Сказки Сфинкса

Их не счесть, но

Послушай про девочку другую,

что ушла от людей поближе к нам.

Она плохо поёт и колдует,

совсем не умеет гадать по снам.

Она охотиться не умеет,

никогда не ест мясо сырое.

Но она, кажется, людей умнее

и не смогла с ними жить в неволе.

Она как человек ладит с огнём,

но волк ей всё же милее родни.

Она выживает здесь день за днём,

чтобы позлить человеческий мир.

Такие встречаются реже.

Ты засыпаешь, укрывшись хвостом,

другая же спит под одеялом.

Чёрные чащи тебе – милый дом,

ей до того избушки хватало.

Тебя манят ночью окон огни,

она считает, что стены – клеть.

Кажется, вас никак не сравнить,

только ведь…

только ведь…

Вы уйдёте в город или в леса,

видя безысходность в наших глазах.

Змейка

Кольца шуршат расписные будто во снах, только сны ли? Вьётся кольцо за колечком. В сумерках вышла на речку, кликнула эхом раскатным тварей ползучих закатных, топнула ножкой в сапожке – змейка уселась на ножке, глазки у змейки – рубины, шепчет наречьем старинным:

– Ах ты, старшая сестрица, что тебе ночью не спится? Ты для чего созывала братьев и сёструшек малых?

– Милая, ночью не спится, коль я не сжила убийцу. Крепко заснул он, не зная, что умирает родная. Я ведь ему говорила, что я нечистая сила, но, если шкурку я сброшу, стану девицей хорошей. Знал он – в такую девицу будет несложно влюбиться. Весело пробыли ночи… он полюбил меня очень. Молвил – мне ноченек мало, нужно, чтоб днём моей стала. Вырвалась, звонко смеясь – родненький, я же змея, быть не могу я женою, и не хочу, я не скрою. Взялся за горькие думы, знался со старой колдуньей, гадина та нагадала, что на губах моих алых страшное зреет проклятье, и от того не сказать мне, что я хочу быть женою, а не змеёю лесною. И подсказала управу. Срезала сонные травы, зелье сварила для дрёмы – и для меня мир стал тёмным… Слепо во сне я бродила, шкурку мою выжег милый! Нынче, малая сестрица, кольцами больше не виться, в чаще не ползать заветной, слабой я стала и смертной. Коли не сбудется чуда – я вас наутро забуду. Ты уж помочь мне не в силах, хоть за меня б отомстила!

Глазики змейкины алы – шух! – и нырнула во травы.

Кличет вослед ей сестрица, слово, что мёртвая птица падает в травы лесные, кольца шуршат расписные.

Вспомнить б лесное наречье, да льётся речь человечья…

Кольца шуршат расписные, будто во снах, только сны ли? Вьётся кольцо за колечком, змейка сидит под крылечком, змейка ползёт за порожек, змейка ложится у ножек, глазки у змейки – рубины… Будем прощаться, любимый.

Песня

Потухло солнце в ледяной воде

И растворилось без остатка

В чернильной глубине и темноте.

Мне страшно, в то же время сладко

Подняться к тонкой грани мира,

Откуда виден край эфира,

Олимпа пик, вокруг – созвездия,

Двенадцати богов приют.

Я выловила сферу Гестии

Под тем утёсом, где поют

Достойные ей жёны гимны.

И я запела, голос дивный

Пронесся над морской пучиной.

Я попросила у богини —

Хочу любить, любить мужчину,

Но на земле, не в волнах синих.

Молчал эфир, ни дуновенья,

Ни проблеска мне, ни виденья…

И я запела песнь морскую

Про красоту и глубину,

Про то, как без любви тоскую.

Но песнь моя зовет ко дну.

Не жажду я такой любви —

Мужчину юного обвив

Тяну его в пучины моря.

И холодеют губы быстро.

А чайки моей песни вторят.

Моя любовь – всегда убийство.

Как ни любила бы я страстно,

Моя любовь – всегда несчастна.

На охоту

Я душу зарыла под старой оливой,

Где шепчет ручей у корней.

А сердце своё трём собакам скормила,

Чтоб были быстрей и сильней.

Явился охотник на чёрном коне.

Явился за мной.

Ко мне.

– Идём на охоту, – мне всадник сказал,

– Ты видела зверя во снах.

Ты видела тысячи пастей оскал,

Две тысячи огненных глаз.

Ты видела Страх

И Смерть

И свет, что угас.

И я начала охоту за ним

Длиною в две тысячи лун.

Хитёр этот зверь и неуловим,

Следами его я иду.

И возвращаюсь

К старой оливе

В цвету.

Предсказание

Бросила тины, бросила ила —

спрятала солнце в омуте тихом,

волны звала и когтем крутила,

грозы напела, вызвала вихри —

всё, чтоб тебе и в море не выйти.

Рыбьему глазу, ракушкам в пене

пела вопросы, узнала судьбу.

Ждёт тебя смерть и ждут тебя тени,

ждут тебя вздохи с русалочьих губ.

Врут, что судьбу свою не изменишь.

Лучше растить ячмень и пшеницу,

лучше остаться в объятьях милой,

чем мертвецом на дно опуститься,

чтобы кораллы стали могилой.

Лучше в руке оставить синицу.

Только я зря накликала вихри —

ты так упрям, что не чувствуешь страх.

Лишь на мгновенье волны утихли,

в море уже ты уходишь с утра.

Плачет моя земная сестра.

Не дождалась тебя – умерла.

Бросила тины, бросила ила —

спрятала солнце в омуте тихом,

волны звала и когтем крутила,

грозы напела, вызвала вихри —

всё, чтоб тебе в том море погибнуть.

Медведица-принцесса

Стан девичий и руки девичьи… Так неправильно и непривычно быть без когтей и быть без клыков, слышать из горла крик, а не рёв. Я вырывалась – сил не хватило в теле девчонки тонком и хилом, будто засохшая старая ветвь. Взяли, скрутили, упрятали в клеть.