скачать книгу бесплатно
дородная заплечных дел матрона.
«Какого дня какая злоба…»
Какого дня какая злоба
согнёт меня в бараний рог
настолько, что друзья до гроба
не пустят даже на порог,
и отвернутся домочадцы
от непотребного отца?
А до Небесного Отца
во все века – не докричаться.
«Я умер. Было бабье лето…»
Я умер. Было бабье лето.
Четыре дня до Покрова.
Прошла по городу молва,
что дуба дал, как дважды два,
и даже местная газета
заметку тиснула: поэта
солёная от слёз вдова,
вовсю сморкаясь в рукава,
сопровождала у лафета.
Пускай твердят, коль скоро это
не посягает на права
в гробу лежащего предмета.
«Боевое седло убивает в мужчине мужчину…»
Боевое седло убивает в мужчине мужчину,
но рождает легенды. И в этом я вижу причину
тяготения к тихим омутам пьяного рая.
Я не против надраться. Я считаю, что это вторая
форма небытия, сопряжённая с выбором место-
положения тела относительно Оста и Веста
по капризу души. Нестареющим жестом Пилата
умываю ладони. Мне дороже шестая палата.
«Крест Лебедя над городом ночным…»
Крест Лебедя над городом ночным,
провинциальным, глупым, сволочным,
скрывающим за сотнями замков
унылых баб и пьяных мужиков,
навязчивым, как папиросный дым,
и – никуда не денешься – родным.
* * *
Я построю дом. Из Крыма переставлю на чердак
водопад Джурджур весёлый и угрюмый Чатырдаг.
Чтобы не было неловко, гостя встретят на столе
Демерджи пирог слоёный, Понт Эвксинский в хрустале.
И тогда в любое время заходи – поговорим,
будь ты город Севастополь или Александр Грин.
«Рентгеновский снимок в зените…»
Рентгеновский снимок в зените,
рябина, как смерть на миру,
но я не скажу: извините
меня за двойную игру, —
тому, кому не по нутру
рентгеновский снимок в зените,
рябина, как смерть на миру.
«Осколок зеркала – растущая луна …»
Осколок зеркала – растущая луна —
пускает зайчиков на полуночный город.
Чумацким Шляхом неба свод распорот —
и звёзды густо падают за ворот,
и звёздами исколота спина.
Вам этого не видно из окна.
«По мановению руки…»
По мановению руки,
оповестившему начало,
Плеяд рябиновая кисть
к быку небесному упала.
Уходит день, уходит год,
уходит век – на горнем склоне
бык звёзды горькие жуёт,
и не кончается погоня.
«Лишённые по прихоти людей…»
Лишённые по прихоти людей
своей привычной птичьей процедуры,
скользят по холодеющей воде
два лебедя, как лёгкие фигуры.
И вот когда на опустевший пруд
падёт зимы проклятье воровское,
мы скажем просто: шахматный этюд
вполне решило лето городское.
«То ли в детство впадаю…»
То ли в детство впадаю,
то ли вещие сны —
сам себя наблюдаю,
как столица Апсны.
Вот ладонь погружаю
в неостывший песок,
облака провожаю
взглядом наискосок.
Вот сухую травинку,
как телок, тереблю
и гудеть под сурдинку
помогаю шмелю.
Мимо на паутинке
пролетел паучок —
мило, как на картинке,
чья цена пятачок.
Дозревают рябины,
на губах молоко,
и до первой руины
далеко-далеко.
«Солнца медный пятак…»
Солнца медный пятак
сунул в тощий карман окоёма
износившийся франт,
облысевший до первых седин,
и отправился прочь
из горящего жёлтого дома —
сорок восемь недель
живота своего господин.
«Распахни своё окошко…»
Распахни своё окошко
поскорее – посмотри,
как качается серёжка
в мочке розовой зари.
Здравствуй, взбалмошная вера
ни с погоста, ни с села,
в то, что это не Венера —
капля чешского стекла.
«Поздно вечером выйдем покурить на балкон…»
Поздно вечером выйдем покурить на балкон
и увидим – на юге поднялся Орион,
и за ним, за домами, за дымком сигарет —
миражом – Галилея, городок Назарет,
двери дома, мужчина подпирает косяк,
завтра утром в дорогу, а жена на сносях,
долгожданный мессия всё еще не рождён,
и висят над горами семь огней без имён.
«Кто гадал по следам…»
Кто гадал по следам
над болотом поднявшихся уток,
кто хлебал молоко
из прохладной ладони реки,
кто платил свою дань
одиночеству пеших прогулок —
тот меня не поймет
и напишет другие стихи.
«В этих диких краях…»
В этих диких краях
нужно быть элементом рельефа —
драгоценную плоть
растерзают, и, может быть, бросят,
а копаться в душе
никому недостанет ума.
ДОРОГА В ДАМАСК
2003
«Дочь легкомысленной любви…»
