Сказка – ложь!

А что, если бал в мою честь, я имею право заказывать антураж и музыку!

***

Его Светлость обнаружился в главном зале, в окружении слуг, которые наперебой давали советы по украшению стен. Они были так увлечены, что даже не заметили моего появления. Я немного постояла в сторонке, послушала, убедилась, что вкус у местного населения отсутствует напрочь, и решила вмешаться.

Правда, сделала это, как всегда, оригинально.

Для начала поправила вырез платья так, чтобы грудь выгодно приподнялась, затем пощипала себя за щеки, облизала губы и придала взгляду загадочную томность. Ах, да, еще бы не забывать вздыхать многозначительно после каждого слова…

И вот в таком виде я приблизилась к герцогу.

Увидев меня, Его Светлость споткнулся на полуслове, шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы и шаркнул ножкой, а его глаза подозрительно забегали, будто искали, куда спрятаться.

– Всем привет, – я растянула губы в приветливой улыбке, продемонстрировав действие зубной пасты и профессиональную работу стоматологов двадцать первого века. Ближайшие из слуг испуганно отшатнулись, герцог побледнел. – А когда нас кормить будут? Уж полдень близится, а завтрака все нет.

– Я сейчас же распоряжусь, – заволновался Его Светлость, оглядываясь на слуг с таким видом, будто искал у них поддержки. – Вы желаете чего-то особого на завтрак, или я могу выбрать на свой вкус?

– Нет уж, благодарю покорно, – хмыкнула я и демонстративно покосилась на ярко-розовый шелк, которым драпировали каменные стены зала, – со вкусом, по всей видимости, у вас проблемы.

Он опустил глазки. На суровом мужественном лице отразилась такая же суровая и мужественная работа мысли. Густые брови зашевелились, сходясь в одной точке на переносье, челюсти сжались чуть сильнее, от чего губы превратились в узкую полоску, а от крыльев носа пролегли резкие складки – ни дать, ни взять – роденовский "Мыслитель"! Ему бы еще позу соответствующую – и было бы полное совпадение.

– Я выслушаю ваши пожелания, мадемуазель, – наконец выдал мужчина.

– Хочу омлет на молоке, свежую сдобу, масло, мед и пару чашек горячего шоколада, – оттарабанила я заранее продуманный список. Надеюсь, что уж такие простые продукты у них найдутся, тем более что в кладовой я вроде бы видела яйца…

– Жако! – герцог кивнул своему подхалиму.

– Будет исполнено, Ваша Светлость!

Вот это выучка, как в армии, – восхитилась я. Еще бы взял под козырек… точнее под парик свой дурацкий, с буклями. Интересно, он его хоть на ночь снимает?

– Вы можете отправляться в свои покои, мадемуазель, – сухой голос герцога вывел меня из задумчивости, – ваш завтрак доставят вам в комнату, как только он будет готов.

– Ну уж нет, – я скромно опустила глазки, изображая полную невинность, – можно я тут останусь? Приму участие в общем сабантуе.

– В чем? – он несколько опешил.

– Ну, вы же здесь к празднику готовитесь? Вот, хочу поучаствовать. Надоело одной в четырех стенах сидеть.

Герцог нахмурился, сверля меня подозрительным взглядом, но я упорно смотрела в пол.

– Откуда вы знаете, что мы к празднику готовимся? – спросил он вкрадчивым тоном.

– Ниоткуда! – поспешно ответила я. Подставлять своего осведомителя мне не хотелось, все-таки порядки здесь дикие, цивилизация и билль о правах человека сюда еще не добрались. Мало ли, отдадут бедного парня палачу, а меня потом совесть замучает.

– Тогда почему вы так решили?

– Зал украшаете, слуги бегают с умными лицами, перестановки какие-то, – я начала поочередно загибать пальцы. – И все такие сосредоточенные, таинственные, будто готовится что-то грандиозное. Праздник? – я подняла глаза на герцога и придала взгляду выражение наивного ожидания.

Его Светлость заметно смягчился. Вот шовинист средневековый! Вид наивной дурочки приводит его в восторг, а эмансипированная женщина двадцать первого века ввергает в ступор. Тьфу!

– Вы правы, моя дорогая, – он как-то вдруг оказался почти вплотную и слегка сжал мою ладонь в своей огромной лапище, а потом поднес к губам и поцеловал, не отрывая от меня мечтательного взгляда. – Мы готовимся к празднику, и у нас есть для этого повод.

– А гости будут? – пропищала я сладким голосом и едва удержалась, чтобы не вырвать руку и не вытереть ее о подол.

– Вы моя гостья, зачем мне другие? – буквально промурлыкал Его Светлость, наклоняясь ко мне так близко, что я почувствовала на щеке его дыхание.

Вдоль позвоночника пробежались, группируясь в стройные ряды, мириады мурашек, а в животе зашевелилось что-то, подозрительно напоминающее… нет, не бабочек, а скорее чувство невесомости, от которого предательски ослабли ноги и щеки полыхнули жаром.

Я неловко прочистила горло и попыталась отодвинуться, но это было практически невозможно. Вторая герцогская рука обвила мою талию железным кольцом, и я в одно мгновение оказалась прижатой к сильному мужскому телу. Он прижал меня так, что мою многострадальную грудь расплющило о его твердый торс, а наглый герцогский нос зарылся в волосы на моей макушке, шумно втягивая исходящий от них запах.

– М-м-м… как вы приятно пахнете, мадемуазель, как английская роза… – я не видела, но мне показалось, что на этих словах Язон закатил глаза.

– Вы не могли бы меня отпустить? – просипела я, пытаясь вырваться и вдохнуть хоть глоток воздуха.

– Я знаю, что должен вас отпустить, – его сокрушенный тон никак не вязался с тем, что его руки сжались на мне еще сильнее, – но это выше моих сил. Вас послало само провидение, теперь я в этом не сомневаюсь. Господь обратил свой взор на нас, грешных, и послал ангела спасти наши души…

Я так опешила, что даже вырываться на мгновение перестала. Да уж, ту толстую тетку на костылях вряд ли можно назвать провидением, да и я не слишком на ангела смахиваю, хотя и страдаю иногда приступами наивной доброты. И чего же он теперь от меня ждет? Чего ему надобно?

– Мне кажется, – начала я миролюбиво, – что мы с вами друг друга не поняли. Я здесь оказалась случайно, и у меня нет ни малейшего намерения нарушать ваш привычный уклад. То, что произошло – всего лишь досадное недоразумение…

Мое словоизлияние прервал дикий вопль наподобие "ЙОХУУУ!!!", а затем в зал ворвалась целая толпа в белых передниках и таких же колпаках. Впереди летел, махая руками и крича во все горло, мужик лет сорока: низенький, круглый, как колобок, с необъятным брюшком, красными щеками и такими густыми усами, что под ними невозможно было различить губы.

– Ваша Светлость! Слава Всевышнему! Мадемуазель, спасительница наша! – этот колоритный персонаж подлетел ко мне на крейсерской скорости, ухватил за руку, рухнул на колени и прижал мою ладонь к своим усам, явно намереваясь облобызать.

Я от испуга застыла, как статуя, с вытаращенными глазами и только глупо хлопала ресницами.

– Мэтр Жерар, что происходит? – герцог опять нахмурил бровки.

– Куры, монсиньор, куры понеслись!

– К-куда понеслись? – икнула я. Ну вот, сейчас меня обвинят в том, что у них куры разбежались! Опять скажут – бесовское отродье.

– Замковые куры начали нестись, Ваша Светлость! Птичница нашла шестнадцать свежих яиц!

Лицо Его Светлости расплылось в блаженной улыбке, как и лица всех окружающих. По залу пронесся слаженный вздох восторга и благоговения, а потом я услышала, как кто-то в толпе слуг произнес робким шепотом:

– Ангел господень!

И вслед за этим умником и все остальные начали повторять:

– Ангел… ангел! Ангел!!! – и опускаться на колени.

– Вы – ангел, любовь моя, – с пафосом воскликнул герцог и тоже брякнулся на одно колено, – теперь я точно знаю, что сам господь послал вас, как награду за наши страдания!

У меня был настоящий шок. Стою посреди средневекового зала, украшенного дурацким розовым шелком с идиотскими фестончиками, в одну руку вцепился усатый толстяк в поварском колпаке, в другую – герцог-оборотень, а вокруг толпа человек под тридцать, и все, стоя на коленях с блаженным выражением на лицах, пялятся на меня и едва слюну не пускают. Тут было от чего перепугаться!

– Э-э-э… милейшие… – робко проблеяла я, – вы меня ни с кем не перепутали?

– Нет, королева моего сердца, вас невозможно с кем-то спутать. Вы – единственная, мой ангел неземной, – произнес герцог восторженным тоном и снова впился мне в ладонь горячим поцелуем.

– Как-то быстро это все у вас, – я осторожно подергала за руки, но оба мужика вцепились в них, как клещи. – Пару дней назад к палачу отправляли, кричали, что я ведьма, а теперь уже ручки целуете…

Его Светлость сокрушенно вздохнул и виновато опустил голову. Вслед за ним и слуги повторили это движение, по залу пронесся виноватый вздох.

– Да, моя любовь, я не признал вас сразу, и вы вправе меня наказать, но поверьте! – он встрепенулся, вскакивая на ноги, пнул блаженно застывшего толстяка, так что тот не удержался и упал на спину, и вновь схватил меня в объятия. – Поверьте мне, что я жалею о своей недальновидности каждую секунду, я ловлю каждый ваш драгоценный вздох, каждый взгляд…

– Ну ладно, ладно, – я оскалилась, пытаясь выжать из себя примирительную улыбку, – ангелу не мешало бы подкрепиться.

– Мэтр Жерар? – одна из герцогских бровей лихо заломилась, и в толстяка уперся проникновенный взгляд. – Моя невеста желает трапезничать!

Ого! Я потрогала свой лоб. Да нет, вроде температуры нет… а когда это я невестой стала?

– Э-э-эм-м-м… Ваша Светлость? – осторожно подергала я его за рукав, – что-то не припоминаю, когда это я стала вашей невестой?

Он окинул меня каким-то плотоядным взглядом и с пафосом произнес:

– Мадемуазель, прошу нижайше меня простить, но вы так поразили меня в самое сердце, что я принял желаемое за действительное. Вы достойны всего самого лучшего, и конечно же предложение руки и сердца должно проходить в более соответствующей обстановке. Это все, – он широким жестом обвел зал и толпу, – делается для вас. Для вас в этом замке за столько веков впервые зазвучит музыка, и я открою бал с самой прекрасной женщиной, которую только видел…

– Кошмар! – пробормотала я, опасливо отодвигаясь. – Так мне еще и плясать придется?

В этот момент какая-то неведомая сила заставила меня поднять взгляд к каменным сводам замка. Будто кто-то взял меня за волосы и потянул, вынуждая посмотреть вверх.

Под куполообразным потолком сгустился знакомый черный туман, который прямо на глазах начал разглаживаться, превращаясь в плоскую поверхность цвета обсидиана. Буквально в считанные мгновения передо мной образовалось нечто вроде черного полированного зеркала, в глубине которого я с изумлением и досадой разглядела напудренные щеки и башнеобразный парик.

"А это чучело здесь что делает?" – подумала я.

"Помни! Этой ночью, после заката!" – прогремел у меня в голове потусторонний, будто усиленный эхом, голос, и жертва средневековой косметологии разразилась противным, каркающим смехом.

Туман начал рассеиваться, черное зеркало превратилось в дым и растаяло точно по мановению волшебной палочки. Я невольно сглотнула: тетка явно умела колдовать, а это уже могло стать проблемой.

Но и сдаваться я не собиралась. Если нужно встретиться с ней один на один – я встречусь. И пусть тогда пеняет на себя!

Исполненная решимости, я взглянула на герцога.

– Так когда, вы говорите, бал будет?

– Завтра! Как вы понимаете, подготовка займет весь сегодняшний день, а ночью…

Язон виновато отвел глаза.

– А ночью вы все превращаетесь в зверюшек и метите территорию вокруг замка, – подсказала я.

Народ обалдел. Как я поняла, о собственной ночной жизни не знал никто, кроме герцога, которому я же и рассказала. Видимо, наивные люди считали, что по ночам они просто впадают в глубокий сон, а утром чинно просыпаются в своих постельках. Что ж, многие знания – многие печали. Может, и не стоило раскрывать им эту "жуткую" тайну, но что поделать – дело уже было сделано.

По рядам слуг пронесся нестройный гул. Люди начали перешептываться, с тихим недоумением глядя то друг на друга, то на меня, то на Их Светлость. Язон моментально взмахнул рукой, призывая всех к порядку.

– Да! – заговорил он зычным, уверенным голосом – ни дать, ни взять, предводитель племени. – Все это время мы вели двойное существование и обитали в двух телах! Днем мы ходили на двух ногах и пытались сохранить подобие порядка в этом замке, а ночью наши тела обрастали шерстью, и мы теряли человеческий разум. Но теперь этому приходит конец! Спасительница уже здесь! Замок оживает! И я уверен, как только благородная мадемуазель Катрин согласится стать моей женой – проклятие исчезнет, и мы будем спасены!

Успокоенный народ прокричал троекратное "Ура!" – и разве что чепчики в воздух не полетели.

В этот момент у меня громко и настойчиво забурчало в животе. Все моментально притихли, герцог мило покраснел, а мэтр Жерар вскочил с колен и захлопотал вокруг меня, как наседка.

– Барышня желают трапезничать! – суетливо приговаривал он, раздвигая локтями толпу прислуги.

Пока мы с герцогом устраивали здесь образцово-показательное выступление, в зал набилась уйма народу. Мужчины, женщины, старики и совсем еще дети – все глазели на меня, приоткрыв рот. И в каждом взгляде я видела ожидание чуда!

В какой-то момент мне стало не по себе. Я вдруг поняла, что эти люди действительно видят во мне спасительницу! Сколько веков они заточены в этом замке и ведут полужизнь? Может быть, я действительно попала сюда не просто так? Может, это моя судьба?

На пороге зала я не выдержала и оглянулась. Язон стоял на том же месте, растерянно опустив руки, а на его лице застыло выражение мрачной решимости. Вокруг него тихо перешептывалась толпа.

– Ваша Светлость, – обратилась я к хозяину замка как можно учтивее.

– Да, мадемуазель? – он встрепенулся, его взгляд посветлел.

– Вы не могли бы чуть позже уделить мне внимание? Нам нужно серьезно поговорить…

– Для вас – всё, что угодно, моя дорогая.

– Где мне вас ждать?

– Жако! – герцог щелчком подозвал камердинера. – Проследи, чтобы мадемуазель накормили, а потом проводи ее в зимний сад.

Затем его взгляд вновь упал на меня.

– Идите, моя дорогая, – сказал он другим, ласкающим тоном, – я буду ждать вас в зимнем саду ровно через час.

***

Ровно через час я, сытая и, насколько это возможно, довольная жизнью, уже ждала Язона в зимнем саду. Надо отметить, что место это было необычайно прелестным по сравнению с остальной каменной громадой замка. Стены здесь заменяли высокие арочные проемы, крепящиеся на мраморных столбах, куполообразный потолок украшал витраж с изображением средневековых рыцарей и дев, а по всему помещению в живописном беспорядке стояли огромные деревянные кадки с цветущими растениями. Я с удивлением узнала миндальное дерево, жасмин, клематис и вьющуюся розу. Мраморные столбы увивали дикий виноград и глициния, чьи пышные соцветия душистыми гирляндами свисали вниз.

Между кадками, под сенью раскидистых ветвей и яркой зелени, примостилась плетеная мебель – низенькие столики с гнутыми ножками и такие же кресла, в которых яркими пятнами выделялись бархатные подушечки с золотой бахромой. На одном из столиков я увидела серебряный кувшинчик с высоким горлом и изящной тоненькой ручкой, и серебряную же вазу, наполненную свежими фруктами.

– Персики! – обрадовалась я, протягивая свои загребущие ручки. – Какая прелесть!

– Они лежат здесь с того самого дня, как проклятие накрыло наш замок, – сокрушенно произнес Жако. – Не гниют, не усыхают, как и все мы…

– А ты бы хотел, чтобы проклятие исчезло? – я с комфортом расположилась в одном из кресел, взяла персик, придирчиво осмотрела его идеально-бархатистую поверхность и с огромным удовольствием впилась зубами в сочный бочок.

– Это единственное, о чем мечтает весь замок! – Жако сжал руки и закатил глаза, будто вознося молитву.

– Да, но никто не знает, что случится, когда проклятие исчезнет, – решила я поумерить его пыл. – В большом мире прошли уже сотни лет! Передовые технологии, интернет, канализация – и всякое такое. К тому же вы все снова начнете стареть и умирать!

Последнее мне показалось самым серьезным аргументом в пользу так называемого проклятия. Жить вечно и не стареть могли только вампиры в фентезийных книжонках. Правда, для этого им приходилось пить кровь, а тут вечная молодость и долголетие достались практически бесплатно!

– Я бы с радостью постарел и умер! – с горячностью заявил камердинер. – Если бы моя дочь наконец-то разрешилась от бремени!

– Что?! – я подавилась нежной мякотью и закашлялась. – Какого бремени?

– Моя дочь, Луиза, беременна. Она ждала дитя, когда на нас обрушилось черное колдовство, и до сих пор его ждет.

Он произнес это с такой глубокой печалью в голосе, что я невольно прониклась. Отложила надгрызенный персик и уже более серьезно взглянула на мужчину.

– И много таких в замке?

– На сносях? Да человек десять есть.

– И младенцы есть? – я вдруг поняла, что с волнением ожидаю ответа.

– И младенцы, и дети постарше…

Я задумалась. Оставаться вечно молодым – это одно, а вот оставаться вечным младенцем – это совсем другое, такого я бы и врагу не пожелала! Сразу вспомнился фильм "Интервью с вампиром" и одна из его героинь – девочка по имени Клодия, которая навсегда осталась ребенком.

"Вот злобная старушенция! – подумала я, вспомнив ту тетку, что отправила меня сюда, толкнув со ступенек магазина. – Наверняка, без ее участия здесь не обошлось… А может, они заодно с этой, напудренной? Или вообще, одно и то же лицо? Здесь же есть магия, а значит все возможно!"

Хлопнула застекленная дверь зимнего сада. К нам быстрыми шагами приближался герцог.

– Жако, можешь быть свободен, – Его Светлость царственным жестом отпустил слугу.

Тот привычно изогнул спину в угодливом поклоне и бесшумно удалился, но я успела поймать брошенный на меня взгляд, полный мольбы и надежды.

– Вы желали поговорить со мной? – Язон нежно облобызал мою руку и опустился в соседнее кресло.

– Да. Если уж вы по каким-то своим причинам выбрали меня на роль спасительницы, то должны хотя бы поделиться со мной информацией. Расскажите, что вам известно об этом проклятии. И еще, это правда, что беременные женщины не могут родить, дети не взрослеют…?

– …а умирающие не умирают, – закончил герцог с горькой усмешкой. – Это правда. Наш замок проклят. И только я один в этом виноват!

Я невольно придвинулась ближе, ожидая, что сейчас узнаю какую-нибудь страшную и кровавую тайну. Наверняка хозяин заколдованного замка совершил какое-то ужасное преступление, раз был так жестоко наказан вместе со своими людьми.

– Да в принципе и рассказывать нечего, – он вздохнул и потер складку между бровей, – я был молод, глуп и самонадеян. И считал, что нет такой силы, с которой я бы не смог совладать…

Постепенно, шаг за шагом, герцог начал рассказывать свою историю. И чем дальше он говорил, тем больше во мне поднималось удивление, перешедшее под конец рассказа в откровенную ярость.

– Так это что же получается, – протянула я, мысленно складывая все кусочки мозаики в объемную картину, – эта ваша Конкордия – настоящая ведьма?

– Скорее, колдунья, – невесело усмехнулся Его Светлость.

– Блин. Прямо сказка какая-то получается… только страшная.

Я встала из-за стола. В голове кипело столько мыслей, что не было никакой возможности усидеть. Тело требовало движения.

Заложив руки за спину и придав лицу выражение глубокой задумчивости, я пару раз прошлась вдоль павильона. Одна назойливая мысль не давала покоя. Она вилась у меня перед глазами, точно муха, и отогнать ее не было ни малейшей возможности. Наконец, не выдержав, я обернулась к герцогу. Тот сидел, не шевелясь, и внимательно наблюдал за мной.

– Значит, эта Конкордия вас прокляла вместе со всем замком и его обитателями? И каждое утро вы просыпаетесь в том же месте и в том же положении, что и в первый день после проклятия? Но при этом помните все, что было вчера. Так?

– Так.

– И в замке тоже ничего веками не меняется, что бы здесь ни происходило, утром все возвращается на свои места.

– Правильно.

– Плюс, как я поняла, по ночам все жители превращаются в диких животных, а вы вообще в какого-то фантастического монстра!

Герцог скривился, будто раскусил лимон:

– Это уже вы мне сказали, мадемуазель. До вашего появления мы все были уверены, что ночами крепко спим.

– И вас не смущало, что днем вам не хочется есть? И отсутствие других человеческих потребностей?

Он пожал плечами:

– Я какое-то время даже думал, что умер и попал в ад.

– Ладно, – я остановилась напротив него и примирительно кивнула, – не буду спорить. Но ведь сейчас, когда я здесь, все изменилось? Замок оживает? И ваша подруга в фижмах тоже активизировалась. Чует мое сердце, не к добру это, – последнюю фразу я пробормотала себе под нос.

– Конкордия опять являлась вам? – забеспокоился Его Светлость.

– Да нет, – поспешила я его успокоить, – все нормально. Вы мне вот что скажите. Вы и в самом деле считаете, что я именно та, кто спасет вас от проклятия?

– Да, – просто ответил он, но при этом в его голосе прозвучала такая непоколебимая уверенность, что я невольно прониклась уважением.

– И каким же образом? Выйдя за вас замуж?

– Да, – он отвел глаза и печально вздохнул, – но все не так просто. Ведьма поставила одно условие, практически невыполнимое.

– Это какое же?

– Я должен вас полюбить… и любовь эта должна быть взаимной.

Я скептически осмотрела его с ног до головы, отметив и мрачное выражение лица, и напряженную позу, и смешную по меркам XXI столетия одежду.

– Судя по сегодняшнему утру, полюбить меня вы более чем готовы, – не сдержала едкого замечания.

– Слово герцога д'Арвентиль, в моем замке вам бесчестие не грозит! – Его Светлость яростно сверкнул глазами и сжал кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. – Признаюсь, с утра я был немного не в себе, но сейчас уже взял себя в руки и рассчитываю на ваше согласие стать моей женой.

Он проворно вскочил на ноги и с грациозностью Казановы бухнулся передо мной на одно колено. Я даже отшатнулась от неожиданности, но он успел поймать мою ладонь и тут же прижал к губам. Кажется, я уже начинаю привыкать видеть его в такой позе.

– Вы единственная женщина, которую я возжелал за все века моего заточения в этом замке! Разве это ни о чем не говорит? – патетически воскликнул он, лобзая тыльную сторону моей кисти.

Я подавила желание вырвать руку и обтереть ее о подол. Эх, нелегко даются мне все эти средневековые тонкости ухаживания!

Между тем герцог продолжал:

– Посмотрите вокруг, ваше появление здесь принесло перемены! Замок начал просыпаться! Какие еще нужны доказательства?

– А любовь? – пробормотала я, обескураженная его напором.

– Что – любовь? – нахмурился он.

– Ну, вы же сказали, что должна быть взаимная любовь, чтобы проклятие пало.

– Она будет! – уверенно заявил он, подтверждая свои слова резким кивком. – Когда вы станете моей женой, у нас появится много времени для любви!

Я неловко откашлялась и выпутала руку из его цепких пальцев.

– Знаете, – произнесла, отходя от него и не скрывая сомнения в голосе, – вряд ли что-то получится. У нас с вами слишком разные понятия о любви.

С этими словами я вышла, оставив герцога стоять на коленях посреди зимнего сада, залитого солнечным светом.

***

Вечер наступил слишком быстро. Я не успела принять окончательное решение и теперь с тоской смотрела на заходящее солнце, сидя у себя в комнате.

Что мне делать? Пойти на встречу с ведьмой и вернуться домой? Это был самый простой вариант, но перед глазами постоянно маячили одухотворенные лица замковых слуг, их взгляды, в которых застыла тоска и надежда. А вдруг я действительно их единственный шанс на спасение? Смогу ли я вернуться к прежней жизни и забыть эти дни, как кошмарный сон, если буду знать, сколько младенцев здесь так и не появилось на свет, сколько старцев и безнадежно больных молят о смерти, сколько детей никогда не станут взрослыми, навсегда оставшись в этом месте без времени?

Моя совесть не даст мне спать спокойно. Права была та мегера с костылями, когда сказала, что я ей подхожу. Вот уж точно, я не смогу покинуть этот мир, не попытавшись помочь ему.

Но с другой стороны, тут же возникает вопрос: как? Условие для снятия проклятия – обоюдная любовь. Язон должен полюбить, и его избранница должна ответить взаимным чувством.

Я вздохнула и с тоской огляделась. Пышное убранство комнаты не вызывало ничего, кроме ностальгии по лаконичности и удобствам XXI века. Остаться здесь навсегда? Бр-р-р!

– Мадемуазель, – в комнату осторожно вошла Розетта. В ее глазах светилось неприкрытое обожание. – Позвольте, я зажгу свечи, уже темнеет.