Параша

Любил один возиться мой безбожник:

И вдруг – с уездной барышней – в саду…

Едва ль ему отрадней, чем в аду.

XLVIII

Но постепенно тает он… Хотя

Почтенные родители некстати

Отстали, но она – она дитя;

На этом тихом личике печати

Лукавства нет; и вот – как бы шутя

Ее он руку взял… и понемногу

Предался вновь приятной тишине…

И думает с отрадой: «Слава богу,

До осени в деревне будет мне

Не скучно жить – а там… но я взволнован.

Я, кажется, влюблен и очарован!»

Опять влюблен? Но почему ж? – Сейчас,

Друзья мои, я успокою вас.

XLIX

Во-первых: ночь прекрасная была,

Ночь летняя, спокойная, немая;

Не светила луна, хоть и взошла;

Река, во тьме таинственно сверкая,

Текла вдали… Дорожка к ней вела;

А листья в вышине толпой незримой

Лепечут; вот – они сошли в овраг,

И, словно их движением гонимый,

Пред ними расступался мягкий мрак…

Противиться не мог он обаянью –

Он волю дал беспечному мечтанью

И улыбался мирно и вздыхал…

А свежий ветр в глаза их лобызал.

L

А во-вторых: Параша не молчит

И не вздыхает с приторной ужимкой;

Но говорит, и просто говорит.

Она так мило движется – как дымкой,

Прозрачной тенью трепетно облит

Ее высокий стан… он отдыхает;

Уж он и рад, что с ней они вдвоем.

Заговорил… а сердце в ней пылает

Неведомым, томительным огнем.

Их запахом встречает куст незримый,

И, словно тоже страстию томимый,

Вдали, вдали – на рубеже степей

Гремит, поет и плачет соловей.

LI

И, может быть, он начал понимать

Всю прелесть первых трепетных движений

Ее души… и стал в нем утихать

Крикливый рой смешных предубеждений.

Но ей одной доступна благодать

Любви простой, и детской и стыдливой…

Нет! о любви не думает она –

Но, как листок блестящий и счастливый,

Ее несет широкая волна…

Всё – в этот миг – кругом ей улыбалось,

Над ней одной всё небо наклонялось.

И, колыхаясь медленно, трава

Ей вслед шептала милые слова…

LII

Они всё шли да шли… Приятель мой

Парашей любовался молчаливо;

Она вся расцветала, как весной

Земля цветет и страстно и лениво

Под теплою, обильною росой.

Облитое холодной, влажной мглою,

Ее лицо горит… и понял он,

Что будет он владеть ее душою,

Что он любим, что сам он увлечен.

Она молчит – подобное молчанье

Имеет всем известное названье…

И он склонился – и ее рука

Под поцелуем вспыхнула слегка.

LIII

Читайте дальше, дальше, господа!

Не бойтесь: я писатель благонравный.

Шалил мой друг в бывалые года,

Но был всегда он малый «честный, славный»

И не вкушал – незрелого плода.

Притом он сам был тронут: да признаться,

Он постарел – устал; не в первый раз

Себе давал он слово не влюбляться

Без цели… иногда в свободный час

Мечтал он о законном, мирном браке…

Но между тем он чувствует: во мраке

Параша вся дрожит… и мой герой

Сказал ей: «Не вернуться ль нам домой?»

LIV

Они пошли домой; но – признаюсь –

Они пошли дорогой самой длинной…

И говорили много: я стыжусь

Пересказать их разговор невинный

И вовсе не чувствительный – клянусь.

Она болтала с ним, как с старым другом,

Но голос бедной девушки слегка

Звенел едва исчезнувшим испугом,

Слегка дрожала жаркая рука…

Всё кончено: она ему вверялась,

Сближению стыдливо предавалась…

Так в речку ножку робкую дитя

Заносит, сук надежный ухватя.

LV

И, наконец, они пришли домой.

За ужином весьма красноречиво

И с чувством говорил приятель мой.

Старик глядит на гостя, как на диво;

Параша тихо подперлась рукой

И слушает. Но полночь бьет; готова

Его коляска; он встает; отец

Его целует нежно, как родного;

Хозяйка чуть не плачет… наконец,

Уехал он; но в самый миг прощанья

Он ей шепнул с улыбкой: «До свиданья»,

И, уходя совсем, из-за дверей

Он долгим взглядом поменялся с ней.

LVI

Он едет; тихо всё… глухая ночь;

Перед коляской скачет провожатый.

И шепчет он: «Я рад соседям… дочь

У них одна; он человек богатый…

Притом она мила…» Он гонит прочь

Другие, неуместные мечтанья,

Отзвучия давно минувших дней…

Не чувствуя ни страха, ни желанья,

Она ходила в комнатке своей;

Ее душа немела; ей казалось,

Что в этот миг как будто изменялось

Всё прежнее, вся жизнь ее, – и сон

Ее застиг; во сне явился – он.

LVII

Он… грустно мне; туманятся слезой

Мои глаза… гляжу я: у окошка

Она сидит на креслах; головой

Склонилась на подушку; с плеч немножко

Спустилася косынка… золотой

И легкий локон вьется боязливо

По бледному лицу… а на губах

Улыбка расцветает молчаливо.

Луна глядит в окно… невольный страх

Меня томит; мне слышится: над спящей,

Как колокольчик звонкий и дрожащий,

Раздался смех… и кто-то говорит…

И голосок насмешливо звенит:

«В теплый вечер в ульях чистых

Зреют светлые соты;

В теплый вечер лип душистых

Раскрываются цветы;

И когда по ним слезами

Потечет прозрачный мед –

Вьется жадно над цветами

Пчёл ликующий народ…

Наклоняя сладострастно

Свой усталый стебелек,

Гостя милого напрасно

Ни один не ждет цветок.

Так и ты цвела стыдливо,

И в тебе, дитя мое,

Созревало прихотливо

Сердце страстное твое…

И теперь в красе расцвета,

Обаяния полна,

Ты стоишь под солнцем лета

Одинока и пышна.

Так склонись же, стебель стройный,

Так раскройся ж, мой цветок;

Прилетел жених… достойный –

В твой забытый уголок!»

LVIII

Но, впрочем, это кончиться ничем

Могло… он мог уехать – и соседку,

Прогулку и любовь забыть совсем,

Как забываешь брошенную ветку.

Да и она, едва ль… но между тем

Как по саду они вдвоем скитались –

Что, если б он, кого все знаем мы,

Кого мы в детстве, помнится, боялись,

Пока у нас не развились умы, –

Что, если б бес печальный и могучий

Над садом тем, на лоне мрачной тучи

Пронесся и над любящей четой

Поник бы вдруг угрюмой головой, –

LIX

Что б он сказал? Он видывал не раз,

Как Дон Жуан какой-нибудь лукаво

Невинный женский ум, в удобный час,

Опутывал и увлекал… и, право,

Не тешился он зрелищем проказ,

Известных со времен столпотворенья…

Лишь иногда с досадой знатока

Он осуждал его распоряженья,

Давал советы изредка, слегка;

Но всё ж над ней одной он мог смеяться…

А в этот раз он стал бы забавляться

Вполне и над обоими. Друзья,

Вы, кажется, не поняли меня?

LX

Мой Виктор не был Дон Жуаном… ей

Не предстояли грозные волненья.

«Тем лучше, – скажут мне, – разгар страстей

Опасен»… точно; лучше, без сомненья,

Спокойно жить и приживать детей –

И не давать, особенно вначале,

Щекам пылать… склоняться голове…

А сердцу забываться – и так дале.

Не правда ль? Общепринятой молве

Я покоряюсь молча… Поздравляю

Парашу и судьбе ее вручаю –

Подобной жизнью будет жить она;

А кажется, хохочет сатана,

LXI

Мой Виктор перестал любить давно…

В нем сызмала горели страсти скупо;

Но, впрочем, тем же светом решено,

Что по любви жениться – даже глупо.

И вот в кого ей было суждено

Влюбиться… Что ж? он человек прекрасный

И, как умеет, сам влюблен в нее;

Ее души задумчивой и страстной

Сбылись надежды все… сбылося всё,

Чему она дать имя не умела,

О чем молиться смела и не смела…

Сбылося всё… и оба влюблены…

Но всё ж мне слышен хохот сатаны.

LXII

Друзья! я вижу беса… на забор

Он оперся – и смотрит; за четою

Насмешливо следит угрюмый взор.

И слышно: вдалеке, лихой грозою

Растерзанный, печально воет бор…

Моя душа трепещет поневоле;

Мне кажется, он смотрит не на них –

Россия вся раскинулась, как поле,

Перед его глазами в этот миг…

И как блестят над тучами зарницы,

Сверкают злобно яркие зеницы;

И страшная улыбка проползла

Медлительно вдоль губ владыки зла…

LXIII

Я долго был в отсутствии; и вот

Лет через пять я встретил их, о други!

Он был женат на ней – четвертый год

И как-то странно потолстел. Супруги

Мне были ради оба. Мой приход

Напомнил ей о прежнем – и сначала

Ее встревожил несколько… она

Поплакала; ей даже грустно стало,

Но грусть замужней женщины смешна.

Как ручеек извилистый, но плавный,

Катилась жизнь Прасковьи Николавны;

И даже муж – я вам не всё сказал –

Ее весьма любил и уважал.

LXIV

Сперва он тешился над ней; потом

Привык к ним ездить; наконец – женился;

Увидев дочь под свадебным венцом,

Старик отец умильно прослезился –

И молодым построил славный дом.

Обширный – по-старинному удобно

Расположенный… О друзья мои,

Поверьте: в жизни всё правдоподобно…

Вы, может быть, мне скажете: любви,

Ее любви не стоил он… Кто знает?

Друзья, пускай другой вам отвечает;

Пора мне кончить; много я болтал;

И вам я надоел, и сам устал.

LXV

Но – боже! то ли думал я, когда,

Исполненный немого обожанья,

Ее душе я предрекал года

Святого, благодатного страданья!

С надеждами расставшись навсегда,

Свыкался я с суровым отчужденьем,

Но в ней ласкал последнюю мечту

И на нее с таинственным волненьем

Глядел, как на любимую звезду…

И что ж? я был обманут так невинно,

Так просто, так естественно, так чинно,

Что в истине своих желаний я

Стал сомневаться, милые друзья.

LXVI

И вот что ей сулили ночи той,

Той летней ночи страстные мгновенья,

Когда с такой тревожной быстротой

В ее душе сменялись вдохновенья…

Прощай, Параша!.. Время на покой;

Перо к концу спешит нетерпеливо…

Что ж мне сказать о ней? Признаться вам,

Ее никто не назовет счастливой

Вполне… она вздыхает по часам

И в памяти хранит как совершенство

Невинности нелепое блаженство!

И скоро с ней расстался… и едва ль

Ее увижу вновь… ее мне жаль.

LXVII

Мне жаль ее… быть может, если б рок

Ее повел другой – другой дорогой…

Но рок, так всеми принято, жесток;

А потому и поступает строго.

Припомнив взгляд любимый, я бы мог,

И бы хотел сказать, чем, расставаясь

С Парашей, вся душа томится… но –

На серебристом снеге разгораясь,

Блестят лучи; скрипит мороз; давно

Пора на свежий воздух, на свободу…

И потому я кланяюсь народу

Читателей – снимаю свой колпак

Почтительно и выражаюсь так:

LXVIII

Читатель мой, прощайте! Мой рассказ

Вас усыпил иль рассмешил – не знаю;

Но я, хоть вижусь с вами в первый раз,

Дальнейшего знакомства не желаю…

Всё оттого, что уважаю вас,

Свои ошибки вижу я: их много;

Но вы добры, я слышал, и меня

По глупости простите ради бога!

А вы, мои любезные друзья,

Не удивляйтесь: страстию несчастной

С ребячьих лет страдал ваш друг прекрасный…

Писал стихи… мне стыдно; так и быть!

Прошу вас эти бредни позабыть!

LXIX

А если кто рассказ небрежный мой

Прочтет – и вдруг, задумавшись невольно,

На миг один поникнет головой

И скажет мне спасибо: мне довольно…

Тому давно – стоял я над кормой,

И плыли мы вдоль города чужого;

Я был один на палубе… волна

Вздымала нас и опускала снова…

И вдруг мне кто-то машет из окна,

Кто он, когда и где мы с ним видались,

Не мог я вспомнить… быстро мы промчались –

Ему в ответ и я махнул рукой –

И город тихо скрылся за горой.

Сноски

1

Вот как! (франц.)