Гибель экспедиции «Жаннетты»

Еще четыре дня пришлось нам пробираться по невероятным дорогам – частью на быстрых лошадях туземцев, частью на лодке – пока мы, наконец, не добрались до Якутска. Одну ночь мы провели в деревне, в доме мелкого русского чиновника; другую – у старого, почтенного, хотя и несколько странного на вид, священника, в высшей степени радушно принявшего нас. Все лучшее, что хранилось в его кладовой, было вытащено и поставлено на стол: разные сорта мяса, сухари, чай, сахар, вкусно замаринованная рыба. И он открыл не только кладовую, но и еще одно святилище: погребец, из которого появилась бутылка водки. Наполняя рюмки, он неизменно благословлял благородный напиток. «За счастливое возвращение в Америку!» Но до Америки было еще далеко. В Якутск я приехал днем, 30-го мая, через 28 дней после отъезда из Верхоянска – голодный, в изодранной одежде, носившей следы поездки по воде и болотам.

Неделю спустя прибыли также другие члены экспедиции Мельвиля, и мы все вместе пользовались еще несколько дней гостеприимством любезных жителей. Губернатор, генерал Черняев, отнесся ко мне с поистине отцовской заботливостью, и я с глубокой благодарностью вспоминаю ту любовь и внимание, которыми все население, от мала до велика, окружало, как меня, так и членов экспедиции Мельвиля.

11-го июня мы сели на маленький пароход «Пионер». Половина населения города провожала нас на пристань. Даже губернатор и его чиновники не испугались большего растоянии и явились на пристань, чтобы еще раз, по русскому обычаю, крепко поцеловать нас на прощанье.

«Пионер» – маленькое, жалкое суденышко – с трудом пробирался, пыхтя и шипя, против сильного течения Лены, постоянно обдавая нас дождем искр. В Витимске мы, наконец, сошли с этого ужасного судна и пересели на пароход «Константинополь», гораздо более благоустроенный и уютный. Здесь мы застали пеструю смесь народностей: русских, якутов, тунгусов, татар, монголов и персов.

Плавание было бы ужасно скучным, если бы не живописный пейзаж долины Лены.

Отвесные береговые скалы, поднимающиеся в виде зубчатых крепостных стен, увенчанных башнями, не менее живописны, чем покрытые, прекрасным лесом откосы, окаймляющие долину на протяжении многих миль. Богатые пашни, трудолюбиво, но неумело обработанные, простираются далеко вглубь лесов; по берегу реки разбросаны маленькия села, на расстоянии 20-30 километров друг от друга. В каждом селе виднеется одна или несколько церквей, пестро раскрашенные или золоченые купола которых придают группам деревянных домов какую-то торжественность. Дома в городах украшены красивой резьбой; особенно хорош орнамент оконных наличников. Даже водосточные трубы заканчиваются на крыше головами драконов, львиной пастью или другими подобными художественными украшениями. Маленькие балконы и вышки приятно нарушают однообразие скромных деревянных стен. Ставни часто выкрашены в яркие, кричащие цвета; везде видно старание внести красочность и радость в серые будни.

За этой поездкой по реке последовала четырехдневная поездка на почтовых, и я, наконец, приехал в Иркутск – первый настоящий город, который я увидел в Сибири. Так как мне много раз приходилось слышать, что грешно быть в Иркутске и не видеть Байкальского озера, то я отправился туда и два дня наслаждался величественной красотой его берегов.

Отсюда я должен был кратчайшим и удобнейшим путем добраться до родины.

Этот путь шел сначала на протяжении 1600 километров по почтовому тракту до Томска, видного города с 40000 жителей. В Томске я свел интересное знакомство с городским головой. В юности своей он был охотником, понемногу копил деньги и, наконец, так разбогател, что мог купить крупную долю в золотом прииске. Теперь его считали одним из богатейших людей Сибири.

Из Томска я поехал в Екатеринбург, связанный железной дорогою с Пермью, городом, находящимся по ту сторону Урала, уже в Европе. Здесь мы сели на пароход и в четыре дня доехали до Нижнего-Новгорода, города, расположенного на южном берегу Волги и известного своей ярмаркой. Это была в то время конечная восточная станция большой европейской железнодорожной сети.

Итак, непроторенные, бесколейные дороги лежали позади меня, а впереди вновь открывались прозаические, изъезженные пути современной культуры и цивилизации. Моя задача была закончена.

Заключение

Наперекор общему мнению, считавшему лучшими исходными точками для путешествия к северному полюсу Гренландию или Шпицберген, то-есть путь с запада, Де Лонг сознательно рискнул выбрать направление с востока, т. е. через Берингов Пролив. Он исходил из предположения, что по этому пути проходит теплое японское течение Куро-Сиво, которое, омывая восточный берег уходящей далеко на север Врангелевой земли, доходит почти до полюса. Оно то и должно было медленно, но верно донести Жаннетту до полюса и дальше, через полюс, на восток. Де Лонг понимал, что это же течение помешает ему повернуть назад, если это окажется нужным, и вполне сознавал связанную с этим опасность. И как ужасно оправдалось его опасение! Не успела «Жаннетта» начать свое полярное плавание, как участь её была решена. Только несколько смельчаков из её команды спаслось каким-то чудом, и долгое время казалось, что этот геройский подвиг человеческого духа не принес никаких плодов.

Но не напрасно было принесено в жертву столько человеческих жизней: «Жаннетта» неожиданно сыграла громадную роль в истории полярных исследований. Её судьба натолкнула Фритьофа Нансена на план экспедиции, которую он так успешно провел в 1893-96 г. г. на «Фраме» и которая одним ударом рассеяла представление о громадном полярном материке, посреди которого, якобы, находится столь усердно разыскиваемый полюс. Вместо предполагавшегося материка, к северу от Азии и Америки оказалось открытое море, на котором расположены отдельные острова или целые группы островов. Идущее с востока на запад течение медленно, но неуклонно гонит льдины к берегам Гренландии.

Скромная газетная заметка дала толчок для этого существенного изменения в географических представлениях.

Это было поздней осенью 1884 года, через три года после гибели «Жаннетты». Фритьоф Нансен, тогда еще молодой человек 23 лет, усердно изучавший историю полярных исследований, прочел в газете «Моргенбладет», издающейся в Христиании, сообщение и странной находке: у юго-западного берега Гренландии эскимосы нашли пару панталон из промасленной ткани с меткой «Луи Норос», козырек от фуражки и несколько исписанных листов бумаги. Выяснилось, что это часть записок Де Лонга, начальника экспедиции «Жаннетты», и что Норос – имя одного из его матросов. Велико было изумление в Гренландии и, особенно, в Америке! Однако, подчиняясь существовавшим тогда географическим представлениям, люди склонны были даже усомниться в подлинности найденных предметов. Но Нансену эта газетная заметка сразу выяснила, что должно существовать морское течение, идущее с востока через полюс на запад и что, следовательно, вокруг полюса во всяком случае не может быть материка. Это его предположение блестяще подтверждалось тем обстоятельством, что у берегов Гренландии и раньше находили самые странные предметы (в роде, например, игральной доски с вделанными в нее китайскими стеклянными бусами), которые могли принадлежать только эскимосам, жившим вблизи Берингова пролива. О том же свидетельствовали и ежегодно пригоняемые к берегам Гренландии массы плавучего леса. В Гренландии нет деревьев, пригодных для постройки лодок, саней и т. п., и этот сибирский лес, снесенный великими реками Сибири в полярное море, представляет собой для гренландца благодать Божию.

Нансен поехал в Гренландию, обошел на лыжах весь огромный остров вдоль и поперек и когда вернулся в Норвегию, то план его экспедиции к северному полюсу, построенный на основании опыта экспедиции «Жаннетты», окончательно созрел.

Мысль Де Лонга оказалась верной. Это блестяще доказало путешествие на «Фраме», описанное Нансеном в его прекрасной книге «Среди ночи и льда».

Увы! Судьба не была так милостива к храбрецам «Жаннетты», как к Нансену. Лед вероломен, и много радушных надежд погибло в его неумолимых тисках. Но человеческий дух, человеческая энергия и выдержка разрушают все преграды и, в конце концов, везде одерживают победу.