Остров Укенор

– Как минимум трое, – усмехнулся капитан.

– Нас трое, – заметил Ум-Тенебри.

При этом Тьер покачал головой, а Лирц только пожал плечами.

Просперо спрыгнул с планширя и обошёл непрошенных матросов, придирчиво их осматривая. В его движениях чувствовался азарт охотника.

– Подходим? – улыбнулся Унимо.

– Подходите, – кивнул Просперо, – но с испытательным сроком, конечно. До первого шторма. Не справитесь – спишем вас на берег, и вам повезёт, если этот берег будет хотя бы в пределах видимости.

– Договорились, Мэй-капитан, – отозвался Унимо.

– Вот и отлично, значит, не будем терять времени. Отходим через десять минут, а то что-то мы задержались в этом чудесном городке, – Просперо помахал своей щегольской чёрной шляпой толпе на пристани.

За десять минут можно было успеть присмотреть себе места для гамаков и бросить вещи. Унимо потащил своих спутников знакомым путём под бак, стараясь на ходу рассказать хотя бы то, что может пригодиться сразу же: на экскурсию по кораблю рассчитывать не приходилось.

– Что ты задумал? – под баком было темно, поэтому Унимо не сразу увидел, что к ним подошёл Кинли.

– Мэй-первый помощник, мы ищем место, где оставить вещи, – бодро доложил Унимо.

– Капитан хочет найти этот остров раньше Королевского флота. И, я надеюсь, ты понимаешь, что это значит, – мрачно прошептал Кинли.

В темноте нельзя было разобрать его лица. Но запах смолы и старого дерева в одно мгновение перенёс Унимо на много-много лет назад, когда они с Кинли сидели на баке ночью, под лакричным летним небом, укутавшись в одеяла, и рассказывали друг другу истории, которые никогда больше никому не рассказывали.

Унимо аккуратно разложил вещи и медленно повернулся:

– Не беспокойся, Кинли, я знаю. Надеюсь, что ты тоже.

– Через пять минут отдаём швартовы. Займите свои места и постарайтесь быть полезными, – распорядился первый помощник и скрылся на залитой светом главной палубе.

Как самого опытного матроса, Унимо на первой же морской вахте поставили за штурвал. Просперо задумчиво прохаживался по шканцам, а Кинли, уступив капитану подветренную сторону, сжимал в руках подзорную трубу и машинально посматривал на паруса грота и фока, которые ровно наполнялись ветром, но, стоило рулевому отвлечься, могли бы захлопать о мачту крыльями огромной птицы – и тогда фрегат потеряет ход.

Любимым курсом капитана Просперо по-прежнему был курс «на горизонт». Но сейчас он подходил как нельзя больше, потому что остров Укенор располагался «где-то в Северном море».

– На мостике! – встревоженно закричал вперёдсмотрящий.

Кинли изобразил внимание.

– Прямо по курсу корабль. Или даже два… Нет, скорее, четыре…

– Ты не умеешь считать? – раздражённо крикнул капитан.

– Пять топовых огней, – раздался с бака голос боцмана.

«Отлично, отлично», – забормотал капитан, потирая руки.

Пять фрегатов Королевского флота с открытыми пушечными портами быстро окружили «Люксию», забирая весь ветер. Идеальная мышеловка.

Флагман Шестистороннего стал сигналить, и даже Унимо, за двенадцать лет позабывший значения сигналов, понял, что они предлагают сдаться.

– Что это они там кричат? – осведомился капитан и тут же перебил Кинли, который собирался ответить: – Принеси-ка мне сигнальную книгу. А, нет, стой, я ведь выкинул её за борт. Какая жалость! Но ничего не поделаешь, – сложив руки рупором, капитан Просперо закричал: – Ничего не понятно, повторите!

На квартердеке флагмана можно было различить офицеров, которые явно были обескуражены таким поведением противника.

Пока они решали, что делать, капитан Просперо заскучал.

– А куда, интересно, делся ветер? – раздражённо спросил он, обводя взглядом свою немногочисленную команду: даже те, кто не был на вахте, поднялись на палубу, почувствовав неладное. Но никто не хотел отвечать на очевидный вопрос.

– Ничего, это мы сейчас исправим! – пробормотал Просперо – и тут же нижний фок шевельнулся, словно пёс, настороживший уши, а потом все паруса «Люксии» щедро наполнились ветром. Ветер всё усиливался и за несколько минут превратился в шквалистый: чуть-чуть сильнее – и при скверном стечении обстоятельств может перевернуть парусник.

На палубах фрегатов началось движение, ветер приносил обрывки команд.

Унимо и Кинли тревожно переглянулись.

Но кто мог остановить Мастера Моря, если он решил показать свою силу?

– Так что же, Мастер Реальнейшего, затопить их? – усмехнулся Просперо, взявшись за штурвал напротив Унимо. Ветер ревел уже с такой силой, что приходилось кричать, даже стоя на расстоянии вытянутой руки. Но слова Мастера Моря, конечно, были слышны отчётливо. – Что, страшно? Они узнают, непременно, что это дело рук мастеров. И тогда начнётся война. Что у тебя с лицом, Мастер Реальнейшего? А, да, это же чувство ответственности, оно всегда уродует людей. Но подумай, это ведь будет только справедливо: они напали на мой маленький корабль впятером, вооружённые этими тяжёлыми пушками, они угрожали мне, они думали, что на море нет никого сильнее. Но не тут-то было!

Просперо расхохотался. Унимо молчал. Он вцепился в штурвал и старался только не отпустить его, чувствуя каждую волну, каждый порыв ветра на дрожащей струне штуртроса. Лирц и Тьер безмолвно стояли за его спиной.

– Мы забыли поднять флаг, – заметил капитан. – Какое упущение!

Кто-то из команды сбегал в штурманскую и достал из рундука с флагами большое тёмно-синее полотно – любимый флаг капитана Просперо. Флаг ни одного государства.

Флаг стали поднимать на грот-мачте, но у самого грот-брамселя он зацепился за блок и безнадёжно застрял, так что сдвинуть его с палубы не было никакой возможности.

– Нужно поправить, – задумчиво проговорил капитан, и все посмотрели вверх, на то, как клотик качается в мутном небе с огромной амплитудой.

Кинли вздохнул и стал выбираться на ванты.

– Не вздумай! – остановил его капитан. – Это дело матросов. Кто-то из вас, – он кивнул стоящим на юте Унимо, Лирцу и Тьеру.

Унимо заметил, что у одного из фрегатов Королевства оторвалась и упала в море стеньга. Люди на палубах в отчаянии смотрели туда, где должен был быть горизонт, не зная, что сердце этого шторма – на корабле капитана-чудака, который они собирались захватить без боя.

Унимо понял, что Мастеру Моря нужна жертва. Кто-то, кто сорвётся, не удержавшись на мачте, исчезнет без следа в бурлящем море или разобьётся о палубу и забрызгает кровью борта, традиционно предусмотрительно выкрашенные в красный цвет. Чтобы не смущать живых слишком откровенным видом крови.

– Так уж и быть, пусть это будет Бессмертный, хотя это и нечестно, раз у него бесконечное количество попыток. Рано или поздно у него получится, и тогда я отпущу вас, – предложил Просперо, опираясь на нактоуз и запрокинув голову – словно занимая своё место в зрительном зале.

– Я поправлю, – поспешно сказал Унимо.

Он передал штурвал застывшему воском в ледяной воде Тьеру и стал осторожно перебираться к выходу на ванты. От ветра едва можно было стоять на палубе – о том, что было там, на высоте брамселя, лучше было не думать. Смотреть перед собой. Передвигать ноги вперёд, удерживая равновесие. Многие называют это жизнью.

Даже выбраться на руслень оказалось сложной задачей: ноги то и дело соскальзывали с мокрого дерева, а держаться за огромные снасти было тяжело. Кое-как выбравшись на ванты, Унимо застыл: казалось, если приподнять ногу или отпустить руку, он тут же упадёт в кипящие волны.

Двигаться вверх, где ещё тяжелее, было бессмысленной глупостью. И невозможно было вспомнить, почему его жизнь стала такой невыносимой. Стоило ли сопротивляться той силе, которая тянула его вниз, в беспокойный, но понятный мир сердитых волн и безгласых рыб. Унимо попробовал нырнуть в реальнейшее, но почувствовал только плотную, непроходимую темноту. Ударился головой о переборку в трюме затопленного корабля.

Он зажмурился и вспомнил Маяк. Вспомнил, как впервые поднимался по высокой винтовой лестнице. И потом – много раз, чтобы вовремя зажечь свет, который не указывал путь ни одному кораблю. Он поднимался, ступенька за ступенькой, на каждый шаг повторяя шёпотом слова детской считалки:

Когда ничего не помнишь –

даже того, что только,

даже того, что что и,

даже того, что даже,

даже того, что важно,

даже того, что больно,

даже того, что ты бы, –

нужно вести допросы

и не гнушаться пыткой,

и проявлять упорство,

и пресекать попытки…

Он добрался до последней ступеньки. Поднялся, опираясь на каменную стену. В темноте нащупал спички. Первая лампа упала и разбилась. Осколки впились в правую руку, на которую пришлось опереться, чтобы не упасть.

И когда, наконец, огонь, перебираясь от лампы к лампе, отразился в линзе Маяка, ослепил чаек и без следа растворился в синтийском кофе полночного неба, Унимо сел под окном галереи, испачкав стену кровью. «Ты всегда запоминаешь не то, что нужно», – вспомнил он ворчание Форина.

Стараясь не смотреть вниз, Унимо поднялся до путенс-вант – к самой тяжёлой части пути. Не чувствуя рук, он подтянулся и неловко перелез на круглую площадку, где можно было немного отдышаться, вцепившись в мачту и раскачиваясь вместе с ней, как белка на дереве.

Выше качало ещё сильнее, но это перестало быть важным. Захотелось выиграть в эту игру – тем более что злосчастный блок был уже хорошо виден. «Только не торопиться, не спешить», – повторял Унимо, стараясь дышать глубоко, насколько позволял крадущий воздух прямо из-под носа ветер.

Вытащить флаг-фал из блока казалось нерешаемой задачей. Для этого требовалось как минимум две руки, а отцепить от вант даже одну представлялось верной гибелью. Пришлось использовать зубы – и вкус мокрого пенькового троса Унимо не мог забыть ещё долго.

Наконец, тёмно-синий флаг скользнул в темноту. С палубы закричали: «Ура!» – и Унимо едва не упал, удивлённо посмотрев вниз.

Как спустился, Унимо забыл. Запомнил только насмешливый голос Просперо: «Ладно, ладно, ты снова заслужил шлюпку, матрос Ум-Тенебри».

Когда Унимо, Лирц и Тьер отчалили, кто-то с главной палубы тёмной тенью поднялся на ют. Просперо обернулся.

– В трюме вода, Мэй-капитан, – сообщил Кинли, за спиной которого переминался с ноги на ногу боцман.

– Да, правда? Какая неожиданность, – покачал головой Просперо. – Вода! Вот это да, подумать только! Что же нам делать, что нам делать? – расхохотался он.

Кинли шагнул к наветренному борту и схватился за ванты. Силуэты фрегатов Королевского флота были едва различимы. Шлюпка стремительно удалялась. Кинли поспешно отвёл от неё взгляд, чтобы не повторять безмолвное «нет» всё понимающему Мастеру Реальнейшего.

Невыносимо сильно хотелось увидеть горизонт, но это было неисполнимое последнее желание.

К рассвету течение отнесло шлюпку на несколько десятков миль от места, где затонула «Люксия». От шторма не осталось и следа: только лазоревое поле, вышитое серебряными цветами, как в старинных песнях о морюшке-море.

– Зачем ты это сделал? – спросил Тьер.

– Потому что не хочу, чтобы ты умер, – ответил Унимо.

– Я не могу умереть.

– Теперь можешь, – сказал Ум-Тенебри и прикрыл глаза.

Тьер не удивился: он почувствовал это ещё там, на «Люксии», когда, вцепившись в бесполезный штурвал, смотрел, как смертный безумец забирается всё выше на грот-мачту.

– Только не думай проверять: вспомни, сколько любви на тебя потрачено, – предупредил Лирц.

– Остров, вон там! – обрадованно закричал Тьер.

Мастер Реальнейшего лениво приставил руку к глазам: солнце, отражаясь от утренней ряби, слепило.

– Остров, – равнодушно повторил он.

– Но нам надо… плыть к нему, – растерянно сказал Тьер, доставая вёсла.

– Нет, не надо, – ответил Унимо, надвигая шляпу на лицо.

Лодка двигалась прежним курсом – и остров постепенно смещался вправо, пока совсем не исчез из виду.

– Почему не надо? – нахмурившись, спросил Тьер.

– Потому что я не хочу, – отозвался Унимо из-под шляпы.

Обида на отца не проходила, и тогда он закрыл дверь изнутри. Но и этого казалось мало, поэтому он открыл окно, выпрыгнул в сад и убежал в сторону Кахольского озера. Шептал себе под нос те самые слова, которые никогда не приходили в голову вовремя. Несправедливый мир нежился в лучах летнего солнца.

Когда он – довольно быстро – вернулся и тихо зашёл в гостиную, он услышал, как отец с кем-то разговаривает наверху. «Ну вот, уже и забыл про меня», – подумал Унимо. Но прислушался.

«Унимо, я люблю тебя».

Большие часы в гостиной остановились.

Нимо вздрогнул и стремглав выбежал из дома, словно вор.

– Спасибо, Мастер Памяти, – улыбнулся Мастер Реальнейшего.

Лирц, наблюдающий с кормы шлюпки за полётом чайки, едва заметно кивнул.

Тёплый ветер кошкой тёрся о бока лодки. На горизонте вырастали белые-белые, как первый снег, облака.

В Шестистороннем наступало лето.

Эпилог

Форин, бывший Мастер Реальнейшего.

Флейтист, бывший Мастер Игры.

Небольшой каменистый остров в Северном море. Форин и Флейтист сидят на берегу на большом камне.

Флейтист (раздражённо). Как мы здесь оказались, скажи на милость? Кого ты попросил нас сюда отправить?

Форин. Я загадал желание.

Флейтист. Дурацкие у тебя желания!

Форин пожимает плечами.

Флейтист (вздыхая). Как хоть называется этот остров?

Форин. Укенор.

Флейтист. Что за дурацкое название!

Форин. Если никто не найдёт нас в течение сорока восьми часов, мы исчезнем вместе с этим островом. Так что не беспокойся.

Флейтист. Что это ещё за игры, почему?

Вдалеке видна шлюпка. Флейтист вскакивает, кричит и машет руками. Постепенно шлюпка скрывается на горизонте.

Флейтист (падает на песок и смотрит в небо). Я хотел бы никогда, никогда, никогда не знать тебя.

Чайки кружат над островом. Солнце поднимается всё выше.

Форин. Через три часа наступит лето.

Флейтист (приподнимаясь на локте, удивлённо). Откуда ты знаешь?

Форин (насмешливо). Ты прожил в Шестистороннем столько лет и не запомнил? Вон, видишь, облака на горизонте поднимаются уже чуть выше Собора Защитника. Если смотреть на него с улицы Холма. Лето здесь всегда начинается так.