
Полная версия:
О чём молчат ведьмы
– Да? Но ты же сейчас со мной, – с вызовом сказала Вига. – Или ты забыл о том, что сейчас было?
– Вига… Ты извини. Но давай не будем ничего говорить Стасе. Я очень тебя прошу, – он старался не смотреть на лежащую рядом Вигу. Ему было неудобно, стыдно и противно. Будто он стоит голый на общественной площади.
– Не скажу, не бойся, – Вига вскочила, зло ударила его по макушке рукой и побежала искать платье.
Она нашла его под лестницей. Залезла в какие-то колючки, перепачкалась. Пока вытаскивала платье, оно зацепилось за ветки и треснуло.
– Чёрт! – крикнула Вига, а разглядев, насколько непоправимо испорчен её наряд – дырка оказалась на самом видном месте подола, она топнула в негодовании ногой и ещё раз закричала: – Чёрт-чёрт-чёрт!!!
Она надеялась, что Станислав выйдет на её крики, но он ждал, пока она уйдёт. Вига оделась и сама поднялась к нему.
– Я порвала платье. Ты довезёшь меня до дома? – хмуро спросила она, почему-то тоже боясь встретиться с ним глазами.
– Нет, не довезу, но я сейчас вызову тебе такси, – сказал он, вытаскивая телефон.
И похолодел, увидев сотню пропущенных звонков Стаси. Что он ей скажет? У неё что-то случилось? Сейчас он проводит Вигу и перезвонит.
Та тоже достала телефон и тоже обнаружила пропущенные.
– Стася нас искала, – подытожила она, – чувствую я, что ничем хорошим это не закончится. Зачем я это сделала?! – в отчаянии воскликнула Вига, озвучив вопрос, который крутился и у Стаса в голове.
Он вызвал ей такси, и они сидели, отвернувшись друг от друга, словно два вора, которые украли мешок золота, а оказалось, что в мешке был мусор. И от этого совершённое казалось ещё более противным и бессмысленным. Их немного успокаивало и утешало то, что преступление могло остаться безнаказанным, если они будут держать языки за зубами.
«Единственный человек, который уважал и искренне любил меня, это была Стася. Зачем я так поступила? Ну почему мне так хотелось этого?» – думала Вига, сердясь на Стаса.
А он тихо ненавидел её. «Зачем она разделась? – психовал парень. – Это она виновата. Ведь мне не нравится ни она сама, ни её дурацкие высокомерные манеры. Нет, всё, я больше никогда не изменю Стасе. И решено, я завтра сделаю ей предложение». Этой мыслью утешал себя Стас, когда наконец выпроводил Вигу, посадив её в такси. «Хоть бы завтра она нашла причину не приезжать», – подумал Станислав, глядя вслед уезжавшей машине. И постарался выкинуть Вигу из головы.
Он шёл домой, пытаясь уговорить себя: «Всё это сон, этого не было. Надо забыть и всё. Оправдываться не придётся. Нужно вести себя как ни в чём не бывало». Он попробовал вслух потренироваться, как говорить со Стасей, но голос его дрожал. Когда Станислав чуть-чуть успокоился, он всё же набрал номер телефона Стаси, приготовившись бодрым голосом спросить, что случилось. Но она не отвечала.
Стас звонил ей всю дорогу до дома, писал СМС-ки. Ответа не было. Когда он уже открывал входную дверь, к нему спустилась, зевая, мать. Она запахнула посильнее халат и спросила:
– Ну что, Стасенька тебя нашла?
– А она меня искала? – встревоженно спросил Станислав.
– Да, – растерялась женщина, увидев, как кровь отлила от его лица. – Что случилось, сынок?
– Ты сказала ей, где я? – занервничал он, предчувствуя катастрофу, но всё ещё надеясь на чудо.
– Д-д-да-а-а…
– Чёрт-чёрт-чёрт!!! – повторял он проклятия Виги, стуча кулаком в стену. Его лицо исказилось.
Мать была очень напугана.
– Да что случилось?! Прости меня… Но она тебя искала… И я сказала…
– Мама, ты, кажется, сломала мне жизнь! – закричал он и пошёл мимо застывшей матери к себе в комнату, теперь набирая номер Стаси безостановочно.
«Может, она всё же ничего не знает? И это перед днём её рождения!» – Он ходил по комнате, дёргая себя за волосы, покачиваясь и не понимая, что делать. Ему было страшно, как никогда в жизни.
…Ведьмы занесли Стасю в дом и положили на диван. Лидия нашла полотенце, намочила его и стала вытирать девушке ноги. Урсула приподняла ей голову и заглянула в поблёкшие глаза.
– Стася, ты меня слышишь? – тихо спросила она.
Стася, глядя сквозь неё, мотнула головой.
– Ты должна выжить, Стася. Должна. Это больно, но это не конец света. Стас просто человек, – опустилась перед ней на колени Висия.
– Он подарил тебе крылья. Но он же их и сломал. И всё же они у тебя есть. Им надо только дать зажить, – сказала Урсула, доставая фляжку. – Теперь ты настоящая Ведьма ветра. Первая чаша любви всегда самая сладкая и самая горькая… Отныне только от тебя зависит, сможешь ли ты выпить ещё одну. Захочешь ли. Я не смогла… Пей, ты заживёшь, – она приподняла ей голову и влила в рот жгучий напиток, похожий на тягучую кровь, – пей!
Стася сделала глоток. И по её сосудам заплясал огонь. Она почувствовала, что горит изнутри, как в своём сне. Перед глазами стали расплываться радужные круги, лица стёрлись. Она пыталась привстать.
– Не бойся, – погладила её по голове Висия, – это не убьёт тебя. Просто прижжёт рану, чтобы та быстрее зажила.
Лидия вытащила из маленькой сумочки, висящей у неё на поясе, склянку с мазью и смазала Стасе раны на ногах.
– Спи, Стася, спи, – шептала, гладя её, Урсула.
И постепенно девушка впала в небытие. Словно спала, но слышала, как рядом шептались ведьмы.
– Может, она захочет попытаться простить его? – тихо рассуждала Висия.
– А ты смогла? – спорила с ней Урсула. – Ведь ты же знаешь конец. Простить предавшего, это как пробежать ещё один круг. И вернуться к концу.
– Да, ты права, – зашептала Лидия, – и у Стаси всё будет замечательно. Пусть и не так, как думает она.
Они ещё о чём-то говорили, но девушка уже не слышала их, она крепко заснула, будто провалившись в бездонный колодец…
Глава 32
Проснулась она у себя в постели и первые минуты лежала пустой, незамутнённой, словно тихое лесное озеро, пока вчерашний день всплывал в её сознании. Он появился на поверхности, как нечто страшное, что поднялось со дна разума. Воспоминания запузырились, разлились грязным пятном. Стася нахмурилась, и её лицо исказилось. Неужели это был не сон?
Зазвонил телефон. Она ответила на звонок. Её поздравляли с днём рождения мама и бабушка.
– А что голос такой невесёлый? – спросила Ксения.
– Я только что проснулась, – ответила Стася.
Они пожелали ей отличного праздника. «Это вряд ли, – подумала Стася, – но вам лучше не знать».
Словно после тяжёлого гриппа, она встала и, пошатываясь, пошла в ванную. Сквозь стёкла бил солнечный свет, однако сейчас он ей резал глаза и был невыносим, как во время гриппа. Она без сил села на подоконник, вяло покачивая ногой. Снова зазвонил телефон. Она взяла трубку.
– Стасенька, я люблю тебя, – извиняющимся голосом заговорил Стас, – я не спал всю ночь.
– Мне очень жаль, что ты не спал, – устало сказала Стася.
– Стася, ты всё знаешь?
– Да… Я… Всё… Знаю…
Он молчал какое-то время.
– Мне нет оправдания, – хрипло заговорил он, – но… Я прошу, Стася, прости меня… Если сможешь, прости…
– Стас. Мне очень жаль тебя, и я тебя прощаю…
– Правда? – обрадовался он. – Я так на это надеялся! Стасенька…
– Подожди, я хочу тебе объяснить, – она набрала в лёгкие воздуха, почувствовав, как болит её тело. – Стас… Ты сейчас обращаешься к Стасе, которой больше нет. Она умерла вчера вечером. Я понимаю, что случайно, что никто не хотел… Но ты убил меня. Ты не хотел мне зла, ты просто хотел себе хорошего. И ты вчера это получил. Надеюсь, случившееся стоило того, что сейчас происходит, и тебе хотя бы было хорошо. Я всегда желала тебе счастья. И даже сейчас… Будь счастлив. Но без меня.
– Но, Стася… Я люблю тебя! Как я буду жить без тебя?!
Его слова, словно камни, падающие в воду, оставляли на её душе круги, однако больше не всплывали красивыми цветами на поверхность, как раньше.
– Я прошу тебя, – собрав последние силы, как можно спокойнее сказала девушка, – позаботься о себе. А я позабочусь о себе…
Она отключила телефон и, упёршись лбом в откос окна, заплакала.
Через час, умывшись, Стася спустилась вниз. На диване спали вповалку, прислонившись друг к дружке, Урсула и Лидия. Висии нигде не было. Пройдя мимо спящих ведьм, девушка вышла на веранду. Её всё ещё знобило. Она смотрела на мир, окружавший её, словно на незнакомый. Цветы, деревья, небо… Какое всё яркое, новое, неродное… Чужая планета. Где-то в душе у неё до сих пор тлела слабая маленькая отчаянная надежда вернуть прошлое. Но, оборачиваясь назад, она видела только взорванный чёрный космос. Все те ниточки, которые привязывали её к прошлому миру, были оборваны.
Стася спустилась по ступенькам и шла так, словно ходила впервые. Она с удивлением прислушивалась к новым ощущениям: шершавым камням, касаниям травы, мягкости листьев. Выйдя за калитку, она двинулась к морю. Она шла медленно, измученно. Дойдя до настила, села, отдышалась, потрогала гладкие тёплые доски, зачерпнула пригоршню песка… Потом подошла к морю и долго вглядывалась в его зелёную воду. Стася смотрела, как качаются волны, и покачивалась им в такт, это её убаюкивало. Волны настороженно плескались у её ног и не узнавали, не принимали эту незнакомку, похожую на Стасю. У этой девушки кожа была кислой, голос тусклым, и даже пахла она иначе – красными гвоздиками, холодным дождём и горечью. Это был запах расставания и печали. Море хорошо знало его: им пахла кожа тех, кто бросался в него и больше не боролся. И море принимало их выбор. А потом оно аккуратно выносило на берег их уставшие тела.
Стася зашла в воду и почувствовала всю соль земли. Море обожгло её израненные вчера ноги, но пекло и сердце. Одним рывком её пропорола острая боль навалившегося воспоминания. Стася осела, рухнув, как подточенный водой детский замок из песка, и опять зарыдала. Солёная вода снаружи, солёная вода внутри. Давление между внутренним и внешним мирами выровнялось, и боль распирала не так адски. Душа просто тлела, как тлеет под землёй горящий торф. Медленно, мучительно. Неизбежно.
Долго Стася была в море, и, когда вернулась в дом, ведьмы уже проснулись. Она решила напоить их чаем. Вынесла на веранду посуду, сделала сэндвичи и принесла найденную на кухне в столе плитку тёмного шоколада.
Подруги молча сидели втроём за столом, и было слышно лишь, как звенят ложечки о чашки, когда они размешивают сахар.
– А где Висия? – спросила Стася.
– Она скоро придёт, – уклончиво ответила Лидия.
– Хотите шоколада? – предложила Стася, развернув плитку. – Только он чёрный. Я такой не люблю…
Лидия протянула руку, отломила кусочек и поднесла к лицу, вдохнув его запах.
– Знаешь, – сказала она, – лишь когда я пережила разочарование в любви, начала любить горький шоколад. Моя первая любовь – навсегда с его вкусом… В детстве я обожала молочный шоколад. Само детское счастье было его вкуса. Но горький вызывал у меня непонимание – как такое можно любить?! Что за обман надежд, иллюзия? Как это может носить гордое сладкое имя – шоколад?! И только с возрастом ты начинаешь понимать его вкус. Насыщенные густые аристократические ноты шоколада с тонкой выразительной горчинкой. Он, как сама взрослая жизнь, – яркий, ошеломляющий, с чётким привкусом амертюма бытия. Я люблю жизнь. Но после первой любви она для меня теперь всегда с привкусом горького шоколада.
– Да, – сказала Урсула. – Жизнь полна неожиданностей. Она будто полка с книгами. Никогда не знаешь, что переживёшь, читая следующую главу. Мы выбираем по обложке и первым главам, но порой в книге всё складывается не так, как ожидали. И тогда надо поменять книгу. Надо жить дальше, понимая, что завтра ты можешь прочесть самую чудесную историю своей жизни, даже если сегодня листаешь хоррор. Всё перемелется, Стася, поверь. И очень скоро. Все раны в итоге заживают.
Скрипнула калитка, и среди кустов появилась Висия. Оказывается, она ходила в посёлок и принесла Стасе большой красивый торт. Висия поднялась на веранду и, водрузив на стол коробку, сняла с неё крышку.
– 20 лет – вся жизнь впереди! – сказала она. – Проведи этот праздник одна. Или ты хочешь, чтобы мы остались?
– Нет, пожалуй, я действительно хочу побыть одна, – подумав, ответила Стася. – Не бойтесь, со мной ничего не случится. И спасибо вам. За всё!
Ведьмы встали, собрали вещи, ещё раз поздравили Стасю с днём рождения и отправились к себе в избушку.
Проводив их, девушка опустилась в кресло-качалку и, опустошённая, сидела, глядя на море. Она сходила в дом, налила себе бокал вина, найденного в чулане, принесла большую ложку и, пододвинув торт поближе, сказала сама себе: «С днём рождения тебя, Стася». И стала есть торт ложкой, прямо из коробки, запивая вином.
Опять зазвонил телефон. Это была мать Станислава. Стася подняла трубку.
– Стасенька, девочка! Сын мне всё рассказал… Это ужасно. Прости его! Он так мучается! Места себе не находит… Я прошу тебя, как мать. Он обещает, что больше этого не повторится!
– Я знаю, что не повторится… Я не допущу.
– Но вы были такой красивой парой! Он тебя так любит… – растерянно повторяла женщина.
– Нет, вы ошибаетесь. Он не любит меня. Если бы любил, он бы так не сделал…
– Ты ещё слишком молода… Мужчины просто другие…
– Мужчины, женщины… Все мы одинаковы. Когда любят, не предают…
– Это в тебе говорит юношеский максимализм… У Стаса было помутнение…
– Знаете, я устала, – тихо сказала Стася. И положила трубку.
Она так и просидела до темноты, а потом зажгла огни в саду и пошла на маяк. Поднявшись в нему, опять решилась взобраться на самый верх.
Стася медленно восходила по лестнице, и эхо её шагов гулко отражалось от стен маяка. Выбравшись на балкон, она подошла к парапету. Её окружала темнота. Внизу глухо шумело море, но его не было видно. Словно Стасю погрузили в чернила. Только огни посёлка светились слева. Их далёкий свет делал ей больно, будто они все принадлежали Стасу. Она отвернулась от них, чтобы не видеть и не думать…
Сухой ветер трепал ей волосы, и на неё опять навалилась вселенская тяжесть. Она смотрела вниз, пытаясь разглядеть воду. Рядом с ней на парапет села чайка. Птица долго глядела на Стасю, потом, печально крикнув, исчезла в темноте. «Вот бы скинуться сейчас за ней и всё закончить!» – подумала Стася и сама испугалась этой мысли, отпрянула к двери. На дрожащих ногах она спустилась вниз, зажгла огни маяка, вышла, закрыв дверь, и вскрикнула, когда её обнял кто-то.
Это был Стас. Его машина стояла неподалёку с зажжёнными фарами.
– Стася, ну прости меня. Прошу! – он еле сдерживал слёзы.
Она высвободилась из его объятий и сказала, глядя на его осунувшееся лицо:
– Зачем ты мучаешь меня?
– Я? Я просто хочу быть с тобой. Я борюсь за тебя! И я докажу тебе свою любовь!
– За меня не надо бороться. И доказывать любовь не надо. Это не теорема. Она либо есть, либо её нет.
Стася шагнула к лестнице.
– Но я не хочу тебя отпускать! – сказал он и, схватив её за руку, попытался поцеловать.
А девушка смотрела на него с таким ужасом и даже, как ему показалось, омерзением, что он бессильно отпустил её.
– Стася, ты такая жестокая…
– Нет. Я просто другая. Уезжай. Ты делаешь мне сейчас больно…
Она решительно зашагала вниз.
– У меня есть шанс всё исправить? – крикнул он ей вслед.
– Не знаю, – честно ответила она и скрылась в темноте.
Когда Стася вернулась домой, открыла ноутбук и заглянула в почту, она увидела очень много писем с поздравлениями. И первое было от Виги. Сначала Стася хотела сразу стереть его, но зачем-то открыла.
Это было длинное письмо. Вига извинялась и корила себя, она писала, как любит подругу, что хочет восстановить их дружбу и что «когда-нибудь Стася поймёт её и простит…»
Прочитав послание, от которого ей не стало легче, Стася пообещала себе, что никогда больше не будет читать писем от людей, сделавших ей больно. Легче от таких извинений не становится, они вызвали в Стасе чувство стыда. За поступок Виги и за то, что она думала, будто после произошедшего можно, как в детстве, сцепиться мизинцами, прикоснуться лбами и произнести заветное: «Мирись-мирись-мирись и больше не дерись…» И всё. Всё будет забыто…
Стася опять смотрела невидящими глазами на лампочки в саду и вдруг, вспомнив совет Лидии, принесла лист бумаги, ручку и стала писать письмо.
«Подруге, предавшей меня» – вывела Стася начало.
Спасибо тебе за то, что ты была в моей жизни. Нас связывали тысячи приятных воспоминаний. И я, действительно, всегда считала тебя лучшей своей подругой. Нет, даже, скорее, единственной. Спасибо тебе за тот урок, который ты мне преподнесла, хоть он и был самым жестоким за всю мою жизнь. Надеюсь, я чему-то научилась. Но то, что он меня изменил навсегда, – это точно. Наверное, я буду иногда вспоминать наши вечерние прогулки и искренние посиделки, когда мы могли рассказать друг другу абсолютно всё. Я буду вспоминать наши телефонные разговоры и переписку до самого утра. Буду иногда думать о наших шутках, которые понимали только мы… Я буду всё это помнить с чувством большого сожаления. Но всё кончено. Прощай. И пусть тебя окружают те, кого ты достойна.
Закончив письмо, Стася снова заплакала, и слёзы, скатываясь по носу, закапали на текст, размывая буквы… Но этими слезами ей не дали насладиться в одиночестве. Позвонила Катарина – её ночная собеседница. Она хотела поздравить Стасю с днём рождения, но, услышав её голос, воскликнула:
– Что случилось?! Что-то с бабушкой?!
– Нет, – ответила упавшим тоном Стася.
И вдруг её прорвало. Она говорила и говорила. О Виге, о Станиславе. О своей любви, о предательстве… А Катарина её внимательно слушала и сочувствовала.
– Ты слишком добрая, Стася, я бы их поколотила прямо там, – возмущённо сказала Катарина. Она долго не могла успокоиться и ругала Вигу и Стаса последними словами.
Закончив разговор, Стася потушила огни и пошла спать. Но так и пролежала всю ночь, глядя воспалёнными глазами в потолок. Иногда на неё накатывали рыдания, в эту ночь было много слёз: то слёзы обиды, то бессилия, то одиночества и горечи.
Глава 33
Утром Стася еле открыла опухшие глаза, нашла написанное вчера письмо Виге и, не перечитывая, сожгла его. В конце концов, она ведь сказала ей, что хотела. Но той необязательно было это знать.
…Последующие дни перемешались между собой, как краски в акварели. Но побеждала везде чёрная. Стасе хватало сил лишь позвонить бабушке, чтобы узнать о состоянии её здоровья. Старая Ксения чувствовала, что с внучкой что-то происходит, но та объясняла, что на день рождения сильно простыла и теперь лечится…
К Стасе приходили ведьмы, пару раз приезжал Стас, заезжала Вига, ещё пыталась поговорить мать Станислава… Но она упрямо никого не пускала, ни с кем не общалась и только говорила через дверь, чтобы её оставили в покое. Никогда Медовая бухта не казалась Стасе такой многолюдной. Люди утомляли её, у неё не было сил ни слушать их, ни разговаривать с ними.
Лишь под покровом ночи она выходила к морю. Непричёсанная, унылая. У воды скидывала одежду и шла купаться. Темноты она больше не боялась. Скорее, чувствовала себя в ней защищённой.
Стася заныривала под воду и открывала глаза. В этой кромешной черноте она вглядывалась в подводное пространство, доводя себя до абсолютного изнеможения, пока животный инстинкт не выбрасывал её хрупкое тело на поверхность, где она вдыхала полной грудью кислород. И только в это короткое мгновение ей казалось, что она живёт. Потом всё вокруг снова становилось мутным.
Через неделю, когда Стася разговаривала с бабушкой, девушке вдруг очень захотелось обнять её и всё-всё ей рассказать. Она пообещала Ксении приехать завтра.
– Не надо, не приезжай, прошу! – засопротивлялась Старая Ксения. – Я плохо выгляжу и не хочу, чтобы ты меня лицезрела такой.
– Но я очень хочу увидеться. Я всё же приеду, завтра после обеда, – пообещала Стася.
Она взглянула в маленькое зеркальце, висящее в тёмном углу кухни, и содрогнулась: осунувшееся лицо, чёрные круги под глазами, спутанные волосы. Как давно она ела? Она уже и не помнила… Оглянувшись вокруг, ужаснулась ещё больше – никогда дом не выглядел таким грязным и неухоженным.
Стася зажгла везде свет, достала тазы, тряпки и стала драить всё вокруг. До самого рассвета она приводила в порядок каждый уголок в доме. В рассветной мгле пошла в огород – там в теплице сохли помидоры. Она срочно полила их и собрала зрелые плоды. На грядках набрала корзину огурцов, настригла зелени. Сняла созревшие кабачки.
Вернувшись в дом, пошла в ванную и долго мылась под душем, оттирая с себя грязь и печаль. Солнце только-только поднялось, но уже пекло, предрекая жару. Стася скинула с влажных волос полотенце на плечи и в одном халатике босиком пошла к морю.
Тихая вода ласково и радостно шуршала у её ног. Море, узнав Стасю, пыталось прикоснуться к ней, целуя её ноги. Стася бросила полотенце на песок и присела на него, теребя пятернёй волосы, чтобы высушить их быстрее. Она закрыла глаза от слепящего низкого утреннего солнца, которое приятно щекотало ей пятки, игриво дразня солнечными зайчиками. От лучей море снова стало всё сплошь золотисто-янтарным.
– Я люблю тебя, Медовая бухта, – тихо сказала Стася и, утомлённая, вытянулась на полотенце, нежась в тёплых потоках.
…Она была чайкой и летела над безбрежным морем. Низко-низко, задевая иногда белым крылом воду. Море, покрытое мелкой рябью, время от времени обдавало её свежими солёными брызгами. Капли, попадая ей прямо на сердце, привычно жгли рану. Она всё летела и летела, махая большими крыльями, чувствуя в них приятную усталость. Стася подлетела к берегу и поднялась высоко под облака. Она кружила над лесом и проводами высоковольтных вышек. Под ней замелькали домики и маленькие, словно игрушечные пупсы, люди. Где-то там, среди них были Вига, мама, Станислав… Как же они далеки от неё! Они там, внизу… Любили, страдали, обманывали, мучились… Пусть они живут, как хотят. Пусть… А ей было привольно здесь, в вышине, в другом мире, и в людской возвращаться не хотелось. Ветер шумел в ушах, ласкал ей крылышки, солнечные лучи грели белую спинку, и она, подхваченная потоком, наконец застыла, расслабилась, уносимая воздушными волнами туда, за облака, в бескрайнюю обитель спокойствия.
…Очнулась Стася лёжа на берегу. Над ней, вскрикивая и переговариваясь, носились стрижи, хватавшие утреннюю мошкару. Стася долго непонимающе на них глядела.
Это был сон? Она, приподнявшись, осмотрелась. Песок вокруг усеян следами чаек. Или это была явь? Она не знала. Девушка встала, все её мышцы болели. Но на сердце осталась та лёгкость, которую она испытала в измотавшем её физически и всё же таком прекрасном полёте. Пожар в душе закончился. Его залило морской водой и остудило ветром. На его месте зияла пустошь. И пускать на неё Стасе больше никого не хотелось. Она уже не обижалась, не злилась, не ревновала… Пусть все будут счастливы, но где-то в параллельной с ней Вселенной. Пусть не пересекаются, не трогают, не касаются, не тормошат её собственный мир. Он широкий и чистый, как безбрежное небо, и Стася одна здесь хозяйка.
Рана покрылась коркой, и откуда-то появились силы. Стася встала, взяла полотенце и направилась в дом, легко ступая по песку, словно паря над ним. В саду она нарвала цветов и начала собираться в город.
Перед самым выходом взглянула в зеркало и опешила. За эту неделю она очень сильно изменилась. Черты заострились, но само лицо стало красивее, взрослее. Только взгляд теперь был чуть жёстче и собраннее – будто она смотрела на полыхающий огонь. Тело Стаси налилось, стало грациозным…
Есть что-то невероятно волшебное в молодой женщине. Как в розе, которая только раскрылась, ещё не обнажив и не показав миру бутон, но уже распустив первые лепестки. На Стасе была лёгкая молочная блузка и голубой костюм. Когда-то, в прошлой жизни, она купила их, чтобы встретить свой двадцатый день рождения с любимым. Как давно это было! Много световых лет назад… Это был первый дорогой костюм в её жизни, и он ей очень шёл. Никогда Стася не выглядела лучше. Она надела белые лодочки, перекинула через плечо сумочку и решительно вышла из дома, подхватив букет.
Стася быстро взобралась по лестнице и, наслаждаясь свежим воздухом пустоши, направилась к лесу. Вступив под сень деревьев, она вспомнила, как вместе с матерью и бабушкой ещё недавно они шли здесь на ярмарку. Снова представив карусели и весёлую Агнию, Стася улыбнулась.
Когда показался посёлок, она замедлила шаги, думая только о том, чтобы, не встретив Стаса или кого-то из его друзей, добраться до остановки. Вдруг Стасю осенила мысль: «Мне надо купить машину, теперь я зарабатываю достаточно и уж недорогую могу себе позволить. И тогда я буду проезжать по верхней дороге, минуя посёлок. Пусть и делая небольшую петлю. На пустоши следует только свернуть к ферме Януша и там выехать на трассу». Она мысленно начертила карту и набросала путь – крюк получался незначительный… Водить она умела благодаря Виге, та несколько лет назад пошла учиться на курсы и уговорила Стасю пойти с ней за компанию. «Вот спасибо тебе за это, бывшая подруга», – подумала Стася.