По милости короля. Роман о Генрихе VIII

– Больше никаких отсрочек, – сказал он своим советникам. – Я отправляюсь на войну.

Видя тревогу на их лицах, король стукнул кулаком по столу:

– Я не потерплю возражений! Этим летом мы вторгнемся во Францию.

– Ваша милость, я займусь приготовлениями, – мягко произнес Уолси, а остальные сердито покосились на него. – Но, учитывая всеобщее беспокойство по поводу вашей безопасности в связи с наследованием престола, позвольте мне предложить, чтобы поход от вашего имени возглавил какой-нибудь военачальник из дворян? Если он одержит победу, триумфатором все равно будете вы.

Гарри, разумеется, хотел не этого, но понял, что совет ему дан мудрый.

Кейт присоединила свои мольбы к словам Уолси.

– Я полностью за, – сказала она в тот день. – Мой отец тоже объявил войну королю Людовику и побуждает вас снискать себе славу возвращением принадлежащего вам по праву. Однако, мой Генрих, меня очень волнует ваша безопасность.

В конце концов Гарри сдался. Но вторжение состоится, а это главное.

Гарри закрыл крышку своего красивого письменного стола из орехового дерева и золоченой кожи с нарисованными гербами его и Кейт, трубящими херувимами, фигурами Венеры и Марса, а также с античными мотивами. Наконец он закончил составлять письма. Заиграло в лучах солнца яркое весеннее утро, был конец апреля, ему хотелось поскорее оказаться на улице. Но неожиданно в дверном проеме появился необыкновенно взволнованный Уолси:

– Ваша милость, Вестминстерский дворец горит!

– Что?! – Гарри ужаснулся. – Пожар сильный?

– Все стараются как могут потушить пламя, но, боюсь, огонь вышел из-под контроля. Вестник сказал, пожар вспыхнул на кухне.

– Пусть приведут к причалу мою барку! – велел Гарри. – Я сам посмотрю.

Он пока и подумать не мог об утрате построенного во времена Эдуарда Исповедника старинного дворца, где издавна заседало правительство. Но когда барка прошла мимо причаленных у Собачьего острова судов и обогнула изгиб реки, Гарри увидел впереди столб рвущегося в небо черного дыма. К моменту, когда он достиг Лондонского Сити, пламя уже взвивалось высоко, сердце у Гарри упало, и стало ясно, что стоит готовиться к худшему.

Из-за сильного жара лодочник не мог подойти слишком близко к объятому огнем дворцу, поэтому Гарри пришлось с Темзы наблюдать за тем, как пламя медленно, но неуклонно пожирает дворец. Сильно расстроенный этим зрелищем, король приказал возвращаться в Гринвич; смотреть на пожар и беспомощно ждать, когда здание будет полностью уничтожено, он не мог.

Вечером Гарри и Кейт без всякого аппетита уныло клевали свой ужин, когда в столовую вошел Уолси.

– Огонь потушен, сир, но, боюсь, несмотря на усердие тех, кто боролся с ним, многое пропало. Однако удалось спасти Вестминстер-холл, Расписную палату, крипту часовни Святого Стефана и башню Драгоценностей.

Гарри казалось, что он скорбит по утрате старого друга.

– Значит, королевские покои уничтожены?

– Да, сир. Я сам осмотрел пепелище. Их уже не воссоздать, как и служебный комплекс. Вы будете перестраивать их, ваша милость?

Гарри попытался осмыслить ситуацию спокойно.

– Сядьте, Томас. Выпейте вина. Судя по всему, вам сейчас это необходимо.

Кейт улыбнулась Уолси и налила ему вина в кубок, за что он очень ее благодарил.

– Мне нужно это обдумать, – сказал Гарри. – На воссоздание дворца уйдут годы. А Вестминстер-холл может оставаться местом, где будут заседать суды и проводиться разные государственные церемонии. Но мне понадобится официальная резиденция в Лондоне.

– Там есть замок Байнардс, – подсказал Уолси. – Он в собственности королевы.

– И он прекрасен, – вступила в разговор Кейт. – Я останавливалась в нем с принцем Артуром.

Гарри нахмурился. Ему не нравились упоминания о той брачной ночи.

– Это была лондонская резиденция дома Йорков, – сказал он. – Но сейчас там в основном хранят вещи из гардероба ее милости. Этот замок тесен для двора, и его никак не увеличить в размерах.

– Лондонский Тауэр всегда на своем месте, сир. Ваш покойный отец устроил там великолепные апартаменты для себя и служителей своего двора.

– Все эти здания слишком маленькие, и они устарели. Я пересплю с этим делом.

Утром Гарри осознал, что ему придется идти на компромисс. Если он не может комфортно жить в Лондоне, значит ему стоит поселиться где-нибудь поблизости – в Гринвиче, Ричмонде или Элтеме, но устроиться там по-королевски. Все три дворца находились недалеко от столицы, недолгая прогулка по реке – и вы на месте. А Вестминстерский дворец, точнее, то, что от него осталось, пусть занимает правительство.

Приняв решение, Гарри в тот же день сообщил о нем на заседании Совета, после чего уехал с Кейт охотиться в парке Гринвича.

– Мой камергер хочет уйти в отставку, – сказала она ему.

– Граф Ормонд? Ему уже лет семьдесят.

– Больше, и он хорошо служил мне. Как вы думаете, мой Генрих, можно ли поставить на его место лорда Маунтжоя? Вы знаете, он женат на одной из моих придворных дам, и, я уверена, сослужит мне добрую службу.

Кейт выглядела прелестно на своей кобыле, тонкие завитки золотистых волос вились вокруг ее лица, и в тот момент Гарри готов был отдать ей весь мир. А Маунтжой – хороший выбор.

– Ничего не имею против, – искренне ответил он. – Маунтжой славится по всему христианскому миру своей ученостью. Он очень просвещенный человек. Вы знаете, что одним из его учителей был Эразм?

– Вы говорили мне! Он дружит с Томасом Мором и другими гуманистами, они переписываются на древней латыни, к тому же он давно и верно служит короне.

– Кейт, вам ни к чему убеждать меня. – Гарри рассмеялся. – Я с удовольствием одобрю назначение такого человека на этот высокий пост. Если правителя окружают ученые мужи, это усиливает его великолепие. Их присутствие рядом показывает, как сильно я люблю знание, и добавляет блеска к моей славе.

– Ей не нужно дополнительного блеска, – сказала преданная Кейт.

Гарри склонился к ней с седла и поцеловал.

– Мне хотелось бы, чтобы все одобряли новое учение. Некоторые из моих епископов считают Писание, труды святого Фомы Аквинского и Отцов Церкви единственными авторитетами и противятся любой попытке трактовать их иначе. Мне нравится Фома Аквинский, но я также восхищаюсь Эразмом, Мором и их единомышленниками, которые хотят, чтобы люди шире смотрели на мир и имели менее пессимистичные взгляды на природу человека. Никто не сравнится с ними даже в Италии, этой колыбели гуманистической науки. Они станут основателями нового содружества.

– Они хотят покончить с войнами, – искоса поглядев на мужа, сказала Кейт, – и добиваются, чтобы богатые учитывали нужды бедных.

– А вот с этим я не вполне согласен, дорогая. Война необходима для того, чтобы отстоять правое дело, если дипломатия бессильна. Но к бедным всегда нужно проявлять сочувствие, и я не перестану щедро раздавать им милостыню.

Они оказались на поляне и, натянув поводья, остановили лошадей. Тут для них уже стоял накрытый скатертью, сервированный золотой и серебряной посудой стол. Слуги расставляли на нем блюда с холодным мясом, хлебом, сыром и фруктами.

– Банкет только для нас. – Гарри улыбнулся; они сели за стол, а слуги удалились на приличное расстояние. – Вы знаете, даже у Эразма есть критики, а ведь он один из величайших умов нашего времени, блестящий писатель и страстный поборник истины, тем не менее некоторые обвиняют его в самонадеянности за то, что он-де осмелился переписать Евангелия.

– Моя матушка не одобрила бы этого. – Кейт сделала глоток вина. – Но я восхищаюсь им. Мы регулярно обмениваемся письмами. Мне понравилась его «Похвала глупости».

– Мне тоже! А каким исключительным удовольствием будет чтение Писания в точнейшем переводе. Что мне нравится в Эразме, так это его высокое мнение об Англии – и обо мне! Мор говорит, что он назвал меня универсальным гением.

– Что ж, вы это заслужили. – Кейт улыбнулась ему. – Я хотела бы как-нибудь пригласить его на обед, но мы так далеко от Кембриджа. Хотя мы могли бы позвать Томаса Мора. Боюсь, ему одиноко после смерти супруги.

– Отличная идея! – Гарри всегда с удовольствием проводил время в обществе этого умнейшего законоведа. – Вы знаете, что он не собирался жениться? Сперва его намерением было принять сан, но потом он решил, что не сможет отказаться от радостей плоти, оставить свою многообещающую карьеру в области права и свои ученые занятия. У него уже сложилась репутация блестящего знатока классической науки. Поэтому Мор женился, стал членом парламента и наплодил множество детей.

Гарри вдруг впал в задумчивость. Почему Господь не так благосклонен к нему?

– Его супруге было всего двадцать три года, – печально произнесла Кейт. – Да, нужно позвать его на обед.

Одетый в простое черное платье, Томас Мор сел за стол со словами, что ошеломлен выпавшей ему честью.

– Чепуха, Томас! – отозвался Генрих и хлопнул Мора по плечу. – Вы доставили нам большое удовольствие. Не часто нам выпадает насладиться обществом такого знаменитого ученого.

– Но при дворе вашей милости много хорошо образованных людей!

– И ни у одного из них нет такой репутации, как у вас!

– Говорят, вы недавно снова женились, – сказала Кейт.

– Да, ваша милость. – Мор улыбнулся. – Мои дети еще совсем маленькие, им нужна мать. Элис – вдова, она старше меня, очень прямодушна и, конечно, не слишком образованна, но прекрасная домохозяйка, и я полагаю, что со временем полюблю ее.

Гарри подложил гостю несколько отборных кусков мяса.

– Я слышал, ваш дом на Баклерсбери не только место встречи ученых, но и обитель счастья.

– Мне нравится думать, сир, это оттого, что я построил его на христианских принципах, в подражание академии Платона. Все мои дети, даже дочери, получают классическое образование. Они изучают латынь, греческий, логику, философию, теологию, математику и астрономию. При этом их жизнь состоит не из одной только учебы. Я нахожу время, чтобы повеселиться с ними, мы держим в качестве домашних питомцев несколько диких животных, у нас есть вольер с птицами.

Когда Мор говорил о своих детях, его лицо лучилось улыбкой. Гарри понимал, почему люди называют Мора смеющимся философом. Но при этом он знал Мора как человека твердой веры, который никогда не поступится своими принципами, и в нем все равно проглядывал некий аскетизм. Это был крайне благочестивый человек, говорили, что он носит на теле власяницу. А с виду не скажешь. Мор вовсе не казался суровым, замкнутым или испытывающим неловкость в обществе людей, напротив, он источал очарование и любезность, отличался вполне земным чувством юмора.

– Я прочел ваш перевод жизнеописания Пико делла Мирандолы, – сказал Гарри за десертом, который состоял из желе, сделанного на основе гипокраса. – Очень живой портрет.

– Благодарю вас. – Мор склонил голову, принимая похвалу своего государя. – Нужно, чтобы итальянских гуманистов лучше знали в Англии.

– Я тоже считаю именно так! – согласился Гарри.

Он находил общение с Мором весьма полезным для себя и думал, что ему приятнее проводить время с ним, чем с избалованными роскошью молодыми людьми, увешанными золотыми цепями аристократами и даже с женщинами, хотя Кейт была редким исключением.

– Культура и искусство Италии несравненны, – продолжил Мор. – Я аплодирую вашей милости за то, что вы привлекли Пьетро Торриджано к созданию скульптур для украшения гробницы вашего отца.

– Именно отец познакомил меня с итальянским искусством. Ему подарили картину Рафаэля «Святой Георгий и дракон», и, когда я был маленьким, он заказал у скульптора Гвидо Маццони мой бюст. Сходство поразительное, он изобразил меня смеющимся. А Торриджано… – Гарри ненадолго замолчал. – Этот человек гений, но у него такой буйный нрав. В Италии он поссорился с Микеланджело и сломал ему нос. Я хотел, чтобы с гробницей ему помогал Бенвенуто Челлини, но тот не пожелал связываться с человеком, у которого такой взрывной характер, да и жить среди англичан тоже отказался. Он называет нас скотами!

Мор улыбнулся:

– Может, вашей милости хватит одного буйного итальянца?

– Кейт, нам нужно растить наших детей на гуманистических принципах, – сказал Гарри после ухода Мора.

Они сидели в королевской библиотеке и листали прекрасно иллюминованные манускрипты, которые Гарри приобрел или получил по наследству.

Печаль на мгновение омрачила лицо Кейт, но потом королева заулыбалась:

– Я согласна с вами, мой Генрих. И нам нужно попросить совета у мастера Мора. Не сомневаюсь, он охотно даст его.

– Отличная идея, дорогая! Будем надеяться, нам недолго ждать начала этих бесед.

Возглавлять французскую кампанию было поручено маркизу Дорсету, бывалому вояке и способному стратегу. Гарри верил, что тот быстро разобьет врага.

Король Фердинанд настаивал, что лучший способ овладеть Францией – это зайти с юга, а потому в июне Гарри отправил свою армию занимать Аквитанию, которая когда-то находилась в руках англичан. Некоторые советники были не согласны с этим, считая атаку с севера более эффективной.

– Ваша милость, не упускайте из виду, что король Фердинанд преследует собственные интересы. Ваша армия в Аквитании обеспечит защиту северных границ Испании от вторжения французов.

– Но Фердинанд обещал отправить войска для помощи мне в завоевании Аквитании, – возразил Гарри. – Едва ли он сможет провести их через Францию. Нет, атака с юга имеет смысл.

Кейт говорила то же самое. Ее отец обязался помочь Гарри реализовать мечту, и она молила супруга не слушать советников. Он же был настолько поглощен мечтами о неминуемой коронации в Реймсе, что бездумно послушался ее.

Однако неделя проходила за неделей, а обещанные войска из Испании не прибывали, и в августе англичане по-прежнему стояли лагерем в Аквитании, солдат косила дизентерия, и припасы неуклонно подходили к концу.

Пришел рапорт от Дорсета: Фердинанд вынудил его помогать с завоеванием Наварры на севере Испании.

– Это не входило в ваше соглашение! – рокотал в Совете Суррей.

Гарри был вынужден с ним согласиться. Он кипел от негодования, злился на Фердинанда, который выставил его дураком, и на Кейт, которая от имени отца надавала ему столько пустых обещаний.

Когда английские войска подняли мятеж против Дорсета, Гарри с позором отозвал его домой, после чего много дней ходил мрачнее тучи, топал ногами и рычал на Кейт, нечувствительный к ее слезам. Дорсет явился ко двору, отощавший и напуганный, и Гарри орал на него не меньше четверти часа.

Уолси пришлось выступить в роли примирителя.

– Сир, не все еще потеряно, – сказал он, поспешив вслед за Гарри, после того как тот в ярости вылетел из зала Совета. – Император Максимилиан вступает в Священную лигу. Он горяч и настроен против Франции. Король Фердинанд просчитался в своей попытке захватить Наварру прежде Франции, но делать из него врага неразумно. В следующем году ситуация развернется иначе. Мы соберем больше войска, и вы поведете его в поход сами.

1513 год

Уолси не ошибся. В начале следующего года Гарри и его союзники по Священной лиге снова собрались идти войной на Францию, и олмонер трудился неутомимо, исполняя множество задач весьма эффективно и не унывая. Гарри изумлялся, какой огромный объем работы успевает произвести Уолси. Люди менее способные не справились бы с такой непомерной нагрузкой, но его друг – а Томас теперь им стал, – казалось, чувствует себя только лучше.

Гарри все больше и больше полагался на Уолси, хотя понимал, что растущая власть этого человека тревожит других. Аристократы по-прежнему считали его выскочкой, а джентльмены личных покоев, особенно Комптон, были недовольны влиянием олмонера на короля.

– Есть люди, которые обрадовались бы падению Уолси, – сказал однажды Брэндон, когда они практиковались у мишеней в стрельбе из лука.

– Знаю, – буркнул Гарри.

– Бекингем упрекает его за безжалостность и желание обогащаться. Комптон просто завидует.

Гарри украдкой покосился на Брэндона, но не заметил в нем никаких признаков ревности и, отвергая нападки на своего верного друга, сказал:

– Из всех моих советников Уолси самый ревностный, всегда готов услужить мне и исполнить мою волю. Он снимает с моих плеч очень тяжелые и затруднительные дела. Ему, как и мне, близко искусство, он увлечен строительством и многими другими вещами. Он хороший друг, Брэндон, и не несет угрозы другим моим дружеским привязанностям. Любовь не имеет границ!

– Не все смотрят на это так. Полагаю, епископ Фокс считает, что его обошел человек, которого он сам продвигал.

– Я так не думаю, – ответил Гарри и натянул лук. – Фокс сейчас не в лучшем здравии, он надеется мирно уйти на покой и посвятить остаток дней заботе о духовных нуждах паствы в своем диоцезе, чем долго пренебрегал.

– Ха! – гоготнул Брэндон. – Епископ ищет святости? Куда мир катится? Но вы, по крайней мере, избавитесь от одного из седобородых, которые противятся войне.

Не один только Фокс и его престарелые товарищи из Совета перечили королю. В Страстную пятницу Джона Колета, настоятеля собора Святого Павла, пригласили проповедовать перед ним в Гринвиче. Колет, который был членом кружка Томаса Мора, человеком ученым и некоторое время назад основал при соборе школу, вызывал у Гарри восхищение, а потому, сидя на королевской скамье в церкви, он с нетерпением ждал его пастырского наставления.

– Во имя Христа аминь, – начал проповедник, затем обвел взглядом собравшихся, а среди них было много молодых джентльменов, жаждавших проявить себя на войне, до которой осталось всего несколько недель. – Братья мои, все добрые христиане должны следовать примеру Господа нашего Иисуса Христа, Князя Мира. Ведь те, кто из ненависти или честолюбия борются друг с другом, убивая один другого, воюют под знаменем не Христа, но дьявола!

Гарри заерзал на сиденье, не веря своим ушам. Разумеется, гуманисты не одобряли войну, но это уже слишком!

– Непросто умереть смертью христианина, – продолжил Колет. – Мало кто вступает в бой, не будучи запятнанным ненавистью или любовью к стяжательству. Разве не видите вы, насколько несовместимо то, что человек должен испытывать братскую любовь, без которой никто не узрит Господа, и при этом пронзать мечом сердце своего брата? Призываю вас, следуйте примеру Христа, а не Юлия Цезаря или Александра Великого! Недобрый мир лучше доброй ссоры.

Гарри огляделся и увидел вокруг лица, полные смущения и недоумения. Честное слово, настоятель превзошел самого себя! Что, если люди, которых ему вскоре предстоит вести в бой, утратят храбрость после этой диатрибы?

Колет сошел с кафедры, и по церкви прокатился ропот голосов.

– Он предал Священную лигу, союз, заключенный самим папой! – прорычал Комптон.

Даже некоторые епископы покачивали головой.

Старик Суррей поднялся на ноги:

– Ваша милость должны призвать настоятеля Колета к ответу!

– Я так и сделаю! – прошипел Гарри.

На следующий день он вызвал горе-проповедника в Гринвич и принял его в саду соседнего с дворцом монастыря францисканцев. Король был удивлен: Колет выглядел, как обычно, дружелюбным и бодрым. Это слегка обезоружило его.

– Давайте поговорим без церемоний, господин настоятель, – сказал Гарри. – Я послал за вами не для того, чтобы отрывать вас от ваших святых трудов, которые полностью одобряю. Мне нужно облегчить свою совесть от некоторых сомнений и, воспользовавшись вашим советом, лучше исполнять свой долг.

Это был правильный подход. Гарри теперь и сам понимал, почему Уолси подсказал ему поступить именно так.

– Я знаю, что обидел вашу милость, – начал Колет, когда они прохаживались по петляющим дорожкам сада.

– Должен признать, я был удивлен, когда услышал вашу проповедь, направленную против войны, – сказал Гарри. – Мы с вами заодно во всех отношениях, но мне хотелось бы, чтобы вы высказывались так в другое время.

– Для христиан никакая война не является справедливой, – возразил Колет. – Это всеобщая истина на все времена.

– Да, но я стою за правое дело, мне нужно думать о моих военачальниках и солдатах, которых не следует отговаривать от выполнения долга. Вы понимаете мою позицию? Король Людовик и его предшественники захватили то, что по праву принадлежит мне, и война, которую я вынужден начать, чисто оборонительная. Она имеет характер крестового похода, одобренного самим его святейшеством.

Колет повесил голову:

– Я прекрасно понимаю это и постараюсь исправить тот вред, который причинил своей речью начатому вашей милостью делу. Позвольте мне прочесть еще одну проповедь при дворе. Очень вас прошу! Я буду говорить о праве христиан вести войну с таким красноречием, что это воодушевит даже робких и слабохарактерных.

– Браво! – воскликнул Гарри и хлопнул священника по спине. – Да будет так. А теперь пойдемте и выпьем за ваше здоровье!

Он подал знак своим джентльменам, державшимся на почтительном расстоянии от них:

– Принесите вина! – Когда повеление было исполнено, король поднял свой кубок и провозгласил: – Пусть каждый человек выберет себе врачевателя. Этот – мой!

Сжав кулаки от злости, Гарри грозно глядел прищуренными глазами на своих советников:

– Саффолк? Выходит, Людовик задумал покуситься на мой трон, чтобы избавить себя от необходимости вступать в битву со мной! Какая трусость!

Суррей развел руками:

– Сир, я думаю, он сразится с вами, если придется. Но, признавая герцога Саффолка законным королем Англии, он хочет отвлечь вас.

– Но явно намерен оказать ему поддержку, – прорычал Бекингем.

– Что ж, пусть поддерживает короля без головы! – рявкнул Гарри. – Семья Саффолка всегда была шипом в короне, и я больше этого не потерплю. Герцог отправится из Тауэра на эшафот. Мой отец много лет назад лишил его прав и состояния, но сохранил ему жизнь. Я не собираюсь быть таким милосердным. Акт о лишении прав и состояния никто не отменял. Саффолк должен умереть! Я покарал бы и его брата-изменника, но он во Франции, и мне до него не добраться. Позаботьтесь об этом!

Саффолк сложил голову на плахе, а Гарри увеличил свои богатства, так как герцог владел множеством поместий и прекрасным особняком в Юэлме в Оксфордшире, который король решил превратить в роскошный дворец. Но это подождет. Сперва – Франция!

В жаркий июньский день Гарри покинул Гринвич и отправился в Дувр. Кейт была с ним. Он назначил ее регентом Англии на время своего отсутствия, желая продемонстрировать доверие к ней. Кейт захотела поехать с ним и помахать ему рукой на прощание, а королю не терпелось продемонстрировать супруге, с каким великолепием и пышностью он отправится в поход. И вот они скакали во главе большой кавалькады, в которой были десятки пэров, а также Уолси на своем скромном муле. Перед ними ехали герольды и трубачи, оповещая о прибытии короля стекавшихся отовсюду людей, которые желали поглазеть, как их государь со своей многочисленной свитой двигается по дорогам Кента под сенью зеленых деревьев.

Гарри поворачивался в разные стороны и махал рукой людям, с гордостью глядя на шестьсот лучников из йоменов гвардии в бело-зеленых костюмах, которые маршировали позади него. Он взял с собой триста слуг, свою огромную парадную кровать, несколько комплектов доспехов, яркие шатры и павильоны, а также хор Королевской часовни. Французы будут не только побеждены – их поразит его великолепие! Скорее бы уже сесть на корабль.

Была и еще одна, тайная причина для его оживленного настроения. Кейт снова ждала ребенка, и голова Гарри полнилась не только мечтами о коронации в Реймсе, но и радостными надеждами на обретение сына, который унаследует его трон в Англии и во Франции. Впереди показалась мощная крепость Дувра, стоящая на высокой скале над Английским каналом.

В древнем донжоне Гарри официально наделил Кейт правами регента и поручил семидесятилетним архиепископу Уорхэму и Суррею, которые уже не годились для военных походов, быть ее советниками. В последний день июня он сердечно попрощался с супругой на пристани в Дувре, осушил поцелуями слезы с ее глаз и пообещал, что вернется живым и здоровым. После этого Гарри взошел на флагманский корабль, оставив обходительного Суррея утешать Кейт и сопровождать ее обратно в Гринвич.

Французы, выстроившиеся вдоль дорог, в благоговейном трепете разевали рот при виде гордо едущего во главе великолепной армии Гарри. Вероятно, никогда еще не доводилось им видеть столь блистательного правителя с войском! И это очень кстати, что законный государь производил на них такое сильное впечатление.

Король полагал, что и императора Максимилиана, когда они повстречались, взволновало зрелище союзника в сопровождении столь грозной боевой силы. Облаченный в золотые доспехи, Гарри легким галопом проскакал по полю, на котором выстроились две армии, и тепло приветствовал императора крепким рукопожатием, приметив его золоченые с чернью доспехи, крупный нос с горбинкой и сардоническую усмешку.