скачать книгу бесплатно
Дочь легкомысленной любви
воды и солнечного света,
мать сон-травы и первоцвета,
рождённой заново листвы,
пора вскипания крови
под корень срубленной берёзы —
когда предчувствие угрозы
никак нейдёт из головы.
«Мы не заметили, увы…»
Мы не заметили, увы,
мы за делами проглядели,
что парк – и не прошло недели —
укрылся пологом листвы,
а это значит, ангел мой,
уже не за горами лето.
Но стало воздуха и света
куда как меньше, чем зимой.
«Тот, кто выбирает дорогу…»
Тот, кто выбирает дорогу,
которой пристало идти,
себе выбирает тревогу,
которой томиться в пути.
Что ведомо мне о тревоге,
терзавшей задолго до нас
пылившего по дороге
в Дамаск?
Прогулка
1
Вторая неделя июля,
и в праздник Святого Петра,
как набожные бабули,
бездельничаем с утра.
Но маяться, скоро ли вечер,
причины я не нахожу.
Отправимся, здесь недалече —
тебе городок покажу.
2
Чтоб камнем душа не лежала,
ты тех оправдай и прости,
кто ратушу после пожара
не смог до ума довести.
Никто из них не бездельник.
Не имут вины
работавшие не из денег
спасители старины.
3
Над могилами деда и бабки,
тётки и прочей родни
ни памятников, ни оградки —
кресты да вороны одни.
По-разному жили-тужили
в крестьянской своей простоте —
те праведно, эти грешили.
А ныне лежат в тесноте.
4
За клёнами скромно притихший,
но строгий, как всадник Егор, —
когда-то меня окрестивший,
стоит православный собор.
И с давнего детского лета
знакомая наперечёт
Чечёра – река Гераклита —
под Замковой горкой течёт.
«Пучок утиных перьев…»
Пучок утиных перьев,
бессмертников пучок —
не тешься, дурачок,
ты у неё не первый.
Ручаюсь головой,
она не унывала
и многократ бывала
соломенной вдовой.
Сейчас она твоя,
но случай подвернётся —
другому улыбнётся
и скажет: вуаля.
«Отправляешься в дорогу…»
Отправляешься в дорогу:
кости – псу, овёс – коню,
сердце – даме, душу – Богу,
честь и совесть – никому.
Но не кайся, бедный рыцарь,
если скажут, дураку,
что милее те, чьи рыльца
от рождения в пуху.
«Я памятник воздвиг из горстки слов…»
Я памятник воздвиг из горстки слов.
Достойный поклонения волхвов,
он интересен, судя по всему,
мне одному.
И потому непрочный, как слюда,
мой памятник исчезнет навсегда
бесследнее языческих могил.
Но всё-таки он был.
«Синева долгожданного неба…»
Синева долгожданного неба
обласкает на несколько дней,
не заботясь о том, как нелепы
и мелки наши страсти по ней.
А когда пролетит паутина,
станут жилы тянуть, ополчась,
беспросветная серость, рутина
и непереносимая грязь.
«Снег, обглоданный туманом…»
Снег, обглоданный туманом
атлантических дыханий,
не является обманом
новогодних ожиданий,
но является причиной,
основной и несомненной,
ссоры женщины с мужчиной,
одиноких во Вселенной
между лживых, безучастных,
вороватых, суетливых
и поэтому несчастных,
но поэтому счастливых.
«Небесные цветы дворов и пустырей…»
Небесные цветы дворов и пустырей
влекут меня к себе невнятно и тревожно.
Я сделал первый шаг. Я вышел из дверей.
Я не могу сказать, вернусь ли. Невозможно
предвидеть результат внезапных перемен,
стремительный итог уходов без прощаний.
Искусство быть вдвоём не знает ни времён,
ни комнат, где скелет напрасных обещаний,
скрываемый в углу от посторонних глаз,
не хочет присмиреть и цокает костями.
Его немой укор, его истошный глас
не значат ничего для движимых страстями
по вечному пути. Незваными гостями
им так легко идти с худыми новостями.
Десятый блюз
Я пена ХХ века
катящегося под уклон
я значу не больше чем Вега
когда приходит циклон
я мясо ХХ века
кровавого с красной строки
я значу не больше чем веха
дрожащая в русле реки
я выбор ХХ века
в последние несколько дней
я значу не больше чем ветка
для листьев шумящих на ней
«В конце дороги крепкий чай…»
В конце дороги крепкий чай
и тёплая постель,
а за окном который час
колючая метель.
А за окном леса, поля,
чужие города,
окоченевшая Земля,
хвостатая звезда,
неразличимая во мгле.
И вся моя беда
в том, что как стрелка на игле
мечусь туда-сюда.
«Верни мне слово – я тоскую…»
