![Год 1914-й. Пора отмщения](/covers/69519238.jpg)
Полная версия:
Год 1914-й. Пора отмщения
Но ничего такого офицер Второго Бюро диким славянским варварам говорить не стал.
– Вы можете быть уверен, что я доложу о ваш проблема в Париж, – твердо произнес он, – и там обязательно придумают, как вам помочь. Вы только сделайте свое дело, а мы будем делать свое. А сейчас давайте закончим наш разговор и пойдем слушать ваш замечательный русский романс, потому что это очень красиво.
Семьсот сороковой день в мире Содома. Поздний вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Терпения.
Полковник службы безопасности Бригитта Бергман и Владимир Ильич Ульянов-Ленин
– Это просто архиомерзительно! – воскликнул Ильич, когда Бригитта Бергман закрыла просмотровое окно. – Царь Николай, конечно, не самый лучший правитель для России, но эти, которые сейчас так непринужденно сговаривались о его убийстве, оказались стократ хуже. А этот Гучков, каков гусь – политической гибкости ему захотелось!
– Гучков – типичный представитель своего класса, жадный и неумный, – сказала Бригитта Бергман. – Умные держатся от этого зловонного дела в стороне. Впрочем, в той компании хороши все, за исключением месье Боссе, который никого не предает, а просто честно выполняет приказы своего безумного руководства. Вот тут простор для проявления политической гибкости со стороны товарища Серегина просто необыкновенный, потому что он ничего этим людям не должен и ничего им не обещал. На первых порах он не хотел выступать на стороне кайзера Вильгельма даже на Западном фронте, поскольку такого хода не поняли бы его русские и сербские союзники, но это препятствие будет устранено после того, как под русским царем и его царицей по приказу французских властей взорвется бомба. И вот тогда французские Ротшильды и служащие им продажные политиканы поймут, что раньше было совсем не плохо, а настоящий ужас наступил только сейчас.
– И вы, товарищ Бергман, конечно же, чрезвычайно довольны таким исходом событий? – воскликнул товарищ Ульянов-Ленин, фирменным жестом заложив большие пальцы рук за проймы жилета.
Та в ответ посмотрела на вождя мировой революции своим пронизывающим профессиональным взглядом, от которого тому стала не по себе, и ответила:
– Конечно же, я довольна тем, что товарищ Серегин собирается взять шефство над местной Германией, ибо немцы вашего мира для меня люди не чужие. Там, на Западном фронте, в окопе сидит мой отец Пауль Бергман, а моя мать Мария трудится работницей на швейной фабрике. Я чувствую сродство не только со своими родителями, но и со всеми прочими своими соотечественниками, и чрезвычайно рада, что теперь их будущее изменится, и ужас нацизма никогда не наступит на немецкой земле. И то же самое, только не так остро, чувствуют и другие Верные тевтонского происхождения. Я – одна из них, а потому услышала их облегченный вздох в тот момент, когда наш Патрон сообщил, что собирается позвать кайзера Вильгельма в свои вассалы. Но вам, наверное, этого не понять, ведь вы считаете себя человеком мира и не ощущаете своего родства ни с одним народом.
– Да, – с вызовом ответил Ильич, – не ощущаю, ибо детство мое было наполнено издевательствами и насмешками. Да вы и сами об этом знаете. С одной стороны, в моей семье мордва и крещеные калмыки, с другой, обрусевшие немцы да шведы. Вот и получился Володя Ульянов без роду без племени. Несмотря на то, что мой отец выслужил очень высокий чин, дающий наследственное дворянство, симбирское общество не считало нашу семью за ровню, и в свои гимназические годы я ощутил это на собственной шкуре. Детки купцов и чиновников относились ко мне с оскорбительным пренебрежением, как к сыну выскочки и «калмыку», и единственное, чем я мог утереть им нос, это своим отличием в учебе. Вы даже представить себе не можете, как я их тогда ненавидел…
– Симбирское общество, в котором вращалась ваша семья, было ничуть не лучше того, что мы с вами сейчас наблюдали через просмотровое окно, только губернского, а не столичного масштаба, – назидательно сказала Бригитта Бергман. – К русскому или какому другому народу эти люди не имеют никакого отношения, поскольку они – не более чем грязная пена над людской массой. Стоит подуть ветру перемен – и вы не найдете от них и следа. При этом и ваш знакомец детства Саша Керенский тоже где-то среди заговорщиков, только пока не на первых и не на вторых, а на третьих-четвертых ролях. Кстати, то, что мы сегодня видели, принципиально ничем не отличается от того, как вели себя некоторые ваши высокопоставленные партийцы, тоже склонные к заговорам, переворотам и убийствам своих лидеров. В этом ряду и весьма сомнительное покушение на вас в восемнадцатом году, и загадочная смерть вашего ученика товарища Кобы, и та мерзость, которую учинил товарищ Хрущев над его памятью, и то, как несколько раз пытались свергнуть самого товарища Хрущева. Но самая главная катастрофа случилась тогда, когда ваша разложившая партия предала коммунистическую идею, сдала позиции и растворилась в пространстве, как будто ее не было, потому что изменниками дела большевизма оказалось даже ее высшее руководство.
– Тут вы правы, товарищ Бергман, – вздохнул Ульянов-Ленин. – Теперь мне очевидно, что сама по себе, только от одной перемены социальной формации, человеческая сущность совершенно не меняется. Чтобы создать нового коммунистического человека, требуется приложить огромное количество труда, а не надеяться, что он появится сам собой.
– Коммунистические люди в вашем новом обществе были, а иначе Советская Россия под руководством товарища Кобы не смогла бы победить Третий Рейх Адольфа Гитлера, – убежденно произнесла Бригитта Бергман. – Но, к сожалению не они определяли у вас политику партии и правительства, ибо им совершенно несвойственно стремиться к власти любой ценой. Однако их антиподы обладают проникающими свойствами жидкого гелия и способны пробраться во все уголки властной машины, вытесняя оттуда настоящих большевиков – иногда просто по возрасту, а иногда путем доносов и интриг. Вон, ваш товарищ Горбачев: сделал большую карьеру – от рядового сперматозоида, каких миллионы, до Генерального Секретаря Коммунистической Партии Советского Союза…
– Уели вы меня, товарищ Бергман, уели! – засмеялся Ильич мелким дребезжащим смехом. – Воистину такой человек всю жизнь остается сперматозоидом, не меняя своих повадок. Впрочем, товарищ Серегин уже имел со мной множественные беседы с цель организации в партии механизмов, которые не допустят ее повреждения этими двуногими жуками-короедами. И мы по этому поводу обязательно что-нибудь придумаем, не можем не придумать. К этому нас побуждает мир товарища Половцева, где к началу двадцать первого века партия большевиков сохранилась во вполне дееспособном состоянии и продолжает высоко держать алое знамя дела Ленина-Сталина. Наверное, и в самом деле необходимо отодвинуть Маркса с Энгельсом на позиции идейных предшественников, вроде социалистов-утопистов, и вместо их идейного багажа сомнительного мелкобуржуазного происхождения использовать наработки мира товарища Половцева и самого товарища Серегина, создавшего из своих Верных воистину коммунистическое общество.
– В таком случае, – хмыкнула Бригитта Бергман, – вам необходимо как можно скорее выводить на позиции лидера партии товарища Кобу с его харизмой вождя. Именно он сможет призвать под знамена только Верных, и больше никого, а кроме того, вас эта роль убьет за пару-тройку лет, а его хватит ровно настолько, сколько будет действовать заклинание перманентной регенерации.
– Я это уже понял, товарищ Бергман, – вздохнул вождь мирового пролетариата. – И, хоть с неодолимой силой тянет меня залезть на трибуну и прокричать оттуда: «Социалистическая революция свершилась, товарищи, а теперь бабам цветы, а детям мороженое!», но пожить подольше при этом тоже хочется. Товарищ Лилия совершенно определенно сказала, что если я буду вести тот же образ жизни, что и в так называемом Основном Потоке, то мне не поможет даже самое мощное заклинание регенерации, ибо непрерывное разрушающее воздействие будет превосходить способность организма к восстановлению. Нет уж, я пас, при таких медицинских показаниях лучше заняться чисто теоретической работой или занять какую-нибудь тихую и незаметную должность. Товарищ Ольга уже говорила, что после своего воцарения хочет предложить мне пост министра труда и социального развития.
Бригитта Бергман еще раз внимательно посмотрела на него и сказала:
– Вот это, товарищ Ленин, будет наилучший вариант. А сейчас нам необходимо доложить обо всем товарищу Верховному Главнокомандующему, ибо информация, которую мы узнали, не терпит отлагательств.
Полчаса спустя. Заброшенный город в Высоком Лесу, площадка для танцулек.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Известие о том, что покушение на царя Николая состоится уже завтра, застало меня средь шумного бала, то есть на танцульках. Я с Елизаветой Дмитриевной, Михаил Александрович с Коброй, Ольга, Татьяна и Коба сидели за соседними столиками и смотрели, как отрывается наша молодежь. При этом было видно, что Ольга смотрит на происходящее абсолютно спокойно, время от времени перешептываясь со своим кавалером, а вот Татьяну так и подмывает сорваться с места и кинуться в самую гущу пар, отплясывающих акробатический рок-н-ролл. Но, к ее сожалению, и положение царской дочери заставляет игнорировать подобные развлечения, и физическая подготовка у нее еще совсем не та, и надежного партнера, который бы подкинул ее в воздух, а потом не забыл поймать, поблизости тоже не наблюдается. Костя Рокоссовский далеко, да и совсем не факт, что у них что-то срастется.
Тут же, совсем неподалеку, за столиком расположились проходящие курс омоложения и оздоровления британский король Эдуард, королева Александра и дочь их Виктория. Кавалером у нас Тори еще не обзавелась (да и куда ей спешить), а вот ее папаша, отвернувшись от поджимающей губы половины, с завистью смотрит туда, где сидит изрядно помолодевший японский микадо Муцухито в окружении сразу трех бывших мясных, похожих на ярких экзотических птиц. Всеми делами в Японии тысяча девятьсот пятого года заправляет маркиз Ито Хиробуми, а потомок богов взял длительный отпуск – не только на поправку здоровья, но и для укрепления нервов, расшатанных долгим правлением. Он – один из немногих, кто в состоянии проживать в башне Власти и не иметь от этого никаких неприятных последствий.
И вот в этот благостный, можно сказать, момент, прямо возле нас из портала появляется Бригитта Бергман, а с ней – весь какой-то встрепанный Ильич. Вообще-то такие мгновенные перемещения внутри Запретного города считаются у нас нежелательными (исключение сделано только для Лилии, которая сама устанавливает себе правила), но я подумал, что, видимо, на этот раз в связи со срочностью информации Дух Города дал нашей Снежной Королеве разрешение на такую эскападу.
Появившись из портала, Бригитта Бергман останавливается, осматривается, а потом решительным шагом направляется в мою сторону, имея позади едва поспевающего за ней товарища Ульянова-Ленина.
– Товарищ Верховный Главнокомандующий, – негромко, но четко сказала наша начальник Службы Безопасности, – нам только что стало известно, что попытка убийства русского царя состоится уже завтра в десять часов утра по Петербуржскому времени. У Императорского павильона Царскосельского вокзала, куда прибудет поезд из Царского Села, некоторое время назад под видом ремонтных работ был заложен мощный тротиловый фугас с электрической детонацией. Как считают сами заговорщики, мощности фугаса вполне достаточно для того, чтобы полностью уничтожить царский вагон и убить всех, кто находится внутри.
– Да, товарищ Серегин! – воскликнул Ильич. – Примерно часом ранее мы имели честь наблюдать восхитительнейший гадюшник, просто набитый самыми разнообразными ядовитыми тварями, которых нынешний царь умудрился пригреть на своей груди. На фоне этого человеческого серпентария мы, большевики, выглядим просто душками.
– Душками, – сказал я, – вы станете только после того, как из ваших рядов будут вырваны все большие и маленькие Зиновьевы, Троцкие и Свердловы. Говоря об этом, я имею в виду только идею национальной исключительности, впитанную этими людьми с молоком матери. Такие умонастроения отдельных ваших товарищей прямо противоречат большевистской установке на создание партии трудящихся, не разделенной на секции по признакам нации, вероисповедания или рода занятий. Любой иной путь рано или поздно приведет вас к развоплощению, распаду и окончательному краху. Впрочем, в настоящий момент будущее большевистской партии – это отнюдь не первоочередная тема нашего разговора. Сейчас необходимо срочно собрать всех причастных и выработать конкретный план действий, так как времени до решающего момента у нас осталось всего ничего. А потом события поскачут галопом, только успевай махать шашкой направо и налево. По счастью, большая часть необходимых людей находятся прямо здесь, и за ними не придется далеко ходить. Кого тут не хватает – так это лишь Димы-Колдуна, ибо мальчик в соответствии со своим возрастом уже отправился спать.
Впрочем, те, кого я имел в виду, и без дополнительных подсказок поняли, что внезапное появление Бригитты Бергман на пару с Ильичом означает, что роковой перелом, который мы обсуждали накануне, наступит в самой ближайшей перспективе. Невидимые слуги сдвинули столики, и мы прямо на месте устроили импровизированное совещание. Выслушав сообщение моей начальницы службы безопасности, Ольга сразу стала как-то по-особенному суха и деловита, и я понял, что сейчас я вижу будущую Ольгу-императрицу, мать Отечества и любимицу всего многонационального российского народа.
– ПапА и МамА, скорее всего, уже спят, – сказала она, глянув на амулет, показывавший время и в Тридесятом царстве и в Петербурге четырнадцатого года, – но будить их по такому поводу и можно, и нужно. Я сама свяжусь с ними и объясню ситуацию, а уж вы обеспечите их прибытие на наш срочный консилиум. Конечно, было бы желательно переместиться в ваш кабинет, но на это, насколько я понимаю, совершенно нет времени.
– Вы все правильно понимаете, Ольга, – ответил я. – Идти туда ногами действительно слишком долго, а прыгать через порталы туда-сюда в Запретном городе у нас считается неправильным. И еще. Александра Федоровна нам здесь не нужна; если не она не захочет принимать участия в завтрашней операции, пусть скажется больной, и это не вызовет у шпионов Гучкова никаких подозрений, ибо в прежние времена ваша маман чаще болела, чем чувствовала себя здоровой. Зато вместе с Николаем Александровичем нам здесь нужен будет начальник его охраны полковник Спиридович. Ведь это ему и его людям первыми, еще до нашего прибытия, предстоит вплотную столкнуться с заговорщиками, и при этом не понести ненужных потерь. Готовить для охраны такие же амулеты, как и для вас всех, у нас просто нет времени.
– Как минимум два офицера охраны должны находиться рядом с ПапА и МамА в тот момент, когда они будут выходить из вагона, – сказала Татьяна, пока Ольга через «портрет» мысленно связывалась со своими родителями. – Если их не будет, у дяди Кира, чтоб его черти насмерть заели, сразу возникнет мысль, что что-то идет совсем не так, как они планировали.
– Насколько я понимаю в этом вопросе, – хмыкнула Кобра, – для телохранителей, непосредственно обеспечивающих безопасность Николая Александровича и Александры Федоровны, можно быстро изготовить упрощенные амулеты без внешней подпитки, с одноразовым заклинанием стасиса, синхронизированные с амулетом одной из охраняемых персон. Их наш Дима с утра сможет сделать, можно сказать, на коленке. Простейшая же конструкция. Всем остальным чинам охраны следует держаться от эпицентра взрыва как можно дальше, и начать действовать только после того, как заговорщики проявят свой звериный оскал.
– Это интересная мысль, – сказал я. – И вот еще что. Остальным людям Спиридовича следует выдать бронежилеты производства «Неумолимого», а группу захвата для блезиру необходимо одеть в защитные штурмовые комплекты со штурмоносца Елизаветы Дмитриевны. Атрибутика там вся правильная, имперско-российская. В сорок первом году такое применять нежелательно, а тут пойдет просто за милую душу.
– И нас с Ольгой вы тоже хотите одеть в штурмовые комплекты? – ужаснулась Татьяна, прижав ладони к щекам. – Но это же неприлично!
– Прилично-прилично, – вместо меня ответила Кобра, – а неприлично будет, если у одной их вас во время перестрелки сработает заклинание стасиса, и вы застынете в какой-нибудь дурацкой позе, пока не придет Дима и не снимет заклинание. В конце концов, я же не стесняюсь того факта, что у меня тоже две ноги, как и у всех остальных людей, и вам тоже рано или поздно придется преодолеть этот мысленный барьер. Платья хороши на балах, а для походов ничего лучше штанов еще не придумали.
– А неужто мы будем в походе? – недоумевая, спросила Татьяна.
– Да, мы будем в походе, Тата, потому что дядя Кир – это еще тот вражина, – вместо нас ответила Ольга, засовывая «портрет» отца в кармашек платья и добавила: – ПапА и МамА сообщили, что вместе с полковником Спиридовичем они будут готовы минут через сорок. Тогда вы, Сергей Сергеевич, сможете их забрать из Царского Села сюда. И это время, как я думаю, лучше потратить на то, чтобы ножками-ножками переместиться в ваш кабинет в башне Силы, ибо мизансцена тут несколько неподходящая для серьезного разговора. А это важно.
– Так и есть, Ольга, – согласился я. – Если Николай Александрович и Александра Федоровна нас уже знают и понимают, что мы серьезны в любой обстановке, то господина Спиридовича в этом еще придется убеждать, а на такое у нас сейчас просто нет времени. Идемте, товарищи.
Сорок пять минут спустя. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Мы успели как раз вовремя. Едва я вошел в свой кабинет и там вспыхнул парадный свет вместо дежурного, как Ольга достала из кармашка «портрет» Николая Александровича и сказала:
– Сергей Сергеевич, они готовы, открывайте портал.
Войдя ко мне в кабинет, гости зажмурились. По ту сторону портала, пока он не закрылся, было видно полутемное помещение, озаренное только газовыми, или весьма маломощными, электрическими светильниками, а у меня магическое освещение сияло как в солнечный полдень. Оставляя императрице Дагмаре Бахчисарайский дворец, я перенес в Тридесятое царство всю натуральную обстановку того кабинета, заменив ею точную магическую имитацию. Все-таки мне хочется сидеть на настоящих стульях за настоящим столом, а не использовать с этой целью овеществленные заклинания. Дух Города немного поворчал в ответ на эти требования и… подчинился.
– Итак, – сказал я, когда глаза гостей привыкли к яркому свету, и они расселись за столом, – сейчас у нас состоится Военный Совет, вы сами знаете по какому поводу. Заговорщики решились перейти Рубикон, у нас тоже все готово для ответного хода. Госпожа полковник, вам слово.
Бригитта Бергман четко и ясно изложила суть дела, особо акцентируясь на ролях господина Гучкова (французская команда) и Великого князя Кирилла Владимировича (британский протеже). Потом, немного подумав, она добавила, что в феврале семнадцатого расстановка сил была похожей, и, более того, царь Кирюха арестовал царское семейство еще до отречения императора Николая, что само по себе было актом государственной измены.
Николай Александрович слушал мою начальницу службы безопасности спокойно, ибо был хорошо осведомлен о планах обитателей санкт-петербургской великосветской клоаки, а вот Александре Федоровне было при этом рассказе не по себе. Она нервически подергивалась, кусала губы и, кажется, даже хотела заткнуть руками уши, что в нашем обществе было бы совсем неприлично.
– Ники! – воскликнула она. – Вот видишь, до чего довела твоя мягкотелость! Если бы ты еще два года назад бросил в тюрьму этого мерзкого Гучкова по обвинению в Оскорблении Величеств, то ни сейчас, ни тем более в семнадцатом году, ничего бы не было.
– Сударыня, – сказал я в ответ, – свое право самовластного монарха, вольного карать и миловать подданных, ваш супруг утратил по итогам так называемой первой русской революции. Да и прежде оно не особенно ему помогало, так как для того, чтобы им воспользоваться, нужно уметь отличать добро от зла под любыми личинами. У него прямо под боком на теле государства назревали два тяжелых нарыва, а он так ничего и не понял.
– Два нарыва? – спросила императрица. – И кто же это, позвольте узнать?
– Нарыв первый, идеологический – это господин Победоносцев! – ответил я. – Этот человек изо всех сил сдерживал социальное и промышленное развитие России, и это на том отрезке времени, когда все мировые державы изо всех сил готовились к схватке за мировое господство. Франция стремилась к реваншу за поражение в франко-прусской войне, Германия и Австро-Венгрия разрабатывали планы превентивного нападения на своих противников, и только в Российской империи дела шли ни шатко, ни валко. Из-за этого ваше промышленное производство накануне войны в семь раз уступало германскому по валу и в тринадцать раз на душу населения. Впрочем, на эту тему мы с Николаем Александровичем уже разговаривали, а ваша дочь Ольга уже заучила все нужные рецепты назубок. Или Россия станет величайшей из всех промышленных держав, или ее сожрут и не подавятся. Нарыв второй, финансовый – это господин Витте. Если министр финансов Российского государства озабочен не укреплением этих финансов и улучшением благосостояния самых широких слоев населения, а развитием абстрактного капитализма, то такого обалдуя нужно отстранять от должности, а потом, после тщательного расследования, вешать высоко и коротко.
Царица хотела было что-то возразить, однако супруг мягко, но решительно пихнул ее локтем в бок.
– Уймись, Аликс! – тихо сказал он. – Над нашими головами нависла смертельная опасность, но ты, безумная, все равно пытаешься спорить с Господним Посланцем, который все знает лучше тебя. В столь поздний час мы собрались здесь только затем, чтобы выслушать план господина Серегина, составленный для нашего спасения, и ни для чего более.
– Кстати, – хмыкнул я, – начало информационной кампании Гучкова против вашей семьи еще два года назад может значить только то, что и февраль семнадцатого, и нынешняя эскапада – это не эксцесс исполнителя и не скоротечный экспромт, повторенный в сходных условиях, а изначальная часть французского политического плана войны за мировое господство. Сначала руками русских солдат разгромить Германию и поставить ее на колени, а потом при помощи своей клиентелы разложить и уничтожить Россию изнутри. Только теперь им требуется менять пункты плана местами: сперва государственный переворот в Петербурге, и только потом попытка разгрома немецкой армии ударом с востока. Впрочем, для нас сейчас это не имеет никакого значения, потому что ничего подобного мы допускать не собираемся. Просто имейте в виду, что договариваться о чем-то с англичанами и французами не просто бессмысленно, но и смертельно опасно. Они непременно найдут способ воткнуть вам в спину нож, и не единожды.
– Именно поэтому, как только мы разорвем союзнические отношения в рамках Антанты, вы собираетесь взять кайзера Вильгельма в свои вассалы и показать нашим бывшим союзникам, куда на зиму улетает мать Кузьмы? – спросил император Николай.
– Да, именно поэтому, – согласился я. – Когда я уйду на верхние уровни Мироздания, тут у вас должны воцариться тишь да гладь, да Божья благодать. Если все проделать достаточно быстро, то общее количество жертв этой войны должно быть на порядок меньше, чем в Основном Потоке, а установившийся мир гораздо прочнее, ибо побежденные уже не будут иметь никакой возможности для реванша. И немаловажное соображение: Североамериканские Соединенные Штаты не сумеют нажиться на военных заказах Антанты, и тем самым выйти в число великих мировых держав. Все дальнейшее будет делом вашей дочери Ольги и ее супруга Иосифа, ибо это им превращать отвоеванную мной фору в доминирующее положение Российской империи на планете. Я думаю, что они с этой работой справятся.
– Да, ПапА, – подтвердила Ольга, – нам это дело вполне по силам.
– Ну хорошо, – сказал Николай Александрович, – в общих чертах ваш план приемлем, ибо какой мерой мерили нам господа союзнички, такой и вы можете отмерять и им самим, у нас тут от этого никто не заплачет. А сейчас мы хотели бы знать, что вы намерены делать в связи намеченным на завтра покушением на нашу высочайшую особу?
– Предварительно мы с вами это уже обсуждали, – ответил я. – Вы с супругой наденете защитные амулеты, сядете в поезд и поедете до конечной станции. Там гремит взрыв, при этом срабатывает заклинание стасиса, и вы остаетесь невредимы во вдребезги разрушенном вагоне, только немного недвижимы, ибо уже наложенный стасис можно снять только вручную. На этот шум, посмотреть на ваши трупы, сбегается вся верхушка заговора, иначе они не могут, и тут появляемся мы, имея при себе до зубов вооруженную команду силовой поддержки, кладем всех присутствующих мордами на перрон, после чего снимаем с вас защитное заклинание и начинаем разбор полетов на месте. Или вы предпочтете, чтобы вас заменили подставными лицами, на которых графиня Зул бин Шаб наденет ваши личины?