Остров Русь 2, или Принцесса Леокады

– Хоть бы что-нибудь у него тут полезное было, – проворчал он и продолжил обыск. – Не уверен я, что он что-то знает, ему просто выгодно, чтобы все так думали. Но может быть, может быть...

Тут он выдернул с полки черную кожаную плетку, взмахнул и щелкнул ею, как бичом.

– О! – воскликнул он. – Вот этим его можно пытать, если все-таки поймаем!

– Не думаю, – возразил я. – Боюсь, ему только понравится, раз это у него тут хранится.

– Да? – нахмурился Стас, глянул на плеть внимательнее, брезгливо поморщился и тоже отшвырнул ее.

– Думай лучше, как нам отсюда выбраться, – заметил я. – Давай-ка проверим окна, может, через них можно куда-то вылезти.

Нам повезло даже больше, чем мы могли надеяться. В гримерке мы обнаружили дверь, ведущую на огромный балкон. Точнее – на террасу. Здесь был небольшой бассейн, два шезлонга и два плетеных кресла, а в горшках стояли здоровенные пальмы. Решение было очевидным. Мы подтащили самую большую пальму к стене и смогли забраться на крышу.

Крыша была плоская, залитая гудроном, еще не остывшая от дневной жары и оттого пахучая. Ища спуск, мы побежали между вентиляционными трубами и тарелками спутниковых антенн. Тут и там мы натыкались на какие-то каморки с желтыми черепами и костями на дверях. Мы пытались открыть их, но все они были заперты.

Время от времени мы подползали к краю крыши в надежде найти балкон, куда можно было бы спрыгнуть. Но только на другом конце дома мы, наконец, увидели точно такую же, как у Перескокова, террасу, на которой под мощные звуки музыки колбасилось человек двадцать молодых людей. Мы тут же спрыгнули туда и вбежали внутрь. Никто не обратил на нас ни малейшего внимания.

Это опять была тусовка поп-звезд и прочего бомонда, и мы быстро поняли, что на самом деле вернулись в квартиру Перескокова, так как она, похоже, занимала весь верхний этаж. Пытаясь найти выход, мы бегали из комнаты в комнату, но это был самый настоящий лабиринт, битком набитый гламурным столичным сбродом.

В центральном зале было неожиданно тихо, уже не мигали разноцветные прожектора, а один мощный софит выхватывал из темноты небольшую сценку, где на стуле сидел с гитарой старый рокер и эстет с козлиной бородкой – Расческин. Стас притормозил и уставился на него влюбленными глазами. Он всегда обожал Расческина. А тот, перебирая струны, тихонько блеял трагическим голосом:

...Жила была на свете младая стрекоза,Под градом Таганрогом порхала, как коза.Но вдруг однажды в бубен ударила гроза,И хлынул дождь, в который и псам гулять нельзя...

— Стас! – зашипел я брату в ухо. – Пошли отсюда скорее! Сбежит продюсер!

– Тише! – так же шепотом взмолился тот. – Дай дослушать! Повисит еще чуть-чуть, не облезет!

Слава богу, как раз тут Расческин закончил свое невеселое повествование:

...Ах, вымокли до ниточки крыла у нашей деточки,Висят они, как тряпочки, сидит она на веточке.

— Все, – сказал Стас. – Побежали.

Интересно только, куда... И тут же я придумал, что нужно делать дальше.

– Тихо! – заорал я не своим голосом в возникшей тишине. Расческин уронил гитару и на четвереньках убежал за диван. Гости испуганно посмотрели на меня. – Внимание всем! Слушать мою команду! Пятнадцать минут назад известный вам продюсер Вениамин Перескоков опустился на парашюте в магазин рядом с метро. Его необходимо поймать. Все – на поимку Перескокова!

Я замолчал и оглядел опешившую тусню. Вдруг вскочил носатый блондин и закричал хриплым фальцетом:

– Ловим Веничку! Какая прелесть! Все ловим Веничку!

– Ур-ра! – закричали словно только что вышедшие с экранов телевизора Грелкины, Пятницкие, Расческины, Клавдии Самогудовы и множество других менее известных нам тусовщиков. Из-за шторы выскочил почему-то прятавшийся доселе там плотный щетинистый очкарик, солист группы «ДТП», и, сжав кулаки, прорычал:

– Бей фонограмщика! – но тут же виновато захихикал и забормотал: – Это я так шучу... Щекоти его!

Толкаясь и радостно вопя, толпа бросились к лестнице, увлекая за собой всех встреченных на пути. Мы поспешили следом. У парадного подъезда, там, где мы их и оставили, стояли наши «Сигвеи».

– Отлично! – воскликнул Стас. – Поехали?

– Костя! – крикнул мне Стас, когда по пути мы обогнали нескольких отставших поп-звезд. – Как ты думаешь, почему все-таки они все свихнулись, а мы – нет?

– Про нас не знаю, – честно признался я. – А вот про них... Может, они всегда такими были?

– Да ты что! – не поверил Стас. – Такая патология несовместима с жизнью!

Когда мы добрались до места, там уже творилось черт знает что. Перескоков болтался на двадцатиметровой высоте, с двух сторон от него, на верхних ярусах галереи столпились его бывшие гости и, хохоча, пытались дотянуться до него лыжными палками, взятыми в отделе спортивных товаров, и гардинами из хозяйственного. Кучка поп-весельчаков рассекала под ним по битому стеклу на трофейных роликах и велосипедах.

Очевидно, все эти добренькие придурки воспринимали происходящее как забавную и совершенно безобидную игру. Кроме самого извивающегося над пропастью Перескокова. Бедняга вопил и корчился, но от этого веселья только прибавлялось.

– Они его угробят, – сказал я брату. – Разобьется к чертовой матери!

– Надо растянуть под ним большое полотно, как делают на пожарах, – предложил Стас.

Среди унитазов и ванн нам удалось отыскать целую выставку громадных рулонов. Минут пять мы провозились, отрезая подходящий кусок голубого в розовый цветочек сукна. Свернув его и захватив с собой огромный тесак, мы побежали обратно.

Организовав человек десять держать натянутый батут под Перескоковым, сами мы помчались на балкон, на уровне которого он болтался. «Ве-ня! Ве-ня!» – радостно скандировали внизу. Мы примотали тесак к бильярдному кию скотчем и получилось что-то вроде копья. Этим самым копьем мы со Стасом и принялись по очереди перепиливать стропы парашюта. Натянуты они были не все, но по мере того как одни лопались и Перескоков, повизгивая, опускался чуть ниже, натягивались другие.

«Пем-м!» – лопалась стропа.

– Ой! – как ужаленный Винни Пух вскрикнул продюсер и тихим доверительным тоном покаялся: – Ребята, я все осознал... Не надо этого делать.

«Пем-м!» – лопнула следующая.

– Ай! – провалился он чуть ниже. – Признаюсь, я был в корне неправ. Прекратите пилить, я же упаду.

«Пем-м-м!»

– Ой-ой! Может статься, я вам еще пригожусь. Хотите славы и денег?

Стас замешкался. «Ве-ня! Ве-ня!» – продолжали скандировать снизу.

– Деньги нам не нужны, – сказал я деловым тоном. – И слава тоже. Все что нам нужно – найти Леокадию.

– Без проблем, – сказал Перескоков, уверенно мотнув головой, и тут же добавил: – Но у вас не получится. Потому что даже у меня не вышло...

– Стас, пили, – приказал я.

«Пем-м!»

– Ой! Тихо-тихо! Зачем же так спешить? – возмущенно спросил Перескоков у Стаса и вновь обратился ко мне: – Но, похоже, я знаю способ.

– Врешь! – не поверил я.

– К сожалению, нет, – шмыгнул носом продюсер. – Я и сбежал-то, чтобы не расколоться. Потому что понял, как ее найти.

– Говори! – приказал я. – Ну?!

Тот закатил глаза кверху, немного помедлил и заявил:

– Если не можешь выйти на Леокадию, нужно заставить ее саму на тебя выйти.

– Это пословица? – саркастически спросил я. – Стас, режь!

– Тихо, тихо! Я ведь знаю, как ее заставить!

– И как?

– Очень просто. В шоу-бизнесе ничто так не бесит, как наступающие тебе на пятки конкуренты. Если я сделаю из вас суперзвезд и обеспечу вам первые места в хит-парадах, то те, кто ее ведет, попытаются или переманить вас к себе, или заставить вас замолчать. В любом случае они себя выдадут.

Стас посмотрел на меня большими глазами, повернулся обратно к продюсеру и воскликнул:

– А ты умен, Перескоков!

– Мне часто это говорят, – признался польщенный шоумен и скромно улыбнулся.

– Но это же долго! – возразил я.

– Не так уж и долго, если мы ему поможем! – крикнула снизу Клавдия Самогудова. – Вы мне сразу понравились. Веселые ребятки!

– Я, например, про вас статью напишу, – сказал Пятницкий. – Только на обложку придется голыми сняться.

– А я вас в рокерской тусне продвину! – прорычал очкарик. – Только режьте быстрее. Очень хочется посмотреть, как эта собака падать будет... Но вообще-то я добрый, – тут же пояснил он с виноватой улыбочкой. – Ну сколько ж ему, бедняге, еще висеть? А собаки – очень милые животные, против собак я ничего не имею... Режьте!

– Вот его как раз слушать не надо! – поспешно заявил Перескоков.

– А как вы нас будете раскручивать, если и дальше будете тут висеть? – резонно заметил Стас и перерезал предпоследнюю веревку: «Пем-м!»

– Я вполне могу руководить процессом прямо отсюда! – очень серьезным голосом заверил продюсер.

«Пем-м-м!» – особенно звонко пропела последняя стропа.

– Так я и знал, – грустно промямлил Перескоков, поджал ноги и, кувыркаясь, полетел вниз. Когда с глухим ударом он шмякнулся на наше полотно, все, кто его держал, не устояв, кучей повалились на продюсера сверху.

– Але-е... Гоп! – донесся из кучи сдавленный голос Перескокова. Шоумен остается шоуменом даже в самой сложной ситуации. Тут же все присутствующие взорвались дружным «ура» и аплодисментами, а мы кинулись с балкона вниз.

Поднявшись и запахнув халат, Перескоков торжественно поднял палец.

– Пока я летел, я думал, как же нам назвать наш супердуэт? И вот что я решил: в названии его обязательно должен присутствовать мотив победы добра над злом. Народ это любит.

– Бог Тот побеждает бога Сета, – пробормотал Стас. – «Тот Сета». Как вам?

– «Тот – того», – хрипло возразила Самогудова. – После «татушек» – беспроигрышно.

– Тот – того? – переспросил Стас испуганно. – Но мы же братья!

– В этом-то вся изюминка, – заверила прима, – точнее, клубничка. Братья, которые очень-очень любят друг друга. Такой гадости на нашей эстраде еще не было.

– Ура! – заверещал носатый. – Да здравствует наш новый проект – «Тот-Того»! Я сразу понял, что они перспективные! Потащили Веничку домой!

Еще миг – и ошеломленный Перескоков был придушен в объятиях, сбит с ног и закатан в спасательное полотнище. Перевязав его с двух сторон веревкой, так что голубой в розовый цветочек рулон превратился в огромную брыкающуюся конфету, попсовики, журналисты и фотомодели взвалили его на плечи и двинулись назад в пентхаус.

Глава третья,

в которой мне все не нравится, а Стасу, как всегда, наоборот

Вот уж чего я никак не ожидал, так это что стану поп-звездой. Но куда деваться? Похоже, это действительно был единственный способ найти Леокадию. С гиканьем, песнями и плясками доволокли мы Перескокова до дома. Там «фантик» развернули, и начался военный совет акул шоу-бизнеса. Естественно, в обсуждении при закрытых дверях приняли участие лишь самые-самые, а прочая тусня осталась куролесить в дискотечных гостиных.

– Что для нас главное? – вопрошала Клавдия Самогудова. – Главное, чтобы к нам потянулись люди. А что для этого надо?

– Быть самыми достойными? – предположил я.

– Чего-о? – скривившись, протянул Сема Пятницкий. – Вы откуда к нам приехали?..

– Надо быть ближе к народу, – подсказал примкнувший к компании знаменитый продюсер Шпулькин, загорелый толстомордый тип с бегающими глазками. – Мелодии должны быть не сложнее «Чижика-Пыжика», слова тупые, а поведение вульгарное. Вот тогда все будет в ажуре!

– Правильно! – воскликнула прима радостно.

– Позвольте, позвольте! – вмешался Перескоков ревниво. – Как генеральный продюсер этого проекта я тоже должен высказать свое мнение!

– Давай, давай, Веничка, – кивнула ему прима благосклонно.

– Нам ведь нужны не просто звезды, а суперзвезды. Кого сейчас удивишь тупостью и пошлостью? Для успеха это, конечно, обязательные условия, но все-таки недостаточные. Я бы добавил еще насилие и секс.

Все присутствующие изумленно уставились на него.

– Я же сказал – «бы». «Добавил БЫ», – смущенно поправился Перескоков. – Но не добавлю. Потому что все мы – люди добрые, и демонстрировать насилие и секс, к сожалению, не можем...

– Мы-то не можем?! – вскочил Стас.

– Тихо, тихо, тихо! – воскликнул Перескоков, выскочив из кресла и спрятавшись за спинку. – Мы знаем, какие вы способные, лично я это – во как прочувствовал, – провел он ладошкой по горлу, – но народ нынче не тот! Народ нынче хлипкий. Никому теперь это не понравится.

– Вот и не морочь тогда нам головы! – сказала Самогудова, презрительно передразнив: – «Генеральный продюсер»! Тоже мне!

– Но в чем Веня прав, – вмешался носатый, – что в основе имиджа обязательно должно лежать что-то ужасно гадкое.

– А названия не достаточно? – спросил я с надеждой.

– Что ты! – жеманно махнул тот ручкой. – Не название делает группу, а группа название. Какой-то беспредельный экстрим должен быть в самом вашем поведении. Пошлых дураков на сцене – каждый первый, а нам надо угодить в яблочко.

– Лично нам надо найти Леокадию! – напомнил я.

– Мы помним, – заверила примадонна, – но мы ведь уже договорились, что для этого вы должны перещеголять ее в популярности. И для верности можно нарушить какие-то ее права, тогда она сама вас найдет.

– Что значит «какие-то»? Авторские, конечно, – дополнил Шпулькин. – Уж я-то в этом деле ас!

С презрительной улыбочкой прима покивала, как бы говоря, «вот и я о том же, умник...».

– Точно! – воскликнул Перескоков. – Как я сам не додумался, коллега! Нужно тупо петь ее песни! Такого никто безнаказанно не оставит.

– Ее песни?! – скривился Стас. – Мы – ее песни?!

Издевательски вихляя тазом, он заголосил на музыку «Кис-кис, брысь»:

Милый, милый, милый,Зацелуй меня,Милый, милый, от тебя —Я млею как свинья!..

Он остановился, и в комнате повисла напряженная тишина. Наконец, ее прервала прима, прошептав:

– Гениально.

– То, что нужно, – тихо подтвердил Грелкин и смачно щелкнул пальцами.

– Записано! – сообщил Перескоков, помахав телефоном.

– Придумал! – заявил носатый.

– Ну, что ты еще придумал? – уставился на него Шпулькин.

– Я придумал, какой гадости подпустить, чтобы уж наверняка.

– Ну? – обернулась к нему прима.

– Тема энуреза, – зловеще произнес тот.

– О! – даже на миг не задумавшись, блаженно закатил глаза Перескоков. – Вот что значит профессионализм. В десятку! Нельзя насилие и секс – пусть демонстрируют на сцене волеизлияние и мочеиспускание!

– И призывают к этому зрителей, – прозорливо кивая, добавила прима.

Внезапно глаза Перескокова округлились, и он вдохновенно промолвил:

– Борьба добра со злом. Хит всех времен и народов «Ночной позор»...

Тут только мы со Стасом осознали, что нелепая шутка заходит слишком далеко. Переглянувшись, мы заорали хором:

– Мы не будем мочиться на сцене!

Акулы шоу-бизнеса глянули на нас так, словно это пищали комары, и прима сказала Перескокову:

– Веня, ты пока уведи ребятишек.

– Все-все-все, мальчики, – вскочил продюсер, схватил нас за руки и куда-то поволок. – Вам спать пора, набираться сил надо, впереди большие свершения. А нам нужно делом заняться: подготовить репертуар, расписать гастрольный план, зарядить поэтов и аранжировщиков, договориться по поводу транспорта, организовать фанатов...

– Мы не будем делать этого на сцене! – твердо сказал я, остановившись перед дверью.

– Завтра, завтра поговорим, – ласково сказал Перескоков, впихивая нас в спальню, и захлопнул у нас перед носом дверь.

...Проснулся я от того, что в мобильном заверещал будильник. Первой мыслью было, как мне неохота переться в школу. Но миг спустя я осознал, что нахожусь не дома и никакая школа мне не грозит. Я лежал одетым и обутым на очень шикарной и мягкой трехспальной кровати с балдахином.

Рядом со мной, завладев единственным одеялом, безмятежно сопел укутавшийся почти с головой Стас. Вчера он не удержался и сделал по глоточку из нескольких красивых бутылочек, которые мы обнаружили у Перескокова в баре.

– Эй, – толкнул я его ногой. – Вставай, армахет[3]!

Он резко сел, осоловело осмотрелся и сказал:

– Интересно, кстати, нас завтраком кормить будут?

За что я люблю своего брата, так это за здоровый взгляд на жизнь.

– Мне тоже интересно, – сказал я. – Давай поищем кухню.

– Чего ее искать, мы ж там были, – напомнил Стас.

Точно. Я и забыл. Я же там миксер нашел. Мы сползли с кровати и направились туда. На кухне сидел Перескоков. Он был все в тех же кроссовках и в том же кислотном халате, что и вчера, только сильно порванном на спине. Перед ним на столе лежал сотовый телефон, а в руках он держал бутылку джина. В воздухе стоял отчетливый можжевеловый дух.

Я даже замер в дверях: Перескоков наливал в стакан прозрачную жидкость... Какое-то время он сосредоточенно смотрел на нее, а потом, к моему облегчению, аккуратно стал переливать обратно в бутылку.

– А, проснулись, драгоценные мои, – заметил он меня и приветливо качнул головой. – Проходите, присаживайтесь. А я вот так и не смог уснуть. – Вид у него был ужасный. Такой, будто бы он все-таки пил всю ночь. Его шахтерское лицо приняло синеватый оттенок и поросло жесткой щетиной. Красные глаза были полны отчаяния и доброты. – Зато я кучу дел по телефону переделал. Жизнь, кстати, налаживается. Жить будем бедненько, но добренько. Уже и транспорт ходит. Медленно, но ходит. Потому что, когда он не ходит, вреда получается больше, чем пользы. Люди это осознают потихоньку. И в магазинах уже торговля началась.

– Так ведь можно все без денег брать!

– Можно, но почти никто уже не берет, потому что это дурно, и народ это понял. Да ты садись, – пригласил он вновь.

Я присел, а Стас куда-то исчез, видимо, вернулся в спальню. Перескоков взял бутылку и вновь наполнил стакан на треть.

– Костик, я не могу больше пить, – вдруг трагично сообщил он. – Налить могу, а выпить – никак. Только поднесу стакан ко рту, как душит меня совесть, так, будто я собираюсь кого-нибудь топором зарубить. Вот, глянь! – Дрожащей рукой он медленно поднес стакан ко рту, но та затряслась еще сильнее, заходила ходуном, и в какой-то момент пахучий джин выплеснулся ему на халат.

– Пятнышко будет! – взволнованно воскликнул Перескоков и, быстро поставив стакан на стол, принялся, чавкая, сосать махровый подол. Кого он решил обмануть? Себя, что ли?

– И сколько вы так уже насосали? – спросил я.

Перескоков затравленно на меня посмотрел и буркнул:

– Зови брата завтракать. Он добрее.

Я вернулся в спальню, но Стаса там не было. И тут же я услыхал шум и гам со стороны прихожей. Я заглянул в гостиную, в ту самую, из которой продюсер вчера выпрыгнул, и увидел Стаса, пятящегося от целой оравы журналистов с камерами.

– Скажите, сколько вам лет?! Это правда, что вы внебрачные отпрыски президента?! Вы – близнецы? Ваши ближайшие планы?! Какой вы ориентации?! Так все-таки «кто кого»? – кричали они наперебой. – Кто придумал девиз «Энурез против армии»?

– Это придумали задолго до нас, – пролепетал Стас, обернулся и беспомощно посмотрел на меня. Уж не знаю, чего он так растерялся, но было ясно, что его надо спасать. Я метнулся обратно на кухню, схватил со стола джин, плеснул немного Перескокову на халат, чтоб ему не обидно было, и побежал к брату на выручку.

– Куда-а?.. – плаксиво крикнул мне вдогонку продюсер, но я уже был в гостиной. Замахнувшись бутылкой как гранатой, я заорал:

– А ну, пошли вон! Убирайтесь!

В прихожей началась давка. Продолжая выкрикивать вопросы, толпа папарацци стала медленно выдавливаться через узкий тамбур за дверь. Когда исчез последний, Стас, бормоча: «Ноу комментс, ноу комментс», – захлопнул ее. Стало тихо как в бункере. Не соврал хозяин про звукоизоляцию.

– Так вот как она приходит, эта пресловутая слава, – многозначительно сказал Стас. – Помнишь, мы книжку читали, как ее там? «Огрызки хлеба»?.. Нет... «Обломки неба»?.. Короче, что-то такое. Про «Битлз». С ними было примерно так же. Встали утром, голова гудит, а пресса беснуется. А что вчера делали, что творили?.. Ничего не помнят.

– Они-то хоть петь умели, – прервал я его.

– Так ведь и шоу-бизнес на месте не стоит, – парировал он.

– Ты лучше скажи, на кой нам все это? Нам Леокадию искать надо, а эти уроды нам теперь проходу не дадут. Всюду будут лезть с камерами и вопросами мучить.

– Ты что, забыл гениальный план Перескокова? – возмутился Стас. – Именно благодаря славе мы и привлечем ее внимание.

– Так-то оно так... – сказал я, царапая подбородок. – Но что-то не нравится мне все это...

– А мне – нормально, – заявил Стас. – Мы, кстати, завтракать все-таки будем?

– Пойдем, пойдем, – кивнул я, – Перескоков тебя заждался.

Не успели мы поесть, как в продюсерские апартаменты ворвалась Клавдия Самогудова.

– Внимание! – с порога объявила она. – Вечером вылетаем на гастроли! Шумиху уже подняли, пиар-кампанию закрутили, рекламу пустили по всем СМИ. А наступать начнем, – она революционно взмахнула кулаком, – из провинции! С самых окраин! С Владика!

– Но мы же еще не репетировали! – испугался Стас.

– Еще чего не хватало! – сделала большие глаза примадонна. – Пусть самодеятельность репетирует. У нас уже весь материал готов, а к вечеру будут записаны фонограммы. Вам нужно будет только прыгать и открывать рот, короче – делать шоу. Вас в самолете за десять минут всему мой Лелик обучит, он у меня мастер!

Я вспомнил вчерашние разговоры и сказал:

– Лично я мочиться перед всеми не стану.

Несколько секунду длилось тяжелое молчание. Потом Самогудова махнула рукой и примирительно сказала:

– Ну ладно... Звездам капризы положены. Обсудили мы это... Наймем дублеров, что же делать. Ну, может, еще девочки с подтанцовки помогут...

– Вы, конечно, понимаете, насколько мне трудно в этом признаться, – встрял Перескоков, – но лично мне понравилась идея коллеги Шпулькина...

– Ну да... – задумчиво кивнула ему примадонна.

– Что за идея? – спросил Стас.

– Не важно! – встрепенулась прима. – Это все потом! А сейчас – работать! – Она хлопнула о стол пачкой листов: – Вот тексты, выбирайте.

Мы со Стасом взяли по бумажке, я стал читать, и у меня глаза полезли на лоб. Это была длиннющая песня, но мне хватило первого куплета:

Нет свободы молодым,Миф – «свобода», ложь и дым!Но свободе я учусь:Где хочу, там и...

Я поднял мрачный взгляд на примадонну, и она, поймав его, затараторила:

– Это такая тяжелая роковая баллада в стиле Хрипелова. А припев – народный, пипл схавает!

Я прочитал припев. Он действительно был знаком мне с начальной школы:

Хорошо быть кисою,Хорошо собакою...

— Я уже слышала фонограмму! – сообщила Самогудова с воодушевлением – там в припеве после каждый строчки такой крутой хардовый риф! И она прорычала:

Хорошо быть кисою,О! Оу! Оу! О!!!

Я глянул на Стаса. Вид у него был перепуганный.

– Костя, – сказал он. – Это кошмар. Послушай:

Расскажу я вам, мальчишки:Мальчик жил, он смелым был,Раз он, расстегнув штанишки,Лес горящий потушил...

— Почему же это кошмар? – возразила Самогудова. – Очень проникновенная позитивная песня. Ведь напрочь куда-то ушла из нашей жизни героика. А кто же будет воспитывать молодежь, если не мы – деятели культуры?

Я схватил еще листочек и прочитал вслух:

Мы друг друга полюбили,Невзирая на ландшафт,Мы еще грудными были,Писались на брудершафт...

— Кто пишет вам эти частушки?! – вскричал Стас.

– У нас целый штат прекрасных поэтов, – отозвалась Самогудова. – Пушкин отдыхает. Тема мочеиспускания раскрыта со всех сторон, она просто выработана, как золотая жила! И всего за одну ночь.

– Но при чем здесь ландшафт?! – рявкнул я.

– Как это при чем? – пожала плечами прима. – А ты сочини рифму на «брудершафт». Поэзия, милочка моя, это великое таинство... Но лично мне больше всего нравится вот это... – Она взяла листочки, немножко покопалась в них, наконец, выдернула один и, по-рэперски жестикулируя, речитативом продекламировала:

Ты помнишь, чувак, мы курили траву,Теперь за траву голову оторву.Ты лучше, чувак, бы отлил бы в нее,Так эк’ологичнее, блин, ё-моё!..

— Смело! Современно! – сама же оценила она.

– Супер! Просто супер! – запрыгал на табуретке Перескоков. – Мы порвем эту страну, как грелку!

Я не знал, что и сказать. Но вовремя пришел в себя Стас:

– Лично я никуда не полечу, – сказал он. – Ни на какие гастроли.

– Я тоже, – кивнул я, как мне казалось, твердо.

Но вечером мы как миленькие погрузились в лимузин Перескокова и двинулись впереди целой автоколонны, везущей звезд эстрады, в направлении аэропорта Шереметьево. Взялся спасать мир, не бойся описаться...

– Но ведь самолеты теперь не летают, – удивился Стас, когда мы медленно-медленно продвигались через окружавшую здание аэропорта толпу народа с флажками и плакатами «We love Тот-Того!!!», «I love пи-пи!!!» и даже «Тот-Того, мы пи-пи с вами!» Они были всюду, даже на крыше.