Джура

скачать книгу бесплатно


– Прыгай в реку… Белая кобыла у коновязи, крайняя с востока…

Хамид порылся в складках пояса и спокойно вынул оттуда аккуратно сложенную газету. Медленно развернув ее, он достал вчетверо сложенную бумажку.

– Читай, начальник, – произнес он, протягивая ее юноше.

Взяв бумажку свободной рукой и быстро пробежав глазами написанное, Ивашко с возмущением сказал:

– Не верю! Фальшивое… Идем выясним…

– Приехал сам товарищ Максимов, Тысячеглазый! – услышал Юрий. Рядом с ним стоял Рахим, юный помощник Абдуллы. – Вот! – Улыбаясь, он показал на дверь.

Возле чайханы на породистой гнедой лошади сидел стройный, но уже немолодой человек в форме войск ГПУ.

Юрий Ивашко сделал шаг к двери, с сомнением посмотрел на Хамида и сказал:

– Пойдем вместе.

Хамид быстро вышел из чайханы. Остальные вслед за ним поспешили наружу и плотным кольцом окружили Максимова. Максимов приветливо здоровался с собравшимися. Большинство из них он знал по имени и спрашивал о делах, вызывая удивление своей осведомленностью.

– Вот курбаши Хамид здесь, – взволнованно сказал ему Ивашко.

– Знаю. А разве вы не видели его документы?

– Видел, но сомневался… – растерянно ответил юноша.

– А вы не сомневайтесь. Сомнения недостаточно, чтобы хвататься за наган. А вы любите стрелять… Мне это известно. Вы были в Алайской долине много дней. Почему же вы предварительно не заехали ко мне, не зашли в райком партии?

– Не было времени, да и ехали мы другой дорогой…

– Я знаю, но это не меняет дела, – прервал его Максимов. – Зайдите ко мне через час.

Возле чайханы на породистой гнедой лошади сидел стройный, но уже немолодой человек в форме войск ГПУ.

Рахим стоял перед всадником, держа лошадь под уздцы. Неожиданно она попятилась назад, раздвигая толпу, и потащила за собой мальчика, не выпускавшего повод из рук. Максимов, освобождая повод, успел шепотом перекинуться несколькими словами с Рахимом. Мальчик скрылся.

– Товарищи, – обратился Максимов к толпе, – курбаши Хамид разоружил всех своих джигитов и сдался нам. Он помог нам кое в чем. Мы обещали ему свободу и сдержали свое обещание: он волен ехать куда хочет. Я выдал ему удостоверение. Если Хамид хочет жить мирной жизнью дехканина, пусть живет. Умный человек не споткнется дважды об один и тот же камень.

– Ловите белую, ловите белую! – донесся пронзительный мальчишеский голос от коновязи.

И все увидели белую лошадь, возле которой, неумело хватаясь за повод и еще больше пугая ее, кружился Рахим.

– Чья белая кобыла, чья кобыла? Отвязалась! Лови! – послышались голоса в толпе.

Хозяин лошади не находился.

– Лови! – кричал Абдулла. – Хватай за повод! Упустишь – скандал будет. Скажут, чайхана виновата!

Мальчик поймал лошадь и повел к коновязи.

– Почтенные, смотрите, – крикнул кто-то из толпы, – чей-то курджум упал в реку! Вон плывет!

Мешок из красной шерсти быстро плыл по течению, постепенно погружаясь в воду. Рахим мгновенно прыгнул в реку, стараясь догнать курджум. Послышались веселые возгласы, советы. Несколько всадников поскакали по берегу на помощь мальчику. Рахим поймал курджум и, схватившись за конец аркана, брошенного одним из верховых, выбрался на берег под крики одобрения.

– Хозяин! Кто хозяин? Где счастливец? – спрашивали друг друга в толпе.

Но хозяин не откликался. Большинство предлагало вскрыть курджум. Абдулла, получив согласие Максимова, перерезал шерстяную петлю, на которой висел замок. Все столпились вокруг, забыв о жаре.

В одном кармане переметной сумы был Коран, шкатулка, запертая на ключ, женское покрывало, патроны к браунингу и мешок с золотым песком. Абдулла немедленно его спрятал.

В другой половине были лепешки, завязанные в платок, женский халат, небольшие кожаные ичиги, три пачки денег тысяч на двенадцать, кусок вареной баранины, неполная бутылка с коньяком и десять янтарных мундштуков. Абдулла, понимавший в них толк, сразу поднес к глазу один из них и в светлом глазке увидел изображение обнаженной женщины.

– Кашгарский, – сказал он.

Максимов приказал ординарцу немедленно все отнести к нему в райотдел.

Рахим побежал в чайхану переодеваться.

– Почтенные, – сказал Максимов, – очевидно, хозяин белой кобылы, отказавшись от лошади, побоялся, что курджум может его выдать. Он решил отделаться от улик, сбросив его из чайханы в реку. Но мы, конечно, найдем хозяина.

К чайхане подходили все новые и новые люди.

– Слушайте! – громко сказал Максимов. – Пусть здесь запомнят все: кто обидит моего друга Хамида – обидит меня самого, кто тронет кого-нибудь из его семьи – будет иметь дело со мной. – Голос Максимова звучал властно, а в глазах светилась легкая насмешка.

– Хамид, скажи нам: ты не видел в чайхане никого из бывших единомышленников?

– Нет, – твердо ответил Хамид, – нет!

Оспенные шрамы на его лице побагровели. Он с нескрываемым ужасом смотрел в немигающие глаза Максимова. Он думал о том, что только Максимову мог прийти в голову этот дьявольский план – публично почтить его, бывшего курбаши, своей дружбой. Максимов слишком хорошо все понимает, чтобы сделать это случайно или по неведению. Начальник несколькими словами о своем друге Хамиде порвал все связи, еще сохранившиеся у Хамида с басмачами. Друзья Максимова – дехкане и рабочие – не признают Хамида своим: недобрую память оставил он в тех кишлаках, где побывал со своими джигитами. Да ведь и он не считает единомышленников Максимова своими. Сдался он потому, что невозможно стало воевать. Отряд тает с каждым днем – никто не идет в басмачи. Да кроме того…

Максимов прервал невеселые мысли Хамида.

– Прими по-дружески, – сказал он, доставая из седельной сумки шелковый халат и протягивая его Хамиду.

«Вот для меня и совсем закрыта дорога назад, – подумал Хамид, с поклоном принимая халат и прижимая его ко лбу и сердцу. – Лукав и могуществен „человек, который везде…“».

Хамид, не медля ни минуты, надел подаренный халат. Теперь этот халат предохранит его от выстрелов со стороны советских людей, но привлечет все пули его бывших единомышленников.

– Спасибо! Твой должник и верный раб.

Хамид обвел взглядом толпу. Одни смотрели на него подозрительно, большинство – с ненавистью, немногие сочувственно улыбались.

После отъезда Максимова чайхана сразу наполнилась людьми. Происшествие горячо обсуждалось.

Хамид сидел в глубокой задумчивости. Он снова и снова думал о том, что Максимов отрезал ему путь к спокойной жизни. Теперь никто из друзей не поверит, что это не измена, а уловка. А его друзья? Это люди, с которыми он грабил и убивал, вместе спасал свою шкуру. По-видимому, и сейчас тот человек, который предлагал белую кобылу, сидит где-нибудь здесь, за его спиной, с пистолетом в кармане. «Мы все служим Черному Имаму. Он беспощаден. Но зачем ему жизнь Хамида, который оказался достойным правой веры и при допросе почти ничего не сказал Максимову? Если бы начальник хоть немного знал о Черном Имаме, не бывать Хамиду на свободе. А вдруг Максимов знает и о Черном Имаме? Кто может сказать, что знает или не знает Тысячеглазый!»

– Эй, Хамид! – донесся голос с площади.

Народ расступился, давая дорогу бывшему курбаши. Перед входом в чайхану ординарец Максимова держал в поводу черного коня.

– Бегунчик! – позвал его Хамид. Конь оглянулся, поднял голову и громко заржал.

«Мое седло, уздечка, курджум и… даже моя нагайка. Обо всем подумал начальник…» – мысленно отметил Хамид, не зная, радоваться ему или печалиться.

Хамид, не слушая поздравлений, быстро подошел к коню. Он попробовал подпругу, вскочил в седло и, свистнув, поскакал из кишлака. Вскоре он услышал зов и, оглянувшись, увидел за собой всадника. Хамид осадил разгоряченного коня.

– Начальник приказал передать тебе этот револьвер, патроны, – сказал ординарец Максимова, – и предупредить: «Берегись мести Черного Имама».

V

Ивашко, войдя к Максимову, заметил, что тот отложил в сторону толстую потрепанную книгу.

– Курите? – Максимов раскрыл портсигар.

Юрий не курил и потому отрицательно покачал головой. Он передал Максимову документы и с любопытством оглядел комнату. На чисто выбеленных стенах висели карты. Узкая кровать, на стене – охотничье ружье. Возле кровати – небольшой коврик. В углу – шкаф со стеклянными дверцами, завешанными изнутри бумагой. Несгораемый ящик, полки с книгами. В углу на табурете – таз и кувшин с водой. За открытой внутрь ставней поблескивал карабин. Чувствовалось, что в комнате живет военный.

Максимов просматривал документы. Его продолговатое, темное от загара лицо с узким орлиным носом, немигающими карими глазами и тонкими, плотно сжатыми губами напоминало Юрию лица упорных и бесстрашных путешественников-исследователей. Внимание привлек шрам, который был ясно виден под левым ухом Максимова. Максимов отодвинул документы на край стола.

– Все это мне уже известно, – сказал он сдержанно.

– В чем же я провинился? – спросил юноша.

– Слушайте меня внимательно. Вы в кишлаке Чак остановились у малоимущего Асана и к вечеру, покинув его кибитку, перебрались в кибитку бая Туюкчи. Было это?

– Да. Но у Асана было грязно, а Туюкчи пригласил нас к себе в просторную, чистую кибитку.

– Вы, во-первых, нарушили святой обычай гостеприимства и кровно оскорбили бедняка Асана, а кроме того, бай Туюкчи у вас украл половину продуктов и навел на ваш след басмачей Хамида. В глазах всех местных жителей вы «потеряли лицо». Во-вторых, вы оставили кибитку бедняка ради кибитки бая – это непростительная политическая ошибка. Вы зарекомендовали себя людьми, «едящими из рук богачей». Так о вас говорят.

– Я никогда не думал… Я не знал, не предполагал, что это так серьезно.

– Вот поэтому вы и должны были перед поездкой в горы зайти ко мне. С Никоновым я еще поговорю. Если бы вы зашли, многого не случилось бы. А самая главная ваша вина – потеря бдительности: ведь результаты вашей работы попали в руки басмачей. Счастье, что те, кто охраняет спокойствие наших границ, вовремя пришли к вам на помощь.

– Пограничники? А почему мы не видели их?

– Вы многого еще не видите и не знаете! А надо быть более осведомленным и внимательным, если вы собираетесь работать в памирских горах, где борьба с бандами Ибрагим-бека и другими продолжалась до весны тысяча девятьсот двадцать шестого года. Очень плохо то, – продолжал Максимов после некоторого молчания, – что вы не умеете обращаться с оружием.

– Что вы! – искренне возмутился Ивашко. – У нас не было ни одного несчастного случая с оружием. Это может подтвердить Попов, начальник нашей золоторазведочной группы. Он задержался в Ташкенте и должен со дня на день приехать.

– Почему-то считается, – задумчиво говорил Максимов, – что уметь обращаться с оружием – это значит держать оружие в незаряженном состоянии, а носить его так, чтобы оно производило как можно больше впечатления. Вам льстит воинственный вид. Уметь обращаться с оружием, молодой человек, – значит выстрелить не позже одной секунды после того, как вы решили стрелять. Но стрелять отнюдь не в воздух, как, например, вы стреляли в урочище Ак-Байтал.

– Я выстрелил вверх, чтобы привлечь внимание киргизов, находившихся в глубокой лощине. Моя лошадь устала, и я…

– Я обо всем осведомлен. Кто посоветовал вам купить по казенной цене барана у этих киргизов, возвратившихся на родину из Кашгарии, куда они бежали еще в тысяча девятьсот шестнадцатом году?

– Туюкчи.

– Бай Туюкчи вас спровоцировал.

Юноша смутился и старался исправить положение:

– Я помог этим киргизам лекарствами из нашей аптечки, а одного, со сломанной ногой, мы на своих лошадях отправили в больницу в Уч-Курган. Мы читали в кишлаках газеты и рассказывали о колхозах и совхозах, о кино и радио.

– Все знаю. Но этот ваш выстрел в воздух прокатился по всем горам Памира, по Сарыколу и Тянь-Шаню и уже, наверно, пересек Кашгарию и пустыню Гоби. Когда поедете в Алайскую долину, то уплатите полную рыночную стоимость за барана. Надо понимать обстановку и быть тактичнее. Необходимо изучать обычаи народа.

– Я понимаю… – пытался вставить Юрий, краснея до корней волос.

– Пока вы ничего не понимаете… Нельзя выливать остатки недопитого кумыса в костер. Ведь хозяин пока еще верит, что кобыла после этого не будет давать молоко. Но кое-кто сразу же использовал ваши промахи, стараясь истолковать их как неуважение к обычаям народа и этим восстановить против вас население горных кишлаков.

– Это сделал один из наших! Он знает, что нельзя дуть на кумыс и выплескивать остатки в костер, но именно так он решил бороться с предрассудками. Он утверждает, что задача каждого из нас – революционизировать быт далеких окраин.

– Только не так. Услужливый дурак опаснее врага! Борьба с врагами и так занимает у нас массу времени. Врагами пущен слух, якобы всех колхозников заставят спать под одним одеялом. Эта явная чушь, а приходится тратить время и разъяснять, что этого никогда не будет. Впрочем, это только начало борьбы, и надо не давать врагам своим неумным поведением козырей в руки! Этот край богат. Простые жители в Дараут-Кургане ловят ртуть на шкуры, опущенные в арыки, горцы Памира добывают ляпис-лазурь[7 - Ляпис-лазурь – лазурит, красивый синий минерал, ценный поделочный камень. В прежнее время из него изготовляли краску ультрамарин.], которую, по преданиям, вывозили еще египетские фараоны. В горах, говорят, находятся рубиновые копи царя Соломона. – Максимов взглянул на юношу и, улыбнувшись, отвел глаза. – Я могу заранее предсказать, что вы полюбите этот народ, но прежде его надо узнать. Многие богатства края открыты благодаря тому, что помогли местные жители.

Максимов встал и, дымя папиросой, начал ходить из угла в угол. Лицо его потеряло суровость, и он так понимающе улыбнулся Юрию, что у того мгновенно исчезло чувство досады и смятения. Он за одну эту улыбку, будившую в нем уверенность в своих силах, готов был многое сделать для Максимова. Сейчас юноша внимательно слушал его простые слова. Он был благодарен за доверие и дружеское расположение, за то, что этот занятой человек тратит на него, молодого геолога, так много драгоценного времени.

– И вот, – продолжал Максимов, – мы, большевики, должны за несколько лет переделать то, что веками укоренялось в сознании народов Средней Азии как оправдание векового угнетения и произвола. Об этом угнетении таджики говорят так: «Судьба разбила камнем сосуд надежд, и исторгнутые из сердца вопли и крики пронеслись над этой горной страной». Вот почему каждый советский человек, едущий по своим делам в горы, должен действовать так, будто его специально командировали укреплять советскую власть на местах. Здесь прекрасный народ. В трудный момент вам всегда помогут местные дехкане, лишь бы только они увидели в вас настоящих советских людей. Отборная гвардия из национальных добровольческих формирований помогает нам бороться в пограничной зоне с басмачами. Джигиты добровольческих отрядов одеты в халаты, вооружение у них разнокалиберное, но это наши, так сказать, альпийские войска. Они и вам помогут… в случае чего. – Максимов улыбнулся, но вдруг лицо его снова стало суровым: – Мы вам поможем подыскать проводника-переводчика получше Мурзая. Слухи о вас, конечно, будут самые чудовищные, но вы должны разоблачать клевету словом и делом. Откровенно говоря, я бы сейчас не пустил вас дальше Алайского хребта…

Увидев обиженное лицо Юрия, Максимов продолжал: – Вам надо научиться отлично обращаться с оружием и уметь скрывать его. Ваша голова уже оценена.

– Моя? Кому она нужна?

– Тем, кто уже давно стремится овладеть Памиром и, во всяком случае, не допустить его советизации, воспрепятствовать разработке недр, помешать постройке автомобильной дороги Ош-Хорог. Вашу голову оценили в английских фунтах стерлингов, молодой человек!

– Но ведь мы с Англией в нормальных отношениях!

– Именно так. Королевская Англия была в еще более нормальных отношениях с царской Россией, но, как известно, поцелуи, которыми обменивались цари, короли и президенты, не предотвратили ни одной войны между ними.

Максимов вынул из серебряного с золотой монограммой портсигара папиросу, прикурил от зажигалки и, не выпуская папиросы изо рта, сказал:

– Традиционная политика Англии заключалась в том, чтобы не позволять усиливаться России даже тогда, когда Англия была с царской Россией в наилучших, казалось бы, отношениях. Вы помните историю Отечественной войны двенадцатого года с Наполеоном?

– Конечно, помню! – поспешно отозвался Юрий, не сводя удивленного взгляда с Максимова. Он не понимал, какое это имеет отношение к их разговору.

– Значит, вы знаете о том, как Англия в период нашествия Наполеона организовала в Персии войну против России?… Да вы садитесь! Разговор только начинается.

Юрий покраснел, сел на стул, вытер ладонью вспотевший лоб и промолчал. Этого он не знал.

– А что вы знаете о действиях Англии в тысяча девятьсот четырнадцатом году, в начале войны, направленных на то, чтобы заставить Турцию, предлагавшую России нейтралитет, воевать с Россией на стороне кайзеровской Германии и таким образом ослабить военные силы России, заставить ее воевать на два фронта?

Максимов прошелся по комнате, присел на подоконник и, удерживая папиросу так, что она пряталась в полусогнутой ладони (старая привычка закрывать ночью огонек тлеющей папиросы), не спеша затянулся. Он молча ждал, что ответит юноша: найдется ли у него смелость сознаться в незнании или он начнет юлить и хитрить?

– Ничего этого я не знал, – твердо ответил Юрий. Максимов сочувственно кивнул головой и весело посмотрел на него.

– Ну, а что вы знаете из истории отношений царской России к народам Средней Азии?

– Не слишком много, – осторожно ответил Юрий. – Я кое-что читал. Перед отъездом, по дороге и здесь даже учил киргизский язык. Поехал в Алайскую долину, а там говорят по-узбекски. Пришлось переучиваться… Ну, что я знаю… Знаю о двояком влиянии культуры русского народа. Благодаря этому была запрещена торговля рабами в Бухаре. Общение с передовыми русскими людьми и прогрессивные идеи также сыграли свою роль. Даже на сельском хозяйстве Средней Азии сказалось: появился картофель, распространился овес, развилось пчеловодство, появилось тонкорунное овцеводство, улучшили сорта хлопка, географы и геологи обследовали горы… правда, весьма недостаточно. Ну, а с другой стороны, как известно, царской России было выгодно сохранять отсталость этой своей колонии. Ну, и летом тысяча девятьсот шестнадцатого года под влиянием двойного невыносимого гнета – царя и эмира – начались волнения, переросшие в восстание против двойной системы угнетения.

– Ну, а как вели себя при этом Турция и Англия? – воспользовавшись паузой, спросил Максимов.

– Не знаю! – сознался Юрий и виновато улыбнулся: вопросы Максимова подчеркивали его неграмотность.