Мировая история

Вся история Китая отнюдь не сводилась к раздробленности, конфликтам и разрушению, как в весьма смутный период, предшествовавший эпохе Сражающихся царств. Эта эпоха к тому же отмечена появлением великих городов и дворцов, прекрасных произведений искусства, а также достижениями в науке и медицине. Дальнейшее развитие получили ремесла мастеров по изготовлению изделий из бронзы и керамики, но теперь такое развитие сопровождалось сотворением искусных изделий из лака, текстиля и шелка. В результате последних находок в провинции Цзянси миру явились одежды аристократов, сшитые из тонкого шелка, изготовленного с применением поразительных приемов окрашивания и ткачества, намного более совершенных, чем те, которыми китайцы пользовались в предыдущие периоды своей истории. Изваяния из склепов данной эпохи являют собой натуралистические портреты людей и служат наглядным свидетельством громадных достижений китайцев в скульптуре, живописи и рисунке в конце 1-го тысячелетия. К 200 году до н. э. в китайском искусстве появился стиль, господствовавший на протяжении практически всего следующего тысячелетия.

Первые существенные достижения в китайской медицине также приходятся на данный период раздоров и кажущегося политического краха. Древнейший труд по китайской медицине «Трактат Желтого Императора о внутреннем» (Хуан-Ди нэй-цзин) составлен в I веке до н. э., но в его основу легли более древние трактаты, в которых даются рекомендации по постановке диагноза и лечению разнообразных недугов. Он представляет собой подробный медицинский справочник, который определял правильные и неправильные отношения между человеком, природой и Небесами, в общих чертах приводится анатомия и патологии пациента, а также прокладывались пути к правильным диагностическим и терапевтическим решениям. Главное, что в этих трактатах развенчиваются прежние теории знахарства и других форм чародейства, а вместо них даются результаты наблюдений и подтвержденных благоприятных воздействий трав и снадобий. Иглоукалывание вошло в китайскую медицину примерно в то же самое время и с тех пор считается главным ее открытием.

Еще одной областью, получившей бурное развитие в то время, следует назвать астрономию. Ши Шень с коллегами-астрономами составил подробный атлас звезд, а также вел наблюдение за пятнами на Солнце и их изменением. Китайские астрономы открывали и регистрировали кометы и планеты. Уже нашел свое применение простейший компас. Практически все эти открытия пришлось сделать ради составления более точного календаря, обеспечения мореплавания, а также налаживания корректных отношений внутри государства и между княжествами. Китайские астрономы верили в то, что несправедливость и ошибки на Земле отражались в небесном беспорядке, и даже притом, что на небе существовала его собственная действительность, она была связана с действительностью человеческих жизней во всех ее проявлениях. Солнечное затмение или землетрясение предупреждали об ухудшении в судьбе государства, но они также давали ученым шанс наблюдать собственно астрономические и земные явления как таковые. Обычным людям такие наблюдения пользы приносили мало; народ больше занимало то, что им могла дать земля, а не предсказания Небес.

За все, чего руководители Китая добились в развитии цивилизации и государственной власти, заплатило огромное сельское население. Насколько мало нам известно об их бесчисленных жизнях, говорить не приходится; еще меньше информации обнаруживается о безымянных массах тружеников любой древней цивилизации. Этому существовала одна убедительная физическая причина: жизнь китайского земледельца протекала поочередно в его глинобитной лачуге (фанзе) зимой и в полевой времянке, где он проводил летние месяцы, когда требовалось сторожить растущие зерновые культуры и заниматься уходом за ними. От этих фанз и полевых времянок практически не сохранилось следов. В остальном этот земледелец погрузился в неизвестность своей общины, привязанный к земле, иногда покидавший свой надел ради исполнения других повинностей, а также услужения своему господину на войне или на охоте. Литературное творчество и совершение истории оставались уделом носителей власти – мудрецов и чиновников, аристократии и царей.

Притом что ближе к завершению периода Сражающихся царств структура китайского общества должна была приобрести значительно более сложный вид, отличие простого народа от представителей благородного происхождения никуда не девалось. Последствия не заставили себя ждать: представители знати, например, не подвергались наказаниям, таким как нанесение увечья, предписанным законом для простолюдинов; такое положение права сохранилось в более поздние времена, когда представителей аристократии освобождали от порки, которую могли спокойно присудить тому же простолюдину (хотя конечно же за очень тяжкие преступления дворян подвергали достойному и даже жестокому наказанию). Дворянство давно пользовалось исключительным правом на материальные ценности, причем оно пережило его прежнюю монополию на металлическое оружие. Как бы то ни было, эти права не являлись решающими признаками статуса. Главное отличие знати от простолюдинов лежало в плоскости ее особого религиозного положения, основанного на исключительном праве исполнения некоторых ритуальных предписаний. Только знати позволялось участие в культовых обрядах, лежащих в сердцевине китайского понимания родства. Только дворянин мог принадлежать роду, что означало наличие у него предков. Традиция почитания предков и искупительного жертвоприношения их духам существовала задолго до династии Шан, хотя представляется так, что в древнейшие времена совсем немногие предки могли считаться обитателями мира духов. Вероятно, такое счастье выпадало очень немногим душам, принадлежащим особенно выдающимся деятелям; скорее всего, ими слыли правители, происхождение которых, как считалось, восходило к самим богам.

Род появился в результате юридического оформления и подразделения клана, и его фактическая классификация произошла как раз в период правления династии Чжоу. Тогда получили оформление около сотни благородных кланов, браки внутри которых категорически запрещались. Основателем каждого из этих кланов предполагался один из китайских героев или богов. Патриархальные главы клановых родов и семей пользовались особым авторитетом у их членов, в обязанность им вменялось исполнять все обряды и через эти обряды влиять на духов, чтобы те от имени клана выступали в качестве посредников, имеющих выход на силы, управляющие делами мироздания. Практика таких обрядов определяла деятелей, уполномоченных владеть землей или достойных назначения на государственную службу. Кланом предусматривалась своего рода внутренняя демократия: любой член клана мог рассчитывать на назначение на самую высокую должность в нем, так как за ним признавались высокие достоинства богоподобным происхождением. В этом смысле царь числился всего лишь primus inter pares – первым среди равных патрициев.

Деятельность рода поглощала огромные силы религиозного чувства и умственной энергии; его ритуалы были обременительными и отнимающими много времени. Простолюдины, не привлекавшиеся к родовым обрядам, находили выход своему религиозному рвению в поклонении богам, олицетворявшим силы природы и естественные стихии. Этим богам элита всегда уделяла достойное внимание. Поклонение горам и рекам, а также умиротворение их духов являлось важной обязанностью императоров с самых древних времен, но они должны были оказывать влияние на развитие определяющей линии китайской мысли меньше, чем подобные представления в других религиях.

Религия отзывалась громким отголоском в политической сфере китайского государства. Главным аргументом претензии первых правящих домов на всеобщее повиновение они называли их религиозное превосходство. Посредством проведения обрядов они, и только они одни обладали выходом на доброе расположение невидимых сил, о намерениях которых можно было узнать у жрецов. После получения толкований жрецов появлялась возможность упорядочить земледельческую деятельность общины, ведь именно жрецы управляли такими вопросами, как время посева или сбора урожая. Следовательно, многое зависело от духовного положения самого царя; оно представляло первостепенную важность для государства. Данное утверждение подтвердилось в том, что смещение царем Чжоу династии Шан наряду с военным путем произошло и по религиозной линии. Возникла идея о существовании бога, занимавшего более высокое положение, чем родовой бог династии Шан, причем новый бог распоряжался мандатом Небес на управление государством. И этот бог, заявили соответствующие жрецы, постановил, чтобы мандат передали в другие руки. С внедрением такого циклического взгляда на историю пошли разговоры о том, что следует считать признаками, по которым можно признавать владельца нового мандата Небес. Прежде всего это сыновнее благочестие, и с такой позиции подразумевался некий консервативный принцип. Но летописцы династии Чжоу к тому же ввели в обращение понятие, передающееся словом «добродетель». Понятно, что трактование данного понятия было весьма эластичным; по его поводу возможны были разногласия и споры.

Во времена династии Шан все великие государственные и многочисленные мелкие решения принимались после их согласования с жрецами. Жрецы проводили следующий обряд: на черепашьих панцирях или костях лопатки определенных животных гравировали иероглифы, а затем к ним прикладывали раскаленную бронзовую иголку таким образом, чтобы на обратной их стороне появились трещины. Потом изучали направление и длину этих трещин относительно иероглифов, и жрец объявлял их соответствующее толкование царю. Такой ритуал представлялся чрезвычайно важной практикой с точки зрения историков, поскольку подобные предсказания, предположительно, хранились в качестве своеобразных летописей. Они представляются нам свидетельствами основы китайского языка, так как эти знаки на гадальных костях (и на некоторых древних изделиях из бронзы) напоминают классические китайские иероглифы. При династии Шан существовало около 5 тысяч таких иероглифов, хотя не все их можно прочитать.

На протяжении столетий письмо будет оставаться ревностно охраняемой привилегией правящей верхушки. Толкователи предсказаний, или так называемые «ши», послужили предшественниками более позднего класса эрудированного дворянства; их считали бесценными специалистами, обладателями иератических и мистических навыков. В более поздние времена их монополия перешла к намного более широкой прослойке ученых и чиновников. Таким образом, письменный язык остался формой общения относительно немногочисленной элиты, представители которой не только понимали свои привилегии, коренящиеся во владении таким языком, но к тому же видели свой интерес в предохранении его от извращения или видоизменения. Письменный китайский язык играл громадную роль в качестве объединяющего и стабилизирующего средства, потому что он превратился в язык управления и культуры, позволяющий преодолевать деление народов по отличию диалектов, религии и областей проживания. В период Сражающихся царств его применение элитами связало страну в единое целое культурное пространство.

К III веку до н. э., когда Китаю предстояло приобрести новую форму политической организации в виде империи, тем самым определились несколько великих детерминант будущей китайской истории. Такое преобразование наступило после появления растущего числа признаков социальных изменений, сказывающихся на функционировании ведущих общественных учреждений. Удивляться тут нечему; Китай долгое время оставался в основном аграрной страной, а изменения часто возникали в силу нехватки ресурсов для обеспечения потребностей растущего населения. Изменения вызвало открытие методов получения железа, использование которого смогло начаться около 500 года до н. э. В самом начале орудия труда изготавливались методом литья. Об этом можно говорить, так как обнаруженные литейные формы для изготовления лезвий серпа относятся к VI или V векам. На самой заре обращения с новым металлом китайцы владели весьма передовыми приемами. Возможно, через развитие приемов литья бронзы или с помощью экспериментов с печами по обжигу керамики, в которых смогли поднять высокую температуру, но китайцы так или иначе пришли к литью железа приблизительно в то же самое время, когда научились его ковать. Точная очередность технических открытий нам не важна; зато примечательно то, что достаточно высокие температуры для литья железа в других уголках планеты удалось получить 19 или около того веков спустя.

Еще одно важное изменение в данный период китайской раздробленности заключалось в бурном росте городов. Их в большинстве основывали на равнинах около рек, но первый из них, вероятно, приобрел свою форму и местоположение по воле землевладельцев, использовавших храмы в качестве центров управления своими вотчинами. Города тяготели к прочим храмам, посвященным богам, олицетворявшим силы природы и природные стихии, и их жителями становились члены общин этих храмов. Затем с конца династии Чжоу начал проявляться новый масштаб правительства; мы находим мощные крепостные валы и городские стены, кварталы обитания аристократии и придворных особ, а также развалины очень крупных зданий. К концу времен династии Чжоу ее главный город Чэнчжоу (пригород современного Лояна в Хэнани) окружали прямоугольные земляные валы протяженностью почти 3,5 километра каждый.

К 300-м годам до н. э. в Китае появилось уже множество городов, и их распространение обусловило все большее разнообразие состава общества. Многие из них подразделялись на три самостоятельные территории: небольшой огороженный квартал аристократии, квартал побольше для ремесленников и купцов, а также поля за пределами стен, с которых кормилось все население города. Одним из важных новых явлений представляется так называемый торговый класс. Землевладельцы вряд ли высоко ставили данное сословие, зато оно обеспечивало обращение денег, по которому можно судить о значительном усложнении хозяйственной жизни Китая и появлении специалистов в сфере торговли. Кварталы купцов и ремесленников отделялись от кварталов знати стенами и крепостными валами вокруг последнего, но они тоже находились в пределах стен города, который нуждался в защите от нападения извне. На торговых улицах городов периода Сражающихся царств встречались лавки, хозяева которых торговали ювелирными украшениями, сувенирами, едой и одеждой, а также трактиры, игорные заведения и притоны разврата.

Весь конец эпохи 1-го тысячелетия был отмечен отсутствием порядка и растущим неверием в критерии, по которым признавалось право на управление государством. Выживание князей, претендовавших на Китай, требовало правительств понадежнее и вооруженных сил помощнее, и часто они радовались появлению новаторов, готовых игнорировать традицию. То же самое можно сказать о системах взглядов, сторонники которых отвергали конфуцианство, и эти системы возникли в Китае, когда на них возник спрос. Одной из них была теория мыслителя V века до н. э. Мо-цзы, проповедовавшего учение о всеобщей любви; люди должны любить себе подобных, как собственных родственников. Кое-кто из его последователей делал упор на этой стороне его учения, другие – на религиозном усердии, то есть поощрении почитания духов. И оно пользовалось большой популярностью у народа. Другой великий китайский мыслитель по имени Лао-цзы (чья слава затмевает тот факт, что нам о нем фактически ничего не известно) якобы составил трактат, считающийся ключевым документом философской системы, позже названной «даосизмом». Эти учения представляются наиболее очевидными в отрицании конфуцианства, ведь их адепты отстаивали радикальное пренебрежение многим из того, за что выступали конфуцианцы, например: уважение установленного порядка, благопристойность и скрупулезное соблюдение традиции с обрядом.

Даосы предлагали ориентироваться на концепцию, уже существовавшую в китайской философии и знакомую Конфуцию, великого Дао или «пути», то есть космического принципа, на котором строится и поддерживается гармонично организованная вселенная. Практическими результатами всего этого могли явиться политический квиетизм (пассивность) и отрешенность; одним из идеалов продвигавшие его сторонники называли то, что жители каждой деревни должны знать, что остальные деревни существовали потому, что ее обитатели слышат крики их петухов по утрам, но им не следует иметь каких-либо дел с соседями, не вести никакой торговли и не заключать никаких политических договоров, связывающих их. Такая идеализация примитивизма жизни и нищеты вступала в прямое противоречие с имперской политикой и идеей процветания народа, предлагаемых приверженцами конфуцианства.

Руководителям всех школ китайской философии приходилось принимать во внимание конфуцианское учение, настолько высокими были его престиж и влияние. Мудрец более позднего IV века до н. э. Мэн-цзы наставлял людей искать благоденствие человечества в конфуцианском учении. Само следование конфуцианским путем служило бы гарантией того, что в основе своей милосердная натура Человека сама проявит себя. Более того, придерживающийся конфуцианских принципов правитель должен прийти к власти и править всем Китаем. В конечном счете, наряду с буддизмом (который к концу эпохи Сражающихся царств в Китай еще не пришел) и даосизмом конфуцианство по обыкновению будет упоминаться как одно из «трех учений», лежащих в основании китайской культуры.

Всеобщее воздействие таких взглядов уловить сложно, но оно представляется огромным. Трудно сказать, сколько людей непосредственно воспринимали эти доктрины, а в случае с конфуцианством период его мощного влияния к моменту ухода Конфуция из жизни еще ждал своего расцвета в отдаленном будущем. Все же нравственное воздействие конфуцианства с точки зрения направления деятельности элиты Китая следует оценить как грандиозное. Им определялись нормы и идеалы поведения вождей и правителей Китая, существующие и в наши дни. Более того, некоторые его предписания, сыновнее благочестие например, распространялись вниз в народную культуру через предания и традиционные сюжеты изобразительного искусства. Таким образом, конфуцианство послужило дальнейшему сплочению цивилизации, многие наиболее поразительные черты которой фактически сформировались в III веке до н. э. Конечно же его положения подвигли правителей Китая обратиться к прошлому своей страны, что придало характерную направленность китайской историографии, и при этом возникли известные препятствия на пути некоторых форм научного познания. Судя по дошедшим до нас свидетельствам, после V века до н. э. традиция астрономических наблюдений, позволившая делать предсказание лунных затмений, пошла на спад. Кое-кто из ученых видел одну из причин заката традиционной астрологии во влиянии конфуцианства на государство. В целом говоря, великие школы этики Китая представляют собой один поразительный пример того пути, на котором обнаруживаются практически все категории отличия его цивилизации от категорий европейской традиции и, разумеется, от категорий любой другой цивилизации, известной нам. Уникальность китайской цивилизации определяется не столько относительным ее уединением, сколько ее живостью.

Для создания Китая потребовалось объединение двух великих сил. Первой из них было непрерывное распространение китайской культуры за пределы территории бассейна Хуанхэ. Сначала китайская цивилизация представлялась в виде крошечных островов в море дикости. Тем не менее к 500 году до н. э. она принадлежала многочисленным, быть может, сотням, что называется, «государств», рассеянных по китайскому северу, области Янцзы и восточной части Сычуани. Эта цивилизация к тому же постепенно охватывала южные и центральные области, где теперь находится провинция Хунань, северные области провинции Цзянси и провинция Чжэцзян. В том же последнем регионе постепенно расширялась территория одного из государств эпохи Сражающихся царств – царства Чу. Притом что это царство многим обязано было династии Чжоу, у него имелось много собственных языковых, каллиграфических, творческих и религиозных отличительных черт. К завершению периода Сражающихся царств мы оказываемся в точке, начиная с которой сцена китайской истории будет значительно расширяться.

Вторым из этих фундаментальных и продолжающихся процессов при династиях Шан и Чжоу стало установление ориентиров для институтов, которым суждено было сохраниться до новейших времен. Среди них следует назвать разделение китайского общества на владевшую землей элиту и простолюдинов. Хотя форма государства должна была глубоко измениться с появлением первых китайских империй, эти различия остались, наряду с укоренившимися образцами великих родов, вполне похожими на кланы, позже возникшие в Римской империи и в средневековой Европе. Существовала к тому же идея незыблемых моральных устоев и приличия, что должно было предотвращать крупные политические разногласия в китайской истории II века до н. э., когда наступила очередь империи Цинь. К тому времени сошлись вместе идеология, общественная организация и культура, в результате чего возник Китай как общность народа и территории, представляющая в глазах стороннего наблюдателя прочное единство.

7

Прочие миры древнего прошлого

Огромные области мира до сих пор едва удостоились упоминания в настоящем труде. Притом что Африке принадлежит приоритет в предании об эволюции и расселении по Земле человечества, а переселение людей на территорию Австралазии и Америки заслуживает особого упоминания, как только разговор заходит об этих давних событиях, начало истории отвлекает внимание исследователя от этих мест. Родиной созидательной культуры, во всех ее проявлениях определившей возникновение цивилизации приблизительно в 1-м тысячелетии до н. э., стали Ближний Восток, бассейн Эгейского моря и Китай. Но для громадных пространств, не упоминавшихся автором до сих пор, обращение к такой хронологии ничего не дает.

Все дело в том, что ни в одном из остальных районов цивилизации, сопоставимой по уровню с цивилизациями знакомых нам Средиземноморья и Азии, к 1000-м годам до н. э. еще не существовало. Замечательные вещи к тому времени были сделаны в Западной Европе и в обеих Америках, но когда им дают должную оценку, то просматривается качественная пропасть между сложностью и ресурсами общественных объединений, представители которых их произвели, и человеческих сообществ древних цивилизаций, внутри которых формировались постоянные традиции. Фактически интерес к древней истории этих областей заключается скорее в том, что они служат иллюстрацией многообразия путей, ведущих к цивилизации. И на этих путях возникает потребность в своеобразных методах преодоления всевозможных вызовов природы. При этом само наследие этих цивилизаций отходит на второй план. В одном или двух случаях есть повод возобновить спор относительно того, что представляет собой «цивилизация», но с точки зрения того периода, о котором до сих пор шла речь, рассказ об Африке или Центральной Евразии, о народах Тихоокеанского бассейна, обеих Америк и Западной Европы представляется совсем не историей, а все еще предысторией. Между ее ритмами и всем тем, что происходило на Ближнем Востоке или в прибрежной Азии, даже когда существовали (как в случае с Африкой и Европой, но не Америками) контакты с ними, просматриваются либо совсем редкие совпадения, либо не наблюдается никаких совпадений.

Уместно начать наше повествование с Африки, ведь там зарождалось человечество. Культура, возникшая в Африке, дала жизнь новой культуре в других частях света. Расселение человечества по планете – очень долгий процесс, и можно полагать, что группы человекообразных существ, вышедших из Африки под влиянием нескольких неизвестных нам причин, приносили новые технические приемы и новые идеи другим себе подобным существам, когда приблизительно 50 тысяч лет назад они двинулись в Европу и в дальние пределы прибрежной Азии. Однако потом, в эпоху древнего палеолита и неолита, поток переселенцев устремляется в других направлениях. Многое еще произойдет в Африке, но период ее максимального влияния на остальную часть планеты давно закончился.

Чем было вызвано переселение, точно сказать мы не можем, но одним из первостепенных факторов следует назвать изменение климата.

Совсем недавно, скажем, около 3000 года до н. э., на территории нынешней пустыни Сахара водились такие животные, как слоны и гиппопотамы; еще удивительнее то, что здесь обитали народы, занимавшиеся стадным разведением коров, овец и коз. Сегодня Сахара считается самой быстрорастущей пустыней в мире. Но то, что теперь представляется безводной пустыней, когда-то выглядело плодородной саванной, рассеченной полноводными реками, стекавшими к Нигеру, а еще одна дренажная система протяженностью 1200 километров замыкалась озером Чад.

Народы, обитавшие на холмах, с которых эти реки брали начало, оставили рассказы о своей жизни в виде наскальной живописи и гравюры, значительно отличающейся от более ранней пещерной живописи Европы, в которой мало что запечатлено, кроме жизни животных, и лишь случайно появляется изображение человека. По этим рисункам можно к тому же предположить, что на территории Сахары тогда собирались африканские и средиземноморские народы, считающиеся одними из предков более поздних берберов и туарегов. Один из этих народов, похоже, на лошадях и боевых колесницах вышел из Триполи и, возможно, завоевал тех, кто занимался пастбищным разведением скота. Так все случилось или совсем иначе, но сам факт их присутствия (как и африканских народов Сахары) показывает, что растительность Африки была когда-то совсем не той, что в более поздние времена: лошадей надо было где-то пасти. Как бы там ни было, когда мы подходим к историческим временам, Сахара уже лишилась влаги, места проживания некогда преуспевающего народа оказались им оставлены, животные ушли, даже притом что прибрежные ландшафты были намного просторнее и плодороднее, чем они выглядят сегодня.