скачать книгу бесплатно
– Ты хотел сказать – килограмм?
– Нет, ровно метр.
При этом он достал складной метр, развернул его и протянул буфетчице. Та вздохнула тяжело, но отмерила ровно столько, сколько от неё требовали. Покупатель всегда прав.
– Запиши себе в тетрадку, сколько я должен. Искупаюсь – занесу, – сказал счастливый обладатель деликатеса, запихивая сардельки за пазуху.
Выйдя из буфета, он остановился, ненадолго задумался, протянул одну сардельку под одеждой в расстёгнутую ширинку и гордо зашагал в сторону бани, с наслаждением предвкушая встречу с жертвой прикола. И жертва не заставила себя долго ждать. Навстречу ему шла оператор участка погрузки Маша Ветрова. Женщина немолодая, скромная и культурная. Заметив непотребство, она не смогла удержаться:
– Сосновский, как тебе только не стыдно?
– Стыдно – у кого видно, – с вызовом сказал Макарыч.
– Так у тебя как раз и видно, весь срам свой наружу вывалил, бесстыдник, – женщина рукой указала на торчащую из штанов сардельку.
– Ах, это? – изобразил Сосновский искреннее удивление, достал из кармана свой острый как бритва слесарный нож и отхватил половину сардельки.
Бедная женщина упала в обморок. Хорошо, что здравпункт оказался рядом, быстро откачали.
А когда из профтехучилища присылали на производственную практику учеников, для души Макара Макарыча наступал настоящий праздник. Уж тут было где развернуться его буйной фантазии. Работать на непаханом поле ему было легко и приятно. Начальник с неохотой давал Сосновскому практикантов, но деваться было некуда – их много, а наставников мало. Каждый раз, закрепляя за ним учеников, начальник участка предупреждал:
– Ой, гляди у меня, Сосновский, не учи пацанов гадостям.
– Петрович, ты же меня знаешь. Лучше пацанов предупреди, чтобы они меня гадостям не учили, – взмолился притворно Макарыч. – В прошлый раз так меня эта молодёжь просветила, что старуха из дома чуть не выгнала. Ото гадости – так гадости!
– Ладно, не умничай, забирай вот этих троих и уматывай с глаз долой.
Новоиспечённый наставник увёл из нарядной троих прыщавых юнцов, чтобы показать, где находится баня, чистая и грязная раздевалки, а потом помог получить на складе спецовки, сапоги, каски, портянки, в ламповой – светильники и самоспасатели.
– На сегодня всё, а завтра чтобы без опозданий на первый наряд! И чтоб у каждого был тормозок и фляга с водой. Без этого в шахту никого не пущу. Всем понятно? Тогда до завтра.
Как же он любил педагогические моменты в своей работе! В нём пробуждались одновременно все великие педагоги не только современности, но и прошлых веков. Причём все сразу в одном лице. Справедливости ради следует заметить, что, сколько бы Макарыч ни издевался над своими учениками, другим в обиду их не давал и старался, пусть даже в шутливой форме, передать свой немаленький профессиональный опыт.
Когда у Сосновского появлялись ученики, это был праздник не только для него, но и для всех, кто работал рядом. Причин было две. Первая – будет весело, и вторая – смеяться будут преимущественно над другими. А посмеяться над другими – это мы с превеликим нашим удовольствием. Все с нетерпением ожидали всплеска юмора от Сосновского.
Не успели горняки опуститься на верхнюю посадочную площадку (по-нашему «ожидаловку») и усесться на лавочки, как кто-то, самый нетерпеливый, спросил:
– Макарыч, а скажи, сегодня к тебе молодуха в автобусе никакая не приставала?
Молодуха – любимая тема Сосновского. Он нагло перевирал старые анекдоты, преподнося их как подлинные истории, якобы имевшие место в его жизни. Многие по сто раз уже их слышали, но с удовольствием могли послушать ещё раз, поскольку рассказчиком Макар Макарович был незаурядным.
– А как же, – живо откликнулся он. – Еду сегодня в автобусе. Давка-а… Ну, как обычно. Сесть негде, а тут гляжу – сидит на боковом сидении молодуха, расфуфыренная вся, накрашенная рублей на двенадцать, не меньше. Юбочка коротенькая – аж пупок видно. А самой лет пятнадцать, не больше. Я ей говорю: «Девушка, уступила бы ты старику место». Она молчит, даже бровью не повела. Я опять: «Девушка, ты ещё молодая, могла бы постоять, а у дедушки ножки устали, уступи место. Тебя что, в школе не учили, что старших нужно уважать и место уступать в общественном транспорте?». Она посмотрела на меня, как мой предок смотрел на Врангеля, и говорит: «Дед, иди ты на…». Я её начал воспитывать: «И не стыдно? Такая молодая, а так нехорошо ругаешься. Ты его хоть видела, что так говоришь?». А она мне: «Дед, если тебе их все в спину воткнуть, что я видела, то ты бы на ёжика был похож».
Смеялись все, даже те, кто слышал эту историю не в первый раз, но громче всех хохотали ученики Макарыча, особенно худой рыжий, с яркими веснушками на лице, который никак не мог остановиться; всё остальное время, пока не подошла людская площадка, которую шахтёры именовали почему-то «коза», они смеялись уже только глядя на этого пацана. При посадке в людские вагонетки Макарыч сделал ему замечание:
– Ну, хватит уже. Забыл, как там тебя – Гриша?
– Нет, Гоша я.
– Так вот, Гоша, рот сильно не разевай, садись рядом со мной. За тобой, чувствую, глаз да глаз нужен. От меня чтоб ни на шаг не отходил. Понял?
– Понял.
– Молодец, раз понял.
По дороге к рабочему месту наставник рассказывал ученикам, по каким выработкам они сейчас идут, как они называются и каково их назначение.
– Как вы думаете, для чего я вам всё это рассказываю? – серьёзным тоном спросил Макарыч. – Давай ты, рыжий, отвечай.
– Наверное, для того, чтобы мы знали запасные выхода и куда бежать в случае пожара.
– Ответ неверный. Кто ещё как думает? Молчите? Тогда запомните: рассказываю это вам для того, чтобы вы знали маршрут, по которому в случае аварийной ситуации вы должны будете первым делом выносить своего наставника.
– А это чего? – не понял рыжий.
– Вот бестолковый, – возмутился Макарыч, – это значит меня, потому что я ваш наставник, если ты ещё этого не понял.
– А—а, – дошло до ученика.
– Вот основное место нашей работы. Называется опрокид. Место, где производится выгрузка угля из грузовых вагонеток ВГ-2,5. Вагонетки загоняются в барабан, барабан вращается, опрокидывает вагонетку, затем толкателем порожняя вагонетка проталкивается вперёд, а на её место заталкивается другая, гружёная. И так пока вся партия не разгрузится. Управляет всем этим процессом оператор Лёня. Парень он неплохой, только трошки дебилкуватый, а так ничего, главное, что безобидный, хотя и не отягощён интеллектом. Да и, собственно, нафиг ему интеллект при такой тупой работе. Другое дело наше – слесарское.
– Сам ты дебилкуватый, – обиженно отозвался со своего места «парень», которому было уже далеко за пятьдесят.
– А, ты уже тут, – изобразил удивление Макарыч. – А я думаю: куда наш Лёня запропастился? Ладно, студенты, садитесь вот здесь возле Лёника и ответьте мне на такой вопрос: с чего должна начинаться в шахте работа? Давай ты, рыжий, поскольку, гляжу, ты самый умный, отвечай на поставленный вопрос.
Рыжий Гоша задумался, напряжённо вспоминая всё, чему его учили в ПТУ, и ответил:
– Придя на рабочее место, мы должны проверить первым делом реле утечки тока на сухой трансформаторной подстанции и на АПШ.
– Это правильно, но только это второе дело, а первым делом что мы должны сделать? Давай ты, курносый.
– Мастер говорил, – начал неуверенно паренёк с большим крючковатым носом, который был антиподом курносости, – что всякая маленькая работа начинается с большого перекура.
– Дурак твой мастер, дурной поп его крестил, и дурная была его молитва. В шахте курить нельзя! Зарубите себе это на носу. Всякая работа в шахте начинается с тормозка. Дружно разворачиваем, кто что принёс, и не спеша, с наслаждением, тщательно пережевывая, начинаем забрасывать себе вовнутрь.
Эта команда всем пришлась по душе, ребята зашуршали газетами, в которые была завёрнута нехитрая снедь. Рядом расположились и другие рабочие, которые тоже приступили к трапезе и с нетерпением ждали приколов от Сосновского.
– Ну-ка, посмотрим, что тут моя мне положила, – произнёс Макарыч, разворачивая объёмный тормозок. – Так, хлеб есть, сало есть, колбаска есть, огурчики есть, соль на месте, а яйца забыла положить, курва. Нахрена тогда соль ложила, спрашивается? Нахрена я кур тогда держу? Ну, получит она у меня сегодня. Это ж получается, что тормозок неукомплектован. Это всё равно, что я в свою слесарскую сумку забуду отвёртку положить или пассатижи.
Паренёк, которого Макарыч обозвал курносым, по доброте душевной предложил:
– Макар Макарович, возьмите моё яйцо, у меня их аж четыре – мамка положила.
– Твоё? Нахрена мне твоё? Нет, твоё не хочу, а вот куриное, пожалуй, возьму. Давай.
Сосновский, довольный своей первой шуткой, взял у парня яйцо, не чистя, положил целиком в рот и, хрустя скорлупой, начал медленно, с удовольствием его пережёвывать. Этот неприятный звук заставил морщиться даже тех, кто, казалось бы, давно должен был привыкнуть к выходкам Макарыча, а ученики перестали жевать. У самого смешливого, рыжего Гоши, возникли рвотные позывы, подавить которые ему стоило больших усилий.
– Это ещё что, – пояснил один горнорабочий, – он и селёдку никогда не чистит – целиком ест, с костями и кишками.
– Я видел, как он за банкой пива вместо рыбы сырым мясом закусывал, – добавил другой рабочий. – Вот так отрезал полоски мяса, макал в соль и ел, а пивом запивал.
– Макар, скажи честно, – встрял в разговор третий, – ты когда-нибудь рыгал?
– Ещё не придумали такой дряни, чтобы Макара стошнило, – отозвался со своего места обиженный Лёня. – В прошлом году он на спор выпил стакан керосину – и хоть бы что.
– Нет, братцы, – проглотив остатки яйца и принимаясь за сало, сказал Макарыч, – должен признаться честно: было дело – рыгал. Причём совсем недавно. Встретил на прошлой неделе одну молодуху. Не баба – огонь, кровь с молоком.
– У тебя все молодухи – кровь с молоком, – перебил Лёня.
– Нет, ну правда – редкая бабёнка, – не смутился рассказчик. – Зажал я её в тёмном углу, засосал с таким удовольствием… И вдруг чувствую что-то во рту. Достаю – а это, оказывается, её вставные челюсти. Вот тут меня и стошнило, братцы.
Все дружно засмеялись кроме Гоши, который, отбросив свой тормозок, вскочил на ноги, зажал ладонями рот и побежал прочь.
– Чего это с ним? – удивился один из старых рабочих.
– Наверное, мнительный очень, воображение разыгралось, – пояснил спокойно Макарыч, похрустывая огурцом.
– Довёл парня, – сочувственно сказал Лёня, – поесть не дал человеку.
– Привыкнет, – заверил кто-то.
– А вот скажите, студенты, – обратился Макарыч к оставшимся ученикам, – умеете ли вы разгадывать загадки? Сейчас я буду проверять ваш ай кью.
– Чего? – удивились даже старые рабочие, которым было не привыкать к новым словам в лексиконе своего коллеги.
– Темнота! – воскликнул Сосновский. – Уровень интеллекта, по-нашему. Ну, соображалки то есть. Вот тупость! Эй, как там тебя, Гоша! Хватит прохлаждаться, подходи сюда, тебя это тоже касается.
Подошёл позеленевший Гоша, у которого даже яркие веснушки приобрели нездоровый оттенок.
– Что же ты так? – с укоризной сказал наставник. – Так нельзя. В шахте нельзя быть брезгливым. Мало ли что может случиться. Кого-то травмирует, а ты, вместо того чтобы оказать помощь, в Ригу поедешь.
– В какую ещё Ригу? – не понял Гоша.
– Ладно, это я тебе потом объясню, а сейчас слушай загадку. Значит так, в воде родится, но воды боится. Что это?
Ученики напряглись, усиленно соображая, что бы это могло быть, а старые рабочие затаились в предвкушении весёлого момента. Из них каждый прошёл через подобное тестирование своих умственных способностей. Победителем всегда оказывался Макар Макарович.
– Ну, думайте, думайте, – подбодрил наставник. – Что может в воде родиться и воды же бояться? Ну, ну?
Один из рабочих решил подсказать, демонстративно посыпая солью огурец.
– Не подсказывать! – строго крикнул Макарыч.
Но было поздно, и самый догадливый, по прозвищу Курносый, радостно воскликнул:
– А—а, соль!
– На! Конец мой помусоль! – мгновенно и весело отреагировал Сосновский.
Больше всех смеялись те, кто не раз попадался на подобные подначки.
Когда прикончили тормозки, Макарыч остатки пищи и мусор из газеты высыпал в порожнюю вагонетку, а саму газету аккуратно свернул.
– Когда будет свободная минута, – пояснил он, – новости почитаем. А рабочее место должно быть всегда чистым, как у кота… ну, то, что ты мне сегодня предлагал, Курносый.
– Макар Макарович, – обиделся парень, – вы меня не называйте так больше. Меня Сергеем зовут.
– Обиделся? Брось! Тут у каждого своё погоняло есть, и никто не обижается. Так легче запомнить человека. У тебя нос большой – радуйся! Бабы носатых любят, потому что считают, что если у мужика нос большой, то и с мужским аппаратом всё в порядке, размер не обманет ожиданий. Гошу бог наградил рыжестью – тоже радуйся, Гоша! Ты не затеряешься в серой толпе, ты – яркая личность. И еще: старших на шахте принято называть по отчеству, но при этом говорить ты. Поэтому мне можете не выкать. Запомнили? Тогда пошли, буду аппаратуру показывать. А кстати, что сегодня за день?
– Вторник, – опять попался на подколку Гоша.
– Трахал тебя дворник! – весело выкрикнул Макарыч под дружный хохот бывалых рабочих. В запасе у старого слесаря на каждый день недели, кроме воскресенья, имелась пошлая зарифмованная острота. На вопрос, почему на воскресенье нет, он отвечал: «Законный выходной».
Надо сказать, что Сосновский обладал даром часто говорить рифмами, используя как чужие тексты, так и собственные экспромты. Этим он отличался от многих острословов на шахте. Иногда у него получались очень длинные и острые рифмованные тирады, приводившие в неописуемый восторг окружающих, но об этом чуть позже.
В первый день обучения Макарыч вдоволь поизголялся над своими учениками. Он заставлял их искать выхлопную трубу у электровоза, разгонять помехи высокочастотной рации, работающей от контактного провода, а затем они с толкача пытались завести электровоз. Практиканты надрывали животы от усилий, а старые рабочие – от смеха.
– Ничего, ничего, – утешал в конце смены своих стажёров наставник, – пройдя школу Сосновского, вы уже никогда не попадётесь на дешёвые розыгрыши дилетантов. Дедушка Макар вас плохому не научит.
На следующий день в ожидаловке перед спуском в шахту кто-то опять стал приставать к Сосновскому:
– Макар, а сегодня к тебе молодуха приставала?
– Да, Макар, – поддерживал другой, – как там молодуха с ёжиком поживает?
– Нет, братва, – тяжело вздохнул Макарыч, – сегодня совсем не весёлая история со мной приключилась.
– Расскажи, расскажи, – раздались со всех сторон голоса, и любопытные шахтёры обступили рассказчика.
– Сегодня мне сказали, что жить мне осталось совсем недолго.
– Макар, ты чего, разве можно такое говорить перед спуском в шахту?
– А что я могу поделать? Еду в автобусе. Давка, как обычно, но место мне боковое всё же досталось. Сижу, никого не трогаю. Тут на базарной остановке ещё большая толпа напирает, автобус аж трещит. Притиснули ко мне молодуху. Братцы, кровь с молоком! Ну, красавица-а! Жалко стало, что такую деваху могут раздавить. Я предлагаю ей: садись, мол, мне на коленки, не так давить на тебя будут. И что вы думаете, она садится. Юбочка коротенькая, а сама горячая и нежная вся такая. Едем, доезжаем уже до Толстого, и она мне говорит: «Мужчина, вы скоро умрёте!». У меня даже дар речи под седушку закатился, потому что деваха больно на цыганку похожа, а они, подлюки, всё наперёд знают. А она поёрзала у меня на коленях и продолжает: «Точно, помрёте. Я чувствую ваш конец».
Рыжий Гоша опять смеялся громче и дольше всех.
В этот день практиканты изо всех сил старались не попадаться на подколки своего наставника. Успешнее всех это получалось у третьего, самого маленького, самого щуплого и самого молчаливого ученика, по имени Костя. Но Сосновский не был бы Сосновским…
– Костюлей, дам пи… лей, если будешь всё время молчать, – сказал он.
– А что говорить, если ты, Макарыч, всё время подначиваешь, что бы ни сказал.
– Кто, я? – с напускным удивлением спросил наставник.
– Да, ты!
– Трахали тебя коты! – с облегчением выкрикнул Сосновский.
