Во власти огненного наследства. Часть 1

– А вы не хотите отобедать, господа? – вдруг спросил Эмиль. – Я знаю здесь одно хорошее место. Там очень достойные, и выпивка, и закуска, и обстановка, и, что самое главное, цены. Думаю, вам понравится.

Переглянувшись, Серт и Атэс согласно кивнули и последовали за римлянином.

***

За столом было бы тихо, если бы не надрывный плач ребенка.

Армиль пыталась его успокоить, но малыш продолжал плакать, и это немного раздражало и Кратиса, и остальных пиратов.

– Сейчас-сейчас, – извиняющимся тоном сказала атаманша, – он просто хочет есть. Я сейчас ему дам грудь, и он успокоится.

Кто-то отодвинулся в сторону, предоставив ей удобное место на скамье в углу.

– По какому случаю сбор? – спросил боцман беззаботным тоном, как будто он не чувствовал или не хотел чувствовать серьезности обстановки. Его настоящее имя было Данель, но так его звал, пожалуй, только капитан. Остальные звали его Бывалым. Он был самым давним и верным другом Кратиса, и самым старшим на корабле, поэтому мог позволить себе некоторую фамильярность в своем обращении как к самому атаману, так и к другим пиратам. Никто не обратил внимания на его вызывающе-небрежный тон, поскольку все знали, что атаман ему полностью доверяет, но, если что-то и позволительно для Бывалого, совсем не обязательно, что это позволительно другим.

– Терпение, Данель, дружище, – ответил Кратис, – сейчас все объясню.

Атаман подождал, пока Армиль усядется поудобней в углу камбуза и приложит ребенка к груди, чтобы малыш перестал плакать.

Наконец воцарилась тишина.

Теперь в открытое окно камбуза был слышен лишь плеск волн о борта судна и редкие крики чаек.

Тяжело вздохнув, атаман начал говорить:

– Что ж, в этот раз наш поход удался, и я очень доволен, что мы никого не потеряли…

При этих словах он обвел глазами всех присутствующих и… натолкнулся на красноречивый взгляд супруги.

– Хм… н-да… то есть, почти никого, если не считать нашего сына.

Он кашлянул, и все слушающие отметили для себя, что ему, видимо, потребовалось некоторое время, чтобы справиться с нахлынувшими на него чувствами и противным комком в горле.

– И именно поэтому поводу я и собрал всех вас.

Кратис снова сделал паузу, как бы собираясь с силами. Он задумчиво посмотрел в окно и перевел взгляд на жену. Ей явно было трудно держать ребенка, поскольку одна ее рука была прострелена и перевязана, но было видно, что она терпит и старается не обращать внимания на боль. Видимо, это придало ему сил, и он уже намного спокойнее добавил:

– В общем, я никому не объяснял, и… мы, конечно, рисковали, но… меня никто и ни о чем не спросил, и поэтому я думаю, вы и сами догадались, что наше нападение на царя было местью… – Кратис многозначительно на всех посмотрел, но, встретив во всех обращенных на него глазах одобрение и понимание, продолжил: – местью моей, и моей жены за потерю нашего сына.

Кто-то кивнул, кто-то просто продолжал с интересом слушать, но после этих слов напряжение в воздухе над столом стало как-то меньше, и атаман, чуть помедлив, пояснил:

– Короче, к сути вопроса, почему я вас всех собрал… Мы не знали, что у царя тоже родился сын. Похищение этого младенца было незапланированным, но… поскольку оно произошло, мы думаем, что это… своего рода промысел богов и… в общем, мы усыновляем этого мальца, и теперь это наш сын. Но… самое главное, – Кратис сделал многозначительную паузу, – мы не хотим ни при каком раскладе, чтобы кто-то на острове знал, что этот ребенок был похищен. Кто бы там что ни спрашивал, забудьте все, что произошло в этом походе, начиная с момента, когда эта проклятая стрела ранила Армиль. Вам понятно?

Если атаман говорил таким тоном, это означало, что нарушение его воли может стоить тебе жизни, поэтому собравшиеся на камбузе испугано притихли.

Чувствуя всю серьезность момента, боцман встал, подошел к Кратису и, положив руку ему на плечо, строго спросил собравшихся:

– Чего молчим-то? Что неясно? Если кто-то откроет тайну капитана, тому смерть. Отныне этот пацан – сын атамана, а значит, он наш, и только наш. Никаких царей, никаких похищенных детей, никакого нападения на дворец. Армиль родила ребенка во время плавания, и теперь это ее сын. А ранение было просто случайным попаданием стрелы в ее руку. Всем все понятно?

После слов Бывалого все как будто проснулись и возбужденно загалдели. Кто-то кивал, выражая свое согласие, кто-то качал головой, показывая, что по-другому и быть не может, но так или иначе, слова атамана и боцмана были восприняты, и все согласились с тем, что раз капитан так решил, так тому и быть.

– Как вы его назвали? – спросил боцман, с одобрением глядя на младенца, мирно сосущего женскую грудь.

– Азар, – ответила Армиль с достоинством.

– Азар… – задумчиво повторил Данель. – Хм. Огонь мужик, значит, будет. Что ж, поздравляю с рождением сына.

Глава 5

В таверне наступила непривычная тишина, хотя все прекрасно понимали, что она временна. Сейчас музыканты переведут дух и снова ударят по струнам, танцовщицы опять пустятся в пляс, и веселье пойдет своим чередом.

В самом дальнем углу за столиком сидели двое и негромко переговаривались, доедая свой ужин.

– Будешь еще, Кратис? – спросил один из них, поднимая кувшин с вином.

– Нет, Нирей, мне, похоже, на сегодня уже хватит, – ответил другой. – Ты же знаешь, я не любитель сильно напиваться.

– А мне не положено по долгу службы, – ответил Нирей, и усмехнулся. – Завтра, как никак, снова в гарнизон.

– Докуда ты уже дослужился?

– Пока не докуда. Всего лишь заместитель начальника следственного отдела. Но, ты же понимаешь, служба есть служба. Придет время, повысят.

– По идее, если бы твой начальник знал, с кем ты сейчас выпиваешь, он бы тебя, наверное, разжаловал, или вообще отдал под суд, – засмеялся Кратис.

– Да, уж… не говори, – тоже засмеялся Нирей. – Но знаешь… мне не важно, атаман ты или не атаман. Для меня ты тот, кто спас мне жизнь. И мне плевать, что об этом мог бы подумать мой начальник.

– Да, брось ты. На тебя напали, я шел мимо. Их четверо, ты один. Мне это показалось несправедливым, вот я и вступился. Ничего такого особенного. Просто счастливая случайность.

– Так или иначе, но благодаря этой случайности я теперь тебе обязан жизнью, и поэтому мне плевать, что ты пират.

– Тогда, мне плевать, что ты римлянин, – ответил Кратис, и они оба засмеялись.

– Как там твоя, не родила еще? – спросил Нирей.

Кратис почему-то вдруг помрачнел, но потом, как будто смахнул с себя эту хмарь и, улыбнувшись, ответил, как ни в чем не бывало:

– Как же, не родила!? Родила. Мальчика.

Однако от зоркого глаза Нирея не ускользнуло странное поведение друга, и он осторожно задал следующий вопрос, внимательно наблюдая за капитаном.

– Как назвали?

– Азар.

– О! Какое имя! Означает огонь ведь, да? Почему так назвали? Есть кто-то в роду с этим именем?

– Нет. Это жена придумала. – Кратис оглянулся вокруг, снизил голос и приложил ладонь к губам так, будто хочет сказать какую-то тайну. – Он ведь, считай, умер при родах. Чудом остался жив.

– Да!? А почему? – Нирей не спускал внимательных глаз с подвыпившего атамана.

– Неудачный рейд, – махнул рукой атаман, явно наигранно. – Нас атаковало другое судно, пришлось улепетывать. В самый последний момент в окно влетела стрела и угодила ей в руку. Вот тут-то и начались роды. Видимо, поэтому.

– Понятно… Хотя, подожди, непонятно. Имя-то ему почему такое дали? – продолжал расспрашивать Нирей.

– Да потому что у него такое родимое пятно на руке рядом с большим пальцем… похожее на пламя? – вдруг выпалил Кратис и тут же оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что их никто не слышит.

– А-а, вот теперь понятно, – ответил Нирей, удовлетворенно кивнув.

Подвыпивший капитан Касатки не заметил, что римлянин смотрит не на него, а на прибитый к стене позади Кратиса свиток, на котором было написано под большим заголовком «РАЗЫСКИВАЕТСЯ!»:

…При ночном нападении неизвестных грабителей на Зимний Дворец был похищен царский сын – младенец Азарий. Особая примета, у младенца на правой руке рядом с большим пальцем характерное родимое пятно похожее на пламя…

***

После нападения царь больше месяца провалялся в постели. Неделю он был в бреду, и у него был жестокий жар. Все уже думали, что он не выживет, однако через неделю жар спал, и Ятон пришел в себя. Первые два дня он был очень слаб, ел крайне мало, ничем не интересовался, и ни у кого ничего не спрашивал. Но на третий день он с самого утра приказал позвать своего верного управляющего и попросил его рассказать ему, что с ними со всеми приключилось.

Мелькарт, так звали слугу, очень боялся, что царь не вынесет новости о смерти жены и похищении сына. Видимо, почувствовав это, Ятон, когда управляющий вошел в спальню, встретил его словами:

– Мелькарт, скажи мне, моя жена и сын, они… выжили?

Царь говорил тихо и с трудом, и даже с какой-то мольбой в голосе.

Управляющий понуро опустил голову, и Ятон, тяжело вздохнув, опередил его ответ вопросом:

– Их уже похоронили? Сколько я пролежал в горячке?

Мелькарт спохватился, что царь его неправильно понял, и тут же уточнил:

– Нет, господин, точнее, да, ваша супруга, к сожалению, была убита. Но сын… мы точно не знаем. Его тела нигде не нашли, поэтому, мы думаем, что он, возможно, похищен. Сегодня уже десятый день после того злополучного события.

Сказав это, слуга опустил голову и лишь изредка поглядывал на царя.

Какое-то время Ятон переваривал информацию, по его лицу было видно, какая в нем происходит борьба, но управляющий с трепетом терпеливо ожидал, каким будет итог. С одной стороны, он боялся за своего господина, поскольку очень уважал его и ценил, считая его очень благородным правителем. Поскольку царь только недавно пришел в себя и еще до конца не оправился от болезни, слуга не был уверен, что столь ужасная новость не скажется еще более пагубно на его здоровье. С другой стороны, Мелькарт боялся за себя, поскольку Ятон, как и любой другой человек, мог иногда быть просто ужасным в гневе, и тогда под его руку мог попасть кто угодно, включая и самого управляющего.

В напряженном ожидании время тянулось, и мгновения казались часами.

Слуга смиренно ждал.

Видимо, найдя в себе мужество не предаваться отчаянию, царь в конце концов тяжело вздохнул и спросил более-менее спокойным тоном:

– Кто на нас напал? Кто-нибудь из уцелевших сумел это понять?

– Судя по одежде и вооружению, это Кипряне, – ответил слуга, незаметно вздохнув с облегчением. – Скорее всего с Китиона.

– Я в последний момент видел одного. Я бы сказал, что да, на финикийца он действительно похож. Вполне возможно, что и с Кипра. Еще какие-нибудь сведения есть?

– Кайя, ваша свояченица, сумела выжить. Она спряталась с сыном и его слугой под кроватью в дальней спальне, и поэтому никого не видела, но слышала, как кто-то из нападавших уходя сказал: «Теперь мы квиты»!

– Тогда, скорее всего, ты прав, что они с Китиона. Мало того, что они особенно ненавидят римлян, так еще, я помню, как после нашего последнего похода они кричали мне вслед, что обязательно отомстят.

– Кайе показалось, что это было сказано женским голосом.

– Вряд ли. Скорее всего, просто высокий мужской тембр. Кто еще уцелел?

– Из прислуги семнадцать человек, трое мужчин, пять женщин, четыре отрока. Двое мужчин были ранены, но не смертельно. Из знати кроме вас еще трое, ваш дядя Хирам, его супруга Зимрида, и дворцовый врач Филокл, хотя его жену с младенцем убили. Из военных кроме тех, кто отправился тушить пожар, не выжил никто.

– Хм, нет худа без добра, значит? Благодаря пожару кто-то уцелел? – задумчиво спросил царь.

Управляющий с сомнением пожал плечами.

– Возможно, но думаю, не в этом случае, господин. Судя по следам, напавшие на дворец, скорее всего, сами и устроили пожар, наверное, специально для того, чтобы отвлечь внимание или с расчетом, что туда будут направлены солдаты, и охрана ослабеет.

– В самом деле!? Да они коварны! Если бы я был уверен, что это те самые кипряне, я бы уже в ближайшее время послал туда войско. – Воскликнул Ятон, и глаза его сверкнули тем самым гневом, которого так боялся Мелькарт. Однако, царь тут же успокоился и спросил? – А есть те, кто был ранен, как я, но остался жив?

– Да, господин. Таких четверо. Ваш дядя, он тоже был в горячке и только сегодня пришел в себя. И трое из прислуги.

– Странно, что они, уходя, не подожгли дворец. Я бы тогда точно не выжил. Да, и эти четверо тоже, – задумчиво проговорил Ятон.

Какое-то время он молчал, о чем-то думая, а затем твердо приказал:

– Отправь в Китион под видом обычных торговцев Маттана и тех, кого он посчитает нужным взять с собой. Обеспечь всем необходимым. Пусть разведают все, что можно. Если мой сын все еще жив, и он там, пусть найдут его во что бы то ни стало. И если они его найдут, пусть простят меня боги, но кипрянам несдобровать.

***

В таверне было людно. Вдоль стен просторного помещения ровными рядами стояли низкие столики, вокруг которых на продолговатых ковриках, некоторые сидя, некоторые полулежа, располагались разные по виду люди, наслаждаясь обеденной трапезой. Здесь играла живая музыка, и вкусно пахло жаренным мясом.

Как успел по пути сюда объяснить Эмиль, здесь могли готовить на любой вкус, и предоставляемый выбор блюд был более разнообразным, чем в других местах.

Удобно расположившись за столиком в дальнем углу помещения, три недавно встретившихся человека, заказав себе обед, каждый свое, теперь спокойно ожидали, когда им принесут еду.

– Меня зовут Эмиль, – начал беседу римлянин. – Я родом из Фракии. Мой отец погиб на войне, когда римляне наводили порядки в нашем городе, а мать спас от позора один римский сотник. Он заступился за нее, когда её хотел изнасиловать рядовой легионер. Она тогда была еще совсем юной. Всего шестнадцать лет. А мне было чуть больше года отроду. В общем-то, она стала его рабыней, но, как она рассказывала, он был хорошим господином, и никогда ее не обижал и не использовал как женщину.

Речь Эмиля так и струилась из его уст, как приятно журчащий ручей. Он рассказывал о себе легко и непринужденно. Своей открытостью и добрым отношением к собеседникам, он и так сразу располагал к себе, а когда Серт и Атэс услышали, что он еще и не римлянин, они стали относиться к нему еще лучше.

– Потом мою мать, которую, кстати, зовут Тала, купил у него один царедворец и предложил ей быть его наложницей, – продолжал рассказ Эмиль.

– У него уже была жена? – спросил Атэс, внимательно слушающий рассказ собеседника.

– Нет, не было. Моя мать была его единственной женщиной, – ответил Эмиль и налил себе вина, которое в этот момент поставили к ним на стол.

– Тогда, почему наложницей, а не женой? – удивился Атэс.

– Ай! – поморщился фракиец, – думаю, что это не более чем предрассудки того времени. Что, типа, рабыня не может быть женой человека столь знатного происхождения, и все такое. В общем, так или иначе, он ее очень любил, и относился к ней лучше, чем многие к своим женам, а потом вообще предоставил ей свободу. Однако, она не пожелала уходить, и осталась с ним. Скажу честно, лучше отца трудно пожелать. Он был очень хорошим человеком.

– Почему был? – поинтересовался Серт.

– О-о, хм… к сожалению, он рано умер. – Эмиль покачал головой, и на мгновение его веселые глаза омрачила печаль. – Не справился с оспой. Мне тогда было всего девять лет. К счастью нас с матерью взяла к себе царская сестра Кайя.

– Родная сестра царя Ятона? – спросил Атэс.

– Нет-нет. Родная сестра его жены Камиллы.

– Постой-постой, ведь царицу зовут Астэр, – уверенно сказал Серт.

– Вы совершенно правы, господа, – мягко ответил Эмиль и, видя недоумение на лицах своих собеседников, продолжил. – Царица Астэр, это вторая жена царя. Первая трагически погибла.

– Хм, я об этом ничего не знал, – покачал головой Серт.

– А вы откуда, господа? Обычно такие новости разносятся быстрее ветра. Как так получилось, что до вас она еще не дошла?

Друзья быстро переглянулись, после чего Атэс с напускным равнодушием зевнул, а Серт как ни в чем не бывало ответил:

– О! В этом нет ничего удивительного. Мы с Крита. У нас там свое небольшое гончарное дело, и мы в основном занимаемся работой, так что, до нас доходят далеко не все новости.

– А, тогда понятно, – ответил Эмиль, не подав вида, что он заметил, как переглянулись его новые знакомые.

– А что случилось с его первой женой, …э-э… Камиллой? – спросил Атэс, чтобы перевести разговор в другое русло.

Почему-то посмотрев ему прямо в глаза, Эмиль понизил тон и тихо ответил:

– Ее… убили. Мы тогда приехали в гости по случаю рождения наследника престола. Ночью на нас напали неизвестные грабители и перебили почти всех, кто был в это время в зимнем дворце, включая царицу.

Последние слова были сказаны с какой-то особенной интонацией. Атэс хотел было уже спросить, что особенного произошло в тот вечер, и почему фракиец придает этому такое значение, но в этот момент принесли заказанные блюда, и собеседники естественным образом переключились на еду.

Глава 6

Небо было хмурым. Тучи нависли над землей, простираясь тяжелыми свинцовыми клочьями до самого горизонта, проливаясь иногда противной холодной моросью.

Не обращая внимания на погоду, царь Ятон стоял над могилой супруги, будучи отрешенным от всего происходящего.

Время летело.

Его охрана, перешептываясь между собой, стояла в отдалении рядом с тремя крытыми повозками, в каждую из которых была запряжена пара лошадей. Они боялись подойти к своему господину, чтобы не нарушить таинственность момента, но прошло уже несколько часов, и они изрядно замерзли под этим холодным дождем и пронизывающим ветром. Пытаясь согреться, воины похлопывали себя по плечам, дышали в ладони, делали махи руками, но все это слабо помогало, а царь все стоял и стоял, пребывая в каком-то странном оцепенении.

Когда солнце, на половину опустившись за горизонт, на короткое время все-таки выглянуло из-за туч, старший охраны решился подойти к царю и, обойдя его спереди, осторожно заглянул ему в лицо. Ятон смотрел прямо перед собой, глядя в никуда. Когда сотник попал в пределы его обозрения, он, как бы очнувшись от сна, перевел на офицера глаза и отрешенно спросил, не меняя позы:

– Что тебе, Саит?

Вздохнув с облегчением, сотник заискивающим тоном ответил:

– Господин, уже вечер. Вы стоите неподвижно уже несколько часов подряд. Солдаты все замерзли.

Оглянувшись на свою охрану, а затем посмотрев на едва выглядывающий из-за горизонта оранжевый край солнца, царь с пониманием покачал головой, и, развернувшись, чтобы отойти от могилы, спросил:

– От Маттана никаких вестей?

– Пока нет, господин, – с печалью ответил Саит.

Тяжело вздохнув, Ятон медленно пошел к своей колеснице, по-старчески ссутулившись. Следуя за ним и глядя на его согбенную фигуру, сотник тоже тяжело вздохнул, с сожалением вспомнив, каким уверенным, статным и выпрямленным обычно был его господин.

Неожиданно царь остановился и, развернувшись, спросил:

– Может быть, мне стоит второй раз жениться, Саит? Как считаешь?

Опешив, сотник замешкался, не зная, что ему на это ответить, и заикаясь, сказал:

– Ну… э-э… наверное… почему бы и нет?

Посмотрев на него как-то странно, Ятон только снова вздохнул и, развернувшись, взошел на колесницу.

– Во дворец, – тихо приказал он.

Оказавшись у ворот замка, царь сошел с колесницы и снова подозвал Саита.

– Я буду у себя. Передай Мелькарту. Пусть придет.

– Слушаюсь, господин.

Вскоре управляющий уже стоял перед государем.

– Вы хотели меня видеть, мой господин.

Ятон кивнул, и задумчиво проговорил без каких-либо эмоций:

– Хочу вина.

– Вина царю, – приказал Мелькарт, и стоящий здесь же наготове слуга тут же побежал выполнять приказ.

Через минуту, взяв в руку чашу с вином, царь удобно расположился на своем ложе и какое-то время молча и медленно потягивал багряный живительный напиток из чаши, явно с удовольствием смакуя каждый глоток. Управляющий терпеливо ожидал, не говоря ни слова.

– Как ты думаешь, Мелькарт, – через довольно-таки продолжительное время задумчиво спросил царь, – может быть, мне стоит второй раз жениться?

Несколько удивившись и обрадовавшись перемене в своем господине, который до этого столь долгое время пребывал в унылом духе, управляющий кашлянул, и осторожно сказал:

– То, что вы хотя бы начали об этом говорить, уже радует меня, мой господин. Я думаю, что вы еще очень молодой и цветущий мужчина, и как бы ни была тяжела потеря, вам все равно стоит позаботиться о своем будущем и, что тоже очень важно для нас для всех, о будущем наследнике престола.

Ятон чуть ухмыльнулся. По легкому румянцу на его щеках и чуть затуманенному взору можно было понять, что вино произвело свое действие.

– Знаешь, Мелькарт, общаясь в последнее время в… э-э… так называемых высших кругах Рима, я пришел к выводу, что вскоре понятие «наследник престола», и даже понятие «царь», скорее всего будет упразднено. Все идет у тому, что имперская власть будет осуществляться в разных областях консулами, проконсулами, трибунами, сенаторами, прокураторами и тому подобными, в зависимости от размера той или иной провинции. Я, возможно, один из последних царей, представляющих римскую власть в этой части средиземноморья. Конечно, исключения из правил все равно будут, в таких странах, как например, Иудея, Галлия или Фракия. Слишком уж своенравные эти народы. Но суть управления останется такой же. Так что, даже если у меня и будет еще один сын, станет ли он править после меня или нет, скорее всего, будет зависеть не от его родословной, а от его способностей к управлению. Но, так или иначе, я считаю, что ты прав. О приемнике мне все равно позаботиться стоит.

Мелькарт с большим удивлением выслушал тираду царя, поскольку за последние полгода с момента смерти супруги Камиллы это была самая длинная его речь. И хотя управляющий постарался скрыть свои эмоции, его удивление не осталось без внимания Ятона, и он, приподняв бровь, с иронией спросил:

– Тебя что-то удивляет, мой верный управляющий? Я говорю что-то странное?

– Н-нет… то есть… да, то есть… э-э… меня действительно удивляет и очень даже радует эта перемена в вас, мой господин, – ответил управляющий, пытаясь сдержать улыбку. – Вы столь долго были поглощены глубокой печалью, что я очень беспокоился о вашем здоровье.

Царь усмехнулся.

– Ну, не вечно же пребывать в унынии. Когда-то стоит и отпустить свое прошлое и… сказать ему окончательное «прощай». Думаю, что у меня получилось сделать это на могиле Камиллы сегодня.

Глядя на явно повеселевшего Ятона, управляющий не смог сдержать радостной улыбки.

– Знаешь, что меня смущает? – Царь очередной раз отхлебнул из чаши и продолжил: – Я не уверен, что смогу найти такую же, как Камилла. Очень уж она была хорошей. Что ты по этому поводу думаешь?

Слуга пожал плечами, и осторожно ответил:

– Даже, и не знаю, что на это сказать, мой господин. Конечно, вы совершенно правы, такой же точно не найти, но… каждая женщина по-своему особенна и хороша, и попробовать, мне кажется, все равно стоит.

Какое-то время Ятон молчал, размышляя, а затем без особого энтузиазма произнес:

– Что ж, тогда… если ты мне в этом поможешь…

– С радостью, мой господин, – с готовностью отреагировал управляющий так горячо, что царь даже невольно засмеялся. За последние полгода это был, насколько помнил слуга, его первый смех.

– Мне бы твой энтузиазм, Мелькарт, – сказал Ятон, качая головой.

– О! Если бы я знал, как, я отдал бы вам его весь, – так же горячо снова ответил слуга, чем вызвал еще один смех господина.

Через мгновение, все еще посмеиваясь, царь спросил:

– Н-ну, и, что, как ты считаешь, будет первым шагом в этом предприятии?

– Встреча гостей, царь.

– Что? Каких гостей? – Ятон вопросительно приподнял бровь.

– Разных гостей. Сейчас, например, к нам собирался с визитом проконсул Юлий. Спрашивал, как вы себя чувствуете, и пожелаете ли его принять? Я пока не посылал ему никакого ответа, поскольку прежде мне нужно было спросить об этом у вас, мой господин. Он хотел приехать со своей сестрой Астэр.

– С сестрой? С Астэр? – царь поморщился, но потом, чуть поразмыслив, продолжил, – хотя, хм… я как-то видел ее на званном ужине пару лет назад. Насколько я помню, она… э-э… довольно красива?

– Ее считают редкой красавицей, мой господин, – искренне ответил слуга.

Чуть подумав, Ятон решительно заявил:

– Что ж, пусть приезжают. Я вполне смогу их принять. Распорядись, чтобы все было готово.