(Не)единственная

Все, теперь можно идти.

Думать о том, что последует дальше, не хочется. Но я знаю: пути назад нет. Мне придется выполнить все, на что согласилась. Чего бы это ни стоило…

***

Идти, оказывается, недалеко. Дверь в комнату супруга находится прямо в спальне. Рилия с поклоном распахивает ее передо мной, а я краем глаза отмечаю еще пару дверей, искусно спрятанных между гобеленами.

На пороге теряюсь. Меня охватывает желание отступить, убежать. Ноги будто прирастают к земле.

Открытая дверь ведет в полутемную комнату, озаряемую лишь отблесками живого огня. С порога видны край камина, тяжелое кресло, стоящее ко мне спинкой, и бледная, сероватая кисть руки, лежащая на подлокотнике. Длинные тонкие пальцы унизывают перстни. Изящность запястья подчеркнута белой манжетой с изумрудной запонкой.

Но вот пальцы приходят в движение, и сильный, глубокий голос произносит:

– Заходи, дорогая супруга. Не заставляй себя ждать.

Вхожу на подгибающихся ногах. Дверь медленно закрывается за мной, и я замираю, не зная, что делать дальше.

Осматриваюсь. Слава богу, это не спальня, а кабинет. Вряд ли в спальне будут стоять стеллажи с книгами и тяжелое антикварное бюро. Да и кровати в поле зрения не нахожу.

Тихонько вздыхаю. Последний факт ощутимо порадовал.

Кресло разворачивается ко мне. Сердце замирает на сотую долю секунды, пропускает удар и падает вниз.

Дарион Лемминкейр одет в черное с серебром. Только манжеты, воротник-стойка и слегка ослабленный шейный платок кипенно-белые. На платке брошь с изумрудом, на манжетах – изумрудные запонки.

Сам Дарион бледен, высок, худ и на вид немного нескладен. С удлинёнными чертами лица, суровой складкой между бровей и крепкой челюстью. Прямые черные волосы лежат на плечах. Зеленые глаза смотрят пронзительно, цепко, так, будто в каждом глазу по льдинке.

У меня возникает желание поежиться под этим взглядом.

Я не сразу понимаю, что именно меня в нем пугает. А потом приходит ответ: у Дариона вертикальные зрачки. Узкие, щелевидные, разрезающие насыщенно-зеленую радужку напополам.

Анабель не лгала. Ее муж – не человек. Потому что у людей не бывает ни таких ярких, светящихся глаз, ни вертикальных зрачков.

Пока я, оцепенев, таращусь на Дариона, он разглядывает меня. Потом хмыкает, то ли удовлетворенный осмотром, то ли нет, и лениво замечает:

– Долго будешь стену подпирать? Может, сядешь?

О, Господи… Он ведь прав! Я же сейчас Анабель. Как бы она вела себя рядом с мужем?

– Д-да… да…

Скольжу мимо него к соседнему креслу, пряча смятение. Надеюсь, он ничего не заметил. Сажусь, а у самой руки дрожат. Прячу их в складках пеньюара.

Дарион втягивает носом воздух.

– Ты сменила духи?

Черт!.. И что говорить?

Отвечать не приходится. Он сам это делает вместо меня:

– Раньше ты пахла иначе, не так… привлекательно. Впрочем, это уже неважно.

– Что ты хочешь этим сказать?

Я складываю руки на коленях и выпрямляюсь, представляя, как бы на моем месте поступила Анабель. Но голос все равно предательски дрожит.

– Ты знаешь. Через три месяца Бал Невест. Я хочу успеть на него, и нам лучше начать бракоразводный процесс прямо сейчас. Детей у нас нет, так что это займет не больше недели.

– Что?

Я сижу оглушенная. И вроде приготовилась уже лечь и пару минут посмотреть в потолок, пока «супруг» будет отдавать долг клану и родине, но никак не ожидала, что услышу такое…

Бракоразводный процесс? Анабель же сказала, что муж хочет ее убить! Хотя… Вряд ли он сказал бы ей это прямо. И что это за Бал Невест?

Дарион продолжает:

– Понимаю твои чувства, поэтому увеличил отступные в три раза. Мы женаты уже пять лет, ты не понесла, значит, наш брак не имеет законной силы. Твоя «искра» оказалась пустой. Прости, но мне нужен наследник, и больше я ждать не могу.

Он говорит, а я ничего не понимаю. О какой искре идет речь? Может, здесь так называют способность зачать? Если бы только Анабель дала больше информации! Теперь мне предстоит тыкаться, как слепому котенку.

Но уже сейчас нужно что-то делать. Заставить его изменить решение. Только как?

– А если я забеременею? – слышу собственный голос.

Кажется, я перебила Дариона. Он смотрит на меня с удивлением.

– Что ты сказала?

– Если я забеременею? Что тогда, ты все равно разведешься со мной?

Он с минуту молчит, продолжая изучать меня. Потом озвучивает вердикт:

– Это невозможно. Мы уже перепробовали все, включая совместное паломничество по святым местам.

– Можем попробовать еще раз.

– Не уверен, что это что-то изменит.

В голове хихикает глупая мысль: знала бы мама, чем я сейчас занимаюсь! Но мне почему-то не смешно. Я чувствую, как мой шанс ускользает из рук. И в отчаянии шепчу:

– Пожалуйста…

Руки дрожат, и постепенно всю меня охватывает мелкая дрожь.

Господи, что я творю?! Умоляю чужого мужчину переспать со мной и сделать ребенка? Да я не в своем уме!

Беги, Аня, беги отсюда подальше. Из этой комнаты, из этого мира!

Только куда бежать? Я связана по рукам и ногам. У меня нет ни малейшего шанса вернуться домой без помощи Анабель. И даже если вернусь, что меня ждет?

Сын, которому я неспособна помочь? Неоплаченные счета, долги за квартиру, больной отчим и осуждение матери?

Зажимаю волю в кулак, встаю с кресла и делаю шаг…

Всего лишь шаг, но кажется, что я падаю в бездну. Потом еще один и еще. Как во сне преодолеваю два жалких метра, что разделяют меня и мужчину, от которого зависит будущее моего сына.

От того, что собираюсь сделать, разум бьется в истерике. Приказываю ему замолчать.

Я дала себе слово, что ради сына пойду на все! На все! Но что будут стоить мои слова, если сломаюсь перед первым же испытанием? Если не смогу переступить через свою гордость и отступлю?

Закусываю щеку так, что рот наполняется кровью. Через силу опускаюсь на колени…

Дарион застывает.

Я запрокидываю голову, пытаясь поймать его взгляд. Но в моих собственных глазах стоят такие слезы, что почти ничего не вижу за их пеленой.

– Пожалуйста! – слышу свой тихий голос. – Пожалуйста, дай мне еще один шанс!

Чувствую себя просто ужасно. Нищенкой, вымаливающей крохи с барского стола. В голове вертятся тысячи мыслей, но все они об одном: что я творю? Все внутри протестует против того, что мне приходится делать.

Дарион молчит. Разглядывает меня, не скрывая удивления. Потом медленно, будто нехотя, кладет руку мне на плечо. Только тогда я замечаю, что пеньюар распахнулся, а его ворот съехал с плеча, обнажая кружево сорочки и верхнюю часть груди.

Первая реакция – закрыться. Но я усилием воли подавляю ее.

Второй рукой Дарион касается моих волос. Запускает в них пальцы. Сжимает так, что я невольно откидываю голову еще дальше. Затем наклоняется и проводит носом по моей шее, шумно вдыхая.

– Определенно у тебя новые духи, Анабель, – бормочет странным сиплым голосом.

Я вся сжимаюсь. Там, где его дыхание коснулось меня, по телу бегут мурашки.

От него пахнет чем-то терпким, мужским. Пугающим. Пахнет силой и властью. Этот запах, как черный бархат, окутывает меня с головой, стоит Дариону коснуться моей щеки.

Его ладонь холодна как лед, а дыхание очень горячее. Такое горячее, что мне хочется отползти. И я отползла бы, если бы не почувствовала, что пальцы в моих волосах сжались сильнее.

– Чш-ш-ш, – голос Дариона опускается до хриплого шепота. – Не спеши. Дай я тебя рассмотрю.

От его тона у меня по спине ползет холодок.

Легонько – всего лишь костяшками пальцев – он гладит мою щеку. Я закрываю глаза. Чувствую, как глаза обжигают слезинки.

Будь что будет.

Мужские пальцы медленно опускаются вниз, обрисовывая линию челюсти, касаются губ и дальше по шее – к груди.

У меня внутри все покрывается изморозью. Оцепенев, чувствую, как Дарион кладет руку на обнаженную кожу декольте. Его ладонь опускается ниже, под ткань пеньюара. Теперь между мной и этой ладонью только кружево сорочки.

До боли закусываю губу.

Не кричать! Не кричать!

Мужская ладонь обхватывает мою грудь. Легонько сжимает.

– Ты всегда была покладистой, Ани, – сквозь грохот крови в ушах слышу, как Дарион бормочет мне в шею, – будь покладистой и сейчас. Еще один раз ничего не изменит. Я устал от пустых надежд.

Ладонь разжимается.

Дарион убирает руки и отстраняется от меня.

Судорожно выдыхаю.

– Иди спать, – говорит он, глядя на меня то ли с жалостью, то ли с презрением. – Не нужно так унижаться передо мной. Ты же все еще льера.

Глава 3

Фурией влетаю в свою спальню.

– Госпожа…

– Не сейчас!

Перед глазами мелькает испуганное лицо Рилии, но я машинально отмахиваюсь от нее. Мне плохо. Так плохо, что в эту минуту я ненавижу весь мир.

Только что мне пришлось пережить самое большое унижение за всю мою жизнь. Я пришла к чужому мужчине, предложила ему себя…

А он отказал.

Даже не знаю, что было бы хуже: возьми он меня прямо там, на столе, или то, что случилось.

В любом случае, мне нужно побыть одной. Успокоиться. Обдумать случившееся. Сделать выводы и решить, как действовать дальше.

Захлопнув за Рилией дверь, я падаю на кровать. Зарываюсь лицом в подушку. И снова что-то ноет в груди.

Перевернувшись на спину, тру больное место, но оно продолжает болеть.

Да что это, черт возьми?!

Запускаю руку под ткань пеньюара, под ткань сорочки… Аккуратно ощупываю кожу. Мне кажется, будто я чувствую под пальцами тонкие линии.

Что это может быть?

Поднимаюсь, распахиваю пеньюар и спускаю сорочку с плеч. Отражение в зеркале делает то же самое.

Я застываю.

В центре моей груди слабо мерцает какой-то рисунок. Круг, вписанная в него восьмиконечная звезда, непонятные символы…

Так вот какая ты, магическая печать!

По мере того, как я успокаиваюсь и начинаю разглядывать ее с интересом, она тоже бледнеет, сливается с кожей и вообще исчезает. Боль уменьшается, но все еще не дает о себе забыть.

Значит, у Анабель, если она не обманула, точно такая же печать. Нужно узнать о ней побольше. Только как это сделать, не вызывая ни у кого подозрений?

В старших классах я подсела на женское фэнтези. Каюсь, был такой постыдный период в моей жизни, когда драконы и попаданки занимали меня куда больше, чем подготовка к экзаменам. И сейчас вдруг вспомнились давно забытые книги.

Вот уж не думала, что однажды сама стану «попаданкой», и тем более не думала, что придется использовать женское чтиво как инструкцию по выживанию!

Меня пробирает легкий смешок. Я начинаю тихонько хихикать.

Постепенно смех становится громче. Я зажимаю руками рот. Почти без сил опускаюсь на пол и продолжаю давиться смехом.

Это истерика. Это пройдет. Главное, чтобы никто ничего не услышал.

***

А ночью мне снится сын.

Яркое ультрамариновое небо, лазурные воды, что набегают на золотистый песок, пальмы вдоль кромки пляжа и белые запятые парусов на горизонте. Я чувствую тепло солнечных лучей, легкий бриз и даже горьковато-соленый запах моря. И слышу радостный смех ребенка.

Оглядываюсь вокруг. Мой сон будто сошел с рекламных буклетов турагентства. Но все его великолепие меркнет, когда вижу сына.

Артем стоит по щиколотку в воде – с голой попкой, в панамке – и заливисто хохочет.

– Темка! – ахаю я, не веря своим глазам.

А он, всплеснув руками, бежит ко мне по воде. За ним вздымаются тучи брызг и сверкают на солнце.

Я уже собираюсь встать и поймать его, как вдруг понимаю, что все это время меня обнимала мужская рука! Во сне я не вижу лица мужчины, но мой взгляд цепляется за белую рубашку, закатанные рукава, крепкие руки…

Павел? Это он?

Я хочу увидеть его глаза – и не могу. Сон не хочет мне подчиняться. Но от мужчины исходит волна тепла и надежности.

Я смиряюсь и просто шепчу:

– Как хорошо, что ты тоже здесь!

Склоняю голову ему на плечо, и объятие становится крепче.

Потом мы вместе строим замок из песка. Темка смеется, бегает вдоль воды с игрушечным ведерком, топочет ножками, оставляет следы на влажном песке.

Я не могу насытиться его видом.

Меня обнимают надежные руки, прижимают к твердому телу. В шепоте ветра и шорохе волн я слышу уверенный голос:

– Ничего не бойся, теперь я с тобой.

Я тянусь навстречу этому голосу, навстречу этим рукам, и вдруг… картинка меняется. Небо, солнце и пляж отдаляются, покрываются серым налетом, и сквозь них проступают совсем другие очертания.

Меня кто-то трясет.

– Да очнись ты уже! – слышу над головой раздраженное шипение.

Открываю глаза. И обнаруживаю себя сидящей в знакомой комнате, за знакомым столом.

– Ты?! – вскрикиваю, увидев свою мучительницу.

– Я! – зло ухмыляется Анабель. – А ты рассчитывала на кого-то еще?

– Что я здесь делаю? – игнорирую ее тон.

– Нет, это ты мне скажи. Какого гхарра ты творишь? Дарион был почти готов согласиться, почему ты позволила ему отпустить тебя?!

Смотрю на нее в немом изумлении.

– То есть… по-твоему, я должна была в первый же день прыгнуть в койку к твоему мужу?

– Это все, что от тебя требовалось! Провести с ним ночь! Молча! Не раскрывая рта! Просто лечь, раздвинуть ноги и немного постонать, чтобы ему приятнее было.

– И все? – недоверчиво хмурюсь.

Странные, конечно, у Анабель понятия о супружеском долге.

– Ну, не совсем, – уныло признается она. – Может, и несколько ночей, пока не зачнешь.

– Он же твой муж! Тебе самой не противно об этом думать?

Она на миг меняется в лице, но тут же берет себя в руки:

– Он же не знает, что это не я! Так что за измену не считается. И вообще, речь сейчас не об этом.

– А о чем?

Анабель швыряет на стол какой-то листок:

– Через несколько дней он уедет в приграничную крепость. И если ты не соблазнишь его до отъезда, то, скорее всего, уже не успеешь до Бала Невест! Он просто оставит тебя в Лемминкейре!

– И?

– Планы меняются. Я думала, что ты все сделаешь быстро, но теперь тебе придется задержаться в замке подольше. Не забывай, магический договор невозможно расторгнуть. Ты должна сделать то, на что подписалась.

Беру листок, разглядываю закорючки и понимаю, что страх куда-то исчез. Раздражение тоже. Я абсолютно спокойна и сосредоточена. У меня появилась цель. А в голове все еще шепчет эхо: ничего не бойся, теперь я с тобой.

Ты прав, кем бы ты ни был. Я не боюсь.

– Давай еще раз, сначала, – произношу, откладывая записку, и поднимаю на Анабель внимательный взгляд. – Что такое Ламаррия? Что такое Бал Невест? И что такое этот твой Лемминкейр?

– Какая разница?! – она раздраженно сжимает руки.

– Большая, – отвечаю спокойно. – Одно дело, как ты сказала, просто лечь и раздвинуть ноги, а другое – играть твою роль днем, перед слугами и самим Дарионом. Ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь догадался о подмене?

С минуту она молчит, рассматривая меня. Потом вздыхает, садится в соседнее кресло и говорит:

– Лемминкейр это родовой замок Дариона, цитадель Изумрудного клана. Ламаррия это гхаррова Драконья империя. Здесь всем заправляют дарги – полулюди-полудраконы. Но этим чешуйчатым не повезло, у них давно нет своих женщин. Говорят, боги разгневались на них за что-то и… впрочем, это неважно. Дарги ищут жен среди нас, человеческих женщин. Но у них есть особые требования: претендентка на роль невесты должна быть невинна и обладать особой «искрой». Если дарг чувствует в ней эту «искру», значит, невеста обязательно зачнет от него.

– А твоя «искра» оказалась пустой, – киваю, вспомнив слова Дариона.

Моя собеседница морщится:

– Такое тоже, к сожалению, изредка, но случается.

– А у меня, получается, она есть?

– Ты умнеешь прямо на глазах.

Теперь мощусь я. От сарказма, что звучит в ее голосе.

– Но я не девственница, – замечаю резонно.

– Это уже неважно. Ты же не невеста, а жена с пятилетним стажем.

Что ж, тут мне нечего возразить.

– А Бал Невест?

– Особое празднество. Сейчас император устраивает его раз в пять лет, раньше было раз в двадцать. Лучшие девушки человеческих королевств съезжаются в Кортарен – столицу Ламаррии, а дарги выбирают из них будущих жен. Но последние годы девственниц с «искрой» становится все меньше, сейчас на сотню девушек может найтись одна подходящая.

– Тебя тоже так выбрали? – разглядываю ее с интересом.

Так странно: смотрю на нее, а будто вижу свое отражение. Да, я привыкла к другой одежде, иначе укладываю волосы, иначе наношу макияж…

Но если бы я жила, к примеру, в девятнадцатом веке, то выглядела бы так же, как Анабель.

– Нет. У меня договорной брак. Земли моей семьи граничат с землями Изумрудного клана. После смерти отца у нас осталось много долгов. Вот брат и решил поправить дела…

– Выдав тебя за дракона?

– За дарга.

– Разве это не одно и то же?

– Нет, в Ламаррии кроме даргов есть еще анкры и инкарды. Вот это точно драконы, только абсолютно безмозглые. Просто животные. Мерзкие ящерицы-переростки.

Меня коробят презрение и брезгливость, что прорываются в ее тоне, но я благоразумно молчу. Тоже недолюбливаю всякого рода рептилий.

– Ладно. Значит, если ты не родишь наследника, Дарион отправит тебя назад к брату?

– Да.

– Но ведь он обещает тебе хорошие отступные. Почему ты решила пойти на обман с ребенком вместо того, чтобы забрать деньги и жить припеваючи? И почему обманула, что он хочет тебя убить?

Я ловлю взгляд Анабель. Она смотрит на меня с изумлением.

– Ты правда не понимаешь?

– Нет. И только не говори, что ты любишь мужа.

Ее лицо на секунду меняется. Она с силой сжимает руки и цедит сквозь зубы:

– Не буду. Дело в другом. Если он откажется от меня, я стану посмешищем. Пять лет прожить с даргом – и не зачать. Скажи, кому я буду нужна? Ни один мужчина не захочет взять меня в жены, мне останется только уйти в монастырь подальше от позора. Так что в моем случае лучше быть убитой, чем возвращенной в родительский дом!

Мне хочется верить ей. И я почти верю. Но где-то на дне души остается сомнение.

– Значит, только ради этого ты решила пойти на подлог?

– Вот только не надо давить мне на совесть, – фыркает Анабель. – Наша сделка взаимовыгодна. Разве нет?

– И ты не принуждала меня силой? Не похитила? Не угрожала?

– Перестань. Ты же хочешь, чтобы твой сын был здоров!

После некоторого молчания признаю:

– Хочу. Но я не доверяю тебе. И хочу увидеться с сыном.

– Увидишься, – кивает она, – как только переспишь с моим мужем.

Звучит отвратительно, но я понимаю: спорить бесполезно. Только время потрачу зря.

– Хорошо. А если моя «искра» тоже окажется пустой? Если я не забеременею?

– А ты постарайся забеременеть! Мне нужен этот ребенок, а тебе здоровье твоего сына. Я слишком многим пожертвовала, чтобы найти тебя. И слишком многое на кону. Так что лучше стараться!

Интуиция подсказывает: Анабель не все говорит. Она точно что-то скрывает. Я замечаю, что она нервничает, и чем дольше мы общаемся, тем труднее ей это скрывать.

– Ну, все, на сегодня информации хватит, – говорит она, резко вставая. – Тебе пора в Лемминкейр!

Перед глазами резко темнеет. Но я успеваю заметить, как Анабель поворачивает кольцо. Тот самый тяжелый перстень с большим агатом, ограненным в черненое серебро…

***

Утро начинается с непонятных шорохов рядом с кроватью.

Приподнявшись на локте, я с минуту пытаюсь сообразить, где нахожусь. Пока, наконец, взгляд не натыкается на Рилию.

Та, ловко орудуя металлическим совком, выгребает пепел из камина в закопченное ведро.

Значит, это не сон… А жаль. Я уж решила, что сумасшедшая Анабель, магический договор, мужчина с вертикальными зрачками и все остальное было кошмаром.

– Ой, госпожа, – заметив мой взгляд, служанка сгибается в поклоне и задом отползает к двери, – сейчас я завтрак вам принесу.

– Ага, – бормочу, провожая ее глазами, – только руки помыть не забудь.

– Что… простите?

– Руки, – повторяю громче и киваю на ее черные от сажи конечности.

– Слушаюсь, госпожа.

– Подожди! – останавливаю в последний момент. – Где мой… муж?

Так странно называть мужем незнакомого человека. Точнее, даже не человека. Надеюсь, Рилия не заметит заминки.

– Так Его Светлость уже ушел.

– Значит, завтракать я буду одна…

Что ж, это даст возможность немного обвыкнуться и осмотреть замок. Как Анабель его назвала? Лемминкейр. Родовое гнездо Изумрудного клана.

Я точно схожу с ума…

Встаю, закутываюсь в новый пеньюар, видимо, приготовленный Рилией, обуваю мягкие меховые тапочки и иду изучать местный санузел. На этот раз халатик на мне из темно-лилового бархата, расшитый серебром по подолу и на длинных летящих рукавах.

Меня встречает просторная комната-купальня. Пол, стены и потолок выложены белым мрамором с розовыми прожилками. Потолок подпирают пилястры с резными капителями, между ними зеркала и стеклянные полки, забитые баночками и флакончиками. А в центре стоит круглая бронзовая ванна размером с мини-бассейн. На первый взгляд там метра три в поперечнике, не меньше. В такой ванне не то что мыться, там плавать можно.

Меня привлекают тяжелые ножки, отлитые в виде драконьих лап. Поднимаю взгляд выше – натыкаюсь на бронзовую голову дракона. Изящно изогнув длинную шею и открыв пасть, он смотрит прямо в ванну.

Это кран? А где вентили?

После некоторых манипуляций понимаю, как пользоваться этой штукой. Достаточно погладить морду дракончика, чтобы в ванну хлынул поток воды. Коснешься левого крыла – вода начнет остывать. Правого – подогреваться. Хлопнешь по носу – поток прекратится.

Удобно.

Пока набирается полная ванна, я обследую зеркальные полки. Что может храниться в ванной у женщины? Это понятно: мыло, гели, шампуни. Разная косметика.

Экспериментирую. Выбираю несколько разноцветных пахучих жидкостей. Для тела, для лица, для волос. Почему бы и нет? Мне сегодня соблазнять чужого мужчину…

Отбрасываю неприятные мысли. Погружаюсь в ароматную пену и невольно вспоминаю о сыне.

Как он там без меня?.. Чертова Анабель!

На глаза набегают слезы. Запрокидываю голову вверх, чтобы не дать им пролиться. Хватит сырость уже разводить.

Вспоминается сон. Я согласна отдать половину жизни, лишь бы то, что приснилось, стало реальностью.

***

Завтракаю одна в будуаре. Рилия невольно подтверждает мои догадки: здесь так принято, супруги завтракают отдельно. Но здесь – это где? Во всей Ламаррии или только в семье Анабель и Дариона?

Вспомнив его имя, передергиваю плечами.

– Рилия, я хочу пройтись.

– Госпожа, приготовить вам платье для прогулок?

– Пожалуйста.

Она странно косится на меня.

Пока Рилия шуршит в гардеробной, я подхожу к окну. Оно расположено на высоте третьего этажа, а внизу, укрывая двор, стелется густой белесый туман.

– Сегодня пасмурно, – говорю сама себе и утыкаюсь пылающим лбом в прохладное стекло.

– Да, госпожа, – доносится голос Рилии, – на севере собираются тучи. Весь Лемминкейр ждет грозу.

Так и тянет спросить «зачем?», но боюсь выдать себя. А вдруг Анабель должна это знать?

Вместо этого осторожно замечаю:

– Лемминкейр, может, и ждет, а нам с тобой что от этого?

– Ну как же, госпожа! Земля истосковалась по хорошему дождю. Хороший дождь – хорошие всходы, а значит и урожай, разве не так?

В ее рассуждениях присутствует логика.

Я слышу ее шаги за спиной. Говорю:

– Ты права, – и оборачиваюсь.

– Вот, – она раскладывает на софе предметы одежды и любовно поглаживает пепельно-голубую ткань. – Как раз для туманного утра. Вы будете изумительно хороши!

Пожимаю плечами.

На софе лежит муслиновое платье с оборками, короткий бархатный редингот, нижняя юбка, нижняя рубашка, корсет, чулки с подвязками и… панталоны. Милые такие, с кружавчиками, на завязках.

Я такие вещи видела только в музее моды и никогда не думала, что буду носить сама. Платье с воротником-стойкой, рюшами на груди и сотней крошечных пуговиц вдоль спины. Девятнадцатый век. Редингот тоже оттуда.

Касаюсь одежды, провожу пальцами по муслину и бархату. И меня охватывает странный кураж. Я словно охотничий пес, почуявший запах зайца…

Глава 4

Рилия поначалу решает увязаться за мной. Но я говорю, что хочу прогуляться одна.

– Ну и барышни нынче пошли! – ворчит она точно старая бабка. Хотя на вид ей лет тридцать всего. – Совсем срам растеряли! Где это видано, чтобы мужняя льера гуляла одна?

Незнакомое слово царапает. Вспоминаю, при каких обстоятельствах услышала его первый раз, и сильнее сжимаю трость зонтика.