Племянница

Конец рассказа, начиная с появления г. Бертини, итальянца с могущественным темпераментом и мелодраматическими наклонностями, нам менее нравится. Отношение к нему Антонины, не совсем естественное и напряженное, как-то неприятно нарушает гармонию впечатления, вынесенного читателем из первой половины рассказа.

Между третьей и четвертой частью существует шестилетний промежуток. Мы вообще небольшие охотники до таких внезапных скачков. Большею частью интерес останавливается и замирает на той самой точке, где перервалась нить рассказа. Не скажем, однако, чтобы наши слова вполне оправдались над четвертой частью «Племянницы». В ней есть прекрасные подробности. Развитие данных положений проведено даже с большей отчетливостью рисунка, чем мы этого ожидали от г-жи Тур. Но читатель неизбежно предвидит всё это развитие, до малейших его подробностей, с самой первой сцены, где автор представляет нам князя, уже раздраженного, скучающего своей женой, влюбленного в другую женщину, в Мери, Машу, загнанную, печальную, с тайной раной на сердце, и наконец самоё Мери, по-прежнему холодную, уверенную в своей победе, в своем неограниченном влиянии на князя и готовую отмстить Маше до конца. Читатель – повторяем – предвидит все грядущие переходы этой драмы, и если не предчувствует, какого рода именно будет развязка – печальная или веселая, то уже ясно видит всю дорогу до ней и идет за автором не с увлечением, а с любопытством. Впрочем, мы не хотим этим замечанием уменьшить достоинство последней части романа, хотя и в ней можно указать на некоторые ненужные длинноты, не в подробностях самого хода действия, а в рассуждениях по поводу этого хода. Спешим, однако же, успокоить читателей замечанием, что в течение этих шести лет Плетнеев успел – правда, несколько неожиданно – жениться на Антонине и уехать в деревню, где автор «оставляет его наконец, пожелав ему совершенного счастия», чего и мы ему от души желаем. Чего человек не готов посулить на прощанье! С Ильменевым Маша почти раззнакомилась: он, как все несчастные, но благородные любовники, наложил на себя маску мнимого равнодушия и с мужеством носил ее до тех пор, пока Маша была или казалась счастливою, т. е. до тех пор, пока ему незачем было бы и снимать эту маску. Но вот домашняя драма начинается: очарование давно исчезло, выступают последствия грозной ошибки, тяжело молодой женщине под гнетом ложного и унизительного положения… Наступает время другу выступить вперед и протянуть руку помощи. Но принять эту руку нелегко. Наступает обычное crescendo финала. Начинаются недоразумения, подозрения, оскорбления; с ожесточением людей виноватых преследуют князь и Мери невинную Машу. Клевета разливается ядом; мгновенные возвращения прежних чувств, невольные укоры совести тотчас сменяются новыми обидами. Безжалостный эгоизм, распаленный преступной страстью, попирает добродушную и слишком совестливую слабость; покрывшись непроницаемой броней приличия, он бьет куда угодно свою безоружную жертву, которая то тщетно старается умилостивить своих врагов, то еще напраснее пытается с ними бороться. Пощады ей нет. Опора за опорой ускользают из ослабевающих рук ее; внешнее благосостояние разрушается тоже; она гибнет… Но вот является спаситель в лице дяди Чельского, старика Очинина. Пользуясь крайним расстройством дел своего племянника, этот благодетельный deus ex machina[6] выкупает у него Машу, едва живую от всех ударов, на нее нанесенных. Он берет ее с собой. Ильменев их сопровождает, и через несколько времени мы узнаем, что граф Запольский, муж Мери, убивает на дуэли Чельского, и хотя нам автор не говорит ничего о торжестве добродетели, но мы вправе предполагать, что испытанная дружба Ильменева не останется без награды.

Вот содержание последней части «Племянницы». Мы его обозначили беглыми чертами, но надеемся, что сказали довольно для того, чтоб возбудить к нему живейшее участие читателя.

Оканчивая разбор романа г-жи Тур, мы намерены в немногих словах повторить и как бы собрать вместе наши разбросанные замечания об ее даровании. Но прежде упомянем о чувстве, с которым мы положили из рук ее книгу. Это чувство было теплое, симпатическое: эта книга написана сердцем и говорит сердцу. От нее веет чем-то благородным, искренним, горячим. Самый жар, с которым г-жа Тур нередко вдается в излишние и не новые рассуждения, – этот жар, которому, признаться, мы плохо поверили бы в мужчине, в литераторе, – нас чуть ли не трогает в ней; эти рассуждения нам могут показаться фразами, но не фразерством.

У ней, правда, иногда по поводу истин, всем известных, является тон полувосторженный, полупоучительный, как будто она сама их только что открыла; но и это может статься… и это можно извинить. Недостаток иронии, комического элемента замечается в г-же Тур. Многие будут плакать, никто не засмеется, читая «Племянницу». Таланта, того независимого таланта, о котором мы говорили в самом начале нашей статьи, – таланта, который поэт как бы сознательно берет в руки, – у г-жи Тур или нет, или очень мало. Ее талант – талант лирический, от нее нераздельный, столько же способный передавать малейшие движения души автора, его собственный жизненный опыт, сколько не способный создавать самостоятельные характеры и типы. Слог г-жи Тур, как мы сказали выше, небрежен. Речь ее болтлива, часто водяниста и вообще более музыкальна, чем живописна; но в этом мы ее упрекать не станем. Это ее недостаток, и это ее достоинство в одно и то же время. Но неприятно нам было встретить на иных страницах «Племянницы» следы риторики иногда почти школьной, что-то такое, от чего веет «Собранием образцовых сочинений»,{11} какие-то претензии на сочинительство, на литературные украшения. Эти претензии более или менее понятны или извинительны в разрисовке характеров; но чем объяснить, например, следующие пятнадцать строк, начинающие шестую главу четвертой части:

«Случалось ли вам видеть спокойное и безбрежное пространство моря, расстилающееся будто прозрачный кристалл? Ни одной струи, ни малейшего колебания, и над ним столь же широкая, столь же необъятная лазурь неба, не подернутая ни одной тучей, ни малейшим облаком; в зыбях моря отражается небо, и в торжественном спокойствии созерцают они друг друга и, сливаясь на горизонте, составляют одно целое… Какое спокойствие и как оно обманчиво! Тишина, спокойствие стихий – только момент бездействия перед бурей и шквалом. Туча налетает с далекого горизонта, тотчас отражается и затемняет спокойное дотоле (!) зеркало вод, мигом разделяет небо от моря и нарушает спокойствие: ветер воет, гонит тучу, вздымает валы, и в одно мгновение там, где было зеркало – разверзаются бездны, где была лазурь – сходятся тучи, и молния их прорезывает, и гром страшными раскатами довершает ужасающую картину. В жизни человеческой случается то же самое», и т. д.

Избитость сравнения не выкупается, как видите, новостью выражения, верностью и свежестью красок. Подобных пятен много в романе г-жи Тур, и остается сожалеть, что опытная и дружеская рука не прошлась по его страницам прежде, чем он явился в печати.

А со всем тем мы от всей души приветствуем его появление и надеемся, что г-жа Тур, ободренная успехом, который несомненно ждет ее «Племянницу», не остановится на поприще, так прекрасно ею начатом. Мы надеемся также, что она не попеняет на нас за некоторые наши указания того, что нам показалось слабым в ее романе. Хорошее в нем не нашло в нас равнодушных ценителей, а право всякого истинного таланта – право на нелицемерный и добросовестный суд – это право, кажется, нами вполне уважено.

Примечания

Источники текста

Совр, 1852, № 1, отд. III, с. 1–14.

Т, Соч, 1880, т. 1, с. 308–327.

Автограф неизвестен.

Впервые опубликовано: Совр, 1852, № 1, с подписью: «И. Т.» (ценз. разр. 31 декабря 1851 г.).

Печатается по тексту Т, Соч, 1880 с учетом списка опечаток, приложенного к этому, же тому, и с устранением явных опечаток, не замеченных Тургеневым, а также со следующими исправлениями по первопечатному тексту:

Стр. 477, строка 34: «романов, которые» вместо «романов, которых».

Стр. 482, строка 29: «Неволин» вместо «Невалин».

Стр. 483, строка 9: «нам не неприятно», вместо «нам неприятно».

Стр. 484, строка 40: «о котором» вместо «о которых».

656

Автор романа «Племянница» (М., 1851) – графиня Салиас де Турнемир Елизавета Васильевна, урожденная Сухово-Кобылина (1815–1892), писательница и публицистка, выступавшая под псевдонимом «Евгения Тур», сестра драматурга А. В. Сухово-Кобылина. Ее первые произведения (повесть «Ошибка», роман «Племянница» и др.), относящиеся к концу 1840-х – началу 1850-х годов, имели успех у читателей и вызвали ряд положительных отзывов в печати.

Бывая в Москве, Тургенев посещал общественно-литературный салон Е. В. Салиас, где встречался с Т. Н. Грановским, П. Н. Кудрявцевым, А. Д. Галаховым, Е. М. Феоктистовым и др. В этот период московские представители прогрессивного западничества возлагали большие надежды на литературно-критическую деятельность Тургенева. С Е. В. Салиас он деятельно переписывался, особенно в период Спасской ссылки (1852–1853 гг.). Об этом свидетельствуют письма Салиас к Тургеневу (всего сохранилось тринадцать писем за 1851–1861 гг.). Из писем к ней Тургенева известно лишь одно, относящееся к концу 1852 г. В 1860 г. Салиас приняла участие в полемике вокруг «Накануне», выступив со статьей «Несколько слов по поводу статьи „Русской женщины“. Е. Н. Стахова» (Моск Вед, 1860, № 85, 17 апреля, с. 665–667). В дальнейшем жизненные и литературные пути Тургенева и Е. В. Салиас разошлись. В 1862 г. она напечатала статью о романе Тургенева «Отцы и дети» («Несколько беглых заметок после чтения романа И. С. Тургенева „Отцы и дети“» – Сев Пчела, 1862, № 91 и 92, 4 и 5 апреля), в которой критически оценивала образ Базарова и писала: «Лучшие исключения из старого поколения он воплотил в отцах, а самые уродливые – в сыновьях, в детях». Салиас послужила Тургеневу прототипом двух персонажей его романов (Суханчиковой в «Дыме» и Хавроний Прыщовой в «Нови» – см.: Т, Сочинения, т. XII, комментарий Ю. Г. Оксмана, с. 513–514).

Основные положения статьи Тургенева о романе «Племянница» связаны с литературно-эстетическими позициями Тургенева в конце 1840-х – начале 1850-х годов. Кроме того, эту статью следует рассматривать в связи с работой Тургенева над его первым романом «Два поколения» (см.: наст. изд., т. 5). В статье о «Племяннице» он по существу изложил свою теорию романа, высказался по поводу будущего развития этого жанра в России, где, по его мнению, возможны лишь романы сандовского и диккенсовского типа, т. е. романы с социальной проблематикой и социальными типами.

Что же касается «Племянницы», то Тургенев судил об этом романе довольно строго, тон его статьи местами был ироническим и снисходительным. Потому-то в письме к Феоктистову 29 декабря 1851 г. (10 января 1852 г.) Тургенев писал: «Не знаю, что-то скажет графиня… Кажется, она будет довольна, хотя я не мог не взглянуть иронически на этих двух господ Плетменевых и Ильнеевых»{12}. А В. П. Боткин 7(19) января 1852 г. сообщал Тургеневу из Москвы, что автор «Племянницы» «заранее робеет», но что пора, наконец, говорить о Е. В. Салиас откровенно, что «эту откровенность она может выдержать и даже должна, что курители фимиама могут только вредить ей…» (Боткин и Т, с. 10).

Статья Тургенева о романе «Племянница» вызвала в Москве много толков; прежде всего на нее откликнулись те из знакомых писателя, которые были близки к Салиас. Е. М. Феоктистов 14(26) января 1852 г. писал Тургеневу, что его статья «сверху донизу писана ужасно умно», что недостатки романа взяты «очень верно и ловко развиты блестящим образом». Тем не менее Феоктистов сетовал, что Тургенев, сосредоточившись на критике, не обратил такого же внимания на достоинства романа. В заключение Феоктистов снова подчеркивал, что он прочел статью Тургенева «с увлечением» и что такое же положительное мнение о ней сложилось у Т. Н. Грановского и А. Д. Галахова. В письме от 28 января (9 февраля) 1852 г. Феоктистов еще раз подтвердил свою положительную оценку статьи Тургенева (см.: Назарова, с. 165). О том, что «все, не принадлежащие к маленькому приходу графини, решительно восхищаются» статьею Тургенева, сообщал автору и В. П. Боткин 16(28) января 1852 г. (Боткин и Т, с. 12).

Одобрительными были также отзывы представителей славянофильских кругов. В частности, К. С. Аксаков писал Тургеневу: «Я собирался еще поблагодарить Вас за прекрасный разбор романа Тур; по-моему, он всё еще снисходителен. В особенности благодарен я Вам за то место, где Вы говорите о невольном сочувствии авторши к светскому князю» (Рус Обозр, 1894, № 8, с. 473). А В. П. Боткин сообщал Тургеневу 5(17) марта 1852 г.: «На днях у Черкасского (Владимира) слышал от Кошелева самые восторженные хвалы твоей статье о романе „Племянница“ – да, эта статья удивительно удалась тебе – все от нее просто в восхищении – и называют образцовою» (Боткин и Т, с. 27).

Автор романа – Е. В. Салиас была весьма недовольна статьей Тургенева, о чем сообщал, в частности, Е. М. Феоктистов в своих письмах к Тургеневу от 14(26) января и 28 января (9 февраля) 1852 г. В последнем Феоктистов писал: «Я Вам скажу главный ее <Е. В. Салиас> grief{13}, который питает против Вашей критики не она одна, но и другие, одинаково с нею думающие: нападают на несколько покровительственный тон, которым как будто бы пропитана вся статья» (см.: Назарова, с. 165). Желая уничтожить некоторую холодность, возникшую между нею и Тургеневым вследствие появления статьи, Салиас писала ему 18 февраля ст. ст. 1852 г.: «Я слышала от Каткова, что Вам неприятно то впечатление, которое произвела на меня Ваша критика. На это я скажу Вам одно: пора и Вам и мне забыть ее. Ужели мы станем разыгрывать Монтекки и Капулетти (Ваше любимое выражение) из-за журнальной статьи…» (Т, ПСС и П, Письма, т. II, с. 426–427).

Осуществить свое намерение – «забыть» о критическом разборе Тургеневым ее романа «Племянница» – Е. В. Салиас, однако, не смогла. Об этом свидетельствует ее письмо к Тургеневу от 5(17) апреля 1853 г., в котором она сообщала: «Я окончила 2 часть моего романа <„Три поры“> и надеюсь, что этот роман будет без страшных длиннот „Племянницы“ и не в 4 томах. Вы видите, что я исправляюсь, и хотя я женщина, мне болтать делается страшно». В заключение Салиас высказывала сожаление, что Тургенев далеко от нее, ибо у него «самое верное артистическое чувство». Когда же в процессе работы над этим романом она «однажды выбилась из сил» («никак не могла сладить с сценами»), то, по ее признанию, собиралась даже послать свою рукопись Тургеневу на суд (ИРЛИ, ф. 166, ед. хр. 1539, л. 68–68 об., и 5850. ХХХб. 140, л. 17).

Статья Тургенева о романе «Племянница» была не первым печатным отзывом об этом произведении. Ей предшествовали две анонимные заметки, напечатанные в ноябрьской и декабрьской книжках «Современника». В одной из них говорилось о «Племяннице», первая часть которой «возбудила такой живой интерес», и о том, что в журнале будет подробно рассказано «об этом замечательном литературном явлении» (Совр, 1851, № 11, отд. VI, с. 91). Вторая заметка явилась краткой рецензией на роман Е. Тур, причем снова высказывалось намерение редакции «ближе познакомить читателей с „Племянницею“, посвятив в следующей книжке <…> особую статью» разбору этого произведения (Совр, 1851, № 12, отд. IV, с. 45). Обе эти анонимные заметки напечатаны были, очевидно, не без ведома Тургенева (см.: Громов В. А. К истории статьи Тургенева о романе Евгении Тур «Племянница». – Т сб, вып. 3, с. 53–56). В дальнейшем и сам роман и статья о нем Тургенева вызвали ряд откликов в журналах. В некоторых из них содержались полемические замечания в адрес Тургенева. Так, например, рецензент «Отечественных записок», цитируя статью Тургенева (хотя и не называя его), оспаривал мнение писателя о том, что «роман в четырех частях может написать в наше время только женщина» и что при этом «он непременно должен быть наполнен „болтовнёю“» (Отеч Зап, 1852, № 2, отд. VI, с. 32). Этот критик, не соглашаясь с Тургеневым, стремился доказать, что «четыре части „Племянницы“ совершенно оправдываются общим планом действия и его расположения» (там же, с. 33).

Ап. Григорьев, разбирая в «Москвитянине» первую книжку «Современника» за 1852 г., подробно остановился на статье Тургенева о «Племяннице», считая, что она отличается «явным желанием рецензента сказать правду, как он ее разумеет». Возражения с его стороны вызвали, во-первых, «неясно» изложенное разделение талантов на субъективные и объективные, во-вторых, «деление публики на критиков и читателей», в-третьих, утверждение Тургенева, что «Евгения Тур – русская женщина». Критик-славянофил, считая, что эта писательница – «женщина умная, талантливая», тем не менее писал далее: «… мы имеем об русской женщине такое представление, которое с образом Евгении Тур никак не вяжется». В заключение Ап. Григорьев высказывал мнение, что рецензия Тургенева на «Племянницу» «отличается некоторой бесцеремонностью в тоне, которой можно бы было избежать без вреда истине» (Москв, 1852, № 3, февраль, кн. 1, с. 87–88). Однако авторы большинства журнальных рецензий во многом солидаризировались с тем, что уже высказал Тургенев. Даже спустя два года, когда новый роман Е. Тур («Три поры») получил отрицательную оценку «Современника», рецензент «Отечественных записок», защищая это произведение, ссылался на статью Тургенева о «Племяннице», приведя большой отрывок из нее (Отеч Зап, 1854, № 6, отд. IV, с. 159). Таким образом, эта статья Тургенева была весьма заметным фактом в русской критике начала 1850-х годов.

Когда Тургенев начал подготовлять к печати первый том издания 1880 г., он включил в него статью о романе Е. Тур. 25 августа (6 сентября) 1879 г. Тургенев писал А. В. Топорову: «Что же касается до статьи о „Племяннице“, хотя я имею ее в рукописи, но цензура из нее столько тогда выкинула, что будет забавно отметить похеренные места кавычками. Это можно будет сделать, только сравнив оба текста. И потому велите и ее списать и выслать». Топоров исполнил просьбу Тургенева. Благодаря этому писатель имел возможность сравнить текст журнальной публикации с имевшейся у него рукописью, ныне неизвестной. В результате в первом томе сочинений издания 1880 г. напечатан был текст, который существенно отличался от первой публикации.

Однако, по-видимому, лишь один отрывок, начиная от слов: «Эти романы у нас…» и кончая словами: «эпическая, а мы говорим о романах», заключенный Тургеневым в кавычки, был изъят из журнального текста по требованию цензора. Тургенев восстановил его по рукописи.

Исправления, внесенные писателем в текст статьи о «Племяннице», большей частью были связаны с изменением его отношения к роману Е. Тур, о котором в 1879 г. писатель склонен был судить гораздо более строго, нежели в начале 1850-х годов. К такому выводу приводит сравнение отдельных мест журнальной публикации и текста, напечатанного в первом томе сочинений издания 1880 г.

В некоторых случаях Тургенев вносил в текст дополнения, что было вызвано разного рода причинами. В частности, на с. 473, говоря о недавнем прошлом отечественной критики (т. е. о деятельности В. Г. Белинского), когда существовало разделение «пишущих людей», Тургенев подчеркивал, что в этой «классификации» было «гораздо более молодости воззрения, более веры в искусство и его деятелей…», чем ныне (в журнальном тексте отсутствовала вторая часть фразы, начиная со слов «более веры…». Введением ее в текст Тургенев уточнил и углубил характеристику взглядов Белинского). Подобного рода уточнения сделаны были писателем и в других местах. Наконец, местами правка, произведенная Тургеневым, носила чисто стилистический характер.

Условные сокращения

Григорьев — Григорьев Ап. Сочинения. СПб.: Издание Н. Страхова, 1876. Т. I.

Добролюбов — Добролюбов Н. А. Полн. собр. соч. / Под общей редакцией П. И. Лебедева-Полянского. Т. I–VI. М.; Л.: Гослитиздат, 1934–1941 <1945>.

Дружинин – Дружинин А. В. Собр. соч. СПб., 1865. Т. VII.

Иванов — Проф. Иванов Ив. Иван Сергеевич Тургенев. Жизнь. Личность. Творчество. Нежин, 1914.

Истомин — Истомин К. К. «Старая манера» Тургенева (1834–1855 гг.) СПб., 1913.

Клеман, Летопись – Клеман М. К. Летопись жизни и творчества И. С. Тургенева / Под. ред. Н. К. Пиксанова. М.; Л.: Academia, 1934.

Назарова – Назарова Л. Н. К вопросу об оценке литературно-критической деятельности И. С. Тургенева его современниками (1851–1853). – Вопросы изучения русской литературы XI–XX веков. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958, с. 162–167.

Писарев – Писарев Д. И. Сочинения: В 4-х т. М.: Гослитиздат, 1955–1956.

Рус арх – «Русский архив» (журнал).

Рус беседа – «Русская беседа» (журнал).

Рус Обозр – «Русское обозрение» (журнал).

Сб ГБЛ – «И. С. Тургенев», сборник / Под ред. Н. Л. Бродского. М., 1940 (Гос. библиотека СССР им. В. И. Ленина).

Сб ПД 1923 – «Сборник Пушкинского Дома на 1923 год». Пгр., 1922.

Т, Соч, 1860–1861 — Сочинения И. С. Тургенева. Исправленные и дополненные. М.: Изд. Н. А. Основского. 1861. Т. II, III.

Т, Соч, 1865 – Сочинения И. С. Тургенева (1844–1864). Карлсруэ: Изд. бр. Салаевых, 1865. Ч. II, III.

Т, Соч, 1868–1871 – Сочинения И. С. Тургенева (1844–1868). М.: Изд. бр. Салаевых, 1868. Ч. 2, 3.

Т, Соч, 1874 – Сочинения И. С. Тургенева (1844–1868). M.: Изд. бр. Салаевых, 1874. Ч. 2, 3.

Фет – Фет А. А. Мои воспоминания (1848–1889). М., 1890. Ч. I и II.

1858, Scènes, I – Scènes de la vie russe, par M. J. Tourguéneff. Nouvelles russes, traduites avec l’autorisation de l’auteur par M. X. Marmier. Paris, 1858.

1858, Scènes, II – Scènes de la vie russe, par M. J. Tourguéneff. Deuxième série, traduite avec la collaboration de l’auteur par Louis Viardot. Paris, 1858.

Сноски

1

по желанию: сколько будет угодно (лат.).

2

Строки, отмеченные кавычками, были выкинуты цензором, питавшим личное неблаговоление к Гоголю.{14} Этот один факт безапелляционного произвола, по-моему, красноречивее говорит о тогдашнем литературном бесправии, чем все пресловутые анекдоты о «вольном духе», «лжепророке» и т. д. Помнится, тот же цензор утверждал, что не следовало бы пропускать в печать известных водевильных стишков:{15}

По Гороховой я шел…И гороху не нашел!

Во-первых, – говорил он, – это все-таки критика, неудовольствие мерою начальства; а во-вторых: теперь вот толкуют о горохе… а кто может поручиться, что другой сочинитель, воспользовавшись послаблением цензуры, не напишет:

На свободе хоть я шел —Но свободы не нашел!

Так уж лучше не позволять толковать и о горохе.

3

обо всем да и еще кое о чем (лат.).

4

первый любовник (франц.).

5

Вспомним, между прочим, Джорджа Седлея и Осборна в «Ярмарке тщеславия», Леона Леони и Ганрие у Жорж Санда и проч.{16} Г-жа Тур начитанна; но начитанность не всегда достоинство в сочинителе.

6

Буквально – бог из машины (лат.; театральное выражение, означающее: внезапная развязка).

Комментарии

1

Было время ~ таланта и, наконец, даже гения. – О соотношении гения, таланта и гениального таланта постоянно писал В. Г. Белинский, в частности в 1846 г. в статьях: «Мысли и заметки о русской литературе» и «О жизни и сочинениях Кольцова» (см.: Белинский, т. 9, с. 454, 526, 528, 775).

2

…уже теперь не живая, г-жа Ган ~ пагубной витиеватости. – Ган Елена Андреевна, рожденная Фадеева (псевдоним Зенеида Р-ва, 1814–1842), – писательница, в произведениях которой содержался протест против униженного положения женщин в семье и обществе. Белинский называл Е. А. Ган, имея в виду ее повести «Напрасный дар» и «Любонька» (Отеч Зап, 1842), «даровитою писательницею» (Белинский, т. 6, с. 537). Однако позднее в большой статье «Сочинения Зенеиды Р-вой» (1843) Белинский отмечал, что «главный и существенный недостаток» ее произведений – «отсутствие иронии и юмора и присутствие какого-то провинциального идеализма à la Марлинский» (Белинский, т. 7, с. 670). Точка зрения Тургенева на творчество Е. А. Ган, таким образом, близка к тому, что писал о нем Белинский.

3

Все помнят впечатление, произведенное «Ошибкой» ~ мысли этого произведения)… – Повести «Ошибка» и «Долг» были напечатаны в «Современнике» (1849, № 10, отд. I, с. 137–284; 1850, № 11, отд. I, с. 5–60). «Антонина», эпизод из романа «Племянница», появился в учено-литературном альманахе H. M. Щепкина «Комета» (М., 1851, с. 257–426), где были опубликованы и «сцены из светской жизни» под названием «Первое апреля» (с. 5–85). Повесть «Две сестры» напечатали «Отечественные записки» (1851, № 2, отд. I, с. 16–292). Ложной Тургенев считал основную мысль этой повести – отказ старшей сестры (Елены) от любимого ею и любящего ее человека ради младшей сестры (Иды), в свою очередь полюбившей его же.