Смерть в прямом эфире

– Простите, я имела в виду: можно мне поехать с вами? Мне нужно увидеть мать. Не хочу… – Вэл медлит, рассматривая собеседников, которые неожиданно бросили ей спасательный круг. Может, когда она протянула руку в темноту и попросила помочь, то желала получить именно это, пусть и сама еще не догадывалась? Поэтому сейчас решительно заканчивает: – Не хочу больше находиться здесь.

Прежняя неуверенность отступает перед лицом новой информации. Верно, Вэл оставалась на ферме из-за чувства долга перед отцом и из-за любви к воспитанницам лагеря и Глории, но прежде всего – из-за собственного страха перед обнаружением, так как испытывала убежденность, что каким-то образом убила свою мать. Однако та жива и здорова. И папа об этом знал.

Но выражение лица Маркуса говорит о том, что Вэл слишком о многом просит. Она не помнит никого из них, но навязывает свое общество. Поэтому ей приходится выдавить очередную натянутую улыбку.

– Хотя вы, ребята, конечно же, не обязаны брать меня с собой. Просто дайте мне адрес матери.

Можно будет взять один из старых грузовичков. Глория не возражает, несмотря на отсутствие у работницы прав.

– Ты часть нашего круга, – заверяет Айзек. – Для тебя всегда найдется место, – с легким намеком на улыбку он смотрит на Вэл.

Она поспешно отводит глаза, будто может порезаться о нее. Хотя разве не именно ли это и требуется? Сделать вскрытие и вытащить наружу прошлое?

– Но как же поминки твоего отца? – беспомощно указывает Маркус на дом.

Вэл не может поверить, что папа обманывал ее все прошедшие годы. Это сводит с ума, заставляя ощущать, как мозг разрывается между желанием покрепче вцепиться в фундамент целой жизни либо же, наоборот, разрушить его до основания.

Отец никогда не проявлял жестокости. Но никогда и не выказывал заботы. Он едва мог смотреть на дочь, постоянно отводя глаза, совсем как она сама при взгляде на Айзека.

Что же в ней было такого, обо что папа не хотел пораниться?

Нужно непременно повидаться с матерью и получить неопровержимые доказательства его обмана. Или доказательства, что совершенно незнакомые чудики провернули самый странный розыгрыш в мире. Однако, как и Глория, Вэл доверяет своему чутью и знает, что эти трое ей не лгут. Да и зачем бы им?

Она пытается одарить Маркуса ироничной ухмылкой, но вряд ли успешно. Голос звучит столь же мрачно, в тон эмоциям, бурлящим внутри.

– Папа умер. А мама, очевидно, еще жива. Просто расставляю приоритеты.

– Вэл хочет поехать с нами, – говорит Хави. – А мы все хорошо знаем: когда она что-то решает, то так и получается.

Маркус смеется. Его жизнерадостность цепляет ее, проникает в сердце, вызывает желание присоединиться к нему. Присоединиться к ним всем. И разделить веселье. А еще лучше – отправиться вместе на встречу участников передачи. Это звучит легче, чем нынешнее занятие.

– Тебе нужна помощь со сбором вещей? – спрашивает Айзек.

По крайней мере, хоть в этом папа упростил им жизнь.

– Не-а, – отвечает Вэл и ведет спутников прочь с крыльца к ряду грузовиков позади дома.

В самом конце стоит такой ржавый металлолом, который никогда уже не поедет, судя по виду. Она с усилием распахивает дверцу, тянется за спинку потрескавшегося, потрепанного сиденья и вытаскивает спортивную сумку. Они с отцом спрятали такие в нескольких местах по всей территории.

А теперь его не стало. Впредь никаких «нас», одна лишь Вэл.

Она забирает наличные из второй сумки, игнорируя любопытные взгляды троицы новых старых друзей. Вереница гостевых машин сверкает подобно хромированной реке. Этот поток предлагает унести, наконец, прочь с фермы бессменную работницу.

– Я чувствую странное побуждение предупредить тебя насчет опасности поездок с незнакомцами, – бормочет Маркус. – Наверное, отцовские инстинкты. Но… серьезно, ты же планируешь сесть к нам в машину и удалиться в неизвестном направлении, никому не сообщив, где тебя искать. Хотя даже не помнишь нас.

– Я вас не помню, – соглашается Вэл, шагая между Айзеком и Хави, с другой стороны от последнего идет Маркус. Они, не сговариваясь, заняли такое положение, но осталось ощущение легкой неправильности, словно от отсутствующей в пазле детали, которой следовало отвести место между Вэл и Хави. – Я вас не помню, – повторяет она, – зато я вас знаю