Гора из черного стекла

– Ты хочешь сказать, что тебе нужно еще поработать. – Он задумался, будто прикидывал что-то. – Тебе нужно время.

– Да. – Она надеялась, он не подумал, будто она обманывает. – Мне удалось разрушить телеметрию, это значит, что, если кто-то попытается отключить прибор, система не сможет его обнаружить. Я отправила тебе инструкции, как это сделать. Но, сделав это, ты не сможешь им пользоваться, пока мы не включим его обратно. Если телеметрия будет неверной, все остальные функции будут работать плохо. Практически, как только ты поменяешь установочные параметры, ты получишь бесполезный эффектор.

Дред кивнул.

– Понятно.

– Кому бы ни принадлежал этот прибор – он идиот, – продолжила Дульси, довольная, что вернула его доверие. – Или же они долго не могут обнаружить, что прибор пропал. Они бы давно нашли прибор, если бы постарались. Это опасный в-эффектор, и он ждет в Сети, чтобы его нашли.

– Тогда я сделаю, как ты говоришь, – сменю телеметрию. Я еще подумаю. – Он склонил голову, будто прислушиваясь к тихой музыке. Дред снова улыбался, но более естественно на этот раз, не так натянуто и откровенно. – Мне нужно обсудить с тобой еще несколько серьезных вопросов, Дульси. Я закрываю офис в Картахене. «Небесный Бог» официально закрыт, у Старика есть другая работа для меня.

Она продолжала кивать, но тут до нее дошло. Она испытала одновременно облегчение и боль утраты оттого, что этот человек уйдет из ее жизни. Она открыла рот, но не могла придумать, что сказать.

– Это… хорошо, поздравляю. Нелегкая была работенка. Я закончу мою работу над в-эффектором и отошлю…

Одна бровь у него пошла вверх.

– Я не сказал, что мой проект закончен. Я только сказал, что закрывается офис в Картахене. Нет, еще много недоделанной работы. – Он улыбнулся. На этот раз улыбка была широкой. – Я хочу, чтобы ты приехала в Сидней.

– Сидней? Австралия? – Она была готова себя убить за такую глупость, но Дред не стал тратить силы на очевидные вещи, он ждал ее ответа на вопрос – а вопрос был совсем не таким простым, как казался. – Я хотела спросить, что мне нужно будет делать. Ты… Я не пользовалась симом уже очень давно.

– Мне нужна твоя помощь, – объяснил он, – и не только с этим прибором. Я начал очень сложный проект. Я хочу, чтобы ты… последила за тем, что происходит. – Он рассмеялся. – А я смогу следить за тобой.

Она вздрогнула, хотя в его голосе не было угрозы, как раньше, когда он предупреждал ее держать язык за зубами. И тут ей пришла в голову мысль, удивительная, пугающая, но при этом захватывающая.

«Может быть… Может быть, он хочет проводить со мной время? Свое личное время».

Чтобы скрыть смущение, Дульси сделала большой глоток виски с содовой. Возможно ли это? А если возможно, то не будет ли поездка большой глупостью с ее стороны?

– Мне надо подумать об этом.

– Не думай слишком долго, – предупредил он. – Поезд уже трогается. – Ей показалось, что в его голосе поубавилось веселости, возможно он устал. – Тебе будут платить по тем же расценкам.

– Нет-нет. Я не это… Я хотела сказать, что непросто подхватиться и… – Она закусила губу. Жалкий лепет. Спокойно, Энвин, спокойно. – Мне нужно позаботиться о приготовлениях.

– Позвони завтра. – Он помолчал. – Я работал над этой зажигалкой с другим специалистом, но мне хотелось, чтобы вместо нее была ты. – На этот раз его улыбка была необычной, почти смущенной. – Желаю повеселиться в выходные.

Изображение исчезло с экрана.

Дульси залпом проглотила остаток виски. Когда Джонс запрыгнул ей на колени, она принялась машинально чесать его за ухом, но если бы это был не ее кот, она вряд ли бы заметила. За окном солнце уже село, каменные и чугунные ущелья Сохо погрузились в темноту, по городу начали зажигаться огни.

Ольга Пирофски за последние несколько дней почти перестала воспринимать действительность. Одна часть ее считала, что цель достигнута, жизнь будет состоять теперь из чередований работы и домашних хлопот, но другая ее часть видела, что со стороны все это похоже на безумие. Но ведь никто со стороны не мог чувствовать того, что чувствовала она, не испытывал того, что испытала она. Не было это сумасшествием или было, что вполне вероятно, важно, что она поняла сейчас всю привлекательность сумасшествия, чего не было даже в австрийской лечебнице.

Голоса, спорящие внутри нее, едва ли вырывались наружу. Она начала готовиться, рассылать почту, извещая соответствующих чиновников, она постоянно была настороже, как человек, которого побили. Она заплакала только раз, когда забирали Мишу.

Они были бездетной парой, оба менеджеры среднего звена, совсем молодые по сравнению с Ольгой, но уже сейчас было видно, какими они будут в ее возрасте. Она выбрала их из трех или четырех предложений, потому что у мужчины в голосе чувствовалась доброта, и это напомнило ей покойного Александра.

После того как она сообщила им, что уезжает, им хватило такта не задавать лишних вопросов. Хотя Миша вел себя очень настороженно, им, похоже, очень понравился маленький песик.

– Он просто зунни, – женщина произнесла слово, которого Ольга не знала, но которое означало «забавный». – Посмотри, какие ушки! У него будет очень хороший дом.

Когда они посадили Мишу в переноску, его глаза округлились от ужаса, что Ольга его предала, он прыгал на прутья клетки все время, пока его несли к двери, она боялась, что пес себя поранит. Новые владельцы заверили ее, что скоро все будет в порядке, он будет счастлив и будет есть из своей собственной мисочки в своем новом доме. Она слышала отрывистый лай Миши, пока за ним не захлопнулась дверца машины. Когда блестящая машина исчезла за углом, Ольга вдруг поняла, что по лицу ее струятся слезы.

Она как раз заклеивала клейкой лентой последнюю коробку, когда услышала визг на улице и подошла к окну мансарды. Недалеко от дома небольшой автомобиль на воздушной подушке, набитый подростками, выписывал круги под уличным фонарем, девчонки на заднем сиденье визжали и смеялись. Из дома выскочил парень и прыгнул в автомобиль, чем вызвал новый взрыв хохота. Водитель попытался ехать прямо, но его занесло на клумбу. Машина стала набирать скорость, а из-под воздушной подушки полетели в канаву срезанные головки цветов.

«Еще один вечер пятницы перед концом света», – подумала Ольга, хотя она не знала, что имеет в виду и откуда взялись эти слова. Она уже давно не смотрела новостей, но не думала, что ситуация в мире изменилась к худшему – войны и убийства, голод и мор, но ничего необычного, ничего апокалиптичного. Ее собственная жизнь может измениться, она даже может быть уничтожена какой-то необъяснимой темнотой, но ведь все остальное останется? Дети вырастут, поколения будут сменять друг друга – разве не ради этого она жертвовала своей жизнью? Разве не ради этого она делает то, что делает со своей жизнью? Дети важнее всего. Без них смерть была грубой шуткой, над которой никто не смеется.

Она отбросила эту мысль, как отбросила отчаяние, которое вызвал лай Миши. Лучше не чувствовать ничего. Если перед ней поставлена великая задача, она не имеет права на боль. Боль еще будет, но она распрямит плечи и вынесет ее. Боль была тем единственным, чему она научилась, единственным, что у нее хорошо получалось.

Она задвинула последний ящик на место, как имущество фараона, отложенное на загробную жизнь, – шансов использовать эти вещи у нее было не больше, чем у того фараона. Она закрыла и заперла мансарду.

Сначала голоса молчали.

В первые дни после увольнения Ольга проводила почти все свое время, сидя около станции, и ждала указаний. Выходила ли она на низкие уровни своей системы, купаясь в лучах серого света, как лягушка в пруду с лилиями, поднималась ли на более высокие, голоса больше не говорили с ней. Что бы она ни делала, дети не появлялись, будто они нашли более интересного товарища и переметнулись к нему. Оставшись одна, Ольга упала духом. Она даже начала снова смотреть передачи дядюшки Джингла, хотя и боялась, что это может привести к возвращению тех ужасных головных болей, еще больше ее пугала мысль, что она оставила эту жизнь из-за какого-то наваждения. Со стороны было странно смотреть на кривляния Дядюшки, он стал ей казаться злодеем, белолицым Крысоловом. Просмотр передач только укреплял Ольгу в убеждении, что вряд ли она туда вернется, больше ничего. Больше не было той боли, будто голову пилят пилой, но и детей больше не было, кроме тех крикунов из шоу Джингла.

Каждый вечер она подключалась к системе и сидела так с Мишей на коленях, пока сон не загонял ее в постель. Каждое утро она просыпалась от каких-то бурных снов, которых не помнила, и опять шла к креслу. Что-то изменилось только к концу первой недели.

В ту ночь Ольга уснула, не отключив свою оптоволоконную связь.

Переход от серой пустоты первого уровня системы к легкой дремоте прошел незаметно, как наступают сумерки. Но вместо круговерти подсознательных образов она вдруг очутилась в безмолвном пустом пространстве, плыла по направлению к чему-то холодному, бесформенному, похожему на маленькую темную луну. Она обратила внимание, что для сна ее мысли были слишком ясными и полными. Потом начались видения.

Сначала почти ничего не было видно – просто тень на фоне еще большей тени, и – но постепенно она превратилась в гору, невероятно высокую, черную как ночь, окружающую ее, она уходила вверх, закрывая звезды. Ольга боялась горы, но ее тянуло к ней против воли, через мерзлую темноту к зловещему великолепию, как будто она мотылек, притягиваемый пламенем свечи. Когда же гора стала совсем огромной, она почувствовала, что вокруг нее собирается невидимая стайка детей. Пронизывающий смертельный холод начал отступать, но температура была все-таки ниже нуля.

Неожиданно, с легкостью, как это бывает во сне, гора перестала быть горой, а превратилась во что-то более узкое – в башню из черного гладкого стекла. Начало светать, по крайней мере, на небе появился свет, и тогда Ольга увидела, что башня поднимается прямо из воды, как замок, окруженный рвом, будто ожили сказки, которые ее мама рассказывала в детстве.

Дети молчали, но она чувствовала их рядом с собой, испуганных, но верящих ей. Они хотели, чтобы она их поняла.

Последнее, что она увидела перед тем как проснуться, был блеск восходящего солнца, который вспыхнул на гладкой стеклянной поверхности башни. В этот последний момент она снова услышала голоса детей, они успокоили ее сердце, как ветерок в кронах деревьев в конце знойного дня.

– На юг, – шептали они ей. – Иди на юг.

Ольга осмотрела упакованные вещи. От работы в наклонку у нее болели плечи и ныла спина. Пот пропитал блузку, волосы прилипли к затылку, но работа была закончена, и она испытывала удовольствие от этого. Ее радовала усталость, потому что она наконец что-то делала.

Ее удивило, как мало ей нужно из всех вещей, с которыми она жила все эти годы. Это напомнило ей о путешествиях всей семьей с Александром, когда они брали только самое необходимое, потому что в дороге вещи мешают. Сейчас она оставляла свою прежнюю жизнь, уходя с двумя чемоданами. Ну, тремя.

Кресло-станция, конечно, вернулось к Ободосу, но Ольге удалось скопить приличную сумму денег, поэтому, кроме большого чемодана с одеждой и маленького с туалетными принадлежностями, у порога стоял небольшой кейс размером с детскую книжку с картинками. В нем виднелась верхняя часть переносной станции Дао-Минг, на которой, по заверениям несколько высокомерного продавца, она сможет делать абсолютно все, что захочет. Ей не сразу удалось заставить его показать станцию, он считал, что Ольге достаточно аппарата для телефонных переговоров в дороге или для дорожных записок. И только деньги заставили его изменить мнение. Она была настойчивой, но сдержанной, вежливо улыбнулась, когда продавец сообщил ей, что Дао-Минг в переводе означает «Светящаяся Тропа», как будто этот факт мог склонить ее к покупке. Разобрать голоса все равно было невозможно, она и сама не знала, зачем покупает такую мощную станцию, но сейчас для нее важнее всего была вера, гораздо важнее рассуждений.

Имея теперь на шее гнездо подключения, которое она тоже купила, Ольга ощутила удовлетворение: дети смогут говорить с ней когда захотят. Канал все время открыт, и ее сны были полностью к их услугам. Они многое ей сообщили, что-то она помнила, просыпаясь. Что-то забывала, но они неустанно шептали ей, чтобы она ехала на юг и искала башню.

Она верила, что они будут помогать ей в пути.

С улицы донесся гудок. Ольга изумилась, сколько же времени она простояла, занятая своими мыслями? Это, должно быть, такси, которое отвезет ее на вокзал Джунипер Бей, к первому отрезку ее путешествия. Она не знала, насколько оно будет продолжительным.

Водитель не выходил из машины, пока она не вытащила чемоданы на подъездную дорожку. Пока он запихивал багаж в машину, Ольга вернулась в дом, чтобы посмотреть, закрыла ли дверь, хотя она сильно сомневалась, что когда-нибудь вернется сюда. Когда она устроилась на заднем сиденье и напомнила водителю место назначения, он что-то пробурчал и отъехал от тротуара. Ольга повернулась и смотрела, как отдалялся ее дом, пока дерево не закрыло обзор.

Навстречу медленно ехала машина. Когда они поравнялись, Ольга взглянула на водителя. Свет фонаря на мгновение упал на его чем-то знакомое лицо. Тот сосредоточенно смотрел вперед, и ей понадобилось время, чтобы узнать его в профиль.

Катур Рамси. По крайней мере очень на него похож. Конечно, после того как она отказалась с ним разговаривать, после того как не ответила ни на одно его сообщение, он ведь не мог отправиться к ней?

Она подумала, не вернуться ли ей назад и хотя бы поговорить с ним. Он был добр к ней, и если это был все-таки он, крайне жестоко позволить ему стучаться в дверь пустого дома. Но что же она может сказать? Как она объяснит? Возможно, она просто обозналась.

Ольга промолчала. Такси доехало до конца улицы и свернуло на следующую, и ее дом, и человек, который мог оказаться Катуром Рамси, а может быть и нет, остались позади. Ольга Пирофски, отгородившаяся от мира невидимыми голосами и их планами на ее счет, все равно почувствовала, что произошло что-то важное, изменение расстановки вселенских сил, что было далеко за пределами ее понимания.

Она отогнала неприятную мысль и удобнее устроилась на сиденье, кутаясь в пальто. Она сделала выбор, пути назад нет. Бессознательно Ольга начала тихонько напевать, глядя на светящиеся фонари, проплывающие мимо: «…меня коснулся ангел… ангел прикоснулся…»

Она никогда не пела эту песню. Если бы ее спросили, она бы не ответила, откуда ее знает.

ГЛАВА 17

НАША ГОСПОЖА И НАШИ ДРУЗЬЯ

СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Срам в Голубых Воротах.

(изображение: реклама семейных развлечений в Голубых Воротах)

ГОЛОС: Виртуальный парк развлечений, известный под названием Голубые Ворота, истратил миллионы на роскошное празднование открытия, самое роскошное в Сети. Хотя лучше бы они потратили побольше денег на исследования. Около четверти клиентов, из тех, кто пытался купить билеты на первый день праздника, оказались подключенными к узлу Голубые Врата. Всего две буквы, а какая разница.

(изображение: Роксанна Мари Джиллеспай, клиентка Голубых Ворот)

ДЖИЛЛЕСПАЙ: «Это – порносайт, но его название почти такое же. Я в шоке! Мои дети пришли и сказали: «Мы хотели посмотреть Уиджета Уизла, но увидели темную комнату и в ней много людей без одежды»…»

ГОЛОС: Компания «Гейт Фэмили Продакт Индастриз», спонсор парка развлечений в Голубых Воротах, ведет переговоры с компанией «Гейтс Эдалт Плейграунд» за право на их имя, но компания для взрослых, как сообщают, не уступает.

(изображение: Сэл Чимура О'Меара, владелец «Эдалт Плейграунд»)

О'МЕАРА: «Вы шутите? Это обойдется им в копеечку, будь спок. Мы страшно популярны».

Восхождение по лестнице в Колокольню Шести Свиней под конвоем представлялось малоприятным приключением. Захватившие их разбойники были вооружены не только мечами и ножами, хотя и этого у них было в избытке, но еще и старинными ружьями. Рени предположила, что это мушкетоны, их огромные стволы заканчивались расширением наподобие колокола и были витыми, что делало их похожими на музыкальные инструменты и ни на что другое. Однако она не сомневалась, что в них скрывалась сокрушительная сила. Бандит, который вел ее, все время хихикал и икал, при этом он тыкал своим ружьем ей в спину через каждые три-четыре шага, и Рени опасалась, что в очередной раз ружье случайно выстрелит и она уже больше ничего не увидит в этом мире.

Но еще хуже были винные пары, которые как облако окутывали разбойничью компанию. Их обуяло дикое веселье, море по колено, при таком состоянии нельзя рассчитывать на возможность договориться или откупиться, что бы им ни предлагали.

Но Флоримель все-таки попыталась.

– Зачем вы это делаете? – спросила она огромного бородатого предводителя. – Мы ничего вам не сделали. Возьмите, что хотите, правда, у нас нет ничего ценного.

Беззубый великан рассмеялся:

– Мы – Чердачные Пауки. Мы решаем, что ценно, а что нет. Вы нам пригодитесь, девушка. Да, пригодитесь.

Тот, что охранял Рени, захихикай еще громче.

– Мамочке, – сказал он еле слышно. – Сегодня ее день. Вы будете ее подарочком на день рождения.

Рени еле сдержала дрожь. И снова получила очередной удар в спину стволом, после чего резво запрыгнула на следующую ступеньку.

Они еще не добрались до башни, когда услышали шум дикой вечеринки наверху: нестройное пение, визг скрипки, множество возбужденных голосов. Колокольня оказалась просторным шестиугольником со стрельчатыми окнами, выходящими на все шесть сторон, в которых виднелось вечернее небо. В каждом из шести углов стояли скульптурные изображения свиней, одетых в человеческое платье. Одна была одета как жадный священник, другая – как дама, слишком увлекающаяся модой, они явно представляли собой карикатурные изображения человеческих пороков. В центре помещения с потолка свисали гигантские колокола, позеленевшие настолько, что можно было предположить – ими очень давно не пользовались. Под колоколами скакала еще пара дюжин разбойников, при этом они пили из кувшинов и огромных кубков, выкрикивая похвальбы и проклятия. Двое с окровавленными лицами боролись на каменном полу, несколько других наблюдали схватку. Человек десять из присутствующих были женщины, на них были манишки в стиле комедии времен Реставрации, дамы тоже напились, гоготали и сквернословили, как мужчины. Когда гуляки заметили вновь вошедших, они разразились радостными воплями и приветствиями и, шатаясь, пошли им навстречу, постепенно окружая и соратников, и пленников.

– У-у-у-у. На вид они жирные и здоровые, – сказала одна неряха, которая наклонилась, разглядывая добычу, и даже потыкала пальцем перепуганную Эмили. – Зажарим и съедим их!

Все с восторгом приняли ее предложение – Рени молилась, чтобы это оказалось шуткой, а Т-четыре-Б раздулся, как рыба-шар, и заслонил собой Эмили от толпы. Рени схватила его за локоть и укололась шипами.

– Не делай глупостей, – шепнула она, потирая ладонь и морщась от боли. – Мы пока не знаем, что здесь происходит.

– Знаю я этих говнюков, давить их надо, – прорычал Т-четыре-Б. – Щас оторву пару голов.

– Это не игра, – начала Рени, но ее перебил чей-то писклявый тягучий голос из-за толпы: – Юноши и девушки, вы должны подвинуться. Мне совсем не видно гостей. Отойдите. Грип, дай взглянуть, кого это ты со своими лоботрясами притащил нам.

Нечесаная вонючая толпа расступилась, Рени и ее спутники увидели в дальнем конце комнаты двух сидящих людей.

Сначала Рени подумала, что этот высокий стройный человек, развалившийся на стуле с высокой спинкой, – Зекиел, беглый ученик ножовщика, но потом разглядела, что его бледность происходит от пудры, которая начала стекать вместе с потом по лбу и шее, а белые волосы оказались старинным париком, к тому же криво надетым.

– Мать моя женщина, ну и странно же они выглядят. – Пышный наряд бледнолицего был таким же обтрепанным и грязным, как и у остальных, но сшит из парчи и атласа, ткань переливалась в лучах вечернего солнца в такт его ленивым движениям. У него было узкое лицо, по мнению Рени, красивое, хотя щеки были густо нарумянены, а выражение лица – сонное и равнодушное. Второй человек был поменьше ростом и одет в костюм арлекина, он развалился на подушке в ногах бледного. Цветастая маска арлекина была надета слишком низко, и в прорезях виднелись только щеки.

– Тем не менее, – продолжил щеголь, одетый в тряпье, – какие бы странные они ни были, драться они не могут, поэтому используем их по-своему. Грип, ты и твои головорезы молодцы. Я приберег четыре лучших бочонка для тебя.

Сопровождавшие Рени и ее друзей разбойники завопили от радости. Несколько бросились открывать бочонки, но и оставшихся было слишком много, к тому же они держали оружие наготове, так что нечего было и думать о побеге.

Арлекин тряс и вертел головой в маске, пока не понял причину своей слепоты. Он с трудом поднял руку к лицу и после невероятного усилия сумел приподнять маску, в прорезях появились глаза. Они вдруг сузились, и клоун в пестром наряде приподнялся.

– Так, так, так, – обратился он к Рени. – Ваше великое путешествие продолжается?

Бледный взглянул на него сверху вниз:

– Ты знаешь приговоренных, Куни?

– Да. Мы встречались. – Он снял маску, и они увидели черные волосы и азиатские черты лица. Сначала Рени с ужасом подумала, что они попали в лапы к похитителю сима Квон Ли, лишь потом она вспомнила, где видела это лицо.

– Кунохара, – наконец произнесла она. – Человек-ошибка.

Он засмеялся, чувствовалось, что он сильно набрался.

– Человек-ошибка! Замечательно! Да, я такой.

Бледный выпрямился в кресле. Когда он заговорил, в голосе слышалась угроза.

– Как это скучно, Куни. Кто эти люди?

Кунохара похлопал бледного по колену:

– Путешественники, я их встречал как-то раньше, Витикус. Не бери в голову.

– Почему они называют тебя другим именем? Мне это не нравится. – Он капризничал как ребенок. – Пусть их сейчас же убьют. Тогда они не будут меня утомлять.

– Да! Убьем их сразу! – Все Чердачные Пауки, у кого рот был свободен, подхватили эти слова. Рени подскочила от испуга – кто-то схватил ее за ноги, но это был !Ксаббу, который пытался взобраться к ней на руки.

– Я считаю, что нам нужно постараться остаться в живых, пока они не заснут от выпитого, – прошептал он Рени на ухо. – Может быть, они за мной погонятся, если я побегу, тогда у вас будет время?

От мысли, что за !Ксаббу будут гоняться вооруженные головорезы, Рени исполнилась ужаса, несмотря на то что бабуин был ловким и быстрым. Она не успела ответить – комната наполнилась глубоким гулким перезвоном. Разбойники замолкли, звук достиг максимума и исчез.

– Это – сигнал, – сказал их бледный предводитель. – Прозвонили колокола. Мама ждет. – Он еще что-то говорил, но тут у него случился приступ кашля.

Он длился слишком долго, перешел в сухой туберкулезный кашель, согнувший человека пополам. Когда приступ закончился, бледный с трудом восстанавливал дыхание, и Рени увидела капельки крови у него на подбородке. Витикус вытащил из рукава грязный платок и вытер подбородок.

– Отведите их, – просипел он, слабо махнув в сторону Рени и ее товарищей.

Тотчас Чердачные Пауки снова окружили их. Когда их выводили из Колокольни мимо мраморной свиньи, одетой в квадратную шапочку ученого и с выражением огромного самомнения на морде, Кунохара подобрался поближе к Рени.

– У него туберкулез, у Белого Принца, – заявил он, как бы продолжая разговор.

Весьма примечательно, что он сумел стать предводителем у этих дикарей.

Он где-то потерял маску арлекина и теперь таращился на !Ксаббу, все еще сидящего на руках у Рени, как настоящая обезьянка в зоопарке. Если Кунохара не был пьян, он здорово притворялся.

– О чем ты говоришь? – спросила Рени.

Она услышала резкий голос и повернулась к Т-четыре-Б, которому очень не нравилось, когда его подталкивали, а Флоримель шла рядом и уговаривала его. Разбойники повели их вниз по лестнице, потом через арку в длинный темный коридор. У некоторых Чердачных Пауков были фонари, которые отбрасывали тени на стены и резной потолок.

– О Витикусе, вожаке, – продолжил Кунохара. – Он потомок очень богатого рода, из тех, что имеют огромные дома у Искусственной Лагуны, но даже для таких старых и сумасбродных семей он слишком противоречив, поэтому его отправили в ссылку. Сейчас он Белый Принц Чердачных. Символ ужаса. – Он рыгнул, но не извинился. – Удивительная история, но в Доме этого навалом.

– Это твой мир? – спросил !Ксаббу.

– Мой? – Кунохара отрицательно покачал головой. – Нет-нет. Люди, создавшие его, умерли, хотя я их знал. Писатель и художница, муж и жена. Писатель очень разбогател благодаря разработкам сетевой развлекательной программы – кажется, она называется «Джонни Ледоруб».