скачать книгу бесплатно
Мужики загорячились, предложили послать ещё, поскольку без воеводы никак нельзя. В этот день они договорились, что поедут туда, к князю Пожарскому, в его село Мугреево, двое: Ждан Болтин и Андриан Спирин. Кузьма уже уговорил Болтина взяться за это дело…
– Не хочет брать на себя наше бремя! – вернувшись от Пожарского, сообщили гонцы Минину.
Выслушав посланцев, Кузьма засопел. Не думал он, что придёт очередное препятствие, и препятствие не из лёгких. Тут ведь надо так подойти, чтобы уговорить князя подняться вместе с ними, с мужиками, на дело «всей земли». А говорить с князьями он не научен, не приходилось ещё. Уговаривать же надо… Как тут быть? С какой стороны начать, что сказать князю, чтобы задело его, подняло с постели, хотя и раненый лежит. Да сейчас-то не до ран. Если уже ходит, то и принять должен их дело, мужицкое… Надо послать до него такого человека, которому он не мог бы отказать. И это он высказал вслух.
– А где такого найдёшь? – отозвались мужики. – Если он отказал Ждану Болтину! А тот ведь дворянин добрый!.. Кого тогда?!
– Я так полагаю, мужики! – заговорил снова Кузьма. – Не поднять нам князя с постели самим! К духовным надо обратиться за помощью!
– Во! – вскричал Потапка. – Правильно, Кузьма!
Кузьма стал развивать дальше свою мысль, что послать надо Печерского монастыря архимандрита Феодосия. И с ним выборных от города.
С этим предложением согласились все в земской избе.
* * *
В начале октября в ворота усадьбы Пожарских, в селе Мугреево, вошла длинная вереница телег. На передних и на задних подводах ехали охраной нижегородские стрельцы. В середине обоза, на отдельной телеге, везли архимандрита Феодосия. Там же шли две подводы, в которых разместились выборные из земской избы. Сам Кузьма на встречу с Пожарским не поехал. Для этого у него были причины. Представителями от города поехали опять Ждан Болтин и Андриан Спирин. Кузьма не решился посылать туда Потапку, зная его характер. Он опасался, что тот ещё ляпнет что-нибудь не то. И так переговоры с князем шли нелегко. Тот упорно отказывался принять их предложение. И мужикам было непонятно это.
Дворовые холопы князя Дмитрия встретили гостей, помогли распрячь коней и поставить их в конюшне. Архимандрита с иноком, который сопровождал его, поместили в отдельную комнату здесь же, на дворе усадьбы Пожарских. Нашлось здесь же место и для Ждана Болтина. Всех остальных разместили в селе по крестьянским дворам. И хотя дорога сюда была дальняя и путники устали, но время торопило. Поэтому в этот же день, вечером, князь Дмитрий встретился с нижегородцами.
В большой столовой комнате собрались все посланные от города. Князь Дмитрий как хозяин сел во главе стола. Справа от него место занял архимандрит, слева – Ждан Болтин и Андриан Спирин.
Холопы, накрыв стол, удалились.
Князь Дмитрий налил всем и себе по чарке водки.
Они выпили, поужинали.
– Я вот о чём хотел поговорить с тобой, Дмитрий Михайлович, – начал архимандрит, когда закончили трапезу. – Сейчас время такое: люди стали ненадёжны в слове своём. А дело немалое, какое замыслили, на что поднялись в Нижнем. Но уж легко поднялись-то… И не понимают: на что легко идут, также легко и отступятся от того, – печально заключил он.
Он оглядел скромно убранную столовую палату князя.
– И ты, князь, поступил правильно: отказал на первый раз-то… Не убоялся молвы: что вот, дескать, он каков, и государству русскому помочь не хочет… Поэтому: пусть молят, многажды молят те6я! Не то из-за скупости своей отступятся от дела. Поверь, князь, поверь! Не все, но будут и такие… А вот повязать договором народ надо, и крепко!..
Князь Дмитрий внимательно выслушал его.
– Я, отче, так понимаю честь: мне не нужно идти против своей воли. Что думаю – то и говорю… А только бы ныне такой столп, как князь Василий Васильевич Голицын, был здесь, и на нём всё бы держалось. И я к такому великому делу, мимо его, не принялся бы…
– Э-х, князь Дмитрий! Далеко сейчас этот столп, очень далеко! Король упрятал его в своей стороне!
Князь Дмитрий, согласно покивав головой, обратился к остальным переговорщикам, что вот слышал он, что в Нижнем собрали великую казну на поднятие ополчения. Но ещё немалые деньги нужны будут. И за рачительным расходованием их нужен особый человек, которому мир поручит надзирать за казной.
– Среди посадских? – насторожился архимандрит.
– Да, – ответил князь Дмитрий. – Заводчиком этого великого дела у вас посадский староста Кузьма Минин! Вот и положите на него эту ношу!.. Он искренен, весьма искренен! Последнюю рубашку отдаст за отечество и православных святых.
– Хорошо, – нерешительно согласился с этим архимандрит.
Его задело то, что Кузьма обложил его монастырь пятой деньгой и жёстко потребовал уплатить её со всех монастырских доходов.
Князь же Дмитрий умолчал сейчас о том, что к нему первым из Нижнего Новгорода приезжал именно Кузьма Минин. Вот он-то и предложил выбрать такого человека. И князь Дмитрий, подумав, согласился с ним. Сейчас же посланцы из Нижнего сами рассказали ему, как Кузьма взял волю над посадскими и торговыми: возвёл в приговор пятую деньгу, наложил на ленивых страх, что будет продавать дворы нерадивых плательщиков, закладывать их жён и детей. И он понял, что тот оказался серьёзным мужиком, таким, каким должен быть во главе этого непростого дела.
«Время такое: нужны честные и крутые!» – подумал он.
* * *
До Нижнего Новгорода они, смоленские служилые, добирались на своих лошадях походным порядком. Среди них были и Яков Тухачевский с Михалкой Бестужевым. Всех их повернула в сторону воззвания нижегородского ополчения судьба их родного Смоленска. Всем им, смоленским служилым, жилось несладко в то время. Под Москвой, после того как убили Ляпунова, им, земским, оставаться стало опасно. Да и не нужны они оказались под Москвой тому же Трубецкому, тем более Заруцкому. И они, Трубецкой и Заруцкий, распорядились поместить их, смоленских, в Арзамас, в государевы сёла: на прокорм, до поры, когда они понадобятся. Но там, в тех государевых сёлах, мужики отказались кормить их. На сторону их, мужиков, встали и арзамасские стрельцы. Между смоленскими и арзамасскими мужиками произошли стычки. Но мужики не поддались пришлым. И когда слух об ополчении дошёл до Арзамаса, смольняне сразу же снарядили своих людей в Нижний Новгород: узнать условия, на каких они согласны были бы служить.
И вот теперь Михалка и Яков, с ещё тремя смоленскими дворянами, добирались до Нижнего.
– И что ты тащишь меня куда-то? – ворчал по целым дням Михалка Бестужев на Якова.
– На дело, – лаконично отвечал Яков.
– Какое ещё дело? – только сильнее злился Михалка всякий раз, когда им нечего было жрать.
– Приедем – увидишь! И что ты ноешь, как девка! – начал злиться и Яков.
Его уже достало нытьё Бестужева.
На перевозе через Волгу они проторчали полдня, дожидаясь, пока за ними пригонят лодки с другой стороны реки.
– Ну, вот, а ты говоришь – торговые! – ещё сильнее стал язвить Михалка, насмехаясь над этой нерасторопностью нижегородских.
– А вон глянь – ещё какие-то служилые на подходе! – показал Яков на отряд конных, тоже подходивших к переправе.
– Подожди, надо выяснить, кто такие! – остановил его Михалка, когда Яков сунулся было в сторону конных, намереваясь узнать, откуда они. – Вдруг из калужских? От Заруцкого!
– Ну и что? Они тоже «землёй» стоят.
– Землёй – да не той! – усмехнулся Михалка.
Яков ничего не сказал на это. Его, вообще-то, удивляла в Михалке вот эта его насмешка над всем. Что бы ни происходило, тому всё равно ничего не нравилось. Но он всё же подошёл к тем, вновь прибывшим на переправу. Те же, спешившись, сразу стали готовить лошадей к переправе. Это оказались служилые из Переславля и Ряжска. Узнав от него, что переправа тут нескорая, они разложили костёр и стали готовить по-походному обед.
К вечеру только они наконец-то переправились…
Утром они, смоленские и служилые из иных городов, собрались в Земской избе. Там уже были какие-то торговые мужики, боярские дети, целовальники, подьячие. Даже был кто-то из духовных. Был и второй воевода города Алябьев и кабацкий голова.
Они, служилые, представили подьячим списки своих людей, согласных вступить в ополчение и на каких условиях. Затем переговоры между ними, собравшимися, пошли о воеводе ополчения.
– На совете мы избрали воеводу, крепкого головой! Князя Дмитрия Пожарского! – заговорил, сообщая новости, мужик, сидевший во главе стола рядом с Алябьевым.
Он был сухорукий.
И Якова удивило, что его, невзрачного и корявого, слушались все местные: посадские и торговые.
– Он что – твой земляк, потому и выбираешь?! – выкрикнул курносый сотник, из Ряжска, с которым Яков говорил на переправе через Волгу.
– Он умелый воевода! И уже показал себя! – повторил в ответ на это сухорукий. – Может, ты найдёшь иного, лучше?! Так давай – говори!.. Что молчишь-то? – стал он сверлить крикуна взглядом. – Мы, торговые, просто так не доверим кому попало важное дело! Может, у вас, служилых, не так! Но это уже ваша печаль! Вон сколько наломали вы, служилые-то, по Руси дров! Гореть им да гореть ещё!..
Под его пристальным взглядом курносый сник. Выкрикнув своё, он не был готов получить жёсткий отпор от какого-то торгового мужика.
– Ну да! Как будто мы одни ломали! – возмутились собравшиеся служилые. – А бояре разве нет?! Те же князья!
– Кузьма, давай ближе к делу! – подали голос мужики из задних рядов. – А эти-то, если не желают служить, то пускай и катятся отсюда!
Собрание стало принимать нежелательный оборот: всё шло к раздору.
– Тихо! – прикрикнул сухорукий, которого мужики назвали Кузьма, на расходившихся мужиков и служилых. – Здесь собрались не для драки! Драться под Москвой будете, с «литвой»! А сейчас определим, кому и сколько платить будем в окладах за службу!
Под его резким и грубым голосом шум в избе быстро затих.
Он же, Кузьма, ничем, по мнению Якова, не отличался от остальных торговых мужиков, рассевшихся сейчас по лавкам избы подле стен. Вот разве что был строже взгляд да чуть прямее нос, как у дятла. Остальные в земской избе выглядели серыми и мало отличались от обычных холопов.
– Смольнянам надо казну на корм, на подмогу! – крикнул Михалка сухорукому, недовольный тягучими рассуждениями о каких-то мелочных дрязгах с торговыми мужиками.
Он начал, как обычно, злиться. Михалка Бестужев как боярский сын по выбору из Смоленска всю свою не так уж и большую жизнь только служил. Он не вникал даже в дела собственного поместья. А уж тем более его воротило от торговых дел. И мужиков, занимающихся этим, он не любил. Тут же, неволей, приходится слушать их.
– Будет, будет вам и корм и казна, – сдержанно ответил ему Кузьма. – Сколько вас там, в Арзамасе? – спросил он, но не Михалку, а Якова, посчитав, что с тем быстрее можно уладить всё.
– Две тысячи, – ответил Яков. – Из тех, что на конях. Да к ним ещё вполовину пеших…
– Пиши! – велел Кузьма дьячку, мусолившему перо над бумагой. – Сотники идут по второй статье, а это сорок пять рублей оклад. Дети боярские конные – третья статья – по сорок рублей. А пешие и казаки по тридцать рублей статья… Посчитай всё на три тысячи, по статьям!
Он обвёл взглядом смоленских служилых, стараясь по их лицам определить, есть ли недовольные таким раскладом. Он не хотел отталкивать малыми окладами служилых. Набрать их оказалось не так-то просто. Пожарский, когда он был у него в Мугреево, в его вотчинном селе, советовал ему вести казну разумно. Но советовал и не скупиться с окладами служилым, чтобы приманить их к начатому делу.
– Кто у вас сотники, сами определитесь, – продолжил он разговор с ними. – А полковых воевод и голов назначит воевода, князь Дмитрий Пожарский. Вот к нему теперь и поедете: бить челом, чтобы он стал вашим воеводой!.. Понятно? Всё?! – строго спросил он их.
Михалка, почесав затылок, промолчал.
– Да, понятно! – за всех ответил Яков.
– Ну, тогда с Богом! Езжайте до князя Дмитрия! – отпустил их Кузьма.
Смоленские встали с лавки и вышли из земской избы вместе с другими служилыми.
После встречи с этим земским старостой, вечером, в избе у пушкаря Антипки Фадеева, где смоленских определили на постой, Михалка стал изливать своё возмущение оттого, что он сам же покорно подчинился этому торговому мужику с уверенным голосом.
Двор Антипки, бедный, с развалившимся забором, находился в Харламовой слободке, над речкой Почайной, стоял на бугре и был виден далеко. По соседству с ним жил стрелец Сенька Иванов, тоже на таком же бедном дворишке. И сейчас он, Сенька, приперся в гости к Антипке, как только узнал, что его постояльцы служилые, боярские дети, из Смоленска.
Они сели за стол. Выпили по одной чарке водки.
– Что это за мужик-то? Сухорукий какой-то! Он и саблю-то толком держать не может! – стал зло зубоскалить Михалка.
– Ну-у, не скажи! – обиделся Сенька с чего-то за Кузьму. – Он тут такую власть взял – иному боярину впору!
Михалка же злился на торговых мужиков, которые ворочали большими деньгами, какие у него даже не помещались в голове. И вот теперь эти, какие-то торговые, будут стоять над ними, боярскими детьми, и над ним тоже.
– А почто ты не сказал это там? При всех! – жёлчно спросил Яков приятеля.
Ему тоже не понравилось, что выборным от «всей земли» стал какой-то торговый мужик, к тому же сухорукий.
Антипка же, их хозяин, оказался щедрым малым. Это они сразу же поняли, когда тот поднёс им ещё по чарке водки.
– Ну, мужики, давай! За то, чтобы скорее освободить Москву, матушку нашу! – поднял чарку Антипка. – Тоскует она там, под ляхами-то!.. Ох как тоскует!
Истово перекрестившись, он дёрнул одним духом чарку крепкой.
И Яков с Михалкой, тоже выпив по второй, тут же простили всё местным торговым мужикам.
* * *
Через неделю после переговоров Пожарского с нижегородцами, когда те уехали, в село въехали пятеро конных. У двора Пожарского они спешились.
– Узнай, кто такие, – велел князь Дмитрий стремянному.
Фёдор вышел к приезжим, строго спросил их:
– Кто такие?
– Смоленские служилые! – ответил Яков. – Сюда послал нас из Нижнего Кузьма Сухорукий.
– А-а! – промолвил Фёдор. – Тогда поставьте коней вон там, – показал он на коновязи. – И зайдите в людскую. Там вас покормят. Потом уже примет князь.
Фёдор вернулся к князю Дмитрию, доложил о вновь прибывших.
В этот же день Пожарский принял их, смоленских, переговорил с ними. Он остался доволен, когда они сообщили ему, что они смоленские служилые, дворяне, сейчас приехали из Арзамаса, где их числом будет тысячи три. Они, прослышав об ополчении в Нижнем, решили примкнуть к нему. И их послали в Нижний узнать условия службы. Об этом они уже переговорили с Мининым. И тот отправил их к нему, к Пожарскому.
– И Кузьма просит нас, чтобы мы молили тебя, князь Дмитрий, приехать как можно скорее в Нижний! – отрапортовал Яков.
– Кто таков? – спросил Пожарский, выслушав его.
Ему понравился, как чётко всё изложил этот молодой и статный боярский сын, с приятным лицом и располагающей улыбкой.
– Яков Тухачевский, сотник!
– И где ты служил?
– Под Валуевым ходил…
– Твой Валуев-то вон где! – махнул Пожарский рукой куда-то в сторону захода солнца.
Яков опустил глаза. Ему стало досадно. Да, его отсчитал вот этот князь. И, возможно, он заслужил это. Ведь совсем недавно он тоже сидел с поляками за стенами Кремля.
– Ну, ладно! Идите в Арзамас, потом в Нижний! Там вас встретит всё тот же Кузьма Минин и поставит на корм, выдаст оклады как ратникам ополчения!
Из своей вотчины, из Мугреево, князь Дмитрий выехал на день Дмитрия Селунского. Он ещё не полностью оправился от ранения, поэтому поехал в повозке. За его повозкой верховыми следовали его боевые холопы во главе с неизменным Фёдором.
