение экономических отношений с Западом и, прежде всего, с США. Румынское руководство демонстративно подчеркивало особую заинтересованность в укреплении американо-румынских связей и давало знать Вашингтону о том, что «взгляды не только румынского правительства, но и всего коммунистического блока устремлены на то, как мы реагируем, с тем, чтобы проверить, действительно ли мы намерены иметь дело (со странами Восточного блока – Ар. У.), используя политику наведения мостов и дифференцированного подхода к Восточной Европе. Более того, об эффективности продолжающейся политики независимости РНР будут судить в не меньшей степени по нашей реакции (на действия коммунистических стран – Ар. У.)»[371 - 149. Telegram From the Embassy in Romania to the Department of State. Bucharest, March 18, 1965, 4 p.m.// Foreign Relations of the United States. 1964-1968. Eastern Europe. Washington, 1996. V. XVII. P. 405.].
В определенной степени этот внешнеполитический курс Бухареста начинал уже серьезно влиять на оборонный аспект взаимоотношений Румынии с СССР. Весной 1965 г. румынские контрразведывательные органы выявили ряд лиц из числа военнослужащих-офицеров вооруженных сил, сотрудничавших с органами советской разведки, и власти под различными предлогами удалили их из армии[372 - См. об этом в воспоминаниях полковника румынской разведки в отставке Г. Мани: Manea G. Labirintul Vietii prin sarma ghimpata (biografii – memorii – amintiri). Bucuresti, 1998. P. 87.].
Не меньшие чем их советские союзники по ОВД, опасения испытывала и болгарская сторона – наиболее лояльный союзник СССР. Это проявилось зимой 1965. Во время подготовки 15-18 февраля 1965 г. в г. Севастополе военно-морских командно-штабных учений в акватории Черного моря, назначенных на март того же года, с участием болгарских, румынских и советских представителей ВМС, румынская сторона достаточно настороженно отнеслась к идее, высказанной начальником штаба советского ЧФ вице-адмиралом Г. К. Чернобаевым. Предлагалось объединить усилия всех участников учений в организационных рамках единого Черноморского флота. Это явно противоречило усиливавшемуся стремлению румынской стороны не допускать передачу командования национальными вооруженными силами под иностранный, даже под эгидой ОВД, контроль[373 - Opris P. Relatii militare romano-bulgaro-sovietice la mijlocul anilor ’60// Revista de Istorie Militara. 2001. N 3 (67). R 18. В приложении к публикации П. Оприша приводится документ – докладная записка капитана первого ранга М. Василе в Политическое управление вооруженных сил Румынии, в которой подробно описываются достаточно натянутые отношения между советскими и румынскими, а также болгарскими офицерами по вопросам координации действий и политическим проблемам.]. В то же время Румыния не отказалась от совместных учений в рамках ОВД, и её руководство рассматривало повышение боеготовности, а также операционных возможностей совместных действий румынских вооруженных сил и союзных по Варшавскому пакту сил других государств как один из важных элементов оборонной политики. При этом особое внимание уделялось представляющим интерес для Бухареста Южному и Юго-Западному геостратегическим направлениям, имевшим выход на Болгарию, Югославию и Венгрию.
На проводившихся 20-27 мая 1965 г. на территории двух регионов Румынии – Олтении и Трансильвании командно-штабных учениях под руководством министра обороны генерала Л. Сэлэжана присутствовали советские наблюдатели, однако сама подготовка учений была делом исключительно румынской стороны[374 - В проведении манёвров приняли участие: начальник Генерального штаба генерал армии И. Титовяну; командующий 3-м Западным фронтом, начальник Управления боевой подготовки Министерства Национальной обороны Румынии генерал армии А. Флока; начальник штаба фронта генерал-лейтенант С. Тарчэ; командующий 2-й армией генерал-лейтенант И. Георге; командующий 3-й армией генерал-лейтенант И. Коман; командир 9-го армейского корпуса генерал-майор И. Шерб; командир авиационного корпуса генерал И. Тыу]. План учений заключался в организации и планировании наступательной операции в масштабах фронта с участием сухопутных сил и ВВС и нанесении контрудара как без использования противником оружия массового поражения, так и с учетом его возможного применения. Фактически румынское военное командование по замыслу, составленному самостоятельно румынской стороной, отвечало за совместные действия в рамках условного 3-го Западного фронта, которому придавались румынские 2-я и 3-я армии и 9-й армейский корпус с частями ВВС. В действительности, так называемый 3-й Западный фронт в планах ОВД формировался совместными силами СССР и Чехословакии, не являясь зоной ответственности Румынии. Её вооруженные силы входили в состав Юго-Западного фронта, формировавшегося из 5-й армии вооруженных сил Венгрии, 28-го советского армейского корпуса и 3-й армии румынских вооруженных сил[375 - См. информацию, ставшую доступной после рассекречивания ряда документов из румынских архивов в: Scenarii militare romano-ungare//Jurnalul National, 12.11.2009. —http:// htdig.informatia.ro/jurnalul/afisez.php?sid=526933&date=2009-ll-12&afisez=local]. В соответствии с вводной учений, силы
НАТО якобы нарушили нейтралитет Австрии и Югославии, и армейская группа «Тиса» вторглась в Румынию на ширине фронта в 450 км без использования оружия массового уничтожения. В этой связи задача 3-го Западного фронта заключалась в ликвидации сил противника на глубине проникновения в регионы Трансильвании и Олтении, защите западных границ страны. В случае использования противником оружия массового уничтожения (ОМУ) предусматривались ответные действия войск 3-го Западного фронта[376 - Opris P. Aplicatia de comandament si stat major desfasurata de Armata Rom?na ?n Transilvania si Oltenia ?n perioada 20–27 mai 1965// Cetatea Bihariei. Revista de cultura si istorie militara. 2004. Seria a II–a. N 1. P. 76, 77.]. Румынским частям предстояло в дальнейшем развить наступление и продвигаться в направлении северной Италии, а частям южного фронта – в направлении Адриатики и Боснии[377 - Ibid. P. 78.].
Проведённые учения были достаточно критически оценены советской стороной. Более того, они фактически усилили разногласия между Москвой и Бухарестом по оборонным вопросам[378 - Подробнее об этом: Dutu A. Cea dint?i aplicatie rom?neasca la nivel de front independent si primele ne?ntelegeri rom?no-sovietice ?n cadrul Tratatului de la Varsovia (mai 1965)//Revista de Istorie Militara. 2002. N 5-6. P. 73, 74.], так как советские военачальники не были довольны степенью подготовки румынских вооруженных сил. Особые нарекания вызвало отсутствие взаимодействия между наземными войсковыми и военно-воздушными подразделениями, инженерными частями и подразделениями химической защиты. Разбор учений происходил с участием советских представителей, включая командующего силами ОВД маршала А. А. Гречко[379 - Opris P. Aplicatia de comandament. P. 78.]. Вопрос об использовании фронтовой авиации имел принципиальное значение с точки зрения сформировавшихся в военных кругах СССР на основании опыта Второй мировой войны взглядов относительно массированного использования ВВС[380 - Основы этой доктрины были изложены ещё накануне Второй мировой войны начальником Главного управления ВВС РККА генерал-лейтенантом авиации П. В. Рычаговым в докладе «Военно-воздушные силы в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе», озвученном на совещании высшего руководящего состава РККА, проходившем в Москве 23–31 декабря 1940 г. (Место хранения: Российский Государственный военный архив (РГВА) Ф. 4. Оп. 18. Д. 57. Л. 1–24). Особое значение для понимания места авиации в советских стратегических установках имел доклад командующего ВВС Киевского особого военного округа генерал-лейтенанта авиации Е. С. Птухина: «Действия ВВС в наступательной операции фронта и борьбе за господство в воздухе» (ЦАМО РФ. Ф. 131. Оп. 12507. Д. 37). Он был не менее значимым, а по некоторым положениям и более амбициозным, чем материал Рычагова, с упором на превалирование сил и средств дальней авиации, тяжёлых бомбардировщиков как ударной силы в наступательной войне. При этом число предполагавшегося парка боевых машин было нереально высоким. Степень важности данного материала, готовившегося также, судя по всему, к этому же совещанию и хранившегося в Центральном архиве Министерства обороны РФ (ЦАМО РФ. Ф. 131. Оп. 12507. Д. 37) была столь высока, что гриф «Сов. секретно» был снят с него только 31 июля 2009 г. – Солонин М. «Тетрадь расстрелянного генерал а… »//В ПК, 14.9.2011. После войны и особенно в начале 60-х гг. XX в. в ходе сокращения Вооруженных сил СССР, частью которых являлись ВВС, эта проблема приобрела особое значение, так как в расчёт брались новые виды вооружений, к числу которых относились ракеты «воздух-воздух», «земля-воздух» и «воздух-поверхность» («воздух-земля»).] и появления в тактике советских военно-воздушных сил наступательных и оборонительных воздушных операций. В этой связи отмечалось, что «во время подготовки операции… были определены аэродромы для истребителей и, в частности, для истребителей-бомбардировщиков (этот тип боевых машин относится к классу фронтовых, т. е. тактических истребителей – Ар. У.) без учёта дальности их действия… Не были определены и обеспечены соответствующим прикрытием коридоры пролета и выхода на цель, а также возвращения после выполнения задания»[381 - Цит. по приводимой П. Опришем выдержке из документа «Доклад о проведении Вооруженными силами НРР командно-штабных учений (фронт-армия) в полевых условиях с использованием средств связи» (Raport privind aplicatiile de comandament si stat major (front-armata) ?n teren cu mijloace de transmisiuni, de catre Fortele Armate ale R.P.R.)// Opris P. Aplicatia de comandament si stat major. P. 79.]. Румынская сторона с недовольством восприняла советскую критику.
Расширяющаяся активность Бухареста на международной арене достаточно внимательно рассматривалась и оценивалась в Тиране. Действия румынского руководства рассматривались албанской стороной как усиливающаяся независимость Румынии от СССР, позволяющая укрепить албанорумынские взаимоотношения с учётом сложившегося албано-китайского военно-политического союза. Тирана не собиралась возобновлять контакты с Москвой без выполнения предварительных требований с её стороны – признания несправедливыми действия Кремля в отношении Албании, о чём заявил министр иностранных дел НРА Б. Штюла 22 июня 1965 г.
19 марта 1965 г. в торжественной обстановке в Бухаресте был подписан договор о сотрудничестве между двумя странами в области культуры и образования. Зарубежные аналитики отмечали в этой связи, что первым результатом проводимой независимой политики стало улучшение албанорумынских отношений[382 - Lz. A new Phase in Albanian-Rumanian Relations. 22.3.1965. P. 2. Radio Free Europe research. Box-Folder-Report. 2-3-62. – http://www.osaarchivum.org/files/holdings/300/8/3/pdf/2-3-62.pdf]. Скоропостижная смерть в тот же день Первого секретаря Румынской рабочей партии Г. Георгиу-Дежа вскоре после его возвращения из СССР обострила борьбу за власть в румынском партийном руководстве, но расстановка сил во внутрипартийной иерархии обеспечила Николае Чаушеску избрание на пост Первого секретаря ЦК РРП 22 марта 1965 г.
§8. Несостоявшаяся реформа ОВД в региональном «коммунистическом контексте»
Курс на суверенизацию внешнеполитических действий, взятый Бухарестом в апреле 1964 г., был продолжен после прихода к власти Н. Чаушеску, что непосредственно коснулось сферы обороны. Весной 1965 г. в вооруженных силах Румынии без характерного для подобных действий в коммунистических странах пропагандистского сопровождения была проведена частичная чистка командного и офицерского состава, отдельные представители которого рассматривались партийным руководством как имеющие тесные связи с советской стороной и даже обеспечивающие внутренней информацией по военным и политическим вопросам советские разведывательные органы[383 - Bichir F. URSS pregatea invadarea Romaniei// Evenimentul zelei, 21.8.2008.]. Одновременно усилились ограничения, налагавшиеся румынскими властями на контакты между румынскими и советскими военнослужащими. Румынские офицеры, женатые на гражданках СССР, столкнулись с проблемой: либо развестись с ними и отправить в Советский Союз, либо покинуть службу в румынских вооруженных силах. Ещё в начале 1962 г. предшественник Чаушеску – Георгиу-Деж распорядился о создании секретного подразделения, существование которого являлось тайной даже для большинства высокопоставленных работников румынской госбезопасности. Из числа проверенных сотрудников Управления государственной безопасности с целью ведения контрразведывательной работы, направленной на выявление информаторов советских разведывательных служб (КГБ и ГРУ), а также обнаружение возможных агентурно-разведывательных сетей соответствующих советских организаций, на территории Румынии была сформирована специальная структура[384 - Watts L. Razboiul clandestin dintre Pactul de la Varsovia si Rom?nia (VIII) // Independent, 1.7.2009; Troncota C. Duplicitarii: O istorie a Serviciilor de Informatii si Securitate ale regimului comunist din Rom?nia, Bucuresti, 2004; Deletant D. Ceausescu and the Securitate: Coercion and Dissent in Romania, 1965–1989. New York, 1996.]. Во второй половине 1965 г. это подразделение было усилено в кадровом отношении.
Одновременно новый глава РРП достаточно серьезно рассматривал проблему развития национальной военной, а также авиационной промышленности. Ещё в период 1960-1965 гг. по инициативе Г. Георгиу-Де-жа Управлению поставок Министерства обороны было выделено 6 млн 157 тыс. лей, из которых в часть была переведена в 1 млн 157 тыс. рублей для закупок соответствующей военной техники[385 - О номенклатуре и количестве соответствующих видов и типов вооружений, которые были закуплены Румынией в СССР, Чехословакии, Польше и Венгрии см.: Rusu S. Rom?nia si Pactul de la Varsovia (III)//Curentul, 14.5.2010. Примечательной особенностью проводившейся Бухарестом политики закупок советских вооружений и техники было обращение к их лицензионным модернизированным видам, производившимся в Чехословакии и Польше. К числу таковых относились МиГ-21 (F-13) и танки Т-34-85. О последних в: Барятинский М. Средний танк Т-34-85// Бронеколлекция. 1999. № 4.]. К 1965 г. оборонные потребности страны лишь на 27% удовлетворялись румынской промышленностью[386 - Rusu S. Rom?nia si Pactul. Об особенностях развития военно-промышленного комплекса коммунистической Румынии см.: Opris P. Industria rom?neasca de aparare. Documente (1950–1989). Ploiesti, 2007.]. Стремясь ослабить зависимость Румынии в вопросах обороны от СССР, румынские власти сделали ставку не только на развитие собственной промышленности, но и диверсифицировали закупку вооружений, обратившись к КНР и Западной Европе. На формулирование военной доктрины коммунистической Румынии начинали влиять новые подходы к определению военных угроз для неё, что сказалось на развитии соответствующих видов вооруженных сил страны. В определенной степени это нашло своё отражение в минимизации значимости танковых подразделений для обороны страны, так как в Бухаресте считали, что в случае конфликта с Москвой советские вооруженные силы смогут использовать имеющиеся возможности как сухопутных войск, так и ВВС, чтобы нанести серьезный удар по танковому парку. В то же время отказа от укрепления танковых подразделений не произошло. С 1965 г. и до начала 80-х гг. XX в. Румыния смогла получить 1060 танков Т-34С и 757 танков Т-55С[387 - The diffusion of military technology and ideas. Ed by Goldman E., Eliason L. Stanford University Press, 2003. P. 141.].
Начатые румынским руководством в ноябре 1964 г. реформы в области обороны, выразившиеся в том числе в сокращении сроков обязательной службы призывников с 24 до 16 месяцев, оценивались западными аналитиками как один из признаков «неудовлетворенности военными приготовлениями Варшавского пакта»[388 - Wolfe Th. Soviet Power and Europe, 1965-1969. Memorandum RM-5991-PR. Prepared For: United States Air Force Project RAND. Santa Monica, 1969. P. 92.]. Более того, румынское руководство взяло курс на частичное сокращение вооруженных сил, которые за период с осени 1964 г. и до весны 1965 г. были сокращены с 240 тыс. человек до 200 тыс., что коснулось достаточно серьезно и офицерского корпуса. Накануне IX съезда РРП, состоявшегося 19-24 июля 1965 г., Н. Чаушеску выступил в июне перед группой военнослужащих и заявил о фактическом превалировании в оборонной политике Румынии национальных интересов над всеми остальными. Главной задачей объявлялась защита страны и не делалось упоминаний об Организации Варшавского Договора[389 - На это также было обращено внимание американских аналитиков: Wolfe Th. Op. cit. P. 92.]. Советская сторона отреагировала на это организацией 17 июня встречи Главкома Варшавского пакта А. А. Гречко с Н. Чаушеску и публикацией в тот же день специальной статьи в советском официозе газете «Известия», в которой заявлялось о необходимости проведения скоординированной политики в рамках ОВД для всех её участников. По мнению американских аналитиков, складывавшаяся ситуация свидетельствовала о том, что «Советы могут столкнуться с мягкой формой “голлистского” обструкционизма со стороны румын внутри пакта, но существует слишком мало конкретных свидетельств, которые подтверждают это. Более разумно предположить, что пакт, являясь московско-центричной (руководимой из Москвы – Ар. У.) организацией, был объектом румынской критики, и Советы испытывали нажим относительно необходимости изменения механизма принятия решений. Несколько последних визитов маршала Гречко в Бухарест должны, вероятно, относиться к этой проблеме, хотя могли также затрагиваться советские поставки нового оружия Румынии»[390 - Ermarth F. The View From Moscow I. Rumania. 6.7.1965. R 17. Radio Free Europe Research. Box-Folder-Report. 50-4-197. – http://files.osa.ceu.hU/holdings/300/8/3/pdf/50-4-197.pdf].
Вопрос о реорганизации военной структуры Варшавского пакта являлся для румынской стороны одним из важных с точки зрения проводимого курса, нацеленного на достижение большей независимости. С одной стороны, в конце июля 1965 г. Н. Чаушеску ожидал, что Москва предложит представителям стран-участниц ОВД большую степень участия в руководстве блоком, но с другой, он твёрдо придерживался принципа независимости каждой из армий государств-членов пакта, в соответствии с которым эти армии находились исключительно под контролем национального правительства[391 - См. высказывания H. Чаушеску во время встречи с делегацией КПК на IX съезде РКП: Stenographic transcript of the discussions held with the delegation of the Chinese Communist Party which participated in the proceedings of the 9th Congress of the Romanian Communist Party. 26 July 1965. – http://www.wilsoncenter.org/ index.cfm?topic_id=1409&fuseaction=va2.document&identifier=5034B9D8-96B6-175C-949D8FCA396FC2DE&sort=Coverage&item=Romania,%20Socialist%20Republic%20of,%20 (SRR]. Более того, лично Чаушеску был противником концепции, изложенной в книге маршала Соколовского «Военная стратегия», согласно которой в случае «войны с империалистами» все соцстраны должны были действовать единым фронтом. Подобный тезис рассматривался главой румынской компартии как попытка обосновать подчинение национальных армий советскому командованию[392 - Ibid.].
На состоявшемся во второй половине июля съезде РРП, на котором присутствовала и делегация ЦК КПСС во главе с Л. Брежневым[393 - На съезде присутствовала делегация АПТ во главе с членом её политбюро и секретариата Р. Алией.], партия была переименована в коммунистическую. Вскоре, практически через месяц, по инициативе Н. Чаушеску было дано новое название республике, вместо народной она стала называться социалистической, что было также отражено и в новой конституции, проект которой был обсужден и одобрен ещё в конце июня 1965 г. на пленуме ЦК РРП[394 - Подробнее: Чаушеску Н. Доклад о проекте Конституции Социалистической Республики Румынии. Бухарест, 1965.]. Примечательным стало расширение состава ЦК РКП, куда были включены представители военного истеблишмента: три заместителя министра обороны генералы И. Коман, являвшийся секретарем Высшего политического совета армии, И. Георге – бывший глава политического управления армии, занявший 15 июня 1965 г. пост начальника Генерального Штаба, И. Ионицэ – командующий ВВС. Визит румынской партийно-правительственной делегации во главе с Н. Чаушеску в Москву 3-11 сентября 1965 г. и переговоры с советским руководством как по политическим, так и по военным проблемам, в принципе не сняли разногласий между Москвой и Бухарестом. В ходе визита советская сторона дала понять, что в ближайшее время Москва предложит приемлемый план реорганизации военной структуры Варшавского пакта. Продолжая курс на достижение большей самостоятельности от СССР и недопущение с его стороны контроля над оборонной политикой, включая внутриполитическую составляющую, Н. Чаушеску приступил к проведению в конце 1965 г. реформы органов госбезопасности, что нашло соё выражение в создании совершенно секретного и фактически подчинявшегося ему лично контрразведывательного подразделения, вскоре получившего название UM ОНО (т. е. войсковая часть ОНО) во главе с генералом Н. Дойчару. Задача этой структуры заключалась в выявлении и пресечении на территории Румынии советской разведывательной активности.
Советско-румынские переговоры оказались частью широкой «полосы дипломатической активности» стран Балканского полуострова, так как буквально уже через несколько дней Н. Чаушеску прибыл с официальным визитом в Софию (13-18 сентября 1965 г.). Вслед за Чаушеску Болгарию с 22 по 27 сентября посетил И. Броз Тито. Активизация стран коммунистического блока в регионе представляла интерес для западных аналитиков. Они обращали внимание как на содержание, так и на форму этих контактов, а также на заявления, делавшиеся их участниками. Особое значение придавалось в данном контексте обоснованию югославской стороной позиции Белграда в региональном сотрудничестве, и, в частности, утверждению о том, что на протяжении всего предыдущего периода холодной войны Югославия являлась нейтральной по отношению к существующим блокам и проводила политику, похожую в определенной степени на внешнеполитический курс ряда скандинавских стран и Швейцарии[395 - lz. Yugoslav Reflections on Interstate Relations in the Balkans. 13.10.1965. Radio Free Europe Research. Box-Folder-Report.76-3-89. – http://www.osaarchivum.org/files/ holdings/300/8/3/pdf/76-3-89.pdf]. Усиливавшаяся дипломатическая активность Балканских коммунистических стран воспринималась зарубежными экспертами, в частности американскими аналитиками, как вероятная подготовка «подходов» со стороны возглавлявшегося Москвой блока к Греции и Турции. Действия самого лояльного в отношении Кремля не только среди глав балканских коммунистических режимов, но и всего Восточного блока руководителя Болгарии Т. Живкова, как считали иностранные аналитики, имели целью постараться убедить Н. Чаушеску и И. Броз Тито в необходимости проведения международной встречи представителей коммунистических и рабочих партий, которую планировал Кремль с целью не допустить расширения влияния КНР[396 - Bulgarian and Rumanian Leaders Meet Again Summary.28.10.1965. R 2. Radio Free Europe research. Box-Folder-Report 6-5-63. – http://www.osaarchivum.Org/files/holdings/300/8/3/ pdE6-5-63.pdf].
Анализ состоянии вооруженных сил государств полуострова-членов Варшавского пакта, а также коммунистической Югославии, не входившей в этот альянс, но тем не менее составлявшей часть «щита социализма» в регионе, позволял специалистам (в данном случае – американским экспертам из разведывательного сообщества) сделать достаточно детальные выводы о характере вероятных действий этих государств и их военных возможностях в кризисный момент. Болгария и Румыния были способны в течение недели отмобилизовать 12 дивизий, которые можно было бы свести в 2-3 армии с последующим усилением этой группировки 6 болгарскими и 4 румынскими дивизиями при общей авиационной поддержке двух стран, способных предоставить 575 боевых самолетов различной (в основном старой) модификации[397 - Eastern Europe And The Warsaw Pact (NIE 12-65). 26.8.1965. P. 13. – http://www. foia.cia.gov/browse_docs.asp?doc_no=0000273191]. В случае возникновения военного конфликта с участием ОВД его формальный член – Албания могла не принять участия в боевых действиях, если бы они рассматривались албанским коммунистическим руководством как не соответствующие его интересам[398 - Ibid. P. 15.]. Высокая степень боевой готовности вооруженных сил Югославии, признававшаяся зарубежными экспертами, тем не менее оценивалась ими, прежде всего, в контексте оборонных, а не наступательных возможностей, которые были, по мнению американских экспертов, у югославской армии достаточно низкими и могли быть задействованы только в отношении соседней Албании. В то же время Югославия могла использовать партизанскую тактику в борьбе против агрессора и «поддержки партизанских операций в соседних странах».
Военно-техническая составляющая оборонной политики Белграда к весне 1965 г. не оставляла сомнений относительно наращивания сотрудничества с СССР. Это не могло происходить без того, чтобы Кремль был уверен в намерениях югославского партийно-государственного руководства оказать военную поддержку в случае необходимости и при определенных условиях Варшавскому пакту. На протяжении 1962-1965 гг. Белград закупил у Москвы 28 многоцелевых истребителей МИГ-21, оборудование для 3-х комплексов ЗРК, оснащенных ракетами «земля-воздух», 60 танков Т-54, радарное оборудование, штурмовые орудия и противовоздушное вооружение, к которым, по сведениям американской разведки, могли в скором времени добавиться ещё 50 МИГов, 9 ракетных комплексов и 10 танков[399 - Yugoslavia’s Policies Toward The Communist World. Special Report. Central Intelligence Agency. Office Of Current Intelligence. 21.5.1965. P. 4, 5. —http://www.faqs.org/ cia/docs/76/0000720789/YUGOSLAVIA'S-POLICIES-TOWARD-THE-COMMUNIST-WORLD. html#ixzzOX7PdgfEv]. Реформы, проводившиеся зимой-весной 1964-1965 гг. в югославских вооруженных силах, включали сокращение сроков службы призывников с 24 до 18 месяцев и сокращение ВС на четверть[400 - На этот факт обратили внимание авторы доклада ЦРУ, посвященного взаимоотношениям Югославии с коммунистическими CTpaHaMHiYugoslavia’s Policies Toward The Communist World. P. 7.].
Перевооружение югославской армии проходило достаточно медленно, что давало основания утверждать экспертам американской разведки о количественном превалировании западных образцов вооружений в югославских вооруженных силах[401 - Ibid.]. В то же время советско-югославское военно-техническое сотрудничество, как это отмечалось и зарубежными экспертами, не стало признаком сближения Белграда с ОВД. И, как они замечали, «он [Белград] продолжил свою откровенную критику всех военных союзов»[402 - Ibid.]. Попытки Москвы предложить кредиты Югославии для обеспечения военно-технических закупок не были приняты югославской стороной[403 - Ibid.], опасавшейся, вероятно, использования советским руководством этого средства в политических целях и вопреки интересам Белграда на международной арене. Ситуация, складывавшаяся к 1965 г. в оборонной отрасли югославской промышленности свидетельствовала о том, что, в отличие от гражданских предприятий, заводы, производившие военное снаряжение и технику, не могли активно пользоваться кредитами и займами. Ещё одной причиной сохранявшейся ситуации в формировавшемся военно-промышленном комплексе Югославии было улучшение с 1956 г. отношений между Белградом и Москвой. Это способствовало увеличению доли импорта советских вооружений в Югославию и сокращению собственных исследовательских работ в данном направлении, а также останавливало процесс создания собственных образцов военной техники и снаряжения. Падение производства в югославском военно-промышленном комплексе составило в 1957 г. 41,8% от уровня предыдущих лет, а в 1965 г. до10,3% [404 - Kovacev S., Matija?cic Zd., Petrovic J. Vojnoindustrijski Kompleks SFRJ//Polemos. 2006. N 9. S. 132. См. также: Stamanovic A. Vojna privreda druge Jugoslavije (1945–1991). Beograd, 2001.]. В то же время югославские военные были исключительно заинтересованы в развитии национальной военной промышленности. Такие настроения выражались в получивших поддержку в политическом руководстве страны идеях покупки лицензий на производство техники и снаряжения. Данная точка зрения была высказана ещё в 1960 г. начальником Генерального штаба ЮНА генерал-полковником Р. Хамовичем, заявлявшем, что «в наших условиях было бы более целесообразно и рентабельно купить соответствующие лицензии и технологии… нежели заниматься борьбой за производство таких видов [продукции], которые могут устареть ещё до того, как будут произведены»[405 - Kovacev S., Matija?cic Zd., Petrovic J. Op. Cit. S. 132.].
Американские аналитики рассматривали военно-стратегические интересы Белграда с точки зрения его политики нейтралитета. По их мнению, в случае глобальной войны югославское руководство попытается занять нейтральную позицию, и его «сотрудничество с СССР [возможно] только в случае если боевые действия будут складываться в пользу советского блока»[406 - Eastern Europe And The Warsaw Pact (NIE 12-65). 26.8.1965. P. 17. – http://www. foia.cia.gov/browse_docs.asp?doc_no=0000273191]. Подлинным доминирующим соображением Белграда при определении своей позиции считалось стремление руководства Югославии сохранить существующий режим[407 - Ibid.], что и могло определять поведение страны на международной арене. Подобная оценка являлась проявлением того, что в начале шестидесятых годов анализ международных позиций Югославии и её внутриполитического развития со стороны ЦРУ стал более критическим. Во многом это было обусловлено опасениями американской стороны, связанными с выдвижением Югославии в число лидеров Движения неприсоединения[408 - Baev J. US Intelligence Community Estimates on Yugoslavia (1948–1991)// National Security And The Future 2000 N 1. Р. 98. Предпринятый хорватским исследователем Т. Яковиной анализ опубликованных в официальном издании Государственного Департамента США «Foreign relations of the United States» документов свидетельствует о том, что если в период 1958–1960 гг. основное внимание в этих материалах уделялось позиции Югославии в отношении различных мировых кризисов, то на протяжении 1961–1963 гг. американское посольство в Белграде концентрировало внимание на двусторонних отношениях между Югославией и США. – Jakovina T. Americki komunisticki saveznik? Vanjskopoliticki odnosi Sjedinjenih Americkih Drzava i Jugoslavije (1955–1963)//Zavod za hrvatsku povjest. 1998. V. 31. S. 82. Подробнее об этом периоде американо-югославских отношений см.: Jakovina T. Americki komunisticki saveznik: Hrvati, Titova Jugoslavija i Sjedinjene Americke Drzave 1945–1955. Zagreb, 2003.]. Активизация югославской дипломатии летом 1965 г., когда глава страны И. Броз Тито направился с многодневным визитом в СССР, длившимся с 18 июня по 1 июля и прерванным лишь кратковременным отлётом югославского руководителя в Либерию, имела как политическую, так и военную составляющую. К первой относилась позиция Белграда в отношении американских действий во Вьетнаме и касалась непосредственно роли Югославии в Движении неприсоединения, занявшего резко антиамериканскую линию в международных делах. Во время пребывания Тито в СССР он фактически солидаризировался с советским руководством и сделал жёсткие заявления с осуждением политики Вашингтона во Вьетнаме[409 - См. подробнее: Bogetic D. Pocetak vijetnamskog rata i jugoslovensko-americki odnosi //Isorija 20. Veka. 2007. N 1.].
Военный аспект активности югославской дипломатии на «советском направлении» относился, прежде всего, к проблеме получения Белградом финансовой помощи. Начатая югославскими властями экономическая реформа, предусматривавшая внешние займы и рассчитанная на получение таковых, прежде всего, от США, в новых международных условиях во многом зависела от возможности получить поддержку от СССР. Несмотря на то, что Белград пока отказывался от кредитной линии в военно-техническом сотрудничестве с Москвой, он стремился получить советские кредиты для гражданского сектора экономики, а это позволило бы высвободить средства и на нужды обороны.
Наметившиеся в Восточном блоке в целом и в Варшавском пакте в частности общественно-политические изменения были отмечены американской разведкой и Госдепом с достаточной степенью точности. Аналитики ЦРУ делали предположения о возможном мирном развитии процесса суверенизации государств-членов ОВД без военного вмешательства со стороны СССР: «Советский контроль над Восточной Европой постепенно ослабевает. Изменения в СССР, всплеск восточноевропейского национализма, общее разочарование традиционными формами марксистской экономики и жёсткой политикой советского типа, а также растущая привлекательность Запада, всё это вместе дало государствам Восточной Европы толчок и возможность прокладывать свой собственный путь. Румыния, являющаяся самым наглядным примером этой новой тенденции, использовала наиболее красноречиво силу национализма и быстро достигает степени независимости, сопоставимой с той, которой пользуется Югославия… Советы, со своей стороны, столкнутся с трудностями при предотвращении данного процесса, и, хотя кризис представляет собой постоянную опасность, мы полагаем, что эти страны будут в состоянии успешно обеспечить свои собственные национальные интересы постепенно, и не провоцируя советского вмешательства»[410 - 10. Special Memorandum Prepared in the Central Intelligence Agency. Washington, February 18, 1965. // Foreign Relations of the United States. 1964-1968. Eastern Europe. Washington, 1996. Volume XVII. P. 29.]. Более того, делались предположения о том, что в странах Восточного блока уже идут так называемые тихие революции, так как начавшиеся там изменения свидетельствовали, по мнению аналитиков ЦРУ, о «внутриполитической либерализации», усилении независимости от СССР, сопровождавшейся «прагматическими нововведениями, призванным обеспечить решение насущных экономических проблем»; отмечался также и «прогресс в восстановлении отношений с Западом»[411 - 12. Paper Prepared in the Department of State. Washington, undated. The source text bears no drafting information, but the paper was transmitted as an attachment to a June 5 memorandum from Read to Bundy// Foreign Relations of the United States. 1964-1968. P. 43, 44.]. Одновременно Варшавский договор представлял вполне конкретный интерес как для СССР, так и для входивших в него коммунистических стран, что также отмечалось экспертами американской разведки, справедливо полагавшими, что «ослабление советского контроля в Восточной Европе усилило важность пакта [ОВД] для СССР как инструмента сплочения. Со своей стороны, государства Восточной Европы рассматривают пакт как подтверждение того, что Советы продолжат поддерживать существующие режимы и в интересах обеспечения безопасности существующих границ»[412 - Eastern Europe and the Warsaw Pact. NIE 12-65. 26.8.1965. P. L – http://www.foia. cia.gov/browse_docs.asp?doc_no=0000273191].
Москва стремилась усилить возглавляемый ею военно-политический пакт, используя при этом тезис существования внешней угрозы коммунистическим режимам в странах Центральной и Восточной Европы. Одновременно такой подход со стороны Кремля к ОВД свидетельствовал и о планах советского партийно-государственного руководства использовать блок в целях «сохранения единства социалистического лагеря». Это могло означать превращение Варшавского пакта в инструмент жёсткого советского военного контроля над Восточной Европой, а также в более крепкую не только оборонную, но и политическую структуру, требовавшую серьезной модернизации[413 - Ermarth F. The Warsaw Pact on the Bloc Agenda. P. 1. 61.9.1965. Radio Free Europe research. BOX-FOLDER-REPORT: 63-1-321. – http://www.osaarchivum.org/files/ holdings/300/8/3/pdf/63-1 -321 .pdf]. Расширение ответственности вооруженных сил стран-членов ОВД за соответствующие ТВД способствовало усилению и их позиций как в отношениях с Москвой, так и в целом в европейской политике. Обращение к данному вопросу давало основания считать зарубежным аналитикам, что «процесс принятия решений в организации Варшавского пакта оказывается в центре внутриблоковой политики»[414 - Ibid.]. В то же время к 1966 г. в оборонной политике блока отчётливо прослеживалась тенденция превращения его в серьезный элемент военной политики самого СССР и обороны его территории. Данный факт отмечали зарубежные аналитики, приходившие к выводу о том, что «системы противовоздушной обороны стран-членов Варшавского пакта координируют свою деятельность между собой, а также с ПВО СССР и на практике являются продолжением советской системы»[415 - Soviet Strategic Air and Missile Defenses. NIE 11-3-66. 17.11.1966. P. 8. – http://www. foia. cia. go v/bro wsedocsfull. asp.].
Первой серьезной официально оформленной попыткой Кремля реформировать Варшавский пакт стало обращение Л. И. Брежнева 7 января 1966 г. к руководству стран-участниц ОВД (за исключением Албании) с предложением о проведении консультаций по данному вопросу. Кремль хотел закрепить официально статус Политического Консультативного Комитета и создать секретариат, целью которого должна была стать координация внешней политики в форме Совета министров иностранных дел. Одновременно Москва стремилась добиться от своих союзников по ОВД согласия на проведение реорганизации командования блока таким образом, чтобы фактически обеспечить главенство советского руководства при определении военно-оперативных мероприятий пакта в чрезвычайных условиях. Уже на этом этапе данный план встретил сопротивление одного из участников ОВД – Румынии[416 - Documente Diplomatice Rom?ne. Seria a III-a. Rom?nia si tratatul de la Varsovia. Conferentele ministrilor Afacerilor Externe si ale adjunctilor lor (1966–1991). Volum realizat de M. Anton. Bucuresti, 2009. Р. XLIX.]. С целью решения вопроса реформирования организационной структуры Варшавского пакта Кремль инициировал встречу высших военных руководителей – министров обороны и начальников штабов государств, входивших в альянс. Она состоялась 4-9 февраля 1966 г. в Москве. Во время обсуждения вопроса о принятии Устава Объединенного командования ОВД, предложенного советской стороной, отчётливо выявилось нежелание румынских участников допустить доминирование этого органа в структуре пакта. Румынская сторона стремилась, во-первых, отстоять самостоятельность национальных высших военных органов командования, и, во-вторых, усилить коллегиальный характер механизма принятия решений с участием представителей стран, входивших в Варшавский Договор. Румынская сторона настаивала на создании Военного Совета при Объединенном командовании ОВД, в то время как все остальные соглашались на формировании этого органа из состава министров обороны стран-участниц при ПКК[417 - Report on the meeting of the Chiefs of the General Staff of the Armies of the Warsaw Pact, held in Moscow between 4-9 February 1966. Chief of the General Staff, Deputy of the Minister of Armed Forces and Chief of the General Staff Lieutenant General Ion Gheorghe. P. 4, 5. – http:// www.wilsoncenter.org/index.cfm?topic_id=1409&fuseaction=va2.document&identifier=5034B9E8-96B6-175C-9BD114E35DA7A73E&sort=Collection&item=The%20Warsaw%20Pact, а также: Baev J. The Organizational and Doctrinal Evolution of the Warsaw Pact (1955-1969). – http:// www.coldwar.hu/html/en/publications/organizational.html]. Довольно жёсткая позиция советской стороны в лице Главнокомандующего объединенными силами ОВД маршала А. А. Гречко, фактически отвергнувшего все предложения румынских участников, в конечном счёте, привела к отказу от подписания совместного коммюнике и переносу решения о реформировании блока на более поздний срок[418 - О деталях полемики и ходе заседания см. упоминавшийся выше доклад начальника Генерального Штаба ВС Румынии генерал-лейтенанта И. Георге, а также вышецитированную работу Й. Баева.]. Одновременно советская сторона согласилась на создание должностей заместителей начальника штаба ОВД и Главнокомандующего пакта по видам вооруженных сил и ряду направлений. Балканские государства – Болгария и Румыния получили соответственно посты заместителей командующих по Черноморскому флоту и боевой подготовке[419 - Report on the meeting of the Chiefs of the General Staff of the Armies of the Warsaw Pact, held in Moscow between 4-9 February 1966. Chief of the General Staff, Deputy of the Minister of Armed Forces and Chief of the General Staff Lieutenant General Ion Gheorghe. P. 5. – http:// www.wilsoncenter.org/index.cfm?topic_id=1409&fuseaction=va2.document&identifier=5034B9E8-96B6-175C-9BD114E35DA7A73E&sort=Collection&item=The%20Warsaw%20Pact].
С аналогичным результатом закончилась проходившая 10-12 февраля 1966 г. в Берлине встреча заместителей министров иностранных дел, обсуждавших вопрос усиления ПКК. В соответствии с инструкциями руководства СРР, румынская делегация должна была выступить против образования постоянного комитета по внешней политике, «так как внешняя политика определяется партией и правительством каждого государства. Поэтому министры иностранных дел не могут получить право участвовать в работе органа “готовящего рекомендации” для их партий и правительств или политических партий и правительств других стран»[420 - Цит. по проекту инструкций, который, судя по всему, не был существенно изменён на конечной стадии доработки: 6. […] februarie 1966, Bucuresti. Proiect de directive pentru delegatia rom?na participanta la consfatuirea adjunctilor ministrilor Afacerilor de Externe cu privire la ?mbunatatirea functionarii Comitetului Politic Consultativ; indicatie de a nu se accepta ?nfiintarea unei Comisii permanente de politica externa. Proiect de directive pentru delegatia rom?na care va participa la Consfatuirea adjunctilor ministrilor Afacerilor de Externe cu tema «?mbunatatirea activitatii Comitetului Politic Consultativ»// Documente Diplomatice Rom?ne. Seria a III-a. Rom?nia si tratatul de la Varsovia. Conferentele ministrilor Afacerilor Externe si ale adjunctilor lor (1966–1991). Volum realizat de M. Anton. Bucuresti, 2009. P. 13, 14.]. Делегация также не должна была принимать проектов решений или рекомендаций, ссылаясь на предварительный характер проводимых обсуждений. В то же время делегации СРР было поручено высказаться за улучшение работы ПКК и, в частности, за организацию совещаний, на которых должны обсуждаться заранее известные участникам вопросы[421 - Ibid. P. 12, 13.]. В инструкциях говорилось о том, что «для ликвидации недостатков в работе Комитета [ПКК] делегация будет выступать за то, что он должен действовать в рамках и в соответствии с положениями Варшавского договора и принципами, подчеркивающими отношения на основе суверенитета и независимости государств»[422 - Ibid. Р. 13.]. Бухарест стремился подчеркнуть принципиальное значение коллективного характера руководства блоком. На заседании заместителей министров иностранных дел стран-участниц Варшавского пакта представитель Румынии М. Малица заявил о необходимости признания ошибочным решение, принятое в 1961 г. и послужившее формальной причиной отказа руководства Албании участвовать в ОВД[423 - Цит. по проекту инструкций, который, судя по всему, не был существенно изменён на конечной стадии доработки: 6. […] februarie 1966, Bucuresti. Proiect de directive pentru delegatia rom?na participanta la consfatuirea adjunctilor ministrilor Afacerilor de Externe cu privire la ?mbunatatirea functionarii Comitetului Politic Consultativ; indicatie de a nu se accepta ?nfiintarea unei Comisii permanente de politica externa. Proiect de directive pentru delegatia rom?na care va participa la Consfatuirea adjunctilor ministrilor Afacerilor de Externe cu tema «?mbunatatirea activitatii Comitetului Politic Consultativ»// Documente Diplomatice Rom?ne. Seria a III-a. Rom?nia si tratatul de la Varsovia. Conferentele ministrilor Afacerilor Externe si ale adjunctilor lor (1966–1991). Volum realizat de M. Anton. Bucuresti, 2009. P. 13, 14.].
Для советской стороны проблема статуса ПКК была настолько важна, что Москва продолжила настаивать на продвижении собственных предложений, несмотря на сопротивление Бухареста. Консультативные функции и не определенный специальным документом статус этого важнейшего органа ОВД рассматривались Кремлём как угроза военно-политическому характеру возглавляемого Москвой блока. Министр иностранных дел СССР А. А. Громыко[424 - Baev J. The Organizational and Doctrinal Evolution.] пытался добиться, прежде всего от румынских участников, согласия на принятие Устава ПКК. При этом он ссылался на опыт НАТО, где политические органы имели чётко очерченную в законодательном плане границу полномочий. Однако Бухарест крайне негативно воспринимал идею превращения ПКК в довлеющую над национальными политическими и государственными органами власти государств-участников ОВД структуру, способную, при определенных обстоятельствах, ограничить свободу маневра этих стран как на внешнеполитической арене, так и в вопросах участия в военном конфликте, противоречащем национальным интересам членов Варшавского пакта. Противодействие румынской стороны вновь не позволило Москве добиться желаемого результата – принятия Устава ПКК, а болгарская сторона, вероятно, стремясь избежать большего обострения ситуации, отказалась от ознакомления присутствовавших со своей версией проекта Устава[425 - Ibid.].
Складывавшаяся в Варшавском блоке ситуация становилась известной, и не только в общих чертах, в разведывательном сообществе ряда государств-участников НАТО, включая, в первую очередь, США, в кругах журналистов, а также политических обозревателей. В начале мая 1966 г. среди них распространилась информация о предстоящей в июле встрече глав стран-участниц ОВД, что рассматривалось не как ординарное событие.
Место его проведения – Бухарест и повестка дня – выработка механизма принятия решений и использование ядерного оружия, размещённого на территории Восточной Европы уже заранее стали известны зарубежным журналистам и политическим комментаторам СМИ, несмотря на попытки Кремля держать всё в тайне[426 - Ermarth F. Warsaw Pact Summit in July? 4.5.1966. Box-Folder-Report 63-2-87. – http:// www.osaarchivum.org/files/holdings/300/8/3/pdf/63-2-87.pdf]. Визит И. Броз Тито в Румынию, проходивший 19-23 апреля 1966 г., становился в данном контексте одним из важных шагов, предпринимаемых югославским руководством в целях усиления самостоятельности Балканских государств-членов блоков, а совместная декларация по итогам переговоров, в которой заявлялось об уважении независимости и суверенитета как основы сотрудничества, демонстрировала курс Бухареста и Белграда не допустить (хотя об этом и не говорилось открыто) давления «третьей стороны», под которой подразумевался СССР.
Более того, ссылки на «слухи о том, что румынское руководство начало протестовать против неравноправных отношений между членами пакта»[427 - Ibid P. 5.], не оставляли сомнений в степени информированности зарубежных политических обозревателей, не говоря о разведывательном сообществе стран-участниц НАТО, относительно позиций румынского руководства. Серьезные основания для предположений зарубежных экспертов относительно развивавшегося в Варшавском пакте кризисе давал, как они отмечали, «водоворот непостижимых событий»[428 - Ermarth F. The Warsaw Pact Muddle. 14.6.1966. P. 1. Radio Free Europe Research. Box-Folder-Report. 63-2-19. – http://www.osaarchivum.Org/files/holdings/300/8/3/pdf/63-2-19.pdf]. Главными среди них стали: заявление Чаушеску 7 мая 1966 г. о том, что существующие военно-политические блоки серьезно нарушают национальный суверенитет и независимость стран-участниц; последовавший вслед за этим неофициальный визит Л. И. Брежнева в Румынию 10-13 мая 1966 г.; появившаяся в прессе утечка информации о предложениях Бухареста провести реорганизацию ОВД, а также встречи министров обороны и министров иностранных дел пакта. Оценка происходившего американской дипломатией давалась с учётом особенностей румынского внешнеполитического курса: «Выпад в речи Чаушеску от 7 мая, будучи сделан при том, что заранее было известно о неизбежности визита Брежнева, продемонстрировал решимость Румынии сопротивляться советскому давлению, и, вероятно, возобновится на 23 съезде (КПСС – Ар. У.) из-за того, что Румыния продолжит проводить крайнюю националистическую линию в мировом коммунизме»[429 - 152. Telegram From the Department of State to the Embassy in Romania. Washington, May 16, 1966, 4: 16 p.m. // Foreign Relations of the United States. 1964-1968. Eastern Europe. Washington, 1996. Volume XVII. P. 415.].
В свою очередь, Москва постаралась усилить сотрудничество с Бухарестом в рамках Варшавского блока и направила во второй половине мая 1966 г. в Румынию генерал-полковника Г. Романова в качестве члена Объединенного командования ОВД в этой стране, вместо генерал-лейтенанта Е. Т. Марченко, подняв, таким образом, уровень представительства пакта. Попытка давления на румынскую сторону, предпринятая советской стороной на проходившем в Бухаресте 4-6 июля 1966 г. заседании ПКК с участием руководителей стран-членов ОВД, закончилась отзывом Румынией данного ею ранее согласия на проведение организационной реформы Варшавского пакта. Эта проблема была снята с повестки дня ОВД в последний момент в результате достигнутой договоренности между румынской и советской сторонами. Последняя была заинтересована в том, чтобы добиться «единой позиции по поводу созыва общеевропейского совещания по безопасности в Европе» и не желала конфликта с союзниками[430 - См. об этом: Bеkеs C. Introduction//Records of the Meetings of the Warsaw Pact Deputy Foreign Ministers. Ed. by Bеkеs C., Locher A., Nuenlist C. Parallel History Project On NATO And The Warsaw Pact (PHP). PHP Publications Series. Washington, D.C. / Zurich. September 2005. Р. 5, 6.]. В декларации, подписанной 5 июля 1966 г. участниками заседания ПКК, наряду с откровенно пропагандистским призывом одновременного роспуска двух военно-политических блоков (эта точка зрения не раз уже озвучивалась румынской стороной как часть её внешнеполитической концепции), содержались предложения о признании существования двух Германий, проведении политики разоружения и созыве специального совещания по безопасности в Европе.
Действия СССР, направленные на реформирование Варшавского пакта и усиление контроля над ним, не могли не стать предметом специального интереса в НАТО и США. Ещё накануне проведения совещания в столице Румынии американское ЦРУ достаточно подробно занималось вопросами оборонной политики СССР и перспективами её развития. Отметив, что «не произошло принципиальных изменений в принятой советской военной доктрине и структуре [вооруженных] сил», авторы доклада «Основные направления советской военной политики» указывали тем не менее на новые тенденции её приспособления к новым условиям. Они пришли к выводу, что «нынешние политические лидеры более внимательны, чем Хрущёв, к профессиональным советам военных и до сих пор стремились обеспечить увеличение как оборонных расходов, так и численности [вооруженных сил]»[431 - Main trends in Soviet Military Policy. NIE 11-4-66. 16.6.1966. P. 1. – http://www.faqs. org/cia/docs/73/0000278473/MAIN-TRENDS-IN-SOVIET-MILITARY-POLICY-(NIE-l 1-4-66). html#ixzzOXIXKlCDO]. Военно-стратегическое планирование советского руководства базировалось, как это виделось представителям американского разведывательного сообщества, на тезисе «превалирования сил стратегического нападения и обороны, используемых как для сдерживания, так и для поддержания внешнеполитической деятельности». Попытка вести на одинаково высоком уровне подготовку вооруженных сил к конфликту с использованием как ядерного оружия, так и обычного были затруднены из-за необходимости перехода от доминировавшей ранее подготовки исключительно к ядерно-му мировому конфликту Это заставляло советское руководство обращать внимание на подготовку вооруженных сил как в смысле комплектования, так и обеспечения вооружением с учётом неядерного военного конфликта[432 - Ibid. Р. 2.]. Дискуссии в открытой советской печати о совершенствовании военной стратегии свидетельствовали о попытках усилить подготовку советских вооруженных сил к условиям ограниченной войны, «включая войны, которые ведутся с использованием обычного оружия или ограниченным использованием ядерных вооружений»[433 - Soviet Military Theorists Reappraise Nuclear War. Intelligence Memorandum (RR MM 66-6). 1.9.1966. P. 2. – http://www.faqs.org/cia/docs/73/0000380715/SOVIET-MILnARY-THEORISTS-REAPPRAISE-NUCLEAR-WAR-(RR-MM-66-6).html#ixzzOXaQqQ2Px].
Варшавский пакт являлся значимым элементом советской оборонной политики и, несмотря на отмечавшееся американскими экспертами стремление участников блока к большей самостоятельности, Кремль рассматривал укрепление вооруженных сил союзников как важный с точки зрения собственных оборонных интересов вопрос[434 - Main trends in Soviet Military Policy. NIE 11-4-66. P. 3.]. Однако развитие ситуации как в самом СССР, так и в Варшавском пакте давало основания для выводов о том, что никаких серьезных изменений в оборонной доктрине и структуре вооруженных сил ожидать не приходилось[435 - Ibid.]. Более того, уже к лету 1966 г. для аналитиков американского разведывательного сообщества становилось очевидным противоречие, заключавшееся в том, что «по мере того, как восточно-европейские коммунистические государства проявляли усиливавшееся стремление утвердить свою национальную независимость, СССР демонстрировал усиливавшуюся тенденцию полагаться на вооруженные силы Восточной Европы с тем, чтобы они выполняли важные военные задачи в случае войны в Европе, и способствовал увеличению военной эффективности, обеспечивая их более совершенным оружием и (поддерживая их – Ар. У.) боеготовность»[436 - Ibid. P. 7.].
В контексте происходивших событий оборонные возможности ОВД становились предметом особого интереса противостоявшего ему Североатлантического альянса и, прежде всего, с точки зрения возможного поведения восточноевропейских союзников СССР в момент военного конфликта. Советское участие в нём анализировалось с учётом трёх возможных сценариев: 1) развитие Берлинского кризиса; 2) заранее запланированное нападение на страны Запада без применения ядерного оружия и 3) случайно возникший военный конфликт[437 - Marchio J. US Intelligence Assessments and the Reliability of Non-Soviet Warsaw Pact Armed Forces, 1946-89// Studies in Intelligence Vol. 51, No. 4 (Extracts-December 2007). P. 7. – https://www.cia.gov/library/center-for-the-study-of-intelligence/csi-publications/csi-studies/ studies/vol51no4/pdf-files/Marchio_Will_They_Fight-Web(U).pdf]. Американские эксперты отмечали в августе 1966 г. наметившуюся тенденцию усиления самостоятельности государств-участниц ОВД, но в то же время приходили к выводу о том, что «коммунистические режимы ценят пакт как советскую гарантию своего выживания и территориальной целостности», и «их цель заключается не в роспуске пакта, а в получении [возможностей] большего участия при принятии решений»[438 - Reliability of the USSR’s East European Allies. 4.8.1966. Special NIE 11-15-66. P. 1. – http://www.faqs.org/cia/docs/73/0000273217/RELIABILITY-OF-THE-USSRS-EAST-EUROPEAN-ALLIES-(SNIE-11-15-66).html#ixzzOXIh8NkNy]. В свою очередь, СССР, как считали аналитики, «уже более не мог диктовать своим союзникам по Варшавскому пакту, а должен был добиваться их согласия по вопросам, которые их касались»[439 - Ibid P. 2.]. Это особенно проявлялось в отношениях с Румынией[440 - Ibid. P. 10.], оказывавшейся в центре внимания Западного блока, рассчитывавшего на усиление её независимости от СССР. Американские эксперты достаточно реалистично оценивали прогнозируемые советские действия в отношении союзников. Кремль, как они считали, мог активизировать своё давление на восточноевропейские страны с целью «усиления ослабевающего политического контроля [над ними], подчеркивая необходимость единства и общности планирования с тем, чтобы противостоять общей опасности в виде роста военной мощи НАТО и, в частности, перевооружения Западной Германии»[441 - Ibid. P. 5.].
Определяющее влияние на взаимодействие вооруженных сил СССР и государств-сателлитов оказывала оборонная политика Москвы, которая уделяла большое внимание развитию ракетного оружия и сокращению бомбардировочной авиации[442 - Warning of Soviet Intention to Attack. 18.8.1966. NIE 11-10-66. P. 3. —http://www.faqs. org/cia/docs/73/0000283 83 8/WARNING-OF-SOVIET-INTENTION-TO-ATTACK-(NIE-11-10-66). html].
Однако военно-организационные аспекты сотрудничества в рамках ОВД и военно-технические вопросы оснащения сил и средств национальных армий являлись лишь частью, хотя и важной, развития Восточного блока. Другая часть – взаимоотношения между союзниками по Организации Варшавского Договора – имела не меньшее значение. Конфликтный потенциал межсоюзнических отношений имел непосредственное отношение к коммунистическим странам Балканского региона и Центрально-Восточной Европы[443 - О дискуссии относительно пространственно-политического и культурно-исторического содержания этого термина см.: Миллер А. Тема Центральной Европы: история, современные дискурсы и место в них России// Новое Литературное Обозрение. 2001. № 52.]. Так, в частности, объективно сохранялась проблема венгерского этнического меньшинства в Трансильвании, что вело к усилению «трений» между Бухарестом и Будапештом по этому вопросу. Подобное развитие событий давало основания американским экспертам делать вывод о том, что «нынешняя ситуация усиливает возможность того, что Румыния будет стремиться занять нейтральное положение в любом конфликте между Востоком и Западом. Это также усиливает возможность того, что Советы войдут в Румынию как оккупанты. Поэтому в момент начала боевых действий румыны, вероятно, займут такую позицию, которая не даст СССР повода для упреждающей оккупации, даже если это будет включать вопрос соблюдения ими (румынами – Ар. У.) обязательств в отношении Варшавского пакта. Какой бы путь ни избрал режим, любое сопротивление ему или (в целом – Ар. У.) антисоветское сопротивление, вероятно, поднимется только тогда, когда советское поражение станет полностью очевидным»[444 - Anti-Communist Resistance Potential in the USSR and Eastern Europe. National Intelligence Estimate. NIE 11-6-66. 27.1.1966. P. 10, 11. – http://www.faqs.org/cia/ docs/75/0000261300/ANTI-COMMUNIST-RESISTANCE-POTENTIAL-IN-THE-USSR-AND-EASTERN-EUROPE(NIE-11 -6-.html#ixzzOXIvtvThG].
Активность советской стороны, направленная на скорейшее проведение соответствующих организационных реформ, особенно усилилась весной 1966 г., чему способствовал, как полагали в Кремле, кризис Североатлантического блока, противостоявшего Варшавскому пакту. Однако в самой ОВД ситуация также не улучшалась, а конфликтные отношения Румынии с СССР усиливались[445 - Подробнее о ситуации, складывавшейся во время командно-штабных учений в марте 1966 г. на Черном море с участием румынских военнослужащих, а также об октябрьско-ноябрьских учениях по отработке взаимодействия войсковой разведки в: Opris P. Din Culisele Aplicatiei de Cooperare desfa§urata de Trupe Ale Organiza^ie tratatului de la Var§ovia pe Terotoriile U.R.S.S., R.S. Romania §i R. P. Bulgaria (26 octombrie – 3 noiembrie 1966) // Anuarul Muzeului Marinei Romane 2001. Constanta, 2002.]. Важным событием в расчётах Москвы относительно раскола в НАТО стало заявление Ш. де Голля 10 марта о предстоящем выходе Франции из военной структуры НАТО. В предпоследний день проводившегося XXIII съезда КПСС (29 марта – 8 апреля 1966 г.), 7 апреля, состоялась встреча советского руководства с руководителями стран-участниц Варшавского блока. На ней было принято решение об обсуждении этого вопроса на ближайшем заседании ПКК[446 - Bеkеs C. Introduction//Records of the Meetings of the Warsaw Pact Deputy Foreign Ministers. Р. 5.].
В определенной степени данная тема повлияла на ход заседаний московского совещания 27-28 мая 1966 г. министров обороны государств,
входивших в Варшавский пакт, на котором был одобрен проект Устава Объединенного командования (ОК). Тактика проведения этой встречи (как, впрочем, и последующих) в отношении Румынии, избранная советской стороной, заключалась в следующем. На первом этапе обсуждений румынские предложения открыто не отвергались. На втором, когда речь шла уже о конкретном содержании документов по вопросам реорганизации военного командования и другим важным проблемам, советская сторона постепенно их отвергала, игнорируя при обсуждении. Тем не менее, Бухарест добился изменения ряда формулировок и тезисов. Важными среди них являлись замена функций командования со стороны ОК ОВД на координационные; наделение национального военного руководства командными функциями в отношении вооруженных сил, подчиняющихся ОК ОВД; введение пропорционального присутствия в структурах ГШ ОК ОВД офицеров из стран-участниц пакта и назначение Главнокомандующим (по очереди) маршалов и генералов национальных вооруженных сил. Более того, румынской стороне удалось добиться исключения из проекта Устава положения о том, что Главнокомандующий контролирует ОК ОВД, а также пункта, содержавшего утверждение о том, что ядерные силы не считаются частью ОК ОВД. Был исключен и пункт о создании Военного Совета при ПКК[447 - Baev J. The Organizational and Doctrinal Evolution; Ionescu ?. E. Introduction// Romania and the Warsaw Pact: 1955-1989. Cold War International History Project. Working Paper # 43. Washington, 2004. P. 78]. Таким образом, предположения зарубежных аналитиков относительно стремления восточноевропейских государств получить доступ к контролю над ядерным оружием подтверждались[448 - Fritz Ermarth F. Warsaw Pact Summit in July? P. 16, 17.]. Союзники считали, имея ввиду публичные заявления, делавшиеся ранее Москвой, что «в соответствии с военной доктриной пакта (т. е. советской), армии Восточной Европы должны иметь доступ к ядерному оружию в том случае, если они будут играть ту роль, которая им предписана в военный период»[449 - Ibid. P. 3.].
Настойчивые попытки Москвы, задействовавшей наиболее лояльных сателлитов-членов блока для продвижения своей идеи усиления контроля над Варшавским пактом и использование в виде аргумента необходимость усиления координации между союзниками, становились всё более очевидными летом 1966 г. Наиболее последовательно против этого плана выступал Бухарест. Руководство Румынии желало сохранить самостоятельность во внешнеполитической области, тесно связанной с оборонной стратегией межблокового противостояния, имевшей серьезное влияние на взаимоотношения румынской стороны с членами евро-атлантического сообщества во главе с США. На последовательно состоявшихся 3-4 июня и 7-15 июня 1966 г. заседаниях заместителей министров иностранных дел, а затем и глав МИД государств-членов Варшавского пакта проблема легитимации статуса ПКК превращалась в ключевую. Это было связано с тем, что именно данный элемент ОВД являлся высшим политическим органом, принимающим решения. Уже вскоре после проведенных заседаний структур ОВД выявилась заинтересованность югославской стороны в усилении независимости румынского руководства внутри возглавляемого СССР блока. Такая точка зрения находила своё отражение и в публикациях югославской печати. Авторы материалов пытались объяснить позицию Бухареста в следующем виде: «Несмотря на то, что Румыния не получает особых выгод от Варшавского пакта, она не думала выходить из этого военного союза, потому что это может спровоцировать нежелательные экономические санкции, прежде всего, со стороны Советского Союза, а также со стороны государств-членов пакта»[450 - Djoric L. Rumunjska, Ljeto 1966 – Pakti i Nezavisnost// Vjesnik u srijedu, 20.6.1966]. На начавшуюся кампанию в югославских СМИ обратили внимание и зарубежные эксперты[451 - Stankovic S. Yugoslav Paper Extols Rumanian Struggle for Independence. 22.6.1966. Radio Free Europe Research. BOX-FOLDER-REPORT: 50-5-113. – http://files.osa.ceu.hu/ holdings/3 00/8/3/pdf/50-5-l 13 .pdf]. Не менее примечательной была и попытка Пекина усилить своё влияние на румынское руководство, но последнее не проявило стремления к слишком тесному сближению, так как, с одной стороны, это могло серьезно ухудшить отношения Бухареста с Москвой, а, с другой, способствовать подпаданию под исключительно китайское влияние[452 - В июне 1966 г. Румынию посетила партийно-правительственная делегация КНР во главе с премьер-министром Чжоу Эньлаем. Несмотря на особые знаки внимания с китайской стороны, к числу которых относилось весьма символичное исполнение на румынском языке во время праздничного концерта китайским певцом песни «Это моя Молдова!» («Aceasta este Moldova mea!»), румынская сторона подчеркивала нейтралитет в китайско-советском конфликте. Зарубежные эксперты охарактеризовали визит китайской делегации как провал: Brown J. The Failure in Bucharest. 28.6.1966. Radio Free Europe Research. BOX-FOLDER-REPORT: 50-5-105 – http://www.osaarchivum.Org/files/holdings/300/8/3/pdf/50-5-105.pdf .].
§9. Оборонные иллюзии военно-политического единства
Заинтересованность советского руководства в серьезных изменениях военно-командной структуры Варшавского блока была обусловлена недовольством Москвы слабостью механизма реализации коалиционного взаимодействия стран-участниц пакта и ролью объединённого командования вооруженных сил ОВД в этом процессе. В свою очередь, ситуация внутри Организации Варшавского Договора, а также в целом в Восточной Европе, привлекала внимание аналитиков и экспертов из разведывательного сообщества стран-участниц Североатлантического альянса, и, прежде всего США[453 - ]. По мнению американских экспертов, «в случае войны население Восточной Европы, вероятно, не рискнет предпринять какое-либо значительное организованное сопротивление до тех пор, пока не будет уверено в том, что коммунистические силы потерпели поражение. В любом случае, большинство населения будет избегать участвовать в любом сопротивлении»[454 - Anti-Communist Resistance Potential in the USSR and Eastern Europe. National. NIE 11-6-66. 27.1.1966. P. 3. – http://www.faqs.org/cia/docs/75/0000261300/ANTI-COMMUNIST-RESISTANCE-POTENTIAL-IN-THE-USSR-AND-EASTERN-EUROPE(NIE-ll-6-. html#ixzzOXIvtvThG]. Рассчитывать на него можно было лишь в случае боевых успехов сил союзников по НАТО – США, Франции и Великобритании, так как, в отличие от ФРГ, в отношении которой существовал «груз исторической памяти», эти государства имели в общественном сознании стран Восточной Европы положительный образ. Балканский сектор геополитического пространства «Восточная Европа»[455 - О проблеме геопространственной регионализации Европы см.: Улунян Ар. Новая политическая география. Переформатируя Евразию. Историзированные зарубежные геоконцепты. Конец XX в. – начало XXI в. М., 2009.] оценивался представителями разведывательного сообщества с учётом особенностей региональной ситуации и взаимоотношений в ОВД. Этот участок противостояния между НАТО и ОВД играл особую роль, так как именно он имел выход не только на континентальный, но и на морской театр военных действий – Средиземноморье и Черноморский бассейн. В соответствии с существовавшими в советских военных кругах представлениями о разделении мирового геопространства на соответствующие театры военных действий Европейский или Западный ТВД включал «все страны европейского континента (западнее уральской гряды), северную часть Африки, западную часть Малой Азии. Военно-морская часть театра будет включать Черное море, Средиземное и другие моря, окружающие европейский континент и заливы Атлантического и Арктического океанических бассейнов». Отличительной особенностью этого ТВД, как отмечали советские военные эксперты, являлось наличие на нём «двух противостоящих военно-политических группировок», которые разделены между собой и стоят лицом к лицу – «страны империалистического блока НАТО» и социалистические государства, объединенные в Варшавский пакт. В стратегическом отношении выделялись как важные: скандинавское направление, Балтийский район, Центрально-Европейский, район Британских островов, Пиренейский полуостров и Южная Европа. Особое внимание в данной связи уделялось зоне черноморских проливов, объединявшихся с областью Балканского полуострова, западной частью Малой Азии, Средиземноморьем и Северной Африкой[456 - Генерал-лейтенант (в отставке) А. Владимирский. «Ещё раз о современной концепции и классификации театров военных действий». Документ цитируется в обратном переводе с английского языка. Материал был получен по каналам ЦРУ США и являлся статьёй в журнале «Военная мысль» (№ 2 (78), 1966) МО СССР. – Memorandum for: The Director of Central Intelligence. Subject: Military Thought (USSR): Once More on the Modern Concept and Classification of Theaters of Military Operations. 23 March, 1974. General-Leytenant (reserve) A. Vladimirsky Once More on the Modern Concept and Classification of Theaters of Military Operations. P. 6, 7. – http://www.foia.cia.gov/Sovieta ndWarsawPact/1976/1976-03-23 .pdf].
Такой подход к геостратегическому планированию объяснял и продолжавшийся рост советского военно-морского присутствия в 1966 г., которое становилось очевидным фактом для НАТО. Активность советского подводного флота в удаленных от территории СССР регионах усилилась. Как отмечалось в аналитических материалах американской разведки, «большое число подводных лодок и надводных кораблей действуют в отдалении от своих баз». Военно-морская составляющая советской военной стратегии обуславливалась опасениями Москвы в отношении размещённых на американских подводных лодках ракет UGM-27C «Polaris А-3»[457 - Подробнее об этом Priest A. In American Hands: Britain, the United States and the Polaris Nuclear Project 1962-1968//Contemporary British History. 2005. September. № 19 (3).]. Они были способны нести ядерный боезаряд и имели активные средства преодоления противоракетной обороны, а также так называемые ловушки, позволявшие вести борьбу с ПРО противника. В этой связи американские эксперты делали предположения о том, что советская сторона попытается провести совершенствование технической и материальной базы для противолодочной борьбы. В то же время они приходили к выводу о том, что возможности СССР для скорейшего проведения данных мероприятий на океаническом театре вызывали серьезные сомнения[458 - Capabilities of Soviet General Purpose Forces. NIE 11-14-66. 3.11.1966. P. 2. – http://www.foia.cia.gov/search.asp?pageNumber=ll&freqReqRecord=undefined&refinedText =undefined&freqSearchText=undefined&txtSearch=WARSAW+PACT+FORCES+OPPOSITE +NATO&exactPhrase=undefined&allWords=undefined&anyWords=undefined&withoutWords =undefined&documentNumber=undefined&startCreatedMonth=&startCreatedDay=&startCrea tedYear=&endCreatedMonth=&endCreatedDay=&endCreatedYear=0&startReleasedMonth
& startReleasedDay=&startReleasedYear=&endReleasedMonth=&endReleasedDay=&endReleas edYear=0&sortOrder=DESC#].
Со своей стороны, СССР, так же как и США в отношении ОВД, проявлял заинтересованность в усилении размежевания внутри Североатлантического альянса. Попытки Москвы инициировать стремление стратегически важной для Западного и Восточного блоков Турции к большей самостоятельности, предпринятые ещё весной-осенью 1965 г., привели к тому, что в феврале 1966 г. Анкара заявила о намерении пересмотреть двусторонние отношения с Вашингтоном. В то же время турецкие власти усилили преследование представителей коммунистических и левых сил, за которыми стоял СССР. Советское руководство рассчитывало, активизировав внешнеполитическую деятельность на турецком направлении, добиться большей лояльности Анкары по оборонным вопросам, что должно было найти своё проявление в сокращении американского присутствия в Турции в обмен на предоставление советского кредита этой стране в объеме 150 млн долларов США. Одновременно пропагандистское обеспечение проводимого курса делалось советской стороной в виде противопоставления политики Москвы и Вашингтона: «Американская “помощь” является комплексным явлением. Это – особая форма и метод мировой экспансии американского империализма, инструмент неоколониализма и подрыва национально-освободительного движения, политика, направленная на поддержку сопротивления социализму и социалистических идей»[459 - Yelutin Y, Petrov M. American «Aid»: New Trends?//International Affairs, 1966. № 6. V. 12. P. 50.].
Американские эксперты, отмечавшие усиление «восточного направления» во внешней политики СССР, в частности, в отношении Турции, Пакистана, Индии и Ирана, а также Японии как противовеса политики США в Индокитае[460 - r.r.g. Soviet Foreign Policy – 1965-1966. 25.4.1966. Radio Free Europe Research. Box-Folder-Report. – http://www.osaarchivum.Org/files/holdings/300/8/3/pdf/63-2-102.pdf], обращали особое внимание на Балканы. Перспектива вероятного развития ситуации в этом регионе в момент военно-политического конфликта между двумя противостоявшими блоками представляла особый интерес для НАТО и США, в частности, с учётом оборонных возможностей балканских стран.
Имевшаяся в разведывательных структурах США информация[461 - Степень информированности американских разведывательных организаций о внутриполитической ситуации в Албании, а также правивших кругах, включая взаимоотношения между представителями высшей коммунистической номенклатуры, продолжает оставаться не достаточно исследованной. Ряд рассекречиваемых правительством США документов, относящихся к 40-м – первой половине 60-х гг. ХХ в. позволяет говорить о наличии определенных возможностей у ЦРУ США в деле получения из Албании сведений высшей степени конфиденциальности. См.: Karaj V. Njeriu misterioz i CIA-s n? Tiran?: misteri i agjentit q? i raportonte CIA-s bisedat me Mehmet Shehun dhe d?shir?n e tij p?r ta lidhur Shqip?rin? me Per?ndimin// Shekulli. 4 7.2007.] свидетельствовала о том, что сопротивление режиму Э. Ходжи в Албании даже в условиях вооруженного конфликта Запада и Востока, но без прямого вовлечения страны в боевые действия, не имело положительных перспектив. Одновременно лояльность вооруженных сил в отношении коммунистической власти рассматривалась в прямой зависимости от того, насколько в настроениях военных могла доминировать мысль о том, что «война минует их». Конфликтный внутриполитический потенциал, как полагали американские эксперты, заключался в существовавшей клановой системе албанского общества и возможных попытках «сведения счётов» между теми из них, кто «активно сотрудничал с режимом Ходжи», и их противниками[462 - Anti-Communist Resistance Potential in the USSR and Eastern Europe. NIE 11-6-66. 27.1.1966. P. 7.]. В политических и экспертных кругах на Западе наиболее обсуждаемыми темами были две: во-первых, являлась ли Албания наиболее последовательным союзником Китая и, во-вторых, существовали ли какие-либо серьезные внутриполитические проблемы в стране[463 - lz Continuity and Change on the Albanian Scene. Radio Free Europe Research. 15.2.1966. Radio Free Europe research. Box-Folder-Report 124-1-136. P. 1. – http://www.osaarchivum. org/files/holdings/3 ОО/8/3/pdf/124-1 -316.pdf].
Ответ на первый из вопросов не оставлял сомнений. На этом фоне становилась примечательным фактом проявлявшаяся Э. Ходжей солидарность с главным политическим союзником Тираны, заменившим СССР в начале 60-х гг. XX в., – КНР. Поддержка Китаем Пакистана в его конфликте с Индией, за которой стоял СССР и ряд государств Восточной Европы, автоматически означала для Тираны проведение соответствующей внешнеполитической линии. Достаточно вольно интерпретируя события и демонстрируя свою партийную принципиальность с явным расчетом на широкую аудиторию, Э. Ходжа отмечал в своём, впоследствии опубликованном, «политическом дневнике»: «Советские ревизионисты пригласили в Ташкент Лала Бахадура (Индия) [премьер-министр Индии] и Айюба Хана (Пакистан) [Мухаммед Айюб Хан – президент Пакистана и главнокомандующий вооруженными силами], чтобы помирить их. Итак, сутью комедии является трагедия, вызванная [5 сентября 1965 г.] нападением индийских агрессоров, открыто или косвенно устроенным американцами и советскими ревизионистами, на Пакистан, поддерживавший дружеские отношения с Китаем»[464 - Вторник 11 января 1966. Ташкентская комедия// Ходжа Э. Сверхдержавы. 1959-1984. Из политического дневника. Тирана, 1986. С. 185.]. Примечательной в этой связи становилась позиция другого коммунистического Балканского государства, проводившего особый курс внутри Варшавского пакта. Румынская позиция по индо-пакистанскому конфликту определялась с учетом как «китайского фактора», так и взаимоотношений между Москвой и Пекином. В отличие от албанского партийно-государственного руководства, Н. Чаушеску не делал публичных заявлений, в которых однозначно негативно определял бы шаги СССР, направленные на примирение Индии и Пакистана. В то же время, он крайне болезненно воспринимал односторонние действия Кремля без учета румынской позиции. На прошедшем 4 марта 1966 г. заседании Постоянного Президиума ЦК РКП было принято решение о том, что румынская сторона воздержится от каких-либо комментариев по данному вопросу, но одновременно глава МИДа К. Мэнеску отметил, что о таких действиях, как организация ташкентской встречи, СССР должен был поставить в известность своих союзников заранее[465 - Protocol Nr. 10 al §edinfei Presidiului Permanent al C.C. al P.C.M. din ziua de 4 martie 1966. P. 1, 2 – http://www.php.isn.ethz.ch/collections/colltopic.cfm?lng=en&id=100984&navin fo=l 13290].
Ответ на второй вопрос, имевший отношение к внутриполитическому положению в Албании, был более сложным, так как касался не только объективных, но и субъективных оценок происходящего. Речь «второго человека» в партийно-государственной иерархии страны – М. Шеху, переданная по албанскому радио 4 июля 1966 г. и активно комментировавшаяся наблюдателями[466 - lz Shehu Speaks of Danger from Internal Enemies. 7.7.1966. Box-Folder-Report 2-4-85. – http://www.osaarchivum.Org/files/holdings/300/8/3/pdf/2-4-85.pdf], была симптоматична. Она содержала пассаж о том, что угроза (в лице бюрократии) государству исходит изнутри, а ситуация может повториться, как это было в Китае, если не принять превентивные меры, так как бюрократия как класс «может способствовать появлению ревизионизма в Албании», а также, что «никто не должен забывать ни на секунду о том, что появление ревизионизма в Советском Союзе и повсюду не произошло из-за воздействия внешних факторов либо в результате внешней агрессии, а является результатом действия внутренних факторов… создания привилегированных классовых элементов среди основных групп, состоящих из бюрократов в государственных и партийных структурах». Начатая режимом реформа вооруженных сил была направлена на недопущение создания так называемой военной касты, т. е. обособленного профессионального слоя, способного в дальнейшем создать серьезную конкуренцию партийной номенклатуре и при определенных обстоятельствах – угрозу власти Э. Ходжи. Отмена воинских званий[467 - Воинские звания были восстановлены в полном объеме в 1992 г. после падения в Албании коммунизма и установления демократической общественно-политической системы. В работе приводятся воинские звания, присвоенные до 1966 г. или соответствующие должности, занимавшейся после.] была воспринята среди офицеров и генералов крайне негативно, однако, открыто никто из них выступить не осмелился. Лишь заместитель министра обороны генерал-майор X. Джельос направил в 1967 г. анонимное письмо Э. Ходже по данному вопросу, но вскоре после проведённого в спешном порядке расследования, органы госбезопасности смогли выяснить его авторство и арестовать автора. На следующий день он совершил самоубийство в тюрьме, чтобы избежать пыток и допросов[468 - См. интервью Д. Калочи с полковником А. Мехмети: Kalo?i D. Si d?shtoi n? ‘66 arratisja e gjeneral Halim Xhelos: letra anonime q? zv/ministri i Mbrojtjes Xhelo shkruajti p?r Enver Hoxh?n n? 1967 kund?r heqjes s? gradave//Gazeta shqip, 20.2.2005.]. Несмотря на более «мягкий», чем в коммунистическом Китае, процесс чисток партийного и государственного аппарата, а также армии, к тому же растянувшийся на 20 послевоенных лет, командному составу вооруженных сил Албании был нанесен серьезный урон. Из 13 высших военных деятелей, включая начальников Генерального штаба, 8 были расстреляны; из 12 командиров дивизий 5 были казнены; из 8 начальников корпусов 2 были репрессированы и из 76 командиров бригад были расстреляны 28[469 - См. публикацию профессора, полковника Э. Леци: Leci E. Alfred Moisiu: «Si e p?rdorte Enveri Sigurimin e Shtetit p?r t? d?nuar gjeneral?t e ushtris?!» Pohimi mbizot?rues i studiuesve rreth faktit se pothuaj e gjith? armata e ushtarak?ve madhor?, gjeneral?ve dhe kolonel?ve//Shekulli, 22.1.2008. Подробнее о репрессиях в вооруженных силах во время существования коммунистического режима в Албании: Leci E. Kush i vrau ? P?rse i d?nuan ?! Historia e eleminimit t? kuadrove t? Ushtris? Shqiptare n? vitet 1944–1990. Tiran?, 1997; Leci E. Eliminimi i lidershipit ushtarak shqiptar: (1944–1990) (1992–2001). (monografi e zgjeruar). Tiran?, 2002. О репрессиях в армии в период 1956–1966 гг. см.: Leci E. Spastrimi masiv i ‘56-‘66, 15 mij? oficer? t? eleminuar// Shekulli, 24.9.2005.].
В то же время, имея в виду особенности международных позиций Албании, руководство считало необходимым разработку собственной военной доктрины. Её целью было определение стратегии и тактики оборонной политики, включая формулирование основополагающих принципов организации вооруженных сил и их использования в боевых условиях. Фактически было создано две группы экспертов, каждая из которых работала независимо друг от друга. Одна из них – при премьер-министре Албании М. Шеху, а другая, более известная, – при Министерстве обороны НРА[470 - См. интервью Л. Конди с бывшим высокопоставленным сотрудником Сигурими Б. Будо: Kondi L. Si i hetuam gjeneral?t e ushtris? q? u vran? nga Enveri p?r «Tezat e zeza»// Panorama, 19.1.2004.]. Работа над концепцией в ней началась в феврале 1966 г. Министр обороны НРА Б. Балуку собрал группу военных, в число которых вошли преподаватель Военной академии им. М. Шеху Э. Хадо, закончивший советскую академию им. М. Фрунзе с отличием, два известных генерала – В. Дьине и С. Шалеси. Присутствовавшим на организационной встрече было передано мнение Э. Ходжи о том, что вся имеющаяся советская научная литература по военным вопросам более не представляет никакой ценности и необходимо самостоятельно разрабатывать основы военной теории[471 - См. интервью с полковником в отставке Э. Хадо: Si i futi Enveri пё konflikt Shehun me Ballukun: deshmia e panjohur e kolonelit//Gazeta shqip, 17.3.2007.]. Глава военного ведомства заявил о том, что созданная группа должна подготовить «Положение по военному искусству народной войны», которая рассматривалась как общенародное вооруженное сопротивление против агрессора. Идея «общенародной войны» по объективным обстоятельствам базировалась на принципах партизанской борьбы, составными частями тактики ведения которой были внезапное нападение и тактическое отступление перед превосходящими силами противника в целях сохранения собственных сил, создание соответствующих опорных пунктов в горах Албании как локальных баз, обеспечивавших деятельность партизанских соединений. Вопрос об отступлении как части партизанской тактики в идеологическом отношении достаточно щепетильно рассматривался партийным руководством, провозгласившим наступательную борьбу против «врагов социализма» и не признававшим каких-либо компромиссов. Более того, созданной группой военных специалистов была сформулирована «Теория скольжения» («Teoria е rreshqitjes»). Её суть сводилась к совместным действиям регулярной армии и поддерживавших её партизанских отрядов, задача которых заключалась в оказании сопротивления противнику в направлении от албанского морского побережья вглубь страны с дальнейшим переходом к обороне центральной (горной) части Албании, где и концентрировались бы основные силы на специально подготовленных базах. Там же должны были размещаться и командные пункты. В определенной степени эта концепция имела и внутриполитическое значение для переживавшегося Албанией периода: Э. Ходжа ориентировался на проведение политики недопущения усиления «военной прослойки» – т. е. кадровых военных и выдвигал идею создания «партизанской армии»[472 - Подробнее о теоретических особенностях тактики вооруженных сил коммунистической Албании в этот период в диссертации на соискание степени доктора наук подполковника вооруженных сил Республики Албания Захо Големи: Golemi Z. Taktika e ushtris? shqiptare n? periudh?n 1945–1975. Disert. p?r marrjen e grad?s «Doktor». Tiran?, 2004].
В свою очередь, М. Шеху выдвинул концепцию, ставшую известной как «Теория перехода» («Teoria е kalimit»), в соответствии с которой конвенциональные боевые действия регулярных войск должны были перейти в новую стадию всеобщей партизанской войны. В законченном виде эта теория нашла своё выражение в утвержденной в 1967 г. Советом Обороны программе, ставшей известной как «Положения Совета Обороны» («Teza t? K?shelit t? Mbrjjtjes»). Их суть сводилась к двум основополагающим принципам организации оборонной политики страны. Во-первых, предполагалось использование горного ландшафта для создания укрепрайонов, а также строительство разветвленной системы бункеров с тем, чтобы не допустить закрепления агрессора на территории страны. Во-вторых, ставилась задача подготовки двух «видов сил»: а) сдерживающих и блокирующих наступление противника и б) так называемых оперативных, действующих наступательно.
Формулирование новой военной доктрины проходило в условиях обострения разногласий между Тираной и Москвой, а также большинством восточноевропейских стран – членов Варшавского пакта. В этой связи усиливалась роль албано-китайского сотрудничества в военно-политической сфере. Руководство КНР, понимая, что оказание помощи Албании в случае гипотетического нападения на неё со стороны ОВД и СССР может быть серьезно затруднено по объективным причинам, выступило с инициативой, изложенной на секретной встрече Чжоу Эньлая с Энвером Ходжей. Предложение, а по сути, рекомендация, китайской стороны, заключалось в необходимости создания тройственного военно-политического союза в составе Албании, Югославии и Румынии, а также разработки тактики боевых действий с учётом особенностей партизанской войны в Албании[473 - См. интервью Л. Конди с бывшим высокопоставленным сотрудником Сигурими Б. Будо: Kondi L. Si i hetuam gjeneral?t e ushtris? q? u vran? nga Enveri p?r «Tezat e zeza»// Panorama, 19.1.2004.].
Со своей стороны, албанское руководство проявляло особую обеспокоенность возможным влиянием на ситуацию в стране извне. Однако ряд действий Тираны давал основания считать, что Э. Ходжа был заинтересован в улучшении отношений с Западом, так как изоляционизм объективно влиял не только на внешнеполитические позиции и экономическое развитие Албании, на её оборонные возможности. Страна, будучи исключена из системы международных отношений или пользуясь лишь поддержкой далёкой КНР, не могла серьезно рассчитывать на какие-либо международные гарантии в момент обострения любого регионального кризиса, включая действия соседних Югославии и Греции в отношении Албании. Обе страны продолжали рассматриваться Э. Ходжей как источники потенциальной угрозы для созданного им режима. Одновременно фактический разрыв с Восточным блоком поставил перед режимом Ходжи серьезную проблему замены главных экспортеров вооружений и военной техники в Албанию – СССР и Чехословакии[474 - Одним из первых решений, связанных с отказом от сотрудничества с членами ОВД в этой области, стало распоряжение премьер-министра Албании М. Шеху о прекращении начатого в г. Грамши с помощью Чехословакии производства партии лёгкого стрелкового оружия (одной из модификаций автомата Калашникова) в количестве 3 тыс. единиц и его заявление о том, что достаточно обратиться к Пекину, чтобы получить 100 тыс. комплектов этого оружия. См. интервью бывшего начальника Отдела планирования «Военного канала» (так конспиративно называлось Управление военных поставок) Министерства обороны коммунистической Албании Дж. Реджепи в: Alla S. Arm?t nga Kina, marr?veshja e Mehmetit me ?u En Lain, 2 miliard? dollar?: Flet ish-drejtori i Planit t? Bilancit t? Investimeve e t? Kanalit Ushtarak ? Ministrin? e Mbrojtjes// Panorama, 17.8.2004. Всего за период 1962–1978 гг. объем военных поставок и помощи в этой области со стороны КНР для Албании составил в денежном исчислении достаточно большую сумму. Китайская сторона после обострения взаимоотношений с албанским руководством заявляла о 18 млрд долларов США. – Musta A. Kur Kadri Hazbiu i shiste arm? mafias italiane. Analiz?. Historia e furnizimit t? Shqip?ris? me municione, q? nga Italia fashiste, Kina, Bashkimi Sovjetik//Standart, 4.10.2009; “Shqip?ria mori nga Kina 18 miliard? dollar? arsenal ushtarak”//Gazeta shqip, 29.3.2008] – на КНР, превращавшуюся в единственного «донора» для Тираны, не имевшей своего военно-промышленного комплекса.
Одной из первых попыток разобраться более детально в албанских намерениях стало обсуждение этой проблемы во время межгосударственных австро-американских консультаций осенью 1966 г., когда министр иностранных дел Австрии Л. Тончич-Соринь обратился к Государственному секретарю США Д. Раску с вопросом о том, как следовало бы реагировать на знаки, подаваемые с албанской стороны. Американская сторона крайне скептически относилась к возможности налаживания отношений с руководством Албании, так как Тирана постоянно подчеркивала свой антиамериканизм и находилась под сильным влиянием Пекина. Поэтому Госсекретарь, обосновав невозможность участия США в попытках установить отношения с Албанией, всё же рекомендовал австрийской стороне положительно ответить на действия Тираны[475 - 16. Memorandum of Conversation. New York, October 5, 1966// Foreign Relations of the United States. 1964-1968. Eastern Europe. Washington, 1996. V. XVII. P. 55, 56. В своих оценках глава Госдепа, вероятнее всего, исходил из неудачного опыта секретных американо-албанских контактов в Турции в 1965 г.].
Балканский сектор международных отношений включал широкий спектр проблем, имевших принципиальное значение для развития военно-политической ситуации на так называемом южном фланге НАТО и Юго-Западном фланге ОВД. Одним из важных элементов оборонной политики Варшавского пакта в регионе была Болгария, которая в начале 1966 г. усиливала свою активность против Китая, пытавшегося использовать идеологические аргументы с целью получения поддержки общественных и политических движений на Западе, включая и государства Средиземноморья, а также его регионального союзника – Албании. На государственном уровне был разработан комплекс мероприятий с участием болгарского Комитета госбезопасности (КДС), направленных как на идеологическое противодействие Пекину и Тиране, так и на получение оборонной и политической информации на китайском и албанском направлениях[476 - Протокол «Б» № 1 от заседание на ПБ на ЦК на БКП на 11 януари 1966 г. с решение за водене на разузнавателна и контр ар азузнавателна работа срещу Китай и Албания, придружено с предложение от Ангел Солаков, председател на Комитета за Държавна си-гурност. – http://www.nbu.bg/webs/historyproject/dokumenti_63-89/razdel6t6/flbop64ae345.pdf]. Важное место в деятельности КДС и Разведывательного Управления Министерства обороны (РУМО) традиционно занимали Греция и Турция. Задача «разработки разведывательных органов ГШ [Генеральных Штабов] Турции и Греции» становилась одной из главных в начале 1966 г.[477 - Докладная записка начальника III Управления КДС генерал-лейтенанта В. Терзиева председателю ДС А. Солакову. 5.1.1966. С. 5. – http://bgrod.by.ru/ds60/DS660105bg.pdf. В октябре 1966 г. руководство КДС получило детальное описание отобранных для проникновения болгарской разведки целей, среди которых значились, помимо других, греческие и турецкие разведывательные органы, военные и гражданские структуры и организации. – Доклад на ДС относно състоянието на работата на Държавна сигурност по проникването в разузнавателните центрове и агентурната мрежа на противника. 27.10.1966 —http:// narodopis.narod.ru/ds60/DS661027bg.pdf?]Одновременно стал реализовываться комплекс мероприятий, разработанных в конце 1965 г. Он был направлен на недопущение утечки информации о боеспособности и боеготовности болгарской армии, ситуация в которой после апрельской попытки переворота 1965 г. находилась в центре внимания разведывательных служб стран НАТО[478 - Докладная записка начальника III Управления КДС генерал-лейтенанта В. Терзиева председателю ДС А. Солакову. 5.1.1966. С. 1.].
В свою очередь, американские эксперты пытались определить несколько внутриполитических факторов, способных повлиять на оборонные возможности этой страны. Прежде всего, они отмечали, что в Болгарии, «менее чем где-либо в Восточной Европе, существовали антирусские настроения», и сопротивление против режима могло опираться в социальном отношении на аграрное население, а в этническом – на турецкое национальное меньшинство. Последнее аргументировалось рядом произошедших в 1965 г. беспорядков. Перспектива усиления этнической базы сопротивления ставилась в зависимость от степени возможной вовлеченности Турции в конфликт против Болгарии в условиях военно-политической конфронтации между Западом и Востоком. Одновременно в расчёт брались события апреля 1965 г., когда в антиживковском заговоре участвовали представители офицерского корпуса, часть из которых могла, по мнению авторов аналитического доклада американских разведывательных ведомств, при определенных условиях принять участие в таком сопротивлении[479 - Anti-Communist Resistance Potential in the USSR and Eastern Europe. NIE 11-6-66. 27.1.1966. P. 8.].
Летом-осенью 1966 г. эксперты американской разведки стали отмечать новые тенденции в регионе. ЦРУ США в специальном докладе «Оценки национальной разведки» с достаточной степенью полноты отмечало сложившуюся в Варшавском пакте ситуацию, выделяя две группы стран внутри блока. В одну из них входили ГДР, Польша и Чехословакия, рассматривавшие «ремилитаризацию Западной Германии как угрозу своей национальной безопасности», а в другую – «Венгрия, Румыния и Болгария… (которые – Ар. У.) склоняются к созданию баланса общей безопасности, предлагаемой пактом, против вовлечения в германские дела, которые эти три государства не рассматривают как направленные непосредственно против их интересов»[480 - Main Trends in Soviet Military Policy. NIE 11-4-66. 16. 6. 1966. – http://www.foia. cia.gov/docs/DOC_0000278473/DOC_0000278473.pdf]. Политические разногласия между членами Восточного блока при всей особенности сложившейся внутри Варшавского пакта ситуации не прекратили взаимодействия между их разведывательными службами по проблемам, имевшим прямое отношение к оборонному потенциалу конкретной страны[481 - В 1967 г. председатель Комитета государственной безопасности НРБ А. Солаков, обращаясь с благодарственным письмом к председателю Совета государственной безопасности И. Стэнеску, выражал признательность за предоставленные румынской разведкой сведения, содержавшиеся в материалах «Обзор группы экспертов НАТО о действиях Греции в случае нападения со стороны Болгарии», «Предстоящие маневры НАТО на Балканах и в других районах Европы» и многие другие. – Письмо А. Солакова И. Стэнеску. 30.4.1968// НАТО на Балканите.].
В Софии отношения с Западом рассматривались как важный фактор укрепления внешнеполитических позиций и роли не только в региональной политике, но и в рамках так называемого социалистического содружества. В начале 1966 г. болгарское руководство попыталось и весьма успешно активизировать американское направление внешней политики[482 - Это отмечали аналитики, работавшие в западных СМИ, а также различных внешнеполитических и разведывательных организациях: Bulgarian Steps out of the her Shell. 12.1.1966. Radio Free Europe Research. Box-Folder-Report 6-6-250. – http://www.osaarchivum. org/files/holdings/300/8/3/pdf/6-6-250.pdf], что нашло своё отражение в подготовленном министром иностранных дел НРБ И. Башевым специальном документе «Мероприятия в связи с отношениями НРБ и США». В нём предполагалось «избегать некоторых проявлений, которые в прошлом способствовали ненужному ухудшению отношений, как, например, крайности при демонстрации перед их [США] дипломатическим представительством и ненужная острота в печатной и радиопропаганде»[483 - Баева И. Отношенията България-САЩ в годините на студената война//Международни отношения. 2003. № 4. С. 83.]. В то же время София проявляла опасения в отношении возможного усиления идеологической активности Запада на болгарском направлении. Это нашло своё отражение в заявлении Т. Живкова на встрече с послом США Н. Дэвисом, состоявшейся в конце 1965 г., о том, что Болгарская сторона «увеличивает ресурсы для ведения “контрразведывательной” работы» против США[484 - 32. Airgram From the Legation in Bulgaria to the Department of State Sofia, January 26, 1966// Foreign Relations of the United States.l964-1968. Eastern Europe. Washington, 1996. V. XVII. P. 129.].
Во внешней политике Софии начинают приобретать всё большее значением военно-технические аспекты её оборонных интересов. В середине 60-х гг. XX в. в странах Восточной Европы получил развитие национальный военно-промышленный комплекс, или, как он назывался в соответствии со сложившейся в коммунистических государствах традицией, оборонная промышленность. Расширение экспортных возможностей и их легализация с учётом чувствительности для международных отношений в целом темы торговли оружием становились одной из важных задач болгарской государственной политики. 8 июля 1966 г. Совет министров НРБ секретным решением № 131 создал внешнеторговое государственное учреждение «Кинтекс», задачей которого была организация экспорта вооружений и боеприпасов по ценам, существовавшим на этом специфическом рынке, и за свободно-конвертируемую валюту.
Внимание к восточноевропейским странам, проявлявшееся в НАТО, обуславливалось необходимостью определения возможных сценариев развития событий в них. Балканское направление, не будучи главным, тем не менее не игнорировалось экспертами из разведывательных организаций Североатлантического блока. Особое место в оценках американских аналитиков занимали Югославия и Румыния.
Внутриполитический кризис в СФРЮ, неожиданно разразившийся в начале июня 1966 г. и заключавшийся в разоблачении «аферы подслушивания» или «аферы Ранковича» – по имени ближайшего сподвижника югославского лидера и главы Управления Государственной безопасности (УДБ) – А. Ранковича, организовавшего прослушивание кабинета И. Броз Тито и его личных апартаментов, а также ряда других руководителей страны, стал важным эпизодом в развитии взаимоотношений между властью и военными в стране. 16 июня 1966 г. Тито срочно созвал заседание Исполнительного комитета СКЮ, на котором было принято решение о проведении чрезвычайного Пленума ЦК СКЮ на Бриони. Он состоялся в начале июля 1966 г. и принял решение об освобождении А. Ранковича со всех постов. УДБ поменяла своё название на Службу Государственной безопасности. Одновременно во время кризиса проявилась ещё одна его особенность, имевшая непосредственное отношение к проблеме обороны: стали очевидны острые противоречия между УДБ и Контрразведывательной службой (КОС) ЮНА, сформированной 13 марта 1946 г. из Третьего управления госбезопасности. Именно глава КОС генерал-подполковник
И. Мишкович, известный по своему прозвищу «Брк» (по-сербски – «ус»), активно участвовал в разоблачении А. Ранковича и его сторонников, а впоследствии стал специальным советником по безопасности у И. Броз Тито[485 - В сложившейся устной внутриведомственной традиции контрразведки ЮНА, а затем и Сербии, нередко упоминается тот факт, что как глава КОС генерал И. Мишкович, сменивший генерала Е. Шашича, как и его заместитель полковник С. Доманкушич, были словенцами и якобы стремились сократить присутствие в КОС сотрудников-сербов, заменяя их словенцами.]. В партийном аппарате Сербии, вооруженных силах, а также министерстве внутренних дел и силах безопасности начались массовые чистки сторонников А. Ранковича, обвиненного, помимо незаконных действий по прослушиванию руководства Югославии, в злоупотреблении властью, проведении сербской националистической политики, включая подбор и расстановку кадров в УДБ. Были исключены из СКЮ, смещены со своих постов министр внутренних дел С. Стефанович-Чеча, которого заменил брат главы КОС И. Мишковича – М. Мишкович, генералы В. Лукич, С. Кристич, М. Жежель, М. Милоевич[486 - См. воспоминания о событиях того времени: ЛукиhВ. СеhанаиСазнана— АлександарРанковиhибрионскипленум Титоград 1989; РанковиhА. Дневничкезабелешке Београд 2001.].
Серьезность произошедшего была очевидна как внутри самой Югославии, так и за рубежом. Аналитики американского ЦРУ склонялись к мысли о том, что действия Ранковича были направлены на обеспечение гарантий для главы УДБ как «наследника Тито» в случае актуализации этой проблемы во внутриполитической жизни страны[487 - Yugoslavia – The Fall of Rankovic. 5.8.1966. CIA Analysis – http://www.faqs.org/cia/ docs/73/0000720786/YUGOSLAVIA—THE-FALL-OF-RANKOVIC.html]. Более того, исключительно серьезно оценивались отдельные заявления, сделанные на Брионском пленуме и озвученные как будто бы «вскользь», по поводу стремления А. Ранковича и его группы изменить внешнеполитический курс Югославии. Некоторые эксперты вспоминали в этой связи особую заинтересованность советской стороны в проникновении в службы государственной безопасности коммунистических стран и поездку А. Ранковича в Москву вместе с И. Броз Тито в 1962 г., а также его участие от имени СКЮ на XXIII съезде КПСС весной 1966 г.[488 - Stankovic S. Yugoslavia: before And after the Purge of Aleksandar Rankovic – Part II. 7.7.1966. P. 6. Radio Free Europe research. Box-Folder-Report 76-4-190. – http://www. osaarchivum.org/files/ho ldings/300/8/3/pdf/76-4- 190.pdf] Таким образом, после апрельского 1965 г. кризиса в Болгарии с участием военных, июньский 1966 г. в Югославии, где среди участников событий было также много военных, к которым прибавились уже и сотрудники госбезопасности, мог серьезно повлиять на общую ситуацию в регионе, так как затрагивал военно-политический аспект ситуации на Балканах в целом.
Балканское направление оборонной политики Варшавского блока усиливало своё значение в общем контексте военно-политических планов возглавляемого Москвой союза. Дипломатическая активность в регионе, которую развили члены Варшавского пакта – Болгария и Румыния, а также заинтересованность СССР в отрыве от НАТО её отдельных членов воспринимались соответствующим образом аналитиками и экспертами в Западном блоке. Слабость южного фланга Североатлантического альянса, обусловленная греко-турецкими противоречиями, а также попытками Афин и Анкары найти поддержку собственных внешнеполитических позиций за пределами Западного блока и среди членов противостоявшего альянса, а при определенных обстоятельствах – непосредственно у СССР, влияли на выводы, которые делали представители западного экспертного сообщества. Они констатировали, что «…нынешняя активность на Балканах представляет собой опасный момент с западной точки зрения. Будь это просто вопросом взаимоотношений Румынии и Болгарии с Советским Союзом, то это было бы обнадеживающей причиной. Но это касается также и отношений Греции и Турции с западными партнерами, а это даёт пищу для размышлений. И последствия здесь не заканчиваются… Греция и Турция образуют часть западной системы союза, простирающегося до Ближнего Востока и далее… В этом контексте советские подходы к Анкаре представляют особую значимость, так как Турция представляет собой стержень всей системы западного альянса в регионе. Но Турция, похоже, является более твёрдым орешком, чем две страны на её флангах: Греция и Иран. Ни в одной из этих двух стран нет стабильного правительства, в обеих существуют сильные левые настроения и усиливающиеся в общественном мнении идеи нейтралитета»[489 - Brown J. New Initiatives in the Balkans: Their Background and Implications. 20.9.1966. Radio Free Europe Research. R 11. – http://www.osaarchivum.org/files/holdings/300/8/3/pdf/50-5-14.pdf]. Проведение осенью 1966 г. традиционных командно-штабных учений НАТО «Fallex», основная часть которых затрагивала на этот раз ФРГ, имело прямое отношение и к Балканам, рассматривавшимся как часть Центрально-Европейского ТВД. В соответствии с вводной «Fallex-66» от 12 октября 1966 г., в Балканском регионе разразился военный конфликт. СССР и его союзники по Варшавскому пакту оккупировали нейтральную Югославию и приготовились к нападению на Турцию. В это же время вооруженные силы стран-членов Варшавского пакта пересекли внутригерманскую границу. Примечательным становилось наличие в вводной тезиса о контроле над ситуацией в Центральной Европе с помощью неядерных вооружений, в то время как на Балканах ситуация обострялась, и командование НАТО переходило уже к использованию тактического ядерного оружия с учетом того, что вовлеченные в конфликты страны понимали последствия этого шага. Именно угроза его использования заставляла, по замыслу разработчиков вводной, пойти СССР на прекращение боевых действий и на переговоры, что, в конечном счёте, вело бы к победе НАТО[490 - Подробнее о военном и политическом аспектах этих учений в: Dorn W. So heiB war der kalte Krieg. Fallex 66. Berlin, 2002. См. также: Document N 43. East German Analysis of the NATO «Fallex 66» Exercise, 1967// A Cardboard Castle? An Inside History of the Warsaw Pact, 1955-1991. Ed. by Mastny V., Byrne M., Klotzbach M. Budapest, 2005.].
Таким образом, оценка ситуации в Балканском регионе в 1966 г. как со стороны Варшавского пакта, так и НАТО, выявила определенную обеспокоенность уровнем оборонных возможностей участников двух блоков в данной части общеевропейского ТВД. В этой связи от позиции конкретной страны зависела общестратегическая ситуация в регионе. Для ОВД и НАТО особое значение приобретала политика Бухареста. Балканский сектор внешней политики Румынии, руководство которой обращало особое внимание на оборонный аспект региональных межгосударственных отношений с учётом существования противостоявших блоков, становился одним из главных. Состоявшиеся в августе – начале сентября 1966 г. визиты премьер-министра СРР И. Маурера в Турцию и Грецию предусматривали решение как экономических вопросов сотрудничества, так и спорных проблем – предоставление компенсаций греческим гражданам, имущество которых было национализировано коммунистическим режимом в Румынии.
Дипломатическая активность в Балканском регионе давала основания зарубежным экспертам достаточно точно определять советские намерения и планы в контексте внешнеполитических инициатив Софии, Бухареста и Белграда на Балканах. Для советского руководства было важно не допустить подпадания Болгарии под влияние Румынии и исключить блокирование последней с Югославией, но при этом способствовать так называемому мирному наступлению в регионе с участием трёх стран. В случае успешной реализации такой политики, это могло привести к тому, что Греция и Турция сократили бы свою поддержку Запада, и Москва достигла бы своей долговременной цели[491 - Brown J. New Initiatives in the Balkans: Their Background and Implications. 20.9.1966. Radio Free Europe Research. P. 11. – http://www.osaarchivum.org/files/holdings/300/8/3/pdf/50-5-14.pdf].
Активизация внешнеполитических действий Бухареста и Софии на Балканах была не только проявлением интереса Варшавского блока к ситуации на полуострове и членам НАТО – Греции и Турции, но также являлась свидетельством расширявшегося соперничества коммунистических стран региона за влияние в нём. Достаточно серьезно в усилении взаимодействия с соседями-членами ОВД была заинтересована Югославия, видевшая возможность укрепить собственные позиции не только на международной арене, но и среди стран, являвшихся союзниками СССР по военному пакту.
Белград надеялся на создание неформального «Балканского сообщества» в международной политике таким образом, чтобы с ним считались в политическом, а при определенных условиях, и военном отношении, как на Западе, так и Востоке. Оборонная составляющая подразумевала создание таких условий, при которых в военном конфликте на Балканах решение об участии в нём принималось бы странами региона, а не руководством двух соперничавших блоков или ведущих государств противостоявших пактов. Одновременно Белград надеялся на усиление именно своих позиций, так как участие Югославии в Движении неприсоединения, одним из лидеров которого был И. Броз Тито, давало основание для подобных планов. В этой связи официальные органы информации Югославии в начале февраля 1966 г. всё более активно озвучивали идею трёхстороннего сотрудничества между Белградом, Бухарестом и Софией[492 - Данный факт был отмечен и аналитиками РСЕ: Stankovic S. Yugoslav Paper Stresses Bulgarian-Rumanian-Yugoslav Triangular Cooperation. 15.2.1966. Radio Free Europe Research. Box-Folder-Report 50-5-198. – http://www.osaarchivum.Org/files/holdings/300/8/3/pdf/50-5-198. pdf]. Румынская сторона продолжала проводить собственный внешнеполитический курс, призванный продемонстрировать высокую степень независимости от СССР и его наиболее близких союзников. Изменения в высшем военном руководстве, последовавшие после скоропостижной смерти министра обороны Л. Сэлэжана и заключавшиеся в назначении на этот пост одного из самых молодых (42 года) представителей военного истеблишмента СРР – генерал-полковника И. Ионицэ[493 - И. Ионицэ получил звание генерала армии в 1971 г. и являлся министром обороны Румынии до июня 1976 г., после чего занимал пост вице-премьера правительства (1976–1982 гг.). В 1984 г. он был одним из участников заговора против Н. Чаушеску, который узнал о планировавшейся акции от двух высокопоставленных военных, вовлеченных в переворот. После провала заговора генерал армии И. Ионицэ не был арестован, но находился под негласным наблюдением спецслужб. Он скоропостижно скончался от неожиданно быстро развившегося онкологического заболевания в июле 1987 г. и был похоронен без полагающихся для его воинского звания почестей. См.: Ion Ionita: ?nsemnari //Ziarul Financiar, 23.11., 7.12.2007; Scurtu I. Revolutia Rom?na din decembrie 1989 ?n context international. Bucuresti, 2006.], не повлияли на взятый Бухарестом курс, проявлявшийся в усилении самостоятельности Румынии в рамках ОВД. Примечательным стало озвучивание сущности такой политики высшими представителями румынских военных кругов даже в частных беседах с их коллегами по ОВД – болгарскими офицерами: независимость и недопущение давления со стороны кого бы то ни было, включая Советский Союз или Китай[494 - Доклад на ген. В. Терзиев относно разговори с директора на румънското военно контраразузнаване. 4.11.1966 г. С. 1. – http://bgrod.by.ru/ds60/DS661104bg.pdf]. На этом фоне особое внимание Запада привлекала политика Болгарии в регионе. Попытки Софии добиться особых позиций на Балканах, используя также и свои тесные отношения с Москвой, достаточно болезненно воспринимались Белградом. Для болгарской стороны претензии Югославии на роль регионального лидера были неприемлемы, а постоянно подчеркивавшаяся Белградом идея македонской этнической идентичности не только в рамках югославской союзной государственности, но и в региональном масштабе, вызывала жёсткое сопротивление Софии. Сам «македонский вопрос» продолжал серьезно влиять на межгосударственные и межпартийные отношения Болгарии и Югославии. Осенью 1966 г. эта проблема вновь обострилась, но уже в контексте расширявшейся дипломатической активности Софии. В югославской официальной прессе в сентябре 1966 г. отчётливо проявилось раздражение белградского руководства слишком настойчивыми и явно идущими вразрез с его планами действиями болгарской стороны, стремившейся составить конкуренцию попыткам СФРЮ занять на Балканах признанные в системе международных отношений позиции главного координатора региональных инициатив. В этой связи, София обвинялась в приверженности плану Балканской федерации с целью фактического расширения своего влияния во всей Македонии, включая её югославскую часть[495 - Djoric Lj. Koji treba «makedonske problem»? – Novi zagrijavanje stariteza u bugarski tisak// Vjesnik u srijedu, 14.9.1966. См. также: Stamova M. Makedonsko vpra?anje, Tito in Todor Zivkov (1963–1967)// Prispevki za novej?o zgodovino. Ljubljana 2001. № 1.].
