скачать книгу бесплатно
– У кого еще есть вопросы к Леониду Палычу? – спросил он привычным тоном председателя, перекрикивая шум.
Руку поднял тридцатилетний брюнет с аккуратно подстриженной бородкой в стиле «шотландка» – доктор физмат наук из отдела неразрушающего контроля.
– Можно, я для краткости буду без титулов? – спросил Сергей Михалыч и замер как бы в ожидании ответа на свой риторический вопрос. – Молчанье, как я понимаю, – знак согласия. Николай Макарович Глебчук хочет задать вопрос. Прошу Вас, Николай Макарыч.
– Леонид Павлович, – обратился бородач к докладчику, – Вы же ученый с солидным стажем, а выступаете, простите меня, как новичок. Вам известно не хуже, чем мне, что, представляя любое «ноу-хау», следует четко сформулировать постановку задачи, изложить хотя бы вкратце его физические или какие там еще принципы и аспекты применения. А потом уже демонстрировать то, что Вы представляете. Вы начали с демонстрации. Можно ли все это сделать хотя бы запоздало? Кроме того, Вы упомянули скорость распространения гравитационного взаимодействия. Где и как Вы ее определили? На основании чего Вы это утверждаете? Благодарю за внимание.
Леонид Палыч ждал подобного вопроса, поэтому ответил, как по писаному:
– Уважаемый Николай Макарович, целью моего доклада была демонстрация действующей установки передачи объектов. Аспекты ее применения, мне кажется, ясны и так, без всяких пояснений. Но раз уж Вы того пожелали, то я поясню. Вкратце, чтобы не занимать много времени. На этом принципе можно построить глобальную сеть как грузового, так и пассажирского транспорта. Экологически чистого при этом! И доставка будет осуществляться в кратчайшие сроки. Далее, открываются новые перспективы космических исследований. Может быть уменьшена стартовая масса ракеты вследствие телепортации топлива на борт в процессе полета, подобно тому, как часы Сергея Михалыча были на ваших глазах доставлены из бокса «А» в бокс «В». Можно снаряжать дальние и сверхдальние космические экспедиции со сменными экипажами. В общем, если тут пофантазировать, можно нарисовать невообразимые перспективы. И это только начало, – заключил Леонид Палыч.
Аудитория отреагировала волной дружного гула. Раздались недовольные возгласы. Некоторые демонстративно покинули лабораторию.
– А все же, как насчет принципа действия Вашей установки? Без их изложения Ваша демонстрация представляет собой не более чем иллюзионистский номер, фокус-мокус какой-то. Мы же ученые, а не цирковые зрители, – продолжал наступать Николай Макарович.
Сергей Михайлович встал и постучал по столу карандашом, призывая к тишине. С неизменной снисходительной улыбкой он снова обратился к докладчику:
– Леонид Палыч, ответьте, пожалуйста, на вопрос профессора Глебчука.
Докладчик оперся на указку, как на тросточку, и спокойно ответил:
– На вопрос Николая Макаровича я уже ответил. Работоспособность установки продемонстрировал. А что касается принципа действия, то с этим я хотел бы повременить. Могу только сообщить, что я смолоду увлекался теорией Козырева, и в результате ее развития получил уравнения, количественно связывающие вещество, то есть массу, с энергией, пространством, обобщенным полем, информацией и временем, и доказал возможность их взаимопреобразования. На их основе я и построил установку, которую только что вам продемонстрировал. Кстати, я выступал перед вами не с научным докладом, а с кратким сообщением, сопровождаемым демонстрацией. Я хочу сначала надежно закрепить за собой и юридически оформить свой приоритет в этом деле, а потом осветить перед любой аудиторией теоретическое обоснование опыта, а также принципиальную суть экспериментальной установки. Я намерен добиваться бюджетного финансирования под эту тематику и организации специальной лаборатории телепортации или под другим названием, более или менее точно отражающим направление будущих исследований. Кроме того, вполне возможно, что это направление будет признано особо секретным государственной важности.
Аудитория возмущенно зарокотала:
– Он что, Рип Ван Винкль? Проспал все эти годы? Век секретностей давно закончился!
– Ишь, куда хватил!
– Так вон к чему он клонит!
– Он нам голову морочит!
– Мы что же здесь, бандиты с большой дороги?
– Чтобы оформить открытие или изобретение, придется все равно разъяснить принципы! Одной демонстрации недостаточно!
– А что он, собственно, продемонстрировал?!
– Захотел перед пенсией начать в институте погоду делать! Поздно уже! Смолоду надо было!
– Это несерьезно! Какая-то мистификация!
Сергей Михайлович вынужден был встать и снова постучать карандашом по столу:
– Спокойно! Спокойно, господа ученые! Попрошу порядка и тишины! Есть еще вопросы к докладчику? Нет вопросов? Тогда кто желает выступить? Вы, Дмитрий Яковлевич? Пожалуйста. Слово имеет профессор Шиян.
Из задних рядов к столу прошел юркий поджарый старичок лет под семьдесят. Несмотря на довольно-таки почтенный возраст, он был одет в синий джинсовый костюм и обут в дорогие кроссовки. Сверкнув линзами очков в прозрачной оправе, он заговорил, театрально жестикулируя:
– Уважаемый Леонид Палыч, как только мог, стремился поразвлечь нас далеко уже не новым цирковым номером, исполненным, к сожалению, без надлежащего оркестрового оформления!
Аудитория дружно расхохоталась. Довольный произведенным эффектом, профессор Шиян сделал постную физиономию и после эффектной паузы продолжил:
– Как справедливо заметил Николай Макарович Глебчук, в сообщении Леонида Палыча мы не услышали ни принципа осуществления демонстрируемого процесса, ни постановки задачи, ничего, ради чего приходят на семинары. Так, простите меня, какого черта мы здесь торчим? Ради этого иллюзиона? – он показал рукой в сторону установки. – Так в цирке у Кио я видел и кое-что поувлекательнее.
Аудитория снова взорвалась дружным смехом. Сергей Михайлович опять вынужден был призвать к порядку. Шиян тактично выждал, пока аудитория успокоится, и с присущей ему манерностью продолжил:
– Там в одну будку заводили молоденькую красивую девушку, закрывали дверь, и она выходила из другой такой же будки у противоположного края арены. Да это еще что! Там даже девушку в тигра превращали! И так же точно ничего не поясняли! Но зато все под музыку Верди! А здесь что? Лично у меня такое впечатление, что, закрывая первую коробку, наш уважаемый коллега Леонид Палыч незаметно сунул часы в рукав, а потом так же незаметно положил их во вторую коробку. Это больше сродни наперсточникам на базаре или карточным фокусникам, чтобы не сказать шулерам! Что, не так? – спросил он, сделав театральный жест, и замер, как на стоп-кадре.
Снова все засмеялись. А Шиян, скорчив комическую гримасу, закончил свое выступление:
– А коль скоро это так, то не знаю, как кому, а мне здесь делать абсолютно нечего!
С этими словами он направился к двери и вышел из лаборатории.
– Если кто-то считает, что я здесь смошенничал, пусть повторит опыт сам – я буду только наблюдать, – сконфуженно сказал Леонид Палыч.
Присутствующие снова зашумели. Некоторые повставали с мест, чтобы уйти вслед за Шияном, но Сергей Михайлович остановил их:
– Минуточку! Минуточку, господа! Попрошу всех сесть. По поводу сообщения Леонида Палыча Калинича мы должны принять какое-то решение! Какое мы примем решение? Мы же протокол ведем. Какие будут предложения?
Поднялся Глебчук и высказался, как всегда, четко и ясно:
– Предлагаю записать, что докладчик не представил материал должным образом. А в представленном виде научная значимость сообщения старшего научного сотрудника Калинича интереса не представляет. Вот и все.
– Другие предложения имеются? – спросил Сергей Михайлович. – Нет? Тогда голосуем. Кто за, прошу поднять руки. Против? Нет. Воздержавшиеся? Тоже нет. Принято единогласно. Спасибо вам, Леонид Палыч, за сообщение, а присутствующим – за внимание. Семинар окончен. Прошу всех поставить стулья на места.
V
После семинара народ, как обычно, скопом повалил в курилку. Там всегда традиционно обсуждались все текущие проблемы – важные, второстепенные, простые, сложные, актуальные, неактуальные, научные, политические и все прочие – мыслимые и немыслимые. Люди оживленно спорили, высказывая свои соображения по поводу сообщения Леонида Палыча.
– Старик Калинич решил поюморить под занавес, – с сарказмом изрек Белянкин, самоуверенный молодой инженер из отдела импульсных систем.
– Ты думаешь? Что ни говори, а его опыты меня впечатлили… – возразил недавно защитившийся аспирант Юра Шелковенко.
– Что, эти цирковые номера? Старик просто захотел выбить себе лабораторию и повысить статус – вот и все. И думает, что кого-то заинтриговал. Шито белыми нитками. Он всегда был наивным. Не мог отличить серьезных вещей от детских россказней, – высказал свои соображения Борис Зенин, ведущий инженер из отдела телеметрии.
– Надо же – он имеет наивность заявлять, что знает скорость распространения гравитационного взаимодействия! Откуда? Намекает, что ему будет трудно объяснить это в доступной нам форме! Не скажите, какой гений! – возмутился Белянкин.
– Он, видите ли, сделал великое открытие! Вот так сразу взял – и сделал! Не ведя никаких исследований, без каких-либо затрат, да еще и в одиночку, без помощников! Время гениев-одиночек давно безвозвратно кануло в Лету. На кого эта чушь рассчитана? На ослов, что ли? – развивал свою мысль Зенин.
– Старик, безусловно, свихнулся. С таким заявлением выступить! Не сомневаюсь, что эти его опыты – не что иное, как тонко обставленная мистификация. Он что, перечеркнул принцип неопределенности Гейзенберга? И закон сохранения и превращения энергии тоже похерил? Это, извини меня, элементарная классика, – с достоинством изрек толстяк Дима – правая рука Чаплии. – Думаю, что Палыч не зря сделал эти свои коробки такими по размеру, чтобы в них могла поместиться только небольшая вещь: часы, авторучка и прочее. Такая, которую можно сунуть втихаря в рукав и потом во вторую коробку подложить. У него все с дальним прицелом!
– Ну и Дима! Да ты меня просто умилил своей догадливостью. Если вы тут утверждаете, что это мистификация, то не понятно, на что Леонид Палыч рассчитывает? – спросил Шелковенко.
– Как это на что? А вдруг ему в этом удастся убедить высшие эшелоны руководства! Тогда можно приобрести славу, которая потом, пусть и окажется геростратовой, но на некоторое время даст ему возможность обрести независимость и спокойненько имитировать важную научную деятельность. Кстати, получая при этом довольно-таки приличные «бабки», – ответил Дима после глубокой затяжки.
– А потом что? Ведь это немалые деньги, а за них в свое время спросят, – продолжал оппонировать Шелковенко.
– Ну и что? Уйдет тогда на приличную пенсию – вот и все. Скажет, что он, как и любой ученый, имеет право на ошибку или под маразматика сыграет. Да кто там с него спросит? И какой может быть спрос с него, если ученый совет признает дело состоятельным, а начальство все утвердит? Для него это беспроигрышный вариант! – заключил Белянкин.
– Не понимаю, как можно так голословно отрицать то, что человек наглядно продемонстрировал? – возмутился Шелковенко. – Ведь Палыч предлагал всем скептикам повторить опыт самостоятельно, если он у них не снискал доверия. Почему ж ты не сделал этого?
– Да что тут делать? Зачем кому-то наивным дурачком выглядеть? Проверить – это значит допустить, что подобная глупость вполне возможна. Серьезный ученый не может поверить в абсурдное утверждение этого маразматика, – многозначительно заключил Белянкин.
На несколько минут все замолчали. В курилке было – не продохнуть. Белянкин во всю ширь распахнул окно, однако движения воздуха и признака не было, и дым никак не хотел выходить наружу.
– Послушай, ты, серьезный ученый. Все новое – необычно. Сначала оно всегда кажется абсурдным в силу своей новизны. Вспомни Коперника, Галилея, Эйнштейна, братьев Люмьер, Хаббла. Их тоже сначала такие, как ты, на смех поднимали. А потом? Считали за честь, чтобы их имена были записаны рядом с именами этих людей. А что до классики, так она справедлива при определенных условиях. А уравнения, которые получил Леонид Палыч, связывают, как он сказал, вещество, энергию, пространство, время, информацию и единое поле. Расширяют классику, стало быть. Точно так же в свое время Эйнштейн расширил законы классической механики, но никак не перечеркнул их. Как бы тебе, Белянкин, не стало когда-нибудь стыдно за такие слова! – с возмущением сказал Шелковенко.
– Тоже еще, ха-ха-ха… нашел с кем сравнить, ха-ха-ха… нашего Палыча!.. – поддержал Белянкина Дима. – Второго Эйнштейна нашел, ха-ха-ха… Да если бы телепортация была в самом деле возможна, да к тому же так просто осуществима, то неужели ты думаешь, что маститые корифеи из «Дженерал Электрик», «Майкрософт», «Хьюлет Паккард», «Митсубиси» или еще откуда-нибудь до сих пор бы не додумались это сделать? Да и у нас тут головы есть – не чета этому Калиничу. Пацан ты еще, Юра!..
– Эйнштейн до того, как создал свою теорию, был таким же обыкновенным, как и наш Калинич. Из кого вырастают гении? Из людей, которых все вначале считают самыми обыкновенными, порой даже весьма посредственными. Самый обычный коллега, которому сотрудники отводили на иерархической лестнице авторитетов отнюдь не первое место, вдруг попадает на ее высшую ступень! Как же так?! Подавляющее большинство из его ближайшего окружения простить ему этого не может! Но потом привыкают все же. Так что не будь таким категоричным, Белянкин, и поосторожнее с выводами насчет заурядности нашего Палыча. В том, что его не восприняли с первого раза, нет ничего удивительного. Это скорее правило, чем исключение. Сработал небезызвестный тебе универсальный принцип Лешателье-Брауна. А согласно этому принципу любая равновесная система сопротивляется внешнему воздействию, стремясь ослабить это воздействие. Но это сопротивление, Белянкин, непременно затухает во времени!
VI
– Анюта, это я. Можно сейчас к тебе приехать? – сказал Калинич в мобильник, подходя к троллейбусной остановке.
– Конечно, Леня. Ну, как прошел твой доклад? – осторожно поинтересовалась Аня.
– Полный конфуз! Приеду – расскажу, – буркнул Калинич и прервал связь.
В троллейбусе было тесно, душно и горячо, как в сауне. Но Леонид Палыч этого не замечал. Он снова и снова проигрывал в воображении сегодняшний семинар. От институтских коллег он мог ожидать какой угодно реакции на свое сообщение, но только не такой. Ни слова поддержки. Только насмешки, издевки, презрение. Непоколебимая уверенность в абсурдности его идеи! Как же так, ведь он им так наглядно продемонстрировал работу установки, а они абсолютно ничего не увидели! Зрячие слепцы, да и только. Отвергли живые факты, закрыли глаза на очевидное! Собственным глазам не верят! Конкретным вещам, к которым можно подойти и потрогать своими руками! Но они даже не пожелали делать этого. Воистину, человек видит только то, что хочет видеть. Ну как их еще можно убедить? Пара молодых сотрудников, кажется, была впечатлена его установкой, но они не поддержали его открыто. Почему? Боясь быть не такими, как все? Теперь уж он убедился воочию, что конформизм – тяжкая болезнь нашего общества.
Леонид Палыч так ушел в свои мысли, что едва не проехал остановку. Выйдя из троллейбуса, он медленно побрел через скверик по направлению к дому, где жила Аня. Было жарко, как летом, но деревья кое-где уже тронула осенняя желтизна. Легкий ветерок обдавал едва ощутимой прохладой, и небо синело как-то по-осеннему. Сентябрь есть сентябрь.
Леонид Палыч остановился у синей торговой палатки с надписью «Оболонь» и заказал бокал кегового пива. Приветливая молодая продавщица наполнила изящную тяжелую посудину из толстого стекла золотистой прозрачной жидкостью с пенной шапкой. Калинич сел за столик под раскидистой липой и залпом отпил половину бокала. Резкое холодное пиво приятно освежило горло. Он сделал еще несколько глотков и вскоре почувствовал, как легкий хмель начинает кружить голову, наполняя его внутренний мир каким-то особым блаженством. У стойки играла тихая ненавязчивая музыка. Увлекаемые плавной мелодией, мысли Калинича закружились в медленном хороводе и поплыли над живописными аллеями, над клумбами с яркими астрами и огненно-оранжевыми настурциями, над газонами, кустами и чуть тронутыми осенним золотом деревьями тихого скверика – маленького оазиса в бетонной пустыне современного города. Эйфория…
Мелодичный сигнал мобильного телефона вернул Калинича к действительности. Звонила Аня.
– Леня, ты сейчас где?
– В скверике у твоего дома. Сижу в тени старой липы.
– Что ты там делаешь?
– Нирваню.
– Что-что? Ты можешь выражаться яснее?
– Пью свежее холодное пиво и погружаюсь в сладкую нирвану.
– Ну, вот! Я же тебя жду, вся уже как на иголках. Думаю-гадаю, почему ты так долго едешь, а ты там сидишь и пьянствуешь. Тебе не стыдно?
– Я не пьянствую, я грежу.
– Заканчивай это дело. Иди ко мне – будем грезить вдвоем. Или я сейчас уйду.
– Да ну что ты, Анюта! Пожалуйста, не сердись. Пять минут – и я буду у тебя. До встречи. Целую нежно.
Леонид Палыч спрятал мобильник, залпом допил все, что оставалось в бокале, и не спеша побрел к дому Ани.
VII
Они лежали на диване, тесно прижавшись друг другу, в скромной Аниной двухкомнатной квартирке. Аня дышала Калиничу в плечо, а он нежно гладил ее тяжелые шелковистые волосы и полушепотом рассказывал о сегодняшнем, на его взгляд, в высшей степени несуразном семинаре.
– Анечка, эти люди сговорились, что ли! Очевидное отрицают! Я же им наглядно продемонстрировал передачу вещей из бокса в бокс, а они меня на смех подняли. Начисто все отвергли! Глазам своим не верят, что ли? Это уму непостижимо! Я стоял перед ними и думал: то ли все они с ума посходили, то ли это я умом тронулся. Просто голова кругом идет! Насмешки, презрительные реплики, едкие комментарии, издевательские упреки… Как это неприятно! Они вели себя, как слепцы от рождения, которым пытаются объяснить, что розы, цветущие перед ними, красного цвета, васильки – голубого, а лилии – белого…
Калинич умолк, не переставая ласкать Анины волосы. Аня лежала молча, обдавая его волнами своего теплого и ласкового дыхания. Леонид Палыч привлек ее к себе и бережно поцеловал.
– Анюта, ты меня слушаешь? – спросил он.
– Конечно, Леня. И очень внимательно. Боюсь тебя перебить малейшим комментарием, чтобы не нарушить естественный ход твоих мыслей, – ответила она, обнимая его за шею. – Рассказывай дальше. Потом я тебе скажу все, что я думаю и о вашем семинаре, и о твоих коллегах.
– Так вот, Анюта, что-то тут не так. Я демонстрирую телепортацию, предлагаю всем желающим подойти и сделать это собственноручно. Что уж, казалось бы, может быть нагляднее и убедительнее этого дубового эксперимента? А все только издеваются и считают меня умалишенным! – с горьким отчаянием сказал Калинич.
– Вот уж врешь! – озорно возразила Аня, с лукавством заглянув ему в глаза. – Никак не все. Со всеми ты не знаком.
От этой шутки у Калинича приятно потеплело внутри. Он снова притиснул Аню к себе и нежно поцеловал в знак искренней благодарности, а потом тихо продолжил:
– Почти все эти люди, Анечка, когда-то у меня учились всему, что они сегодня умеют. В силу разных причин они юридически оформили свое положение на более высокой престижной ступени, чем я. Не до того мне было. Да и знания, умение, опыт и талант я ставил на первое место. Сейчас же многие из них совершенно утратили самокритичность, а некоторые вообще никогда ее не имели. Вот и думают они, что держат Бога за бороду. В науку они влезли исключительно для того, чтобы сорвать с нее дивиденды, сделать за ее счет карьеру и нахватать наград. Взять хотя бы Сережу Чаплию – серость и посредственность. Но дьявольски изворотлив и работоспособен. Может сутками сидеть и долбить в одну точку. Но все исключительно по чужим идеям. Сам он ничего существенного придумать не может, разве что по мелочам. Правда, этих мелочей он своей задницей нарабатывает довольно-таки много. Но крупное ему, увы, не по плечу. Он не знает, что такое вдохновение, увлеченность и одержимость. Ремесленник. А вот, поди ж ты, мнит себя великим ученым, в академики рвется. Завистлив при этом – в ложке воды конкурента утопит. Но меня раздражает не столько он, сколько его невежественные приспешники. Особенно Дима, который в силу своего скудоумия не понимает, что идеи дает не Чаплия. И вообще не такие, как он. Дима спит и видит себя на месте Чаплии. Но трагизм его в том, что он не видит дальше своего носа. Что он будет делать на его месте, если он не в состоянии отличить талантливого ученого от пробивного, энергичного, но заурядного выскочки? Он не любит талантливых, считая их никчемными прожектерами. А без талантливых людей настоящая наука, увы, не пойдет. Этот мерзавец обречен, но сколько он еще вреда успеет причинить науке и людям, которые ее творят! Чтобы зашибать деньги, особый талант не нужен. Но науки без таланта не бывает. Ни за какие деньги его не купишь, никаким трудом не наживешь и ничем его не заменишь. Талант – это ведь дар Божий!
Идиллическую тишину нарушил бой старинных настенных часов «Павел Буре». Баммм!.. Баммм!.. Калинич начал считать удары. Десять вечера. Они проговорили пять часов. Хватит. Надо вовремя остановиться. Пожалуй, уже не вовремя, а с солидным запозданием. Но лучше поздно, чем никогда.
– Что-то я не в меру разболтался. Понесло меня вниз по течению. Ты бы меня остановила, что ли. Столько времени я у тебя отнял без толку! Прости, пожалуйста, – смущенно извинился Леонид Палыч.
– Нет, Леня, это очень хорошо, что ты выговорился. Теперь я, как мне кажется, довольно ясно себе представляю, что творится у тебя в душе.
– Да какой от этого толк? – искренне недоумевал Леонид Палыч.
– Не перебивай меня, Леня. Я тебя выслушала. Выслушай теперь ты меня, – сказала Аня, крепко приникнув к его худощавому, но жилистому телу. – Я полностью разделяю твое мнение о коллегах. Но чем больше коллектив, тем больше он похож на человеческое общество в целом. В нем есть всякие: умные и глупые, порядочные и негодяи, честные и воры, злые и добрые, талантливые и скудоумные и так далее. Но несомненно одно – то, что ты им продемонстрировал, они видели впервые в истории человечества. Раньше никто этого никогда не видел, никто о таком не слышал и не помышлял, разве что какие-нибудь фантасты. Твоим коллегам это кажется странным, невероятным, невозможным, абсурдным. Новое всегда выглядит абсурдным, в него трудно поверить. Человек легко верит в то, что обыденно, банально. А новое, необычное, он подсознательно отвергает. Скажи человеку, что книга упала со стола на пол, и он в этом ни на йоту не усомнится. Но если ты скажешь, что она упала на потолок, он поднимет тебя на смех, потому что так никогда не было. Он никогда такого не видел и представить себе такого не может. Что, в окружении Джордано Бруно и Николая Коперника не было разумных людей? Были, несомненно были. Но они не могли себе представить, что мир устроен не так, как они это усвоили с пеленок. В тысяча шестьсот десятом году Галилей построил телескоп и открыл спутники Юпитера. В их существование никто не поверил, потому что это не укладывалось в усвоенную всеми тогдашними учеными модель мира. Точно так же, как и ты, он предлагал своим современникам самим посмотреть в телескоп, чтобы удостовериться в том, что они существуют. И они отказались! Зачем, говорили, нам смотреть, если мы точно знаем, что их там нет? Вспомни Леонардо да Винчи, предложившего идеи подводной лодки, вертолета и прочих новшеств. Их отвергли, даже не пытаясь в них разобраться. И все потому, что они опередили свое время. Принять эти идеи в те времена было все равно, что предложить построить автомобиль до изобретения колеса. Альберта Эйнштейна с его теорией относительности тоже в свое время высмеивали, считали его сумасшедшим. А твоя система телепортации более необычна, чем все, что я перечислила, вместе взятое! Кроме того, в сознании твоих коллег никак не укладывается, что один из их окружения, самый обыкновенный коллега Калинич, сделал вдруг невероятное открытие. Разве такое может быть? Он что, Эйнштейн? Или, может быть, Ньютон? Нет, конечно. Он рядовой научный сотрудник – Леонид Палыч Калинич. Какой, мол, из него, к чертовой матери, первооткрыватель? Так что не удивляйся реакции своих коллег. Мы будем планомерно приучать их к мысли, что телепортация так же реальна, как и радио, телевидение или, скажем, Интернет. И что Леонид Палыч – талантливый ученый и сделал чрезвычайно важное открытие мирового значения.
Аня обернулась к стоящему у дивана журнальному столику, дотянулась до бокала с шампанским и предложила Калиничу:
– Выпьешь?
Он отрицательно покачал головой.
– Как хочешь. А я выпью, – задорно сказала Аня.
Опорожнив и поставив бокал, она снова прижалась к Леониду Палычу каждой точкой своего упругого тела и заглянула ему в глаза. Ему никогда ни с кем не было так тепло и уютно. Какая женщина! И при этом такая умница!
– Открыть или изобрести – это увидеть то, чего до сих пор не было, чего еще никто в мире не видел, – продолжила Аня.
Ее мелодичный певучий голос нежно ласкал слух Калинича, словно пение ангела или райская музыка. Ее речь лилась непрерывным потоком, журча, как весенний ручеек. Запах ее косметики приводил его в состояние упоительной эйфории, будоражил в нем юношеские эмоции, будто на время возвращая навсегда ушедшую молодость.
– Впервые посмотреть на что-то новое – это подобно изобретению. Пожалуй, нет. Скорее открытию. Не каждому дано сразу рассмотреть предлагаемое изобретение, заметить его в том, что он увидел. Очень часто потом, уже прозрев, человек считает изобретателем себя, так как это, в принципе, почти то же самое. Пойми, Леня, твой семинар прошел так, как того и следовало ожидать. Так и должно было быть. В соответствии с принципами познания человеком окружающего мира, – заключила Аня и ласково улыбнулась.
– Ты у меня необыкновенная умница! Спасибо тебе за такую мощную поддержку. Если бы не ты, я бы, наверное, от отчаяния в «дурку» угодил. А вот – послушал тебя, и понял, что все не так уж плохо, – сказал Калинич, зарываясь лицом в ее шелковистые волосы.
