banner banner banner
Черно-белый оттенок нежности
Черно-белый оттенок нежности
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Черно-белый оттенок нежности

скачать книгу бесплатно


С усмешкой спросил он, не сводя с нее взгляд.

– Я не…

Ее щеки залились румянцем, словно у первоклассницы на экзамене. Она разозлилась на себя за эту нерешительность и собравшись с духом выпалила.

– Я тебя совсем не знаю и не думаю, что это будет уместно.

– Мирза. – Просто сказал он и улыбнулся лучшей из своей улыбок. – Но для друзей просто Мир.

– Мадина. Приятно познакомиться.

Медленно проговорила она и замолчала, неловко отводя взгляд.

– Ты права. – Неожиданно легко согласился он, убрав улыбку. – В любом другом случае было бы неуместно садиться в машину к первому встречному парню, но не сейчас.

Она вскинула голову и непонимающе посмотрела на него, а он снисходительно улыбнулся.

– Нас объединяет что-то большее чем банальное знакомство – вера. Совместная проповедь – это больше чем многолетнее знакомство.

Когда смысл его слов дошел до нее, она нерешительно улыбнулась и кивнула, поняв на каком-то внутреннем, подсознательном уровне, что ему можно доверять и отбросив последние сомнения, села в машину.

Подняв под колесами облако серой пыли, машина сорвалась с места, нырнув в узкие городские улочки. Она сидела молча, расслабленно откинувшись на спинку кожаного сидения и глядя в окно перед собой. Мельканье знакомых улиц успокаивало ее, а теплый воздух в салоне навевал дремоту. Он щелкнул кнопкой и салон наполнили приглушенные, расслабляющие звуки азана, втекающие в душу и уносящие мысли куда-то в невесомость.

– Какая красивая музыка…

Тихо произнесла она и ее голос утонул в волшебных звуках незнакомого голоса, льющегося из динамиков.

– Эта не музыка. Это Азан и он священен для всех мусульман.

Она молча кивнула и прикрыла глаза, погружаясь в успокоительную нирвану и медленно плывя по волнам блаженства, подхваченная течением времени.

На некоторое время она окончательно выпала из реальности, позволив своему мозгу полностью отключиться и ни о чем не думать. Из наваждения ее вывел его тихий вкрадчивый голос.

– Аллах привел тебя сегодня в свой дом, увидев неприкаянность твоей души. Аллах поистине велик, он сжалился над тобой, указав тебе путь к спасению.

Она открыла глаза и непонимающе уставилась на него.

– До сегодняшнего дня ты жила в темноте, но теперь все изменится. С этого момента начнется твой путь к прозрению.

– Что изменится?

Растеряно спросила она.

– Ты сама изменишься. Твое мышление, твой взгляд на мир. До сих пор ты искала, а теперь нашла свою дорогу в жизни. Голос сердца привел тебя сегодня в мечеть. Теперь она станет твоим новым домом, твоей крепостью, твоим бастионом.

– Откуда ты это знаешь?

– Я вижу это в твоих глазах.

Не успела она хоть что-то ответить, как он плавно остановился на центральной улице поселка, в котором она жила.

– Дальше тебе лучше пойти пешком, чтобы никто не видел кто тебя привез.

– Спасибо.

Медленно произнесла она и уже собралась выйти из машины, когда он вдруг протянул руку и мягко взял ее за запястье. Она обернулась, бросив на него непонимающий взгляд.

– Возьми это, почитай на досуге.

С этими словами он протянул ей небольшую цветную брошюру, напечатанную на глянцевой бумаге.

– Что это?

– Ответы на твои вопросы. Я знаю, у тебя их много накопилось.

С улыбкой ответил он и в этот момент на миг стал похож на обычного мальчишку его возраста, веселого и жизнерадостного, без глубокого печального взгляда и смертельной бледности на впалых щеках.

Она молча взяла брошюру и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь и еще долго чувствуя на спине его обжигающий взгляд.

Настоящие допросы начались на следующий день ее пребывания в камере. Сутки ее никто не трогал и она подумала, что ее оставили в покое, но это была лишь временная передышка. Она не знала, как работает правоохранительная система, никогда ранее не сталкиваясь с полицией. Сначала она даже не вполне понимала всю серьезность своего положения, наивно полагая, что эта ошибка разрешится сама собой. Осознание происходящего начало приходить к ней после первого же допроса.

Она сидела на полу, забившись в угол своей камеры и уткнувшись лицом в колени. Мысли лихорадочно перескакивали с одной темы на другую, и она никак не могла сосредоточиться на главном – как выпутаться из этой передряги. Она не знала кому звонить, у кого просить помощи, что говорить, а о чем молчать. Она вообще не хотела разговаривать со следователями. Они задавали такие вопросы, на которые она даже самой себе не могла бы дать ответ. Они вынуждали ее подставить Мира и все, во что она до сих пор верила. Они хотели сделать из нее стукачку, но за время общения с Миром, она успела хорошо усвоить одну вещи – в их мире предателям нет прощения. Но она оказалась здесь отчасти из-за него. Она еще не успела разобраться какую роль он играет во всей этой истории, и ей не хотелось об этом думать, потому что чем больше она думала об этом, тем больше сомнений закрадывались в ее душу. Сомнений в нем и в его словах, которым она так верила. Сейчас она не хотела об этом думать. Сейчас не время. Надо подумать о другом – что говорить следователям и как отсюда выбраться. Но на этот счет у нее не было никаких мыслей. Первое, что ей пришло в голову, когда ее арестовали – позвонить родителям. Но подумав немного, она отмела эту мысль. Отношения с родителями у нее не складывались с самого начала, а после знакомства с Миром и регулярного посещения мечети, она и вовсе перестала существовать в их глазах. Узнав, что она арестована родители скорее всего не удивятся, а может быть даже обрадуются, но уж точно не поспешат прийти ей на помощь. Значит рассчитывать она может только на себя.

От размышлений ее оторвал скрежет открывающейся двери. На пороге возник молодой офицер.

– На выход!

Громко произнес он, лишенным всякого выражения голосом, глядя на нее с плохоскрываемым презрением, как на насекомое под микроскопом.

В первую секунду она бессмысленно уставилась на него, словно не понимая смысл его слов, потом медленно поднялась и сделала несколько шагов навстречу, чувствуя легкое покалывание в затекших от долгого сидения ногах.

– Лицом к стене!

Снова скомандовал он, а когда она не подчинилась, грубо толкнул ее и развернув к стене, завел руки за спину и быстро защелкнул на запястьях наручники.

Проделав все это с молниеносной скоростью, он взял ее за локоть и вытолкал из камеры. Пройдя длинными душными коридорами и поднявшись по лестнице, они наконец, оказались около обшарпанной двери, открыв которую, он грубо втолкнул ее в тесное, плохо проветриваемое помещение, отдаленно напоминающее кабинет.

За таким же обшарпанным письменным столом сидел молодой мужчина. Закинув ноги на стол он разговаривал по телефону, время от времени крутясь в кресле. Второго мужчину, она заметила не сразу, так как он стоял чуть подаль у окна и неторопливо курил истлевшую почти до фильтра сигарету. Увидев ее, он аккуратно потушил окурок в пепельнице и сделал несколько шагов навстречу. Когда он принес из другого конца кабинета свободный стул и поставил около стола, на его губах появилась пакостная ухмылка. Второй мужчина к тому времени закончил разговор и тоже растянул губы в улыбке, которая ей совсем не понравилась.

– А вот и наша подозреваемая. Проходи, садись.

Наигранно вежливо произнес он, жестом указав на принесенный стул. Она сделала несколько неуверенных шагов и плюхнулась на стул, так как от волнения ноги подкашивались.

Офицер, который привел ее, давно скрылся за дверью, и она осталась один на один с двумя мужчинами, находящимися в кабинете. Их взгляды были обращены на нее, словно они и впрямь верили, что она вдруг заговорит и ответит на все их вопросы.

– Надеюсь у тебя было достаточно времени, чтобы подумать о всей серьезности своего положения?

Начал первый, поигрывая мобильным телефоном. Второй привалился к стене около окна и молча наблюдал за ней, словно сканируя ее мозг. Его проницательный взгляд нервировал ее, заставляя ерзать на стуле.

– Что вам от меня надо?

Тихо, едва слышно спросила она, хотя еще недавно уговаривала себя не бояться и держаться уверенно. Но вся ее бравада вдруг куда- то испарилась, стоило только ей оказаться в этом кабинете, наедине с этими мужчинами, для которых она была как муха на стекле, которую приходится терпеть, он от которой так хочется избавиться поскорее.

– Что нам надо? – насмешливо переспросил первый полицейский, – не так уж много – имена твоих подельников. Кто дал тебе тратил и где ты собиралась его взорвать?

От этого вопроса она вздрогнула, как от пощечины. Ее щеки покрыл легкий румянец.

– Будешь продолжать играть в молчанку?

Усмехнулся ее собеседник, явно наслаждаясь ее смятением.

– Я уже говорила вашему коллеги вчера что это не мое. Я не собиралась никого взрывать и не знаю как это вещество попало в мою косметичку.

Терпеливо произнесла она, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и не дрожал.

Мужчины переглянулись и засмеялись.

– Значит не знаешь?

Насмешливо спросил тот, что сидел за столом, доставая из открытой пачке на столе новую сигарету и неторопливо закуривая. Она подняла глаза, глядя на слабо мерцающее пламя его зажигалки и ей на ум невольно пришла странная ассоциация, что ее жизнь подобно этому пламени, едва теплится, готовая потухнуть в любой момент, от неосторожного движения.

Занятая своими невеселыми мыслями, она не заметила, как один из следователей, достал из ящика стола папку с документами, вытащил оттуда один лист и положил перед ней. Она скользнула по нему взглядом, снова увидев ту самую фотографию Мира, где ему было лет восемнадцать, не больше.

– Расскажи нам про Мирзу Далаева. Как вы познакомились и в каких отношения состояли?

Произнес он, делая неторопливые затяжки и выпуская вверх замысловатые кольца дыма.

Она молчала, не зная, что сказать. Как рассказать им про Мира? Она не имела представления что можно говорить, а что нет, но чего на точно не хотела – это навредить ему своими словами. Они обвиняли его и его семью в ужасных вещах, но она до сих пор не могла поверить, что все, что написано в их отчетах – правда и что Мир причастен ко всем этим преступлениям. Но даже если это и так, она не вправе судить его… Она не хотела становиться его палачом. Но и врать полиции она тоже не хотела.

– Вас с ним часто видели выходящими из мечети, после пятничной проповеди.

Снова произнес следователь, решив упростить ей задачу.

– За мной следили?

Только и смогла спросить она, удивленно вскинув брови.

– Спецслужбы следят за твоим дружком уже несколько месяцев. Он у нас под колпаком и его арест – это только вопрос времени. Так что, можешь говорить все как есть.

Она молчала довольно долго, лихорадочно подбирая слова и беспокойно ерзая на стуле, со скованными за спиной руками.

– Мы познакомились случайно. Я сидела на скамейке напротив мечети и вдруг он подошел сзади…

Запинаясь и путаясь в словах, она рассказала историю их знакомства, убедив себя в том, что ничего компрометирующего Мира в ней нет. Тысячи таких историй случаются в городе каждый день, люди знакомятся, общаются, встречаются, находят общие интересы, сближаются…

– Очень хорошо, и что было дальше.?

Спросил один из следователей, не переставая курить и улыбаться.

– Ничего. Мы просто общались. По пятницам ходили в мечеть, гуляли по набережной или в парке, разговаривали.

– О чем он говорил?

– О религии.

– Конкретнее.

– Он рассказывал мне про ислам. Объяснял некоторые суры из Корана, смысл которых я не понимала. Рассказывал про жизнь и учение пророка Мухаммеда, про его деяния и заповеди.

Она пожала плечами, не видя во всем этом ничего предосудительного.

– Значит, он пытался обратить тебя в ислам. Излюбленная тактика. Просто влюбить в себя девушку мало, ее сознанием удобнее манипулировать с помощью чего-то более глубокого и бескомпромиссного. В этом смысле религия – лучший инструмент. Она дает отчаявшимся надежду, веру во что-то высшее, мотивацию и конечно же оправдание для всех последующих деяний.

С нескрываемой ироний протянул ее собеседник. Мужчины снова переглянулись и хохотнули.

– Что в этом смешного? У нас в стране свобода вероисповедания.

Неуверенно произнесла она, переводя тревожный взгляд с одного на другого.

– А что в твоей новой религии говорится по поводу того, чтобы трахаться с полузнакомым человеком, который вбивает тебе в голову всякие глупости и подбрасывает в рюкзак взрывчатку?

С усмешкой спросил тот, который стоял у окна. Он тоже прикурил сигарету и теперь воздух наполнился густым едким дымом, от которого у нее жгло горло и слезились глаза.

От этих слов, она непроизвольно вздрогнула, заливаясь пунцовым цветом и устремив взгляд в пол.

– Видимо ничего предосудительного ислам в этом не усматривает, раз уж это на благо высшей миссии – взорвать как можно больше иноверцев.

Подхватил другой следователь, встав и неторопливо пройдясь по кабинету. Она не заметила, как он оказался у нее за спиной, обдав тугой струей удушливого голубоватого дыма.

– Я не…

Начала было она, но он резким движением схватил ее за волосы, подняв лицо и заставляя смотреть в глаза.

– Где вы с дружком планировали устроить взрыв? Школа? Больница? Рынок? Магазин? Площадь? Парк?

Она молчала, пораженная его действиями.

– Отвечай, дрянь!

Он вдруг отпустил ее и резко выбросив вперед руку наотмашь ударил по лицу.

– Подумай хорошенько, прежде чем дальше играть с нами. У меня заканчивается терпение.

Из ее глаз мгновенно брызнули слезы, горячие и соленные, они обжигали щеки, скатываясь по шее и капая на одежду. Она судорожно хватала ртом воздух, пытаясь что-то сказать, но слова застряли в горле, не в силах найти выход, а сердце сжалось до размера булавочной головки. Когда дыхание восстановилось, она поняла, что бесполезно повторять, что она невиновна, что не собиралась устраивать теракт, что ее просто подставили. Все это уже не имело значение, потому что для них она не человек, для них она сообщница террористов – тварь, которая не достойна жалости.

Дни в камере тянулись непростительно медленно. Или слишком быстро. Этого она никак не могла понять, потому что потеряла счет времени. Только по приему пищи можно было понять утро сейчас или ночь. Целыми днями напролет она ходила из стороны в сторону по замкнутому периметру своей тесной камеры, то и дело натыкаясь на стены. Она была похожа на зомби, пустая кукла, из которой вынули стержень. Вялая и безвольная, но все еще подвижная. Пустой взгляд то и дело упирался в непробиваемые толстые стены, скользил по ним, панически ища выход, но не находил и снова угасал, обращаясь внутрь себя. Иногда ей казалось, что она спит или сходит с ума, ее сознание балансировало на границе реальности. Тогда она ложилась на кровать, закрывала глаза и засыпала. Ей снились сны, такие яркие и красочные, что она не могла отличить их от реальности. Она видела себя в детстве, смело рисуя разные сценарии своей жизни. Она видела себя словно со стороны и стала лучше понимать то, что говорили о ней люди. Они считали ее сумасшедшей. Они показывали на нее пальцем. Они все отвернулись от нее. Они не понимали ее. Впервые за все время она допустила мысль о том, что возможно они были правы. Все кругом были правы, а она нет. Возможно, она действительно была всего лишь игрушкой в умелых руках кукловода. Возможно вся ее непоколебимая вера в одного-единственного человека не более чем мираж, сиюминутное желание спрятаться, убежать от реальности. Но даже если и так – это ее выбор, за который она сама несет ответственность.

Она просыпалась посреди ночи и снова начинала беспокойно метаться по камере, не понимая, где находится и зачем. Ей казалось, что она попала в альтернативную реальность, в матрицу собственного сознания из которого не выхода. Ей казалось, что она заперта внутри собственного тела. Тогда она начинала кричать, чтобы проверить остался ли у нее еще голос, или его тоже отняли вместе со свободой. Потом начинала молиться. Неуклюже шептать молитвы на арабском языке, которые успела выучить, посещая ускоренные курсы арабского языка при мечети. Она постоянно сбивалась, торопливо произнося иностранные слова, непривычные ее слуху и чуждые ее языку. Иногда она смеялась, вспоминая своих друзей, которые теперь ненавидят и боятся ее. Или плакала, вспоминая мамины глаза, смотрящие на нее с молчаливым отчаянием. Лежа холодными бессонными ночами на жестких нарах своей камеры, ее душили беззвучные рыдания, когда вся жизнь, как на кинопленке проносилась у нее перед глазами. Горячие соленные слезы медленно катились по щекам, и она никак не могла их остановить.