Вслед за расколотой луной

От такой наглости Роланд лишился дара речи. Пока он собирался с мыслями, намереваясь поставить советницу на место, та взяла с подставки под портретом черный кованый ларец. Внутри на алом бархате лежал пергаментный свиток, запечатанный багровой печатью и опутанный сияющими нитями таким образом, будто его обернули в паутину.

– Настало время предъявить вам завещание Киннана III, – торжественно провозгласила леди Глэйм.

– Завещание?! Какое завещание? – Теперь изумление выказывал Гедеон. – Если оно действительно есть, почему я, первый министр королевства, ничего не знаю об этом?

– Могу предположить, что государь попросту не успел поставить вас в известность, – пояснила женщина. – Документ был составлен буквально за час до его кончины. Поблизости оказалась только я, и мне выпала честь озвучить последнюю волю его величества.

Гедеон недоверчиво хмыкнул, предчувствуя неприятности. Принц уловил настроение наставника и встревожился: он-то хорошо знал, что представляет собой его отец, и не сомневался в подтексте. Но услышанное повергло его в шок: король Киннан обязал сына выполнить одно условие – взять в жены снауландскую княжну Рианну. Лишь вступив с нею в брак, принц получал полное право занять престол.

– Рианну? – Повторил Роланд. – Вы, должно быть, шутите?

Пораженный не меньше своего воспитанника Гедеон взял у леди Глэйм пергамент и внимательно перечитал. То же действо повторили все присутствующие и подтвердили справедливость слов советницы.

– Господа, сударыня, – произнес первый министр, – прошу вас оставить нас. Мне кажется, будет лучше, если я поговорю с его высочеством наедине.

Просьбу выполнили охотно: благородные лорды растерялись от неожиданно свалившегося завещания, лишь леди Глэйм испытывала злую радость – мальчишка никогда не вызывал у нее симпатии, да еще собрался сделать главным советником безродного сироту, которого притащил с собой в столицу. Немыслимо! Унижение принца усладило душу женщины, как ложка меда стакан воды.

Оставшись с Гедеоном, Роланд выпустил на свободу свой гнев:

– Этого не может быть!!! Скажи, что мне все снится! Как отец посмел распоряжаться нашими судьбами – моей и Элли?! Неужели я должен последовать его нелепому указанию?!

– Увы, мой мальчик, – первый министр печально покачал седой головой.

– Но отец мертв! Разве не в моей власти отныне поступать так, как хочу я?

– Я понимаю твою ярость. Однако ты и сам знаешь: по дангарским обычаям последняя воля покойного священна и подлежит обязательному исполнению, а завещание, несомненно, написано рукой короля – его почерк я узнаю всегда. Но дело не только в нем. Документ запечатан магической печатью…

– И что?

– Она призвана контролировать неукоснительное выполнение всех пунктов завещания, в противном случае на твой род падет проклятие. Ее нельзя обмануть и невозможно сломать.

Роланд уронил голову на руки, в груди его бесновалась бессильная злость. Следовало ожидать: Киннан не был бы собой, если б не умудрился диктовать правила даже из гроба!

– А как же Элли? – Обреченно спросил принц.

– Ну, согласно документу, ты можешь жениться на леди Эллинет, но тогда вы оба будете изгнаны из королевства без права возвращения, причем путь в Дангар окажется заказан не только вам, но и вашим потомкам. Трон в этом случае перейдет к твоему кузену Лайнеллу из Рока.

– Что?! – Взревел Роланд, – Лайнеллу?! Да он же непроходимый болван! Лайнелл даже верблюдом не способен управлять, не то что королевством! Он просто-напросто погубит Дангар!

Советник беспомощно развел руками.

– Гедеон, тебе не кажется, что это слишком даже для отца?

– Ты прав. Но я думаю, что его целью было лишить тебя малейшей лазейки. Рианна и трон, либо любимая тобой леди Эллинет и изгнание плюс заведомое падение королевства…

– То есть при кажущемся наличии выбора на самом деле его у меня нет! – Подытожил, горько усмехаясь, принц. Элли неумолимо ускользала, а он ничего не мог предпринять, чтобы удержать любовь всей своей жизни.

– Есть еще кое-что, – осторожно добавил первый министр. – Насколько я понял, король рекомендовал будущей королеве в качестве фрейлины… как раз леди Эллинет. В благодарность за ее преданность короне…

Роланд бросил на Гедеона дикий взгляд и сорвался с трона. Идя к двери, он с ненавистью посмотрел на портрет и чуть не споткнулся: изображение опять скалилось – зловеще и с довольством! Принц моргнул: нет, показалось – ярость застилает взор, искажая суть вещей!

Он летел по коридорам, быстрее пущенной из лука стрелы.

– Где Виррейн?! – Рявкнул он в лицо первому попавшемуся прислужнику.

– Я точно не знаю, но, кажется, его милость на ристалище, – пролепетал парнишка, напуганный полубезумным взглядом принца.

Глава 3.

Все очень странно

Ристалищем дворцовая прислуга называла один из задних дворов, смотревших прямиком в горную стену с зеленой лавиной сада. Там королевские воины и стражники обычно тренировали свое мастерство. Именно этим сейчас занимался и Виррейн: когда принц ушел беседовать с членами Совета, юноша решил, что пара-тройка упражнений ему не повредит. К тому же таким образом можно было избежать нежеланных встреч с придворными вельможами, которых воспитанник Гедеона на дух не выносил.

Роланд нашел своего друга в момент, когда тот оттачивал навыки обращения с мечом и невольно притормозил, восхищаясь его ловкими четкими движениями.

Виррейн легко усваивал боевую науку: можно было подумать, что искусство владения оружием у него в крови – ему беспрекословно подчинялась любая сталь, будь то меч, кинжал, копье или топор. Вот и сейчас он весь словно растворился в выпадах и атаках, являя единство грации и силы. Виррейн ничего не замечал вокруг: ни своего наперсника, ни стайку дам, застывших на верхней галерее и взиравших на него с кокетливым восторгом.

Зато их заметил Роланд и усмехнулся: напрасно Вир полагает, будто он никому не интересен. Сам принц тоже прекрасно управлялся с оружием, однако Виррейн в этой области по праву считался настоящим виртуозом – он сделал бы честь любому королю и любой армии. Так что принц охотно уступал другу пальму боевого первенства.

Наконец Виррейн окончательно взмок и приостановил свою воинственную деятельность, в зону его внимания сразу же попал Роланд. Он отсалютовал принцу мечом, заметил зрительниц и отвесил им холодный церемонный поклон: дамы захлопали ресницами, заулыбались, однако ответной улыбки не дождались.

– Айсберги северных морей ничто, по сравнению со льдом твоего сердца, – цветисто высказался Роланд, приветствуя друга.

– Вероятно, так и есть, – ответил Виррейн, утирая рукавом лицо, и отвернулся, не желая углубляться в тему.

Загорелая кожа его влажно блестела от пота, черные пряди прилипли ко лбу, вискам и затылку. Синюю тунику сплошь покрывали темные пятна телесной влаги. Женщины на галерее не торопились расходиться, усиленно смотрели юноше в спину в тщетной надежде разжиться хотя бы одним взглядом, но Виррейн так и не обернулся.

– Боевой пыл в тебе не угас? – Спросил вдруг Роланд.

– Нет, думаю, еще на пару упражнений меня хватит, – криво улыбнулся Виррейн, понимая, куда клонит друг.

– Тогда защищайся! – Принц взял поднесенный слугой меч, примерился к рукояти и атаковал приятеля.

Лезвия схлестнулись, наполнив воздух звоном. Дамы жадно наблюдали за схваткой, пытаясь угадать, чья возьмет. Оба молодых воина выглядели великолепно – трудно было стать на сторону кого-то одного из них.

Воспитанник Гедеона удивился тому, как яростно набросился на него принц: точно внутри Роланда бушевал шторм, жаждавший топить корабли. Однако Виррейн отбросил рассуждения до поры, сосредоточившись на ходе боя и наслаждаясь напряжением в мускулах.

Через пару часов, когда солнце почти вплотную подкатилось к горизонту, оба приятеля свернули боевые действия.

– Благодарю, – отдышавшись, произнес Роланд и улыбнулся. – Мне надо было выпустить пар.

– Полагаю, что-то произошло в тронном зале, – проговорил Виррейн, принимая из рук слуги полотенце. – И кого, интересно, ты столь страстно желал разрубить на части? Искренне надеюсь, что твой царственный гнев направлен не на меня…

Роланд помрачнел:

– Мне нужен твой совет. Я ко многому был готов, но такого коварства не ожидал.

– Если дашь мне полчаса времени, я приведу себя в порядок и буду целиком и полностью к твоим услугам.

Принц согласно кивнул:

– Мне тоже не помешает переодеться. Жду тебя в своих покоях.

***

Очаровательные зрительницы, поняв, что бой не возобновится, покинули галерею. Все, кроме одной. Она с самого начала пряталась в тени, ибо не хотела попасться на глаза ни принцу, ни его другу. Леди Эллинет выступила на свет, едва действующие лица разошлись. По причине траура она облачилась в темно-фиолетовое платье с длинными прорезными рукавами, не скрывавшими ее тонких смуглых рук. Талию стягивал золоченый поясок. Прохладный шелк мягко струился по нагретой солнцем коже и дивно оттенял фиалковые глаза девушки. Ее длинные кудри оттенка какао, сильно разбавленного молоком, были собраны в высокий хвост и увенчаны золотой диадемой с розовыми опалами.

Элли задумчиво смотрела, как надвигаются сумерки: на юге переход от светлого времени суток к темному стремителен – не успеешь оглянуться, как ночь захватит мир, выпустив на небо птицу-луну.

Девушка знала о возвращении Роланда, однако пока так и не увиделась с ним. Сердце трепетало: она не сомневалась – не случись нечто непредвиденное, принц давно бы уже был у ее ворот. Что же произошло? Ответа Эллинет не знала, но предполагала: он не придется ей по душе…

Впрочем, леди Элли была рада увидеть возлюбленного хотя бы издали: кажется, за долгую разлуку он стал еще мужественней и краше…

Громкий говор водопадов беспардонно вмешивался во внутренний диалог, сбивая с мысли, да и потемнело весьма заметно. Эллинет предпочла спуститься вниз и двинуться домой: неприлично молодой девушке брести в сумерках в одиночестве, ну да ей не привыкать. К тому же родительское имение близко – всего в двух шагах от королевского замка.

Элли старалась прошмыгнуть к себе незаметно: если отчим заметит, что ее нет дома в столь поздний час, – не избежать головомойки!

Миновав широкий, вымощенный мрамором двор и обойдя давно заглохшие садовые фонтаны, девушка скользнула к черному ходу. Благо кухня опустела – кухарка и поваренок наверняка уже на полпути в царство снов. Эллинет неслышно прошла главный зал, поднялась по парадной лестнице, застланной узорным ковром. У комнаты, служившей спальней ее матери и отчиму, девушке пришлось помешкать: дверь была приоткрыта, и яркий свет вырывался в коридор, грозя обозначить припозднившуюся нарушительницу распорядка.

Эллинет заглянула в щелку между дверью и косяком и вздохнула: ну, естественно, картина та же – никаких новых деталей! Лорд Мэддог полулежа развалился в кресле и бокал за бокалом вливал вино в свою объемистую ненасытную утробу. Массивная золотая цепь с огромным рубином покачивалась от дыхания на его внушительной груди, плащ, откинутый на бок, свисал с подлокотника. Крупные губы хозяина поместья были влажными от вина, из-под черного с проседью курчавого локона катилась вниз капелька пота: лорд Мэддог вообще сильно потел, даже если просто сидел у очага и ничего больше не делал, – вероятно, по причине избытка плоти и обильных возлияний.

Напротив него с шитьем в руках пристроилась супруга – леди Флавия. Взглянув на мать, Эллинет ощутила печаль: она выглядела такой усталой в старом, местами полинявшем темно-зеленом платье и шапочке, расшитой жемчугом! Тем не менее, лицо все еще отличалось красотой, живой отклик которой читался в чертах ее дочери.

Элли не осуждала мать за выбор супруга: когда умер отец, леди Флавии пришлось столкнуться с рядом трудностей в виде дома, разваливающегося буквально на глазах, пустых закромов и крошки-дочери, которой кто-то должен был обеспечить маломальское приданое. В таких условиях особо привередничать не приходилось – поместью требовалась мужская рука, а дочери – отец. И Флавия приняла предложение соседа – лорда Мэддога. Не ее вина, что ожидания не оправдались…

Отчим не любил маленькую Элли, скорее – едва выносил ее присутствие, был невоздержан в еде и вине, и пустил по ветру остатки состояния, лишив падчерицу приданого вовсе. Впрочем, он полагал, что девчонку выручит ее очаровательная мордашка…

Эллинет уже собралась рискнуть и метнуться к себе, но замешкалась, услышав недовольные слова Мэддога:

– Я так и знал: из этой затеи ничего не выйдет! И что теперь? Тащить ее на своей шее до конца моих дней?

– Мэд! Ты не смеешь так говорить об Элли! – В глазах Флавии, фиалковых, как и у дочери, вспыхнул гнев.

– Отчего же? Мне ведь приходится содержать твою дочь! – Лорд Мэддог всегда делал упор на слове «твоя», подчеркивая, что он не имеет отношения к появлению Эллинет на свет и не обязан взваливать на себя ответственность за ее судьбу.

– Однако она не помешала тебе предложить мне руку!

– Да я просто рассчитывал, что быстро отделаюсь от падчерицы, – отмахнулся Мэддог, запивая слова вином. – Девчонка красива, что и говорить, вдруг да понадобится какому-нибудь богатому остолопу!

Взгляд леди Флавии выплеснул фиолетовую грозу.

– Мэд, побойся гнева Солнца! Ты ведь клялся мне беречь Элли, как родную, и обеспечить нам всем достойное будущее!

Лорд Мэддог поставил бокал на стол, утер губы рукой, звучно срыгнул и зло хихикнул, уставив на жену немигающие, желтые, как у рептилии, глаза:

– Ты же не настолько глупа, чтобы верить каждому слову? Но если хочешь услышать правду – слушай: я терпел твою ненаглядную доченьку лишь потому, что она могла принести выгоду! Королевский сын в зятьях – это ли не удача? Эллинет могла стать королевой! Ради такого я взвалил бы на себя бы еще парочку-другую нахлебников! Но теперь… – Нет! – Неожиданно выкрикнул Мэддог, сбив со стола поднос. Он врезался в каминную стенку, заставив леди Флавию вздрогнуть. Алая жидкость с пряным запахом тонкой струйкой вытекала на пол из опрокинутого бокала.

– Следовало ожидать: Киннан хитер – зачем ему невестка из обедневшего, позабытого всеми рода? Разумеется, он сосватал сыну заморскую княжну вместо оборванки! Иначе и быть не могло!

«Княжну?!» – Мысленно ахнула Эллинет и оперлась о стену, чтобы унять слабость в ногах.

– Мэд, это еще ничего не значит, – супруга старалась говорить ровно. – Роланд любит Элли и не захочет жениться на княжне Рианне.

– Очень даже значит, дорогая женушка, – осклабился Мэддог. Отсветы пламени разрисовали лицо золотисто-рыжими красками, сделав его похожим на маску огненного демона. – Это значит, что все планы разрушены! Не важно, чего хочет принц, его обяжут выполнить отцовскую волю. Он сочетается браком с княжной, а твоя дочь пойдет к ней фрейлиной!

– Нет! – Жестко возразила Флавия. – Я не позволю подвергнуть мою девочку такому издевательству! Эллинет не будет прислуживать новой королеве!

– Еще как будет! – Лорд Мэддог навис над супругой и сжал ее запястья с такой силой, что женщина вскрикнула. – Хоть какая-то польза от твоей дочери! Либо ты найдешь ей мужа, либо пусть идет королевской прислугой и сама зарабатывает себе на хлеб! Я больше не намерен тратить ни одной монеты на бесполезную девчонку!

Мэддог вернулся в кресло и крикнул слугу, требуя принести еще вина.

Никем не замеченная, Эллинет мышью пробралась в свою спальню и плашмя рухнула на кровать, в одночасье лишившись сил. Уткнув лицо в бархатистую ткань подушки, девушка горько рыдала.

***

Роланд широкими шагами мерил комнату от угла к углу в ожидании Виррейна. Он приказал подать ужин в свои покои и теперь то и дело посматривал на сервированный стол, уставленный фруктами, мясными и рыбными деликатесами, кувшинами с напитками.

– Ты похож на тигра, загнанного в клетку, – заметил друг, закрывая за собой дверь.

– Очень меткое сравнение, – согласился принц, указывая на стол.

Виррейн не заставил себя упрашивать и набросился на еду: видно, несколько часов упражнений под жарким солнцем Дангара не прошли даром, пробудив в нем зверский аппетит. Утолив голод, юноша обратил внимание, что наследник престола не притронулся к пище.

– Рол, что тебя гложет?

– Невозможность распоряжаться своей собственной судьбой, – Роланд присел на край ложа, которое предупредительные слуги уже успели подготовить для сна. – Боюсь, я не был готов к такому исходу.

– Значит, в тронном зале и впрямь что-то случилось, – констатировал Виррейн, подавая другу наполненный бокал. – О чем тебе поведали обитатели придворного серпентария?

Несмотря на упадочный настрой, Роланд рассмеялся:

– За что я тебя ценю, так это за неугасимое чувство юмора.

– А я-то думал, за мои бесценные советы.

– И за них тоже. Итак, друг мой, тебе предстоит дальняя дорога, ибо я не могу покинуть королевство, так что в Снауланд поедешь ты – как мой чрезвычайный посол.

Виррейн поперхнулся:

– В Снауланд? Если ты не объяснишь, в чем дело, я решу, будто ты просто-напросто жаждешь от меня избавиться!

– Вовсе нет, мне будет тебя очень не хватать, потому что кроме тебя и Гедеона, я здесь никому не доверяю. Только Элли.

Элли… При упоминании имени возлюбленной Роланд болезненно поморщился и добавил:

– Вир, ты должен доставить в Дангар мою невесту.

Виррейн поперхнулся второй раз и потребовал толком рассказать, какая муха укусила наследника престола. Принц поведал обо всем, что произошло утром, включая необычное завещание отца и его странный портрет. С каждым словом Виррейн все больше хмурился, бессознательно потирая пальцами ножку золотого кубка.

– Значит, говоришь, магическая печать… – Промолвил он.

– Да. А еще меня очень удивляют огромные траты, в которые пускался отец. Я видел расходные книги и говорил с Хранителем казны, но он не дает внятного ответа, только блеет. Похоже, страх перед моим отцом силен настолько, что даже его кончина не вольна положить конец всеобщему трепетанию.

Виррейн всерьез задумался, подошел к окну, сосчитал несколько звезд и снова повернулся к собеседнику:

– Все очень странно.

– Страннее некуда, – поддержал Роланд. – Вир, я ничего не понимаю! Зачем отец заварил эту кашу? Неужто хотел потешиться под конец? Но ведь он не увидит последствий своей затеи, тогда в чем соль? Просто покуражиться, пусть и с того света?

– Я бы спросил о другом, – Виррейн глянул на друга поверх бокала. – Почему Киннан выбрал тебе в невесты именно Рианну?

– Потому что он с самого начала был против Эллинет!

Роланд прикрыл глаза и тотчас вернулся на пять лет назад, в тот летний день, когда, исполненный надежды, явился в столицу к отцу просить дозволения взять в жены дочь леди Флавии. Киннан беспощадно развеял мечты сына, заявив, что Эллинет слишком бедна, а ее родословная коротка и невзрачна – такая девушка не годится в супруги наследнику престола. Принц заикнулся о сердечной привязанности, но отец в ответ снисходительно усмехнулся:

– Сын мой, речь идет о власти и могуществе, причем здесь сердце? Твоя жена должна служить вящей славе короны Дангара. Худородная девица не годится для этой роли!

То был последний разговор: после такого унижения Роланд больше ни слова не сказал отцу до самого смертного часа. Он приезжал в столицу редко и тайком – повидать леди Элли и убедиться, что она по-прежнему верна своей любви. Молодые люди терпеливо ждали момента, когда смогут, наконец, быть вместе, а он так и не наступил!

– Отец, будь он проклят, лишил меня возможности выбирать! – Принц в ярости швырнул через всю комнату пустой графин. – Чтобы взойти на престол, мне придется взять в жены девушку, которую я никогда раньше не видел. Если, конечно, она девушка, – мрачно добавил Роланд. – Зная папеньку, вполне можно ожидать, что он сосватал за меня безобразную старую ведьму!

Друг проследил полет графина глазами и задумчиво произнес:

– Наверняка дело не только в коварстве.

– Что заставляет тебя так думать?

– Простая логика, – пожал плечами Виррейн. – Посуди сам: если Киннан просто-напросто желал настоять на своем или насолить, почему он сговорил за тебя именно княжну Рианну?

Роланд смотрел непонимающе, и друг пояснил:

– Согласись, чтобы опечалить тебя на веки вечные, вполне достаточно определить тебе в невесты любую девушку, кроме леди Эллинет. Зачем измышлять сложности и вообще забираться далеко? Снауланд находится за тысячи миль от Дангара! Не проще ли подыскать будущую супругу среди знатнейших родов собственного королевства или среди принцесс соседних государств?

Принц уставился на Виррейна расширившимися глазами: такая мысль доселе его не посещала.

– Вот теперь мне окончательно ясно, за что Гедеон записал тебя в любимчики! – Роланд положил ладони на плечи другу. – Вир, у тебя самая светлая голова из всех, кого я знаю.

– У тебя не хуже. – Отмахнулся Виррейн. – Просто сейчас тобой руководит сердце, переполненное гневом. А гнев – никудышный советчик.

– Ты прав. Кроме того, стоит признать, что отец никогда и ничего не делал просто так, каждый его поступок был продуман до мелочей. Наверно, и в истории с завещанием есть смысл. Но какой?

– Если узнаем – разгадаем загадку и сможем противостоять покойному государю, – откликнулся Виррейн.

Роланд улыбнулся от души – впервые с приезда: он как будто начал потихоньку проникать в суть происходящего, обретя надежду выйти победителем из последней схватки с отцом.

– Спасибо, дружище! – Искренне воскликнул принц. – Обсудим все завтра еще раз и решим, как быть.

Виррейн ответил улыбкой, сопроводив ее кивком, и удалился к себе. Однако его душе отнюдь не полегчало: странно все. Очень, очень странно…

Глава 4.

Изыскания Виррейна

Воспитанник Гедеона мучился бессонницей, ибо одолевший его табун мыслей никак не желал умчаться прочь. Оставив тщетные попытки погрузиться в сонные грезы, Виррейн встал с постели, набросил на плечи плащ и завернулся в него, поскольку ночи в Дангаре весьма прохладны, особенно ранней весной, и устроился на окне, избрав в собеседники звездное небо. Раз мысли не дают покоя, значит, лучше их обдумать. Предмет, в общем и целом, имелся один: умерший король и его причуды.

– Тут определенно кроется тайна, – размышлял Виррейн. – Каким бы ни был Киннан: беспринципным, жестоким, бессердечным, он при этом всегда оставался игроком, причем не обделенным умом. А любая игра подразумевает правила и цель – в виде куша, желанного для игрока.

– Чего мог желать король, находясь на смертном одре? – Вопрошал юноша и сам же предлагал варианты. – Раскаяния? Прощения? Да, любой другой человек ответил бы именно так, но не Киннан! Трудно даже представить его кающимся! Тогда что? Что более всего занимает того, кто одной ногой пребывает за гранью?

Тут Виррейн встрепенулся да столь ретиво, что чуть не перемахнул через подоконник:

– Конечно! Стремление не пересекать сию грань! Либо иметь возможность преодолеть ее и вернуться назад, в мир живых! Если принять такую идею за истину, в нее вполне укладывается предсмертный портрет и его прилюдная демонстрация в тронном зале!

Впрочем, несмотря на логичность рассуждений, Виррейн решил пока ни с кем не делиться своими соображениями, даже с Гедеоном – все-таки предположение звучит фантастически: никто еще не воскресал из мертвых. Да и неясного много: например, княжна из Снауланда – она-то причем? Какая роль отведена Рианне в планах покойного монарха?

Поразмыслив еще немного, Виррейн пришел к необходимости кое-что уточнить.

– Отлично, с утра и займусь, – поставил он себе задачу. – Надо побеседовать с придворным художником, как его, Кассио, что ли? А еще – спуститься в библиотеку и спросить совета у книжных духов.

Как только юноша принял решение, ему тотчас захотелось спать – глаза слипались. Он потянулся и отправился смотреть сны.

***

С утра Виррейн, стараясь не афишировать своих намерений, попросил слугу указать дорогу в мастерскую придворного художника, дескать, захотелось ознакомиться с его работами: если глянутся, можно и портрет заказать. В этом не было ничего необычного: знатные господа в Дангаре имели склонность к самолюбованию, некоторые украшали дома десятками собственных портретов в разных образах, обеспечивая тем самым работой массу художников. Так что желание Виррейна запечатлеть себя на портрете никому бы не показалось чудным, кроме разве Роланда и Гедеона, однако молодой человек надеялся, что последние не узнают о его планах.

Мастерская Кассио располагалась в нижнем этаже. Огромное пространство, под сводами которого гуляло гулкое эхо, плавно переходило в открытую веранду с белыми колоннами, увитыми диким виноградом. Еще чуть ниже был разбит розарий – и столько роз самых чудесных и диковинных расцветок, пожалуй, не видел никто из смертных, если только не бывал в Дангаре. Поэтическая душа художника упивалась розовым разнообразием и черпала в нем вдохновение, а воздух вокруг насквозь пропитался терпко-сладким ароматом лепестков. Среди клумб стояли мольберты с полотнами, изображавшими то закатный пейзаж, то сливовое дерево, осыпающее лепестки в пропасть, на краю которой росло, из последних сил цепляясь корнями за камень, то величаво-надменные лики знатных дангарцев. Все вокруг говорило о том, что вольный или невольный гость вступил во владения настоящего мастера и ценителя прекрасного.