Седьмой воин

Собаки залаяли, так Ерофей сразу проснулся. Поднялся, взял шкатулку Рузи, вышел из кибитки.

Ночь в степи. Мерцали звезды, дул прохладный ветерок.

Собаки умолкли. Чего там стряслось?

Похромал московит по аулу. Вроде тихо все. Нет еще лихих людей. И впрямь завтра разом навалятся.

Неподалеку от тына росло низкое деревце с густой листвой, рядом колодец вырыли.

Когда Ерофей мимо прошел, почудилось движение под деревцем. Пригляделся. Две тени замерли.

Достал кинжал, сказал:

– Выходите, зело борзо. И без шалостей.

Зашевелились тени, полезли из-под дерева.

– Свои, Ереке, – раздался голос Атымтая. – Не кричите.

Ох, верно. Молодежь неразлучная. Несчастные влюбленные. Подошли, встали перед Ерофеем.

– А, это вы, – пробурчал он. – Поспали бы, что ли.

– Не до сна, Ереке, – ответил Атымтай.

Гайни стояла рядом, голову опустила. Лицо в темноте не видно.

– Скоро все тут… – начал было недовольно Ерофей. Потом посмотрел на парня и девушку, на их улыбки, и умолк.

– Как только с Кокжалом разберемся, попрошу у Буркан-ага благословения на свадьбу, – сказал парень.

Гайни отвернулась, прикрыла лицо рукавом.

Ерофей вздохнул. Давно ли сам был так счастлив, сидя с Марфой за свадебным столом. Стиснул шкатулку покрепче, пробормотал:

– Ну, раз так, поздравляю. Вечной любви и долгих лет счастья.

Завтрашний день вряд ли переживут, а от хороших слов хуже не станет. Молодые, они ведь такие. Все равно в плохое не поверят.

– Вас, Ереке, прошу быть сватом, – продолжил мальчишка.

Ну, это уже слишком. Закряхтел московит, закашлялся. Заторопился:

– Спасибо, конечно, но мне идти надо. Подскажи-ка, где Заки лежит?

– В крайней юрте, рядом с Ултараком, – махнул рукой Атымтай. – Только вы не уезжайте, Ереке, пока на нашей свадьбе не погостите. Обещаете?

Ерофей кивнул поспешно, и заковылял прочь. Лишь бы не смотреть в глаза парню.

Завернул за кибитку, споткнулся, чуть не упал. Рядом блеяли бараны.

Остановился отдышаться. Постоял, пошел дальше.

Добрался до кибитки, где лежал Заки. Вошел.

Тайных дел искусник уже вполне оправился от ран. Сидел за низким круглым столиком, писал на бумаге. Кибитку слабо освещал легкий огонек в очаге.

Увидел Заки гостя, свернул письмо, убрал подальше.

– Чего явился, северянин?

Ерофей уселся за столик, подогнул ноги под себя. Выложил шкатулку.

– Тут такое дело, Заки. Завтра нам с татями биться. Скорее всего, ляжем здесь все костьми.

Заки кивнул.

– Очень может быть.

– А раз так, то я не смогу просьбу одного человека выполнить. Он перед смертью с меня слово взял.

– Какую просьбу? – спросил Заки, глянув на шкатулку.

– Доставить сию вещицу в Чач-град, его дочери. Это купец был, я его караван охранял. Не доглядел, вот он и помер.

– Понятно, и что дальше?

– Ну как. Ты же тоже в Чач-град собирался. Помнишь, говорили как-то? Забери шкатулку с собой, отдай кому нужно.

Заки поднял брови.

– А почему сам не отдашь?

Ерофей покачал головой.

– Как я отдам? Завтра бой, мне голову снесут. А ты человек ловкий, как погляжу. Наверняка уцелеешь. Вот и прошу тебя.

Усмехнулся Заки.

– С чего взял, что я выживу? Может быть, это я погибну, а ты жив останешься?

– Я тебя видел в деле. Аки тень, проскользнешь. Нет, уж коли кто и выживет, только ты.

Заки продолжал улыбаться. А потом усмешка погасла, спросил тихо:

– Давно ли ты похоронил себя заживо, северянин? Что так помереть торопишься?

Ерофей ответил, чуть помедлив:

– Я мертв с тех пор, как семью потерял. А после Кармыса и Сасыкбая и вовсе жить не охота.

Поглядели друг другу в глаза, помолчали. Кивнул Заки, опустил взгляд, задумался. Лоб наморщил.

– Твоя вера в меня похвальна. Однако всяко бывает. Если я завтра помру, а ты жив-здоров будешь, отдай это письмо советнику хакима Чача Макуд-беку.

И вынул письмо обратно на столик.

– Хорошо, – согласился Ерофей. – А ежели ты уцелеешь, отдай шкатулку дочери купца Рузи.

– Договорились, – кивнул Заки. – Открой шкатулку, дай взглянуть, чего там.

– Зачем? – удивился Ерофей, – Какая тебе разница?

– А затем, северянин. Мало ли что внутри. Вдруг мне за нее кожу сдерут. Не боись, я тебе письмо тоже дам почитать.

Пожал плечами Ерофей. Повертел шкатулку. Внутри гремели и перекатывались камешки. Драгоценные, видать. Недаром их купец полжизни собирал.

Ключа не было. Вытащил московит кинжал, повертел в замке. Хрустнул металлом, взломал. Поднял крышечку.

И в самом деле, камешки драгоценные, золотые серьги да колечки. Полна шкатулка. Немалое богатство.

– Ого, – Заки потрогал камешки. – Твой купец богатый человек был. А это что за письма?

На дне, под богатствами, лежали бумаги. Достал их Ерофей, перебрал. Пробормотал:

– Видать, переписка по торговым делам. Письмо от банковского дома Сальвиати из Венеции, донесение от помощника из Герата на незнамом языке, записка от новгородского купца. А это что? Письмо от окольничего Лихноводова! Откуда оно здесь?

Развернул бумагу, прочитал. Не поверил тому, что написано. Отставил в сторону, протер глаза. Снова прочел.

В груди сперло, дышать невозможно стало. Захрипел Ерофей. Буквы расплывались перед глазами.

– Ты чего, северянин? – спросил Заки. – Что там, в письме?

Посмотрел на него Ерофей, как впервые увидел. Схватил за ворот, встряхнул. Закричал, что есть силы:

– Сын мой жив! Жив остался! В Москве меня ждет.

Глава 16. Схватка

Когда Ерофей вышел от Заки, не сразу понял, где очутился.

Утро настало. Солнце еще не показалось. Только небо на краю степи посветлело.

Аул уже начал просыпаться. Около кибитки напротив две женщины развели костер, готовили завтрак.

Мимо прошла старуха с торбой на спине.

Тряхнул Ерофей головой, опомнился. Пошел к солнцу, ибо на месте не устоял.

Жив остался сынишка, жив Саввушка. А ведь как истово сокрушался Лихноводов, как убивался. Уверял, пес шелудивый, в смерти мальчонки. И ведь проведать нельзя было, упокоенных от мора не разрешают смотреть.

Остановился Ерофей. Потому как на Серке наткнулся.

– Ты куда подевался? – спросил батыр. Под глазами темень, скулы заострились, усы опустились. Опять не спал. – Мы хотим откочевать по течению реки. Скот пустить в одну сторону, самим в другую уйти. Тут уже не до овец, людей бы спасти.

– Сын у меня отыскался, – ответил Ерофей. Обнял батыра, снял с него шлем, поворошил волосы. – Понимаешь, Серке, сын! Он в царстве Московском остался. Выжил, оказывается!

Серке открыл рот.

– Вот оно как складывается. Поздравляю, Ереке! Тебе теперь помирать никак нельзя, получается?!

– Ну конечно. И это, не надо никуда убегать. У меня пороха навалом осталось. Устроим супостату хлопушки гибельные, я знаю, как надо делать. А еще огненную западню соорудим. Разом всех положим.

Заморгал Серке усиленно, вдумывался в слова услышанные. А как сообразил, заулыбался. Кончики усов вверх пошли.

– А ведь и вправду, дело говоришь, Ереке. Может сработать. Что ж ты раньше молчал, тихоня?

– Раньше у меня сына не было. А сейчас опять появился.

Потащил Серке московита за собой, пороховые шумихи делать. Шел Ерофей по аулу, да с Марфой говорил потихоньку. Только губы шевелились.

"Ты уж прости меня, голубушка. Не скоро теперь увидимся. Поеду я скоро на сторону родимую, сына забирать".

И улыбался тонко-тонко. Совсем забыл, как сие делается.

В кибитке, где ночевал, принялся за изготовление пламенных забав. Серке под ногами путался, поэтому отправил батыра куда подальше. Насыпал пороху положенной меры, камешки да гвозди приготовил. Уложил потихоньку в глиняные горшки, принесенные старушкой.

– Когда вернешь-то посудины? – поинтересовалась бабка. – После драки вашей?

Посмотрел на нее Ерофей, вздохнул прегрустно, постарался сдержать улыбку.

– Да, – и кивнул. – После боя приходи.

– Вот еще, – проворчала старушка, уходя. – Тебе надо, ты и приноси обратно. И смотри, не забудь. Я за посуду купцу целого ягненка отдала.

Закупорил горшки накрепко, только запальные веревы оставил. В масле жгуты извалял, должны теперь тлеть неугасимо. Вышел из кибитки с охапкой метательных бомб.

Постонал чуток, легонько так. Все-таки ребра и спина болели жестокосердно. Ногу подволакивал. Голова гудела.

Неподалеку Серке с приятелями сидели. Разложили оружие и доспехи. Готовились.

Подошел к ним Ерофей. Выложил горшки на траву. Пять снарядов зажигательных получилось.

Осмотрели соратники хлопушки. Только Тауман в стороне остался. Обгладывал кость баранью.

– Эти штуки и впрямь кучу врагов положат? – усомнился Атымтай. – Больно маленькие.

– Если удачно попадут, нам вообще работы не останется, – заверил Заки. – Я их видел в деле, в Стамбуле. Хорошую штуку придумал, Ереке. Чего это я и сам забыл о бомбах?

– Тут в другом затруднение, – ответил Ерофей. – Как их послать неприятелю? Обычно для этого бомбарды наличествуют. Или катапульты.

– Тауман забросит, – решил Серке. – Ну-ка, пойдем, дружище. Посмотрим, докуда достанешь.

Оторвал недовольно заворчавшего великана от трапезы, повел камни кидать. Ерофей с ними.

Вышли за ограду.

– Вон там и там заросли возвели, видите? – ткнул пальцем батыр. – Широким кольцом уложили. Кусты, щепы, трут. Бараний жир добавили. Стрелами поджигать будем.

Кивнул Ерофей.

– Добро.

Тауман поднял булыжник, весом равный горшку с порохом. С ревом швырнул в степь.

Вышло неплохо. Как раз в центре огненной засады.

– Подходяще, – опять согласился московит.

Вернулись к товарищам. Тауман вперед убежал, яства успеть доесть. Когда подошли, Серке заметил:

– Тауман, ты бы оружие почистил, что ли. Одно на уме, как бы пожрать.

Великан отмахнулся.

Рядом стоял Ултарак, покачал головой. Наклонился, принюхался.

– Эй, малыш, ты чего тут уплетаешь за обе щеки? Это мясо со вчерашнего дня на открытом воздухе стоит, испортилось вроде.

– Ничего не испортилось, – пробурчал Тауман. – Отличное мясо.

Ултарак махнул, подошел к Серке. Спросил, куда скот прятать.

– Не знаю, это уж вы сами решайте, – ответил батыр. – И не мешайте, дайте подготовиться к бою.

Взял меч, принялся затачивать острие.

А Ерофею вдруг туго на сердце стало. Давно с ним такого не было.

Обернулся, посмотрел на друзей. Серке с Ултараком разговаривал, руками чертил в воздухе линии. Видно, план боя разъяснял.

Тауман кумыс из бурдюка пил, молочная струйка текла по подбородку. Заметил взгляд московита, подмигнул.

Беррен саблю затачивал, и без того острую до нельзя. Заки спиной сидел, кинжалы метательные по карманам совал, арбалетные болты рядом кучкой лежали.

Атымтай в сторонку отошел. Гайни к нему пришла. Взял девушку за руку, горячую речь произносил. В любви вечной признавался, конечно же. Поодаль отец девицы стоял, угрюмый, но сдержанный. Ждал, пока доча с любимым попрощается.

Запершило в горле чего-то. По спине холодок пробежал. Удастся ли супостата погромить сегодня? Или одолеют защитников? Лягут все эти достойные люди в землицу, кровушкой ее напоив.

Давно уж не боялся ничего Ерофей. Все нипочем было, потому как смерти жаждал. А вот теперь, когда Савва обнаружился, трепетало сердце. Жаль помирать, сына не повидав.

Подошел к Каурке, прижался к теплому лошадиному лбу. Спросил шепотом:

– Скажи, милая, чем окончится сеча? Победим али проиграем?

Верная подруга молчала, даже ушами прясть перестала.

И вдруг замычал Беррен громко.

Обернулся Ерофей.

Воин стоял, мечом в степь указывал.

Там из-за гряды холмов всадники показались.

Много, ох, много. Кажется, всю степь заполонили.

Началось.

Закричали в ауле, забегали.

В доспехи Ерофей уже успел облачиться. Только шлем остался к седлу приторочен. Протянул руку, взял его из седельной сумы. Надел на голову.

Глянул в степь.

Разбойники быстро приближались.

Ерофей бердыш за спину закинул, в правую руку пищаль взял.

Сумка с зарядами на поясе висела, да толку, пороху на два выстрела осталось.

Взял обеих лошадей за уздцы в левую руку, пошел к проходу.

Навстречу женщины бежали, назад, вглубь аула.

Серке, наоборот, обогнал, вперед ушел. Рядом сутулые старики поспевают.

Шел Ерофей и губами шевелил.

Тихонько так.

"Обращаюсь, к тебе, Создатель сего мира. Давно уж не разговаривал я с тобой. А сегодня говорю, ибо готов вернуться к тебе. Я грешником был, людей калечил и убивал, друзей предавал и ради злата бросал. Из-за грехов своих потерял семью. А вот теперь вновь обрел сына, и снова ты его забираешь. Ибо сегодня я могу положить живот свой здесь".

Беррен и Атымтай к проходу побежали. А Заки куда-то подевался.

Перестал Ерофей шептать. Громче заговорил:

– Но не могу я сейчас бросить этих людей, потому как дал слово защищать их. И слово мое – это то, что только и осталось у меня. И пожалуйста, Создатель, коли сегодня я здесь останусь и погибну, то пригляди, пожалуйста, за моим сыном.

Рядом Тауман протопал. Гигантская палица в правой руке, левой за живот держится. Горшки с порохом веревкой стянуты, на плече висят.

– И еще, Создатель, прошу, дай мне храбрости. Дай силы устоять перед натиском ворога, дай мужества погибнуть достойно с оружием в руках. Ибо для этого я был рожден и для этого прошел весь этот путь, – сказал Ерофей, подходя к вратам. – Потому как готов я погибнуть сегодня не просто так. Я готов погибнуть за то, что было хорошего и плохого в моей жизни, за то, что есть и за то, что будет после меня. И коли не увижу я завтра рассвета, да будет воля твоя на то, Создатель.

Подошел к выходу, проскользнул меж раздвинутых арб наружу. Лошадей внутри оставил.

Слышал Серке его молитву. Кивнул, меч на поясе поправил. Кошму постелил, тоже на колени опустился. Голову к земле опустил, молитву басурманскую читать начал, истово прося помощи у Аллаха. Никогда не думал, что батыр на Всевышнего уповает.

А когда закончил Серке молиться и поднялся, тати уж близко наехали. Остановились там, где стрелами не достанешь и огненного капкана не устроишь. Почти скрылись в клубах желтой пыли.

Кокжал выехал вперед. Доспехи делали его еще больше. Глыбой на коне сидел. На круглом лице окровавленная повязка. Крикнул:

– Как поживаете, друзья? – и рукой помахал.

Серке тоже вперед выдвинулся. Руки на пояс положил, ноги расставил. Крикнул в ответ:

– Чего тебе, пес?

Рассмеялся Кокжал.

– Смотрю, знатно подготовились к встрече гостей. Ну да ладно, так даже интереснее.

Серке стоял неподвижно.

– Эй, травоядные! – продолжал надрываться главарь. – Хотите задницы свои грязные спасти? Я вам поединок предлагаю. Выиграете, пощажу. Идите, куда пожелаете.

– Почему бы и нет? – ответил батыр.

Абдикен подошел к нему. Сказал свистящим шепотом:

– Нет ему веры. Обманет, вместилище шайтана.

– Ничего, – Серке пожал плечами. – Победа поднимет наш боевой дух, а их опустит.

– А если проиграем, да не дозволит этого Аллах? – настаивал Абдикен.

– Никто не собирается проигрывать. С чего ты взял?

Абдикен мотал головой.

– Нет, мы не можем так рисковать…

И тут спорщиков раздвинул Тауман. Прошел сквозь них, направился к бандитам. Палицу по привычке на плечо водрузил.

– Вернись, тупоголовый, – прошипел Абдикен.

Но Серке хлопнул старика по плечу.

– Не беспокойся, Абеке. Тауман скоро вернется.

Беспокойный старейшина умолк. И впрямь, кто с Тауманом сможет совладать?

Кокжал поднял руку с плетью.

– Ага, решились-таки. Хороший у вас боец. А вот наш воин.

Всадники за его спиной разъехались, уступили дорогу наезднику на белом коне.

Ерофей прищурился. Как такой замухрышка устоит против Таумана?

Разбойник был низенький и тощий. Даже в седле видно, что ростом не удался. В левой руке круглый щит, в правой кривая сабля. Лицо смуглое, бородатое. В общем, Тауману на закуску.

– Вот оно как, – заметил Абдикен, приглядевшись. – Ну, пусть будет по-вашему, да поможет ему Аллах.

Тауман повертел палицей.

Лиходей ударил коня пятками, взял с места в галоп. Помчался на великана.

Тауман приготовился выбить его из седла.

Да только не доехал немного супостат. Остановил коня, меч в ножны сунул, щит за спину закинул.

Сердце у Ерофея быстрее забилось. Серке кулаки сжал.

А у разбойника, откуда ни возьмись, в руках обрывок веревки появился. Положил в него чего-то, над головой завертел.

Это же праща!

– Берегись, – крикнул Ерофей.

Да поздно.

Тать руку вперед выкинул. Камень впился гиганту в голову, ударил прямо по лбу. Шлема он отродясь не носил.

Зарычал Тауман от боли. На глаза кровь потекла.

А коварный недруг уж второй камень закрутил.

Великан к противнику затопал. Да только тот коняшку тронул, вмиг в сторону отъехал. Еще успел и второй снаряд запустить. В плечо попал.

И началась игра в догонялки. Верткий лиходей неустанно пращой орудовал. Тауман пытался его догнать.

Скоро все лицо гиганта опухло и покрылось ссадинами от камней. А ловкого татя достать так и не удавалось.

Другие разбойники смеялись над громадным защитником, улюлюкали и саблями трясли. Аулчане молчали.

– Так он его до смерти загоняет, – проронил Абдикен.

Тауман перестал с ревом гоняться за противником. Постоял, не обращая внимания на насмешки врагов. Еще один камень стукнул по голове.

А потом великан развернулся и швырнул палицу. Почти не целясь. Огромная дубина пролетела, кувыркаясь, в воздухе. Ударила пращника в грудь и вырвала из седла.

Теперь зашумели старики в ауле.

– Это другое дело, – одобрил Абдикен.

Атымтай крикнул:

– Убей его, Тауман!

Гигант подошел к поверженному врагу, схватил за ворот, приподнял. Поднял кулак.

И вдруг повалился наземь. Скорчился, поджав ноги, руки к животу прижал.

– Чего это он? – недоумевал Серке. – Сзади кто подстрелил?

Тауман завопил. Лицо исказила гримаса боли.

– Нет, мясом порченым отравился, – сказал Ултарак. – Говорил же, не ешь.

И впрямь, великана сразила маленькая хворь в желудке. Его противник встал, не веря удаче. За грудь держался. Подошел, хрипя, к Тауману. Достал саблю с боку, замахнулся над беспомощным защитником.

– Разве так можно? – крикнул Атымтай. – Он же не может…

Прежде, чем юноша докончил, пращник уже опустил саблю.

Но ударить не успел.

Тауман, лежа, выбросил вверх громадную руку.

Схватил проворного недруга за горло.

Повернул с хрустом.

И разбойник разом обмяк, повалился на спину. Голова вывернута вбок.

– Молодец, какой молодец, – прошептал Атымтай.

Люди в ауле радостно закричали. Тати молчали.

Тауман встал на четвереньки, все еще морщась от боли. Попробовал выпрямиться, но не удержался, опустился на колени.

– Мы победили, – сказал Серке. – Теперь он должен нас отпустить…

Но не тут-то было.

Позади Таумана возник Кокжал. В руках палица великана. Широко замахнулся.

Никто не успел и слова вымолвить.

На миг боль отпустила исполина. Он слабо улыбнулся замершим на месте товарищам.

А затем на его голову опустилась собственная палица.

Здоровенный лысый череп Таумана раскололся на куски. Глаза вылетели из глазниц с брызгами крови. Лицо исказили кровавые разломы.

Великан грохнулся лицом вперед. В изуродованном черепе зияла огромная черная дыра.

– Наша взяла! – закричал Кокжал. Указал палицей на аул, махнул людям. – Чего стоите?! Вперед! Принесите головы этих паршивых выродков!

Разбойничья масса за его спиной заворочалась, пришла в движение. Лиходеи задрали вверх копья и сабли, пронзительно завизжали. А потом в едином порыве бросили коней в атаку на стойбище Абдикена.

Глава 17. Битва

Завидев, что произошло, Серке с товарищами укрылись за оградой.

Ерофей поглядел на степь. Сраженного Таумана закрыли от взгляда скачущие тати.

Жаль добродушного обжору-великана. Только зело не вовремя погиб. Кто теперь бомбы швырять будет?

Переглянулся Ерофей с Серке. Крикнул:

– Ничего не поделаешь! Когда у ограды будут, швырнем.

Батыр кивнул и поглядел на всадников, что накатывались мощной темной волной, грохоча копытами коней. Поднял лук с горящей стрелой. Пустил в сухую траву.

Чтобы подпалить ловушку, значит.

Атымтай и Беррен выстрелили вслед за ним.

Ерофей потащил зажигательные горшки к арбе у входа.

Глянул еще раз, что там, снаружи.

Огонь поначалу не сильно разгорелся. Не видно поджога, только воинственные разбойники верхом на конях. В аул полетели стрелы. Много. Старики, кого задело, вскрикивали, за раны хватались.

А потом пламя взметнулось стеной.

Хороший капкан получился.

Трава кольцом вспыхнула, зажала татей.

Эх, сейчас бы туда гранаты кинуть, в растерянную толпу. Разметают ведь горящие заросли сейчас, разбегутся. Весь смысл ловушки попусту пропадает.

Да только далеко они еще от ограды. Только Тауман бы докинул.

И тогда Ерофей решился.

Гаркнул:

– Отодвинь телегу!

Схватил горшки, побежал к Сивке, припадая на ногу.

Серке поднял оставшиеся снаряды, бросился к Журдеке.

Атымтай схватился за арбу на проходе. Потянул в сторону. Старики, что рядом стояли, помогали юноше.

Ерофей и Серке вылетели из аула. Поскакали навстречу татям.

Попавшие в огненную ловушку лиходеи их не заметили.

Подобрался Ерофей поближе, подпалил веревы, швырнул подарки. Один за другим.

Серке рядом стоял, тоже кидал.

– Эй, смотрите, кто здесь! – закричал один из лиходеев. – Лови их.

Замешкался чуток батыр, последний сосуд уронил оземь. А шнур уже успел поджечь.

– Уходим, – закричал Ерофей, разворачивая Сивку.

Серке не заставил себя ждать.

Помчались обратно. Позади ругались разбойники.

А потом грохнул взрыв. За ним другой, третий.

В спину дохнуло горячим воздухом. Сивка только уши поджала и помчалась стрелой.

Они во весь опор ворвались в аул. Атымтай со стариками споро телеги задвинули, загородили снову проход.

Обернулся Ерофей, посмотрел на дело рук своих.

На месте взрывов серел пороховой дым. Да еще от горящих кустов чадило черное облако.

Пригляделся Ерофей. Сквозь завесу виднелись горы кровавых тел, недвижные туши коней.

Оставшиеся ускакали назад, за полосу горящих зарослей.

– Неплохо мы их приложили, – усмехнулся московит. Слез с Сивки.

– Не меньше половины, – подтвердил Абдикен. Он рядом оказался.

Отвел Ерофей лошадку подальше, чтоб случайная стрела не задела. Когда возвращался к тыну, заслышал топот копыт. Ускорил шаг.

Лиходеи оправились после взрывов. И всем скопом скакали обратно на аул.

Почти добрались до ворот.

Ерофей установил пищаль, нацелил на передних всадников.

Гул все громче. Бандиты надвигались сплошной конной лавой. Никаких луков, только сабли и копья.

Впереди Кокжал, на лысой голове грязная повязка. Скалится, демон жестокосердный.

Выстрелил Ерофей. Тать рядом с Кокжалом запнулся, слетел с коня. Исчез под копытами.

А затем поток конников обрушился на ограду.

Передние повисли на кольях, сплющились о телеги. Но задачу свою выполнили. Вырвали тыны, раскидали повозки. И следом за ними в аул прорвались другие.

Не удержались, понеслись дальше, вглубь поселения.

Отложил Ерофей пищаль в сторону. Аккуратно так, авось еще пригодится. Взял бердыш обеими руками, сжал покрепче. Боль в теле улетучилась. Голова ясная, мысли четкие.

Пошел навстречу лиходеям.

Несколько поскакали к нему.

Коню переднего всадника московит подрубил ноги. Одним широким ударом, почти без замаха. Разбойник полетел на землю вместе с ржущим конем.

Увернулся от сабли другого. Ткнул в ответ острым концом секиры, распорол ворогу лицо.

С третьим пришлось повозиться.

Ловок оказался, поганец. Сабля так и порхала в руках.

Насилу отбился.

Ултарак, родич Абдикена, помог. Огрел изворотливого налетчика дубиной по спине. А Ерофей бердышом в бок добавил. Застонал тать, из седла вывалился.

Тут же мимо пролетел четвертый лиходей, походя ткнул деда копьем по спине. Ултарак повалился на землю лицом вниз. А злыдень уж дальше умчался. Не успел Ерофей его достать.

Поглядел он, как старик кончается, да закричал во весь голос.

Основные силы татей около ворот скопились.

Побежал он к ним, размахивая секирой.

Сбоку, из глубин аула, выскочил Беррен. В руках две сабли. Шлем раскололся от удара, набок соскользнул. Щека в крови. И тоже помчался к супостатам, по дороге расправляясь с отдельными всадниками.