Сумрачный мир

– Пусть вещи вернут и обувь – Рита как любая женщина была весьма практична – Путешествие и так будет не сахар, а топать босиком по камням, мне совсем не хочется.

                  Глава пятая.

Филип ныл, и это выводило Мишу из себя. Причем он ныл по любому поводу и вообще без повода. За три часа совместного пути он осточертел Мише донельзя:

– Грех в одежде ходить, – подвывая, говорил он и теребил набедренную повязку, наспех скрученную из полотенца – и обувь носить грех!

– Если ты будешь идти по этому гравию без обуви, то разобьешь ноги. – спокойно и доброжелательно ответила Рита, ее запас терпения, похоже был безграничен.

– Это же хорошо! – воскликнул Филип – Мы ведь попали сюда чтобы мучатся и тогда….

– Тогда, – перебил его Миша – нам придется тащить тебя на горбу.

– Так еще лучше, ведь мучения смогу принимать не только я, а еще и вам помогу!

– Дебил! – пробурчал Миша и сплюнул.

– Если нам придется тебя тащить, мы не успеем выполнить просьбу ехиатойцев. – терпеливо объяснила Рита.

– Это не просьба, это приказ! – Филип переключился на вторую тему, которая была у него после нытья, проповедование – Женщина, мы недостойны просьб, только мучений и приказов! Если мы будем стойки в вере, то возможно нам простятся наши грехи.

– Ну да, – зло сказал Миша – и нам позволят посидеть на пороге Царства Божьего?

– Не обязательно, – снисходительно усмехнулся ортодокс – возможно Всевышний проявит милосердие и убьет нас окончательно.

– Ладно, кончай свой треп. – Миша заметил, что дорога стала ровнее – Давайте чуть пробежимся, мы опаздываем.

Наверное, они находились в русле высохшей речушки, крупный слежавшийся песок не ранил ноги, и они побежали экономной трусцой. После Сдвига достаточно крупных животных, способных быть верховыми или упряжными не осталось, и бег был самым быстрым способом передвижения.

Рита и Миша, как добытчики и разведчики бегали много и для них марафонские дистанции не представляли трудностей, главное держать дыхание и следить за мышцами. А вот у Филипа сразу пропало желание проповедовать, уже через пять минут он жадно глотал воздух и топал как слон.

Рита поглядывала на мужа, но предоставила ему решать, когда сжалиться над ортодоксом. Миша держал темп полчаса и дал сигнал к привалу. Филип остановился и просто упал на землю. Он прерывисто и сипло дышал. Рита дала ему флягу. Миша брезгливо посмотрел на него:

– Ну, чем тебе не мучения? – с насмешкой спросил он – Вот чем занимайтесь в Дите, по часу, утром и вечером. Все лучше, чем себя и друг друга кромсать.

– Нет – через силу выдавил Филип – физкультура тоже грех, она возвеличивает бренное и грешное тело.

– Слушай, – Миша понял, что злиться на фанатика бессмысленно – ответь на один вопрос?

– По мере моих ничтожных сил, постараюсь – Филип подобрался, проповедник в нем почуял добычу.

– Ты кем был до Сдвига?

– О, – с удовольствием потянулся Филип, рассказывать свою историю он любил, ему казалось, что это проповедь и покаяние – я был шпионом….

– Кем?! – Рита чуть не подавилась куском мясного червя.

– Шпионом, – повторил ортодокс и даже изобразил нечто похожее на улыбку – с четырнадцатого по сороковой год я работал на Абвер. – Филип принял их молчание как приглашение рассказать о себе – Я родился в Франкфурте, но города почти не помню, мы уехали в Берлин когда мне было года четыре. Мой отец, грамотный инженер, он не был слишком богат, но мы ни в чем не нуждались. У нас даже была прислуга, старая фрау Зельда, экономка и Мирабель, моя гувернантка.

У родителей не было со мной проблем, я рос на редкость послушным мальчиком, не лазил по деревьям, не купался без разрешения, но уже тогда был любопытным. Едва гости начинали разговор, я застывал и превращался в слух, я не понимал почти ничего из того, что они говорили, но все равно слушал. Мать в таких случаях смущенно извинялась и за руку уводила меня в детскую.

Там она давала мне затрещину и, не обращая внимания на мои слезы, спокойным тоном объясняла, что когда взрослые разговаривают, я должен быть детской комнате. Если такое происходило, то субботняя порка была еще более жестокая. Отец отводил меня в чулан за кухней, оттуда на улицу не были слышны мои крики, ведь согласитесь, из приличного дома не должны доноситься крики, и к положенным ударам добавлял еще пять.

Однажды, мне было восемь лет, я увидел свою гувернантку в странной позе, она склонилась к двери и, как мне показалось, обнюхивала ручку. Я спросил, что она делает, Мирабель покраснела, ответила, что ничего и быстро ушла.

В коридоре никого не было и я подошел к двери, из-за нее доносились странные звуки. Я наклонился и увидел, что мать лежит в одной сорочке и стонет. В тот момент я думал, что ей плохо, лишь спустя несколько лет я понял, почему она стонала и зачем гладила низ живота.

Никогда раньше она не представала передо мной с распущенными волосами, мне показалось это очень привлекательным и запретным. И еще я понял свое призвание – подглядывать и подслушивать.

Чужие тайны стали для меня навязчивой идеей, мне было интересно, что говорят люди когда меня нет рядом. К тому же это было выгодно, благодаря своей страсти я закончил школу с высшим баллом. Вы не представляете, насколько учителя ценят лояльных учеников. Хотя я не раз был избит одноклассниками, оно того стоило.

Потом сербы убили эрц-герцога и началась война. Моя семья была не настолько богата чтобы я получил белый билет и мне предстояло кормить вшей в окопах. Но мне повезло, меня заметил Серый Человек. Я его так называл только в мыслях, сказать подобное вслух, даже в одиночестве я боялся. Ведь я прекрасно знал что любой голос можно подслушать. Серый Человек, худой, невзрачный, представился Карлом Айзенштанцем, впрочем через три месяца он уже был Дитрихом Бохом, через год Юргеном Вайнером.

Он был человеком из Абвера и он заметил мои способности. Думаю, я оправдал его ожидания. Мои отчеты всегда содержали максимум информации и минимум эмоций. Не потому что я был холодным профессионалом, просто мне было наплевать о чем именно говорят люди которых я подслушиваю, удовольствие доставлял сам процесс.

      На какие только уловки мне приходилось идти: прикидываться нищим калекой, часами лежать, скрючившись в подполе, я даже брал уроки у одного акробата и однажды полчаса висел под потолком, зацепившись руками и ногами за балки.

Я не имел способностей к языкам и едва осилил школьный курс французского. Серый Человек придумал для меня другой метод. Я запоминал звуки и мог их воспроизводить. Это трудно, но возможно, однажды я на слух пересказал половину поэмы Руслан и Людмила, русского поэта Пушкина.

Мне давали специальные пилюли, усиливающие слух, от них дико болела голова и к тридцати годам женщины интересовали меня только как объекты подслушивания. Но я не жаловался, ведь я занимался любимым делом.

Не думайте, я прекрасно знал что люди, за которыми я следил и подслушивал, чаще всего оказывались в каменном мешке, где рассказывали все, что не услышал я, а потом получали пулю. Но и на это мне было плевать. Среди них не было невиновных, за невинными разведка не следит.

Помню в Дрездене двое подростков, двенадцати и тринадцати лет обсуждали покушение на фюрера, так как при очередной чистке рядов партии их папашу отправили в концлагерь. До сих пор не знаю, встретились ли они с отцом, но в лагерь загремели оба.

В тридцать восьмом Гитлер начал победный марш по Европе, вот золотые настали денечки. Работы было хоть отбавляй, пригодилось даже мое корявое знание французского. Моя карьера не просто пошла вверх, она взлетела. Меня даже наградили железным крестом за усердную работу. И вся эта идиллия развалилась в одночасье как карточный домик.

Берлин в апреле сорокового года утопал в цветах, вся нация праздновала день рождения вождя. Парады и шествия, развлечения и величественные церемонии. Тогда мы еще верили в то, что арийцы равны богам, а Гитлер укажет путь развития для всего человечества. Потом, в конце сороковых все будут доказывать, что они не верили фюреру и все как один были против войны. Только это все ложь, верили все, даже дети вопили: «хайль Гитлер».

Меня вызвали в Рейхстаг, как я думал для награждения. Обычно я редко появлялся в официальных зданиях, сами понимаете, специфика работы. Я одел лучший костюм и два часа надраивал туфли. За полчаса до назначенного срока я вышел из автобуса и направился к цитадели немецкого порядка. В холле меня встретил Гюнтер Крюгер, доверенное лицо Серого Человека. Он курировал мою работу и объяснял мне детали каждого задания.

Взяв меня под руку, он проводил меня в гардероб. Там меня ждал сюрприз, на мою голову накинули мешок и через час я очнулся прикрученным проволокой к стулу в каком-то подвале.

Я никогда не интересовался объектами подслушивания, как выяснилось, зря. Последним объектом был шеф СД Рейнхард Гейдрих. Не знаю каким местом думал Серый Человек, но устраивать прослушку таких людей, совершенно безумный поступок.

Никогда не пробовали рассказать о том, чего не знаете? Я пробовал, не знаю, сколько времени я провел в этом подвале, но сознался во всем. Даже, по-моему, в предательстве Христа. Через два часа допроса, я понял, что не выберусь оттуда живым, а еще через час, мне уже хотелось сдохнуть.

Потом я Сдвинулся сюда и понял каким великим грешником я был. Но если раскаяться, то Всевышний пощадит нас и убьет окончательно, главное унижать и мучить презренную плоть искренне и безжалостно.

                  Глава шестая.

– Все, – Миша резко поднялся – хватит языками чесать, отдых окончен, пошли!

Рита молча поднялась и поправила котомку. Филип покачал головой:

– Зря ты не слушаешь меня. Если даже такой грешник как я может надеяться на прощение, значит и для тебя не все потеряно!

Миша развернулся и кулаком ударил Филипа в лицо, от удара ортодокс полетел на землю. Несколько секунд лежал, потом кряхтя и сплевывая кровь с зубами поднялся.

– Ты не «великий грешник», – сказал Миша – ты обыкновенная гнида и ничего больше. Я очень надеюсь, что ты не выберешься из Железной Степи. А теперь пошли.

Где-то час они быстро шли, переходя на бег, чтобы Филип не отставал, Миша пропускал его вперед и тычками подгонял фанатика.

Горы сменили сначала крутые, а потом пологие холмы, но все равно Железная степь не вписывалась в пейзаж. Круглая, если верить ехиатойцам, плита диаметром в сто километров, была вдавлена в многострадальное тело земли. Песок не засыпал степь, растения не бросали побеги на ее проклятую поверхность, только покрытое тонким слоем ржавчины железо.

– Мертвое место. – прошептала Рита.

Никто ей не ответил, Миша ненавидел эту степь еще с момента Сдвига, даже неугомонный Филип заткнулся и мрачно смотрел вперед. Многие, те, кто никогда не был в Железной степи, считали ее просто одной из аномалий, вроде Бермудского треугольника на старой Земле. Однако побывавшие здесь боятся даже приближаться к ней. Дело в том, что Железная степь умеет заглядывать в душу и вытаскивать из нее на поверхность самое гнусное и страшное, насмехаясь над страданиями человека.

Из-за скалы вышел Гаврилыч, Филип заметался ища россыпь острых камней или хотя бы гальку, не нашел и, с сожалением, бухнулся на колени в мягкий песок. Ехиатойец походя коснулся макушки завывающего ортодокса, тот ткнулся носом в песок и захрапел. Супруги скинули котомки и уставились на него.

Гигант достал из привесного кармана пояса амулет, похожий на древнекитайский знак рыб, только в этом случае серебряная и коралловая фигурки изображали мерзкого вида пауков. С видимым усилием Гаврилыч разделил их и те злобно шевельнули лапками. Не обращая внимания на попытки вцепиться в лицо, он поднес каждого к губам и что-то прошептал. Потом протянул серебряного Мише, кораллового соответственно Рите.

Сразу после Сдвига, Рита бы взвизгнула от омерзения, но здесь не только слизни и грибы были огромными, насекомые тоже, так что она привыкла. Хотя местные арахниды были безопасны для человека, Миша тоже не спешил взять паука в руки. Гаврилыч покачал головой, мол, надо.

Стараясь не выдать дрожи, Миша протянул руку. Металлический паук перепрыгнул на запястье, довольно сильно укусил за тыльную сторону ладони, обхватил руку холодными лапками и превратился в туго сидящий браслет.

Гаврилыч обнял их, это было так неожиданно, что они даже не сопротивлялись. Суровый ехиатойец, вечно мрачный и грозный, сейчас выглядел потерянным. Рита, успокаивающе погладила его по руке:

– С нами все будет в порядке, не волнуйся!

Миша согласно кивнул и, с бодростью, которой не чувствовал, хлопнул гиганта по ребрам, достать до плеча он мог, только подпрыгнув:

– Не надейся, старик, от нас так просто не избавишься! – он подмигнул – Мы с тобой еще грибного самогона у Ямагаты попьем!

– Ладно, шутки в сторону – Гаврилыч уже справился с эмоциями – Эти браслеты позволят вам не потерять друг друга и самих себя. Кроме того я смогу следить за вашим состоянием и в случае чего, постараюсь помочь. Главное помните, кто вы есть на самом деле и что все увиденное в степи иллюзия.

Миша посмотрел на лежащего без сознания Филипа и спросил:

– Гаврилыч, а зачем мы этого психа с собой тащили?

– Если дело обернется совсем плохо, я поменяюсь с ним телами – ответил ехиатойец и брезгливо поморщился.

– А это возможно? – спросила Рита.

– Возможно, но, во-первых: очень опасно, а во-вторых: омерзительно. Так что вы постарайтесь не доводить до такого, договорились?

– Договорились. – хором ответили супруги и, поскольку оба были любопытны, так же хором спросили – И почему?

– Почему, что? – Гаврилыч явно не хотел развивать эту тему, но не на тех собеседников попал.

На этот раз супруги спросили в разнобой.

– Почему это опасно? – спросил Миша.

– И почему омерзительно? – спросила Рита.

– Почему-почему! – рыкнул гигант – Потому что если я хоть чуть-чуть ошибусь, то застряну в его теле навсегда или в Лимбе буду куковать. Удовольствие от такого переноса и так не большое, так еще представьте какая у него в голове помойка, похлеще той, что они в Дите устроили!

– Ладно, – примирительно сказал Миша, они поняли, что задели друга – будем стараться сами выбраться.

– Идите прямо, я договорился с браслетами, – ехиатойец говорил о них как о живых существах – они выведут вас прямо к новенькой. Объективно путь туда-обратно не займет больше шести часов, а субъективно….

– А субъективно, будет видно! – мрачно сказал Миша – Пошли!

Рита ступила на ржавую поверхность Железной степи с легким трепетом, такое же чувство она испытывала когда впервые выступала на школьном концерте. Легкий страх, возбуждение, любопытство и зашкаливающий адреналин.

Ничего не произошло, она сделала еще пару шагов и обернулась, помахав Гаврилычу и мужу:

– Ну где же ты? Идем! – звонко крикнула она.

В душе Миши билась паника, он-то помнил, на что способна Железная степь. Стиснув зубы до хруста, белый как полотно, он шагнул вперед.

Под ногами оказалась не пыльное, ржавое железо, а лужа. Нога в, невесть как оказавшемся на ней, армейском тяжелом ботинке, скользнула по глинистому дну. Легкую, сшитую из парашюта рубашку и такие же штаны, сменил армейский пропитанный влагоотталкивающим составом комбинезон, а плечи придавил тяжелый бронежилет. Вместо котомки за спиной болтался автомат, его смертоносную тяжесть он не спутает ни с чем.

В нос ударил запах тины, преющей листвы и гниющей плоти, к нему примешивался запах резины, на лице была одета фильтрующая маска. Мелкий, моросящий дождь оставлял капли на защитном стекле.

Миша осмотрел костюм, на броннике была одета разгрузка с тремя гранатами РПГ и одной Ф-1, слева подмышкой кобура с Гюрзой и запасные обоймы на груди, на поясе висел десантный нож и фляга. В карманах обнаружились: два бинта, аптечка и две пачки галет. Что же, Железная степь начала свою безумную забаву. Миша закатал рукав и посмотрел на серебряного паука. Магическое насекомое пошевелило лапками, еще раз, наглая сволочь, укусило и ощетинилось мелкими, в сантиметр, частыми иглами. К счастью не во внутрь, а наружу. Еще через секунду иглы уложились в новом порядке. Вместо серебряного ювелирного изделия на руке Миши был вполне обычного вида КПК, разве что, со слишком массивным браслетом….

                  Глава седьмая.

Кусты шевельнулись, странно так шевельнулись, одна ветка прогнулась против ветра. Может быть это паранойя, но проверить все же надо. Миша достал пистолет, таким образом, чтобы его не было видно сидящему в кустах, взвел курок и повернулся спиной. Это чуть не стоило ему жизни, под уродом не шелохнулся ни один листик, если бы не шланг противогаза, лязгнувший по асфальту нижним концом, снорк вцепился в незащищенный затылок Миши.

Развернувшись, так быстро, что надсадно, скрипнули мышцы, он всадил три пули в грудь летящему на него мутанту. Это сшибло снорка с траектории прыжка, но не убило, и даже не замедлило. Перекувыркнувшись через голову, мутант скрылся в кустах на противоположной стороне дороги.

Был бы это обычный зверь, после такого отпора, он бы предпочел уйти, впрочем, три пули из Гюрзы окончательно решили бы вопрос с большинством диких зверей. Но снорк, дикая шутка Зоны, обладал поразительной способностью к регенерации. К тому же они вообще не чувствовали боли, во всяком случае, так утверждает профессор Круглов. Все эти мысли проскользнули в голове Миши, практически не зацепив сознание. Сейчас ему было не до физиологии снорков. Единственное что его интересовало, это отличный аппетит тварей и он планировался главным блюдом у мутанта.

Можно отстрелить снорку ногу, долговцы как-то пробовали, но он все равно будет кидаться, разбрызгивая вокруг бурую жижу, что заменяет ему кровь. Единственное верное средство утихомирить снорка, как впрочем, и большинство здешних мутантов – пуля в голову. Миша огляделся, бегать по кустам то от снорка, то за ним, желания не было. Решение стояло в двадцати метрах, ржавый, со следами зеленой краски вагончик строителей. Окна узкие, тварь не пролезет, вход один, идеальное место для засады.

Разумеется, ни зверя, ни тем более, человека не заманить в такую детскую ловушку. Но снорки не отличались умом, видимо вся нервная деятельность уходила на акробатику и переваривание пищи. Миша заскочил в вагон, понимая, что здорово рискует, помещение мог присмотреть как берлогу и другой мутант.

Повезло, вагон был пуст, только в углу за грудой переломанных ящиков было покинутое гнездо тушканов. Миша взял на прицел дверной проем и стал ждать. Снорк передвигался совершенно бесшумно. Рваная маска противогаза показалась у самой земли. Никто не знал, что заставляло этих мутантов надевать их на голову, но они всегда были в них. Кто-то говорил, что это бывшие сталкеры и в таком виде их застал Выброс, кто-то, что это остатки разума, лично Миша считал, что они просто разок увидели свое отражение без маски и обделались.

Пуля успокоила наконец мутанта, для верности, Миша всадил еще одну в его голову и осторожно переступил изувеченный труп. Потом достал нож и отрезал ступни монстра – зарабатывать все же надо. Он огляделся, дождь перестал и видимость увеличилась. Ничего подозрительно не видно, что впрочем, еще ничего не означает, снорка он тоже заметил в последний момент. Зона не прощает расслабленности.

КПК включил зуммер, выдавать свое положение звуковым сигналом, было верхом идиотизма. Миша посмотрел на экран: «Сидорович: есть новые образцы снайперского оружия». Вот гаденыш, подумал Миша, обещал ведь придержать, пока я не приду! Ладно, черт с ним, до бункера оставалось метров двести, успею.

У постояльцев «лагеря для новичков» отродясь не было таких денег, чтобы купить хорошую снайперку. Эти молокососы даже на кровососа с обрезом шли. Кровососы, разумеется, были не против халявной жратвы. Так что из десяти новичков, только двое-трое добирались до Бара, естественный отбор ёпть….

Обогнув «карусель», еще раскручивающую остатки перьев и капли крови, недавно угодившей в нее вороны, Миша пошел по склону к бункеру Сидоровича. Короче было через Лагерь, но Волк обязательно бы пристал с расспросами, а это минут сорок потерять, винтовка за это время могла уйти в чужие руки. Часовые Лагеря, полоротые юнцы, даже не заметили его, хотя он особо не скрывался. Миша никогда не мог понять, зачем Волку, матерому сталкеру, возиться с этим детским садом.

Хотя в Зоне все малость с приветом, у кого совсем крыша уезжает, уходят в группировки: Долг, Свобода и совсем помороженные к Монолиту. А Волк решил педагогической деятельностью заняться, за что имел честную десятую долю от всего, что соберут новички. Мелочевка конечно, но если прикинуть, Кордон не санаторий, разумеется, но в сравнении с той же Темной Долиной, шкуру тут легче сохранить.

Перед самым входом в бункер зеленью светился «студень», кислотная аномалия, не слишком опасная, если мордой туда не воткнуться, но Миша решил поберечь новые ботинки и осторожно обогнул лужу кислоты.

Сидорович, сидел за столом и увлеченно вышивал на пяльцах. О тайной страсти самого прожженного барыги Зоны, не знал только ленивый, но если хочешь получать припасы, оружие и патроны, по грабительским, а не занебесным ценам, то лучше не смущать его. Миша так же тихо как вошел, поднялся по лестнице и опять пошел вниз, уже тщательно как на плацу, громыхая ботинками. Торговец спрятал вышивание и сейчас разбирал и чистил потертый ТТ.

– Смазка, – проворчал Сидорович вместо приветствия – ты так топаешь, что я удивляюсь, как ты до сих пор жив!

Смазкой, Мишу стали звать после того как отдыхая возле Бара, он начал по третьему разу чистить и смазывать автомат. Кто-то из молодых сказал, что это пустая трата времени, а Миша возразил, что автомат, как баба, любит ласку и смазку. Кличка пошла в народ, а как известно, если наши люди придумали имечко, потом песком не ототрешь.

– Сидорович, лучше я потопаю у тебя на входе и ты удивишься моей походке, чем я зайду тихо и удивлюсь заряду дроби в морду. – усмехнулся Миша. Сидорович довольно заржал.

– Ладно, проходи. – махнул он рукой и провел Мишу в святая святых, свою подсобку. Обычных сталкеров он не пускал дальше перегородки в коридоре, психов в Зоне хватало, но Мише почему-то верил – Вот она. – показал он на замотанный в промасленную тряпку предмет.

Миша осторожно развернул ветошь и погладил вороненый ствол винтовки. Снайперский ВАЛ, доведенная спецами до совершенства, швейцарская оптика, увеличенный до пятнадцати патронов магазин. Мечта сталкера! Сталкер оттянул затвор, нажал на курок и услышал мягкий щелчок, механизм работал слаженно и как-то нежно, то, что нужно.

– Пристреляна? – спросил он.

– Обижаешь, Смазка, – ответил Сидорович – для тебя только лучшее! Кстати, давно хотел спросить, чего ты так за отечественное оружие цепляешься? С твоими доходами давно мог перейти на Бельгию.

– Ага, – ухмыльнулся Миша – и ящик боеприпаса с собой таскать? А патронами на эту красавицу, можно с каждого второго трупа разжиться.

– Как знаешь, – пожал плечами Сидорович – кстати, о патронах, – он выложил на стол две объемистые коробки с армейской маркировкой – снайперские и бронебойные. Теперь поговорим за деньги?

Как только дело касалось денег, у Сидоровича исчезали друзья, приятели и даже родственники, но проявлялся сильный еврейский акцент, хотя еврей из торговца, как из китайца швед. Миша услышал первую цену, обозвал Сидоровича предпоследними словами и предложил свою цену. Тут торговец обозвал сталкера последними словами, плюс некоторыми новыми. В результате получасового спора, Миша стал обладателем винтовки, а Сидорович: двух тысяч американских рублей, трех «огненных шаров», двух «капель», одного «ежа» и пары дурно пахнущих стоп снорка. Последние торговец не хотел брать, но Миша решил, что консервы от такого соседства в рюкзаке, испортятся окончательно и отдал за символическую плату, в пять раз меньше чем дают ученые.

Потрепанный АКМ, он тоже продал Сидоровичу, причем за смешные деньги. Только идиоты ходят по Зоне обвешанные оружием как елка игрушками, во-первых тяжело, а во-вторых пока будешь решать какой ствол хватать, получишь пулю.

КПК опять завибрировал, Миша посмотрел сообщение, опять какая-то фигня: «помни кто ты», ни подписи, ни намека что это означает. Но на душе появилось чувство, что он опаздывает. Сталкер нахмурился, что не укрылось от цепкого взгляда Сидоровича:

– У тебя проблемы, Смазка? Может быть помощь нужна?

Насколько это вообще возможно при его профессии, Сидорович относился к Смазке как к другу. К тому же полезно иметь в приятелях человека способного залезть в самое пекло и при этом вменяемого, крайне редкое сочетание. Ему можно даже даром помочь, такие как он никогда не забывают услуг, Сидорович врал сам себе, пытаясь меркантильными соображениями загнать поглубже мысль, что парень ему просто нравится.