Ночь с незнакомцем

– Ну что, настало время для конкурса? Они танцуют, вы смотрите, а потом все решат ваши аплодисменты. Победитель получает бутылку шампанского! Всех участников прошу подготовиться. Ииии… Поехали!

– Ну что, Зу? Давай?

– С ума сошел? – засмеялась я.

– Давай, давай. Целая бутылка шампанского, Зу! Продадим ее из-под полы.

Я рассмеялась, а он меня закружил. И мы станцевали еще один танец. Когда он закончился, ведущий снова начал вещать:

– Прекрасные, прекрасные пары и танцы. Ну что же, давайте оценим наших смельчаков. Не скупитесь на аплодисменты, они все классные! Первая пара!

Мы оказались третьей из пяти участвующих. И когда в нашу честь раздались аплодисменты с одобрительным свистом, я не удержалась и рассмеялась.

Мы вышли из бара с бутылкой шампанского.

– Куда пойдем праздновать победу? – спросил Эл.

– К морю, – улыбнулась я. – Только давай пройдем дальше, я знаю одно классное место.

– Ну наконец-то! Я уж думал, так и не посмотрю на те местечки, что местные прячут от туристов.

– Оно не такое уж красивое, – качнула я головой, – просто мне нравится, что там редко бывают люди.

Мы спустились на пляж и направились к воде, когда я услышала:

– Эл! Эл!

Мы обернулись одновременно. По ступенькам спускалась девушка лет двадцати, высокая, словно сошедшая со страниц журнала. В коротких джинсовых шортах и топе. Откинув назад копну темных волос, она бегом приблизилась к нам, а я только тогда перевела взгляд на Эла, подумав: они были бы подходящей парой. Он смотрел на нее исподлобья, сцепив зубы. Руки сунул в карманы шорт.

– Эл, черт возьми! – девушка остановилась рядом с нами. – Ты куда сбежал? Да еще на машине Стаса! Ты же плохо водишь! Мы нашли машину на обочине. Что случилось вообще? Ты в порядке?

Она сыпала вопросами, как будто даже не замечая напряжения, искрящегося в воздухе. А мне казалось, что вот-вот рванет. Даже не знала, что лучше: отойти и не мешать или попробовать немного сгладить…

– А Стас где? – прервал поток слов Эл. И я подумала: надо же, не соврал об имени, действительно его так называют. Забавно.

– Он меня до набережной подвез на скутере и уехал к машине. Ты знаешь, как мы испугались? Мы же не знали, что ты вернулся… Сначала подумали, что машину угнали. Потом я увидела твой рюкзак.

– Я пришел, вас не было дома. Ну и решил прокатиться до моря.

– Ты же не умеешь водить… Эл, милый, что на тебя нашло? – она потянула к нему руки, он отступил.

– Ты когда домой вернулась, хоть душ приняла?

Девушка застыла, растерялась, улыбнулась, но как-то неуверенно.

– Ты о чем, Эл?

– О том, что пока я был в горах, ты спала со Стасом. Все дни, Милан, или только уломал?

Девушка перевела испуганный взгляд с Элла на меня и обратно, а я сама смотрела на парня во все глаза. Так это что, та самая девушка? Она ему изменила здесь? Сейчас? И сбежал он к морю не из Москвы, а всего лишь из горного поселка? И случилось это вот только-только? И не было у него нисколько времени осознать, переварить, что-то решить для себя? Сел в машину и поехал. А тут я еще на пути попалась…

– Эл… – девушка пыталась выпутаться из ситуации. – Ты что такое говоришь? Мы со Стасом просто пошли погулять по заповеднику.

– Я по твоим стонам понял, что вы погуляли хорошо. На вот, передашь Стасу, – Эл протянул ключ от машины, но девушка не взяла его.

– Эл, послушай, давай поговорим. Эл… Я… Я совершила ошибку. – Она бросила в мою сторону взгляд и нахмурилась. – Кто это с тобой?

– Это Зу.

– Зу? – недоуменно переспросила она. – Откуда она взялась?

– Ты об этом хочешь поговорить?

– Нет… Я… Эл, давай наедине, а?

Он посверлил ее взглядом, потом повернулся ко мне, сунул в руки бутылку с шампанским. Она была холодной, обожгла кожу.

– Подожди меня тут, Зу, только не уходи. Обещаешь?

– Хорошо, – ответила я под хмурым девичьим взглядом. Они пошли, утопая в песке, я успела расслышать вопрос:

– Кто такая эта Зу, Эл?

Ответа не услышала. Стояла в стороне, смотрела, как они говорят. Эл стоял, спрятав руки в карманы шорт, такой прямой, холодный, непоколебимый. Девушка, растеряв смелость, переминалась с ноги на ногу, опустив плечи. Они не повышали голосов, и со стороны могло показаться, что это просто непринужденный разговор, если бы не взгляд Эла, направленный на девушку. Я постояла минут пять, потом не спеша пошла вперед, к воде. Села, вытянув ноги, чтобы набегающая слабая волна касалась стоп. Бутылку поставила рядом на песок. Смотрела на воду, на месяц, косо подвешенный в темном небе. Не оборачивалась. И почему-то думала: он не придет уже. О чем бы они там ни договорились, не придет.

И в этот момент Эл сел рядом со мной, скинул шлепки, по моему примеру вытянул ноги, окунув их в воду. Я смотрела, пытаясь отыскать на его лице эмоции. Обернулась, прошлась взглядом по людям на пляже: Миланы не было.

– Она ушла, – подтвердил Эл мои мысли.

– Почему ты не сказал, что это… Что это случилось только что?

– Зачем, Зу? Это уже случилось, и неважно, когда. Это на самом деле случилось раньше. Когда-то в ее голове зародилась мысль, что она может мне изменить. Или что не любит. Или еще какая-то… – Он усмехнулся. – Мать говорила, что Милана из тех, кто любит не человека, а его положение в обществе. И свое положение рядом с ним. Я не верил. Мне казалось, это естественно: мама она есть мама, она всегда будет недовольна выбором сына, считая, что он мог бы найти кого-то лучше. Милана казалась мне идеальной. Наверное, она старалась такой быть для меня. Я сделал ей предложение, это тоже казалось правильным. Родители настояли, чтобы свадьбу сыграли после окончания института. Милана даже не стала возражать. Боялась спугнуть удачу, видимо, – Эл грустно усмехнулся. – Все-таки родители порой бывают правы, да, Зу?

Я кивнула, не знаю, увидел он или нет. Родители бывают правы, это точно. А бывают, нет. Только вот понять, когда именно они правы, а когда нет, не всегда возможно умом. В случае Элла все расставила по местам жизнь.

– Я очень хотел в горы, – снова заговорил он. – Подальше, повыше. Мы приехали к моему знакомому. Он в свое время свинтил сюда из Москвы, работает удаленно, пишет какие-то программы… Милана отказалась идти в горы, я оставил ее у Стаса, а сам умотал. Только вернулся чуть раньше. Шел через заповедник, там их и застал…

– Они тебя не видели?

– Нет. Я бы мимо прошел, просто голоса показались знакомыми, – Эл снова усмехнулся. – Знаешь, это вообще странное чувство, когда предает тот, в ком ты был уверен. Ты после такого ведь не можешь верить ни ему, ни вообще кому-то еще. Потому что если он смог…

Эл потер лицо руками, я вздохнула.

– Почему же она так просто ушла?

Он повернул ко мне лицо.

– Я сказал, что если она сейчас меня оставит в покое, завтра мы поговорим.

– И вы поговорите?

– Конечно, – он вроде бы даже удивился такому вопросу. – Я, конечно, не идеал, но слово стараюсь держать. Другое дело, что вряд ли этот разговор может поменять мое решение.

Я посмотрела на темную воду.

– Ты любишь ее?

Эл вздохнул.

– Не знаю, Зу. Что есть любовь? Желание прожить с человеком одну жизнь на двоих? В горести и радости? Желание отдать себя, сделать другого, еще вчера чужого незнакомого человека, счастливым? Откуда берется это чувство, Зу? Когда чье-то чужое счастье становится важнее своего собственного? У тебя так, так с твоим женихом?

Я опустила голову, скользнула пальцами по прохладному песку. Так ли у меня?

– Не знаю, – сказала тихо. – У меня все это как-то странно… Мы были знакомы с детства. Наши родители дружат много лет. Всегда рядом, вместе в детский сад, в школу, даже в училище. Только на разные специальности. То, что мы стали встречаться – это было так… логично, что ли, – я почесала нос. – Нам было по шестнадцать, Виталик пришел и сказал: давай встречаться.

– И ты не отказалась, – кивнул Эл.

– Я и не могла… Я не понимала, хочу этого или нет, просто так казалось правильным. Всем вокруг. У нас принято рано выходить замуж, заводить детей. Мужчина зарабатывает, женщина занимается семьей… Я даже образование получаю так, для галочки: повар… В общем, мы встречались, он сделал мне предложение. Вот и все.

Эл помолчал.

– А любовь, Зу? А страсть? Такая, от которой сносит голову напрочь, когда думать ни о чем и ни о ком не можешь? Когда тянет к человеку так сильно, что, кажется, разорвет на части?

– Это… – я запнулась. – Это же всегда временно, разве нет? Потом проходит…

– Так у тебя было такое, Зу?

Я помолчала, потом прошептала:

– Нет.

Воцарившаяся тишина обросла неловкостью. Словно бы я призналась в чем-то неправильном, постыдном. Захотелось перевести тему, я вытащила утопленную в песок бутылку шампанского.

– У нас еще вот, трофей, – сказала несмело, словно надеясь на то, что мы закроем эту сложную тему, уйдем от нее. Эл понял меня правильно.

– Точно, мы же шли в таинственное место, о котором никто не знает.

Эл встал, я поднялась следом с улыбкой.

– Да знают о нем… Просто туда сейчас мало кто ходит. Несезон.

– Хорошо, идем. Хотя сейчас, подожди.

Эл двинул в сторону набережной, я не успела спросить, куда он, наблюдала, как высокая фигура скользит между снующих людей, как исчезает в одном из баров. Прошла, наверное, минута, и я вдруг подумала: он не вернется. Странная, глупая мысль меня внезапно испугала. Я остро ощутила, что не хочу, чтобы эта ночь закончилась. По крайней мере, сейчас. И конечно, не так.

Рослая фигура вынырнула из толпы, Эл, быстро спустившись по ступенькам, приблизился, а я выдохнула, посетовав на свои страхи. Может, он просто в туалет ходил, а я тут уже надумала…

Мы двинули вдоль пляжа, дошли до косы, усеянной камнями, аккуратно перешли через них. Снова стало легко, спокойно. Словно встреча с Миланой, измена, тяжелый разговор растворились в прошлом, остались в нем призрачной дымкой, которая, не знаешь, то ли есть, то ли чудится тебе в темной южной ночи.

Когда камни остались позади, Эл сказал:

– Да, теперь понятно, почему сюда мало кто добирается, путь усеян препятствиями.

– В сезон будет много народу, – улыбнулась я. – И дальше пойдут, а пока вот никого… Опять же ночь, когда не знаешь дороги, идти не хочется далеко. Море прекрасно, но и опасно. Во время приливов такие волны… Окажешься у насыпи, считай, все, деться будет некуда. Унесет, разобьет о камни.

– Господи, Зу, ты неисправимый романтик.

Я смутилась. Для меня это было обычно, известная с детства информация, которая, хоть и жутковата, наверное, но часть моей жизни.

– Расскажи лучше что-нибудь хорошее.

Я пожала плечами.

– Мне сложно понять, что для тебя хорошее, необычное. Я здесь выросла. И хотя люблю и море, и этот край, это все для меня обыденно. Как для тебя Москва, наверное. Вряд ли тебе будет интересно рассказывать о больших проспектах или метро…

– А тебе это интересно в Москве, Зу?

– Интересно, чем люди там живут?

Эл вздохнул, глядя вперед, спрятав руки в карманы шорт.

– В Москве люди живут деньгами, Зу. Карьерой, наживой, стремлением стать лучше… Лучше себя, лучше других, лучше всех… Там бешеный темп, там как в море во время прилива, Зу. Остановишься не в том месте, и тебя снесет. Москва для сильных. Для тех, кто готов идти по головам.

– А ты готов?

Мы остановились, посмотрели друг на друга. Теперь, когда свет фонарей не долетал до нас, видны были только очертания, резкими мазками выделяющиеся из темноты. И приходилось дорисовывать в своей голове остальные черты лица.

– Я не знаю, Зу, готов ли я. Но как ты сказала: для меня многое, что тебе непонятно, обыденность. И иногда ты перешагиваешь через человека и даже не понимаешь этого.

Я отвернулась, хмурясь, посмотрела вперед. Да, так бывает. На каждом из нас отпечаток того места, где мы живем, его законов, его ритма. В каждом из нас родительский голос, который в какой-то момент становится нашим внутренним, а потом дорастает уже личными мыслями, целями… И все равно – все взаимосвязано. И все равно – нужно пытаться быть человеком. Так ведь?

– Вон там волнорез, – указала я рукой, – чуть-чуть осталось.

Мы молча прошли к высоким сводам волнореза, уселись чуть поодаль на песок, усеянный мелкой галькой. Эл взял шампанское, покрутил в руках, начал откручивать проволочку, стягивающую пробку.

– Хочешь шампанского, Зу?

– Не очень, – призналась я. Он помедлил, поставил бутылку позади нас. Мы уставились на море. Появился легкий ветерок, теплый, приятно трепал волосы.

– Папа в детстве меня часто сюда приводил. Ему нравилось, что тут тихо. Он говорит, это очень важные моменты в жизни, когда есть ты, природа и настоящий момент.

– Правильно говорит, – кивнул Эл, – у меня такое в горах было. Очень помогает перезагрузиться. Вы с отцом близки, да, Зу?

Я улыбнулась краем губ.

– Да. Ближе, чем с мамой. Нет, я знаю, что она меня любит, но… – я немного подумала. – Она взяла на себя слишком большую ответственность. Знаешь, она техник, и у нее все по полочкам. И весь мир вокруг должен быть по полочкам. А так не получается… Папа не такой… Он творческий, ему это неблизко. Он говорил, мама раньше тоже была простой, беспечной… И что ей с ним не повезло, – я грустно улыбнулась. – Потому что жизнь… ну это сложно. Потому что муж, дети, родители, работа, быт – когда все это оказывается на одних плечах, тем более женских, – даже самое большое счастье становится невыносимой ношей.

– Почему же отец не разделил с ней все эти заботы?

– Он пытался. Просто ей проще сделать самой, потому что он в ее понимании не дотягивает, понимаешь? – я посмотрела на Эла. – Он работал в школе учителем труда, потом стал вырезать из дерева очень красивые и сложные вещи, продавать их туристам. Но он не способен быть на том уровне, на каком хотела бы видеть его мама. Когда-то она надеялась, что он изменится, все изменится…

– Но оно не изменилось, – кивнул Эл. – Так и осталась обычная жизнь, заваленная рутиной. Неужели ты хочешь так же, Зу?

– Нет, – мотнула я головой. – Не хочу.

– Поэтому и пришла сюда сегодня подумать?

Я промолчала, вздыхая. Сложно все как. Когда говоришь о ком-то, все кажется простым, понятным, все можно разложить по полочкам. Когда дело доходит до тебя, всплывает множество подводных камней. Они тянут… Но к сожалению, у камней свойство тянуть только вниз – на дно.

Мы помолчали, думая о своем, потом я нерешительно повернулась к нему.

– Хочу подарить тебе кое-что, – сняла с шеи веревочку. – Дай руку.

Эл протянул ее ладонью вверх.

– Это мой папа вырезал из дерева. Бегущая волна, – чувствуешь?

Он пощупал пальцами кулон.

– Чувствую. Спасибо, Зу. Это, правда, ценный подарок. Наденешь?

– Конечно, – я забрала кулон, Эл наклонил голову, а я аккуратно надела веревочку, расправила на шее и почему-то не убрала руки. Он поднял на меня взгляд. Сейчас мы были снова слишком близко, так же близко, как в баре, только по-другому. Мои руки лежали на его шее, и его кожа казалась такой горячей, как и дыхание на губах, когда Эл приблизился ко мне еще ближе. Сердце замерло, отказалось стучать. Это же… Мы же сейчас… Мы с ним…

Сбоку раздалось шипение, но не успела я сообразить, что это, как с резким хлопком пробка вылетела из бутылки, и шампанское полилось щедрой пенистой струей. Эл схватил бутылку, попытался зажать пальцами, отчего шампанское разлетелось брызгами в разные стороны. Я не выдержала и засмеялась, размазывая по лицу сладкие капли. Не знаю, почему было так смешно, но я смеялась и не могла остановиться. Эл рассмеялся следом за мной, продолжил брызгать, и я наконец заверещала, вскакивая и отбегая в сторону. Он бегал за мной по пустому ночному пляжу, утопая ногами в песке и от этогопериодически спотыкаясь, и брызгал, а я убегала, продолжая заливисто смеяться.

Наконец Эл остановился, опустил бутылку на песок, я подбежала к нему.

– Надеюсь, тебя тоже залило, – схватила его за руки, они были липкими, коснулась лица… Эл поцеловал мои пальцы, и я замерла, резко перестав смеяться. Хотела убрать руки, но он взял их в свои.

– У тебя очень сладкие пальцы, Зу, – сказал тихо, целуя одну за другой подушечки пальцев. Внутри против воли задрожало и появилось какое-то странное чувство, зыбкое, непонятное, оно заставило сбиться дыхание. – Ты вообще очень сладкая, Зу, – прошептал он, прикладывая мою ладонь к своему лицу и водя головой, чтобы мои пальцы скользили по его коже. Она была приятной, чуть царапающей из-за щетины, горячей. Я сама коснулась пальцами его губ, провела по ним, он просто смотрел, не двигаясь, давая мне возможность делать, что захочу. Провела руками по скулам, зарылась в волосы.

– Ты очень красивый, Эл, ты знаешь? – прошептала, осмелев окончательно. Он улыбнулся. Я даже не увидела это – почувствовала.

– Знаю, мне говорили.

– Другие девушки?

– Да.

Он закрыл глаза, я продолжала гладить его, спустилась к плечам, к груди.

– У тебя было много девушек, да, Эл?

– Много, Зу.

Я кивнула. Этот факт был очевидным, наверное, поэтому не задел во мне неприятных струн. К чему отрицать очевидное? Или ненавидеть очевидное, потому что оно может причинить боль? В любом случае, все, что было до, осталось до. А сейчас у нас есть только настоящий момент. Я, Эл, и настоящий момент.

Руки Эла легли на мою талию, легко сжали, потом притянули к себе. Он коснулся виском моего виска, медленно, осторожно погладился. Было тихо, снова тихо, темно, а еще пахло сладко и резко шампанским. Дыхание становилось рваным, тихое, оно было слышно только нам двоим, короткое, прерывистое… Хранящее в себе нечто сильное, что еще не пришло, но надвигалось на нас с Элом, надвигалось, не давая шанса на спасение. Мы погладились носами, я вдохнула громко, не открывая глаз. Ничего такого не происходило – это не было похоже на киношную или книжную страсть. Эта с виду легкая заботливая нежность казалась безопасной. Но на самом деле она разжигала внутри немыслимый пожар, против которого, я уже понимала это, у меня не хватит сил бороться. Горячие мягкие губы накрыли мои осторожно, словно неуверенно. Не встретив сопротивления стали смелее, Эл прижал меня к себе ближе, тело к телу, чтобы каждый сантиметр, где мы соприкасались, начал гореть, требуя стать еще ближе. Соединиться, слиться в одно. Поцелуй переставал быть нежным, стал требовательным, жадным, горячим… Эл оторвался первым, я растерянно потянулась навстречу его губам, снова испугавшись, что это все: конец. Он обхватил мое лицо руками.

– Зу, я, конечно, смогу остановиться… – прошептал мне в губы. – Но я не хочу… Поэтому если ты…

Я потянулась, сама его поцеловала. Я не хотела, как и он, чтобы это закончилось сейчас. Та страсть, о которой Эл рассказывал, то невозможное чувство, когда ты не можешь оторваться от человека, как бы ни старался – сейчас все это в один миг сконцентрировалось во мне и взорвалось неуправляемым возбуждением, которого я никогда не испытывала в своей жизни.

Мы приводили себя в порядок, отвернувшись друг от друга. Тот, кто пишет романтические истории про секс на пляже, наверняка не упоминает того, что песок это больно и что он жутко мешает. Я никогда не делала такого, хотя выросла здесь. Не только из-за очевидного неудобства, просто это казалось нерациональным. То, что произошло между мной и Элом, напротив, невзирая на все это, было… логичным. Логичным, но совершенно неправильным. Я ждала пустоты. Она должна была прийти, потому что физическое между нами должно было разрушить духовное. Неизбежно должно, ибо мы слишком мало знали друг друга, ибо такая быстрая, такая удивительная связь душ не могла венчаться обычной страстью.

Захотелось плакать, потому что я чувствовала: я теряю обретенное волшебство. Сейчас мы приведем себя в порядок, и оно окончательно утечет сквозь пальцы, как этот песок под нашими ногами.

– Я бы хотел тоже что-то подарить тебе, Зу, – сказал вдруг Эл, я повернулась к нему. – Только у меня ничего нет.

Хотелось сказать: вряд ли я забуду тебя, даже если у меня не останется ни одного опознавательного знака, напоминающего об этой ночи. Но я молчала.

– Черт, я же забыл… – он похлопал себя по карманам, достал пару смятых листков, а потом сел на корточки и стал водить руками по песку.

– Что ты ищешь?

– Нашел. Ручка вот.

– Ручка? – вздернула я брови. Эл ничего не сказал, отошел в сторону, взял бутылку, перевернул, выливая остатки, а потом ткнул горлышко в песок, так глубоко, чтобы она не завалилась набок.

– Иди сюда, Зу, – позвал меня, я аккуратно уселась рядом с ним, поправляя волосы. Снова коснуться колена коленом стало неловко, хотя казалось бы – только что мы были так близко, что ближе некуда.

– Держи, – Эл протянул смятый листок и ручку, – света нет, Зу, увы. Пиши наощупь.

– А что писать? – улыбнулась я.

– Пиши желание. Запустим его в воду в бутылке. Оно непременно сбудется.

Я немного посмотрела на него, не в силах убрать улыбку с губ.

– Обещаешь? – спросила зачем-то. Эл ответил не сразу, некоторое время смотрел на меня, потом кивнул.

– Обещаю, Зу.

Я написала, отдала ему ручку, он быстро в темноте что-то нацарапал на листке. Потом вытащил бутылку, поставил нормально.

– Давай свое желание.

Листочки, свернутые трубочкой, нырнули в узкое горлышко друг за другом.

– Как будем закрывать? – спросила Эла. Он залез в карман и вытащил что-то. Я пощупала.

– Винная пробка? – снова не сдержала улыбки.

– Между прочим, этот комплект стоил мне последних денег.

– Тем ценее.

Эл снова посмотрел, но ничего не сказал. Заткнул пробкой бутылку, сильно надавил, она со скрипом сдвинулась глубже. Мы поднялись, подошли к воде. Хорошо, что отлив, подумала я, но вслух не сказала. Мне хотелось оставить этот момент в памяти романтичным, лишенным ненужных дополнений. Наверное, немного киношно это все, но в этом тоже было очарование. Потому что и ночь эта была удивительной, необычной, не похожей на обычную жизнь.

Бутылка с плеском ушла под воду и тут же всплыла, закачалась. Мы постояли, посмотрели на нее какое-то время. Бутылка медленно уплывала вдаль. И вместе с ней уплывала ночь, заканчивалась, пропадала, подводя и нас к неизбежному концу истории.

– Пойдем? – спросила я, не глядя на Эла.

– Пойдем, – отозвался он.

Мы шли молча, не спеша, задевая друг друга руками, плечами. И не чувствовалось неловкости, страхи мои оказались глупыми. Снова. Наверное, я просто по жизни трусиха. Что-то внутри меня живет, чувствует, тянется куда-то вперед, к неизвестному, новому, но я так боюсь что-то менять, что просто делаю вид, что ничего и нет.

Набережная выплыла неожиданно, словно мы вынырнули из одного мира в другой, бурлящий, скалящийся, похожий на яркое безумие.

Тихо поднялись по ступеням, пройдя запруженный людьми пляж. Из ближайшего бара вывалился какой-то парень, покачиваясь, оперся на перила. Я мотнула головой, а потом нахмурилась.

– Вадик? – сказала вслух, подошла ближе. – Вадик!

Парень перевел на меня пьяный взгляд.

– О! – выдал, качнувшись и чуть не упав, – а ты здесь как? Ты за Виталькой, что ли?

– За Виталькой? – не поняла я. – Он что, тоже здесь?

– Он в баре.

– Что?.. Почему?

– Ну прости нас, мы решили отметить последний день его холостяцкой жизни. Завтра под венец, так сказать, дело такое… Ну и немного увлеклись.

– Виталик пил? – ахнула я. – Да ведь ему же нельзя пить!

Я бросила Вадика, отчего он чуть не свалился, вовремя ухватившись за перила. Вбежала в бар. У входа стоял небольшой диван, на котором полулежал Виталик, уложив голову на руку, а ту устроив на подлокотник.

– Боже мой, – я всплеснула руками, затопталась. Он ведь не умеет пить, совсем. Ему понюхать рюмку, и Виталик уже готов… А теперь он просто в неадеквате. Завтра же свадьба! А Вадик! Он же свидетель! – Боже мой, – прошептала снова.

– Я вызвал такси, – я вздрогнула, услышав над ухом пьяный голос Вадика. – Но надо Витальку как-то дотащить до машины. Прости, Зоя, но один я не справлюсь.

Я только покачала головой, давя слезы. Разве так все должно было быть? Разве должен жених напиваться до невменяемого состояния? Разве нужно ему прощание с холостяцкой жизнью, если он вступает в желанный брак? Разве должна невеста убегать в ночь перед свадьбой? Спать с другим мужчиной?

Я на мгновенье зажмурилась, словно только осознавая, что натворила. Мы успели вытащить Виталю на набережную. Распахнув глаза, забегала взглядом по людям, выискивая высокую знакомую фигуру. Спешно прошлась раз, второй, третий, в какой-то глупой надежде… И не нашла. Мы стояли нелепой такой компанией, а я наконец почувствовала на своем лице слезы. Наверное, это правильно. Он ведь просто не может быть здесь, в этом моменте моей жизни. Жизни обыденной, той самой, что разрушает любую сказку. Не бывает сказок, которые кончаются на самом деле долго и счастливо, когда закрывается книжка, которые продолжаются и продолжаются после этого конца. Нет. Сказка всегда одномоментна. Яркая, взрывная, эмоциональная – живая она только в моменте. Потому что в нем никто из нас никому ничего не должен. Потому что нет до и не будет после. Не будет.