Преломление

Величайшее из Зеркал

Поникла усталая Ива

смотрит в воду – отраженья не видит

ничего – кроме неба

В дальней комнате в закоулках

большое Зеркало

В нём затерявшееся Ивы лицо

отразилось в пятистрочиях

которые уносит вода –

В величайшее из Зеркал – она

смотрит – уже давно

шагнувшая в небо

Какая спокойная смерть

Я не люблю вас

Тоскливое занятие – служить –

не повивальной бабкой –

сводницей

А если не хотят сводиться –

быть

носильницей – для неугодницы

И замуж выдавать любовь

за кровь –

после развода – вновь

подыскивая пару

Бедные – нет у них выбора

А если не желают париться

А если бы со мной так поступили –

жить с нелюбимым век и

стариться

Выслеживаю редкие слова

выслеживаю ритмы

владею – не любя вас –

да –

рифмы2

2 Лариса Володимерова: «Меня интересует внутренняя

рифма. Пускай бедная, она таит большие возможности.

Натюрморт

Натюрморт –

селедка гладиолусы омары

Омара Хайяма книжка

скрюченная вилка –

распрямлю её взглядом –

будет завтрак менталиста.

На обед – борщ

и ломоть латвийского хлеба

слюни капают в тарелку с супом

как дождь – с неба

Нет такого судна

Рифма в начале строки реже рифмы в конце, от которой

попросту устаешь. Рифма может набить оскомину…

Стоит ли отказываться от открытых возможностей

поэзии?» (Л. Володимерова. Беспредел, 2002. Стр. 370)

в которое поместится мой голод

Вместо Хайяма – Хаим

(который Сутин)

вместо тепла – холод

А лавровый лист в супе –

это говорят – к славе

Смайл ( я не голодаю –

я просто на глазах таю)

Тишина в моей голове

я люблю

когда в голове пустота

ясная пустота –

легковесная чудесность

сколько места открывается

простота

проникает в сердце –

детская беспечность

солнце

светит ярче и

теплее – ветер

пахнет слаще и

нежнее

пристает к щекам

я люблю

когда в голове тишина –

мне милее

её царственная бесконечность

сколько времени открывается и

уже

я слышу

я слышу вечность

Недетские сказки

Я расскажу тебе на ночь сказку

о принцессе заколдованной принцем

поцеловал и уснула навек

(нас оглупляет слово под названьем

любовь)

О королеве Снега

расстаявшей по весне Снегурочкой

от покорной печали

Расскажу о Кае влюбленном в Герду

и бежавшем на край света

от их фараоновой любви

О Сером Волке в Красной Шапочке

а иногда в Серой Бабушке

О Красных Башмачках что спасли

от жабы жука единорога

(потому что вещи не таковы

Дорого́й – какими они казались)

Мне созвучны твои стихи

Мне созвучны твои стихи

Те же стихии бушуют во мне –

четыре элемента и более –

пламень – огонь – драгоценный металл

воздух – вода – мага кристалл

и ночная волна – на волне

приплывает муза с твоим лицом

в чем признается ее лицо? –

в том что она пришла мертвецом

О – как я боюсь за тебя!

Старая ночь – пустыня и – Нил

барка качается между могил

отражается в бархатной тьме

которую здесь называют небом

разве ты там не был?

Как же – оттуда – оттуда мы

наши корни не из земли

мы запустили ветви вниз

с неба – на землю

Ночная стихия – скользкий карниз

мне созвучны твои стихи

Если пришел – тогда не спеши

Пусти свои корни в жизнь!

О – как я боюсь за тебя!

Почему я пишу

Почему я пишу –

потому что Муза

положила при рождении

мне в колыбельку перо

и бумаги немного под подушку –

вот как мне повезло

Потому и нет мужа –

некого ждать, глядя в окно –

кто же вытерпит мои ночные бдения –

только мальчики

которые приглашают в кино

Почему я пишу –

потому что Муза

при рождении поцеловала в лоб

а ангел – который в Духе –

прошептал на ухо

тайный-претайный код

Почему я пишу – спросите –

и что прошептал мне ангел

а я не спешу отвечать

потому что не для всех моя тайна

Я пишу потому что

меня покрестила Муза

а ангел сказал – талант

это не крест и не обуза

Это твоя защита – твоё оперение

принявшая дар творит –

по определению

Бытописание

Не помню лета, такого горячего и сухого, как в

этот год.

Немецкие сочные лужайки, которыми я

восхищалась летом,

а особенно зимой, исчезли.

Вместо них торчала сухая солома вверх,

словно чубы деревенских мальчишек,

опаленные солнцем.

Женщины скинули свои неизменные брючки и

джинсы,

облачились в платья.

Одни платья были неожиданно нарядные,

словно у нас снова дни карнавала,

другие – выглядели неказисто и жалко, потому

что их вовремя не научились носить,

а третьи – и совсем странные – как будто их

вынули из бабушкиных сундуков.

Из какой эпохи? Из какого времени? Из сундука

ли? С барахолки?

Из другого века?

Моя неизменная юбка – она была на мне.

От жары она стала на двенадцать сантиметров

шире…

Или я – от жары уже. При ходьбе крутилась

вокруг талии,

поправляла ее на ходу, боялась:

в один прекрасный день она соскальзнет с меня, минуя талию и бедра, и я останусь ни с чем,

точнее, ни в чем… Да, прямо посреди улицы.

* * *

Всё лето я проходила в зимних

ботинках на босу ногу –

у туфель съежились каблуки

и сами они – многострадальные

начали падать с ног

как старые жирные оладьи

Зима наконец

Грею руки о чашку с горячем чаем

Теперь ботинки слетают –

чавкают ступни в когда-то плотных

дермантиновых закромах

Скорей бы лето

Ногти мои синеют –

грею руки о чашку с горячим чаем –

Летом ведь можно ходить босиком

…...................................................

Боже – как я смеюсь

перечитывая этот стих

Сладкая обитель

Одиночество меня избаловало

залелеяло – всех отшелушило

освободило – одной оставило

приподняло и – отпустило

У меня здесь ветхозаветные тени

в стенах бюсты великих

и забытых – как я

венки цезарей и лавровых растений

Все что страдало – оно ушло от меня

Одиночество – моя сладкая обитель

казна драгоценных снов – воспоминаний –

выпускаю

их потешится под луною

а к утру снова запираю

Много лет не сплю –

не скорблю – не жалею – не смыкаю

Одиночество – моя сладкая обитель

нас здесь двое – я и Хронос –

Хронос – мой целитель – я

не живу – и больше не умираю

Любите ли вы Брамса?

Вдруг возник волшебный вечер из ничего

из невидимой точки в воздухе и все потому что

я свернула в темноте не в тот переулок

Темнота – переулки – средневековье живое

Шпили – узкие окна в высоту меня – каменья

гудящие по ночам своими древними голосами –

видели хождения святых и сожжение женщин

под именем ведьма

Устремились тогда в небо все дома и церкви

от боли –

потому что камень милосерднее, чем люди

и деревья милосерднее и косули обреченные

на убой

Я шла в темноте слепо следуя сердцу

и старалась не слушать отголоски веков –

о сожженных женщинах и убитых оленихах

и о затравленных детях

Я шла в темноте, не полагаясь на глаз –

он меня так часто обманывал и я

отключила в тот вечер глаза – окна открытые

отдыхали от дневной духоты – и я

услышала Брамса

Я видела как

Брамс в темноте сбежал из окна на свободу

по небу фиолетовому пробрался следом за

солнцем

в алую прослойку

меж звездной синевой и горизонтом

Сердце последовало за ним слепо – или смело

Не одно ль и то же – очарованная я смотрела

как звуки искрятся и проясняются звезды –

Где-то там и моя – ждет

Сердце моё стремилось – уповая –

звезда как и душа – она всех принимает

Брамс ко мне спустился – подхватил под руку

и понес ввысь – кружил – я забыла где

нахожусь

сладко пахло липами в темноте

Брамс – такой нежный и сладкий – легче всех

У тебя даже печаль приятная – моей душе

эликсир

Я забыла про земное – я и стоя на земле о нём

нечасто помнила – а теперь – в вечернем небе

полет

И глаза прикрыла – если смерть придет

когда позовет меня моя звезда – Брамс –

будь со мною рядом – возьми меня

за руку и проводи туда –

Пусть за Брамсом охладеют руки

Пусть глаза закроются при Брамсе –

так легко уйти в погожий вечер – вздохом

когда Брамс играет с небосводом

Глубина

Much Madness is divinest Sense

(с) Emily Dickinson

Кто сможет вынести мою глубину

Кто сможет – закрыв глаза –

в неё прыгнуть и – в ней не потеряться.

Никто – еще ни один – не отважился

погрузиться в меня и

там остаться.

Ходят вокруг да около

Думают – это верная смерть

Никто не решается на амок –

не найти безумца

Одиночество – это рок – спрашиваю себя

или божественное искусство

Кто сможет вынести мою глубину – только

я сама –

потому что Бог – эта самая глубина

Но вечный возлюбленный –

если ты – отважишься и все-таки прыгнешь

я прыгну вместе и тебя спасу –

вот увидишь

Когда отхожу ко сну

Когда отхожу ко сну

душа начинает стихами

говорить со мной

Когда отхожу – мелкими шагами –

душа начинает петь

возвращаясь на родину – домой

Когда отхожу ко сну

ангельский хоровод

засыпающий мир

осыпает пыльцой

Когда отхожу ко сну –

душа во мне – поет

и вторит ей музыка сфер

Я уповаю –

никогда не закончится праздник

Когда я отхожу –

Исчезаю

Люцифер – солнечный ангел

а не смерть

Он – вот такая тайна –

любимый Богом ангел

Когда отхожу

я узнаю тайны –

сны – это дверь

Хоровод – золото пыльцы –

музыка сфер –

уставшая душа возвращается домой

а сейчас наступает покой

закрой глазки! – а сейчас – покой

Прекрасные мужчины

Улица – взгляд – проезжая часть

у-часть незавидна прекрасных

мужчин

Визг тормозов пешеходов машин

Почему вас

держат на коротком поводке

вас – прекрасных мужчин

Улица – взгляд – опущенных глаз

трепетное смятенье и

по кольцу – на безымянном у вас

и – божественное терпенье

Окольцованным и птенцом

высоко не взлететь – друг

а если переместить кольцо

с безымянного на мизинец

а?

Боже – зачем ты создал

этот зверинец!

Тень Офелии

Офелия

уйди в монастырь

А что есть дальше монастыря

Я бреду вдоль стены – а куда мне идти

Если кругом стена

Офелия

ты бродишь по Европе

Я брожу по тому чего больше нет

Меня – призрачную – отправь в монастырь

От воды подальше и от Потопа

Офелия

безумная ты

Я безумная и шепчу – а ты смертен

Атлантида недозатонула

Я –безумная – тогда ускользнула

А топили её много и сверху

NATURA

В шелесте листьев искали знак

В дуновении ветерка – посыл

В речи туземной – в стихах чужеземных

Школу для себя и великий смысл

Напевом рифм исцеляли врак

Душевный или тела и головы

А я вернулась к вещественности

Улицы гомона сплетни толпы

Не погружаясь в их мрак

Пища

Разложена взвешена в воздухе разлита

Упрессована – повсюду – кормись

Бери сколько можешь нести –

Жизнь

Успей донести до стола

Пиши

Или вот лужайка скамья

Кафе метро библиотека кино

Очередь в учрежденьи окно

С подоконником невиданной ширины

Я прищуриваюсь – утоляю глаза

Сидя на подоконнике – полутона

Формы линии срыв нагота – фигуры

Совершенство драмы и невозможного

Я пишу с натуры –

Как это делают художники

Длинная очередь в печку

(Прогулки. Улица Визенталь)

Визенталь звучит фамилией поэта

профессора литературы

или известного пианиста

Он писал абсурдные стихи

читал поэтику студентам

или виртуозно играл Листа

Он светил миру спокойно и мудро

я надеюсь – он сумел спастись

от лжи – и не попасть в мясорубку

Я рассматриваю старую табличку

это история коричневого века –

с этого вокзала увезли в вагонах…

Я надеюсь – не увезли этого человека

Профессор Визенталь – вы должны жить

гении находятся под особой защитой

такие не должны уходить

исчезать в мясорубке – это дикость

В феврале сорок второго – сообщают нам

и щемит в сердце от напоминания

и дрожит рот – проклиная вечность

так надеюсь – в этом поезде была не я

но неудержимо текут слезы по щекам

потому что и я стояла там

в этой длинной очереди в печку

Уборка в плательном шкафу

I

Я сторонница минимализма –

у меня пустовато в квартире

Философия вещизма

прошла мимо

моего поколения

За тряпками –

мы не ползали на коленях

и не ползали по церквам

Я желала, чтоб ты был свободным

Ты сам –

чтоб другие были свободными

Я выбрасываю вещи из шкафа –

всякое старье негодное

Мне не жаль быть свободной от вещей и

владения – это такое облегчение – когда

вещи не имеют значения

Быть или иметь – вот в чем вопрос

Твой рюкзак в шкафу прячется –

его стоимость – моя бессонница

и три литра слез

Не бойся –

я перевернула его и встряхнула

из бокового кармана посыпалась пыль

Выгоревшее хаки пахнет костром

и теплом

гильз

Синим маркером смазаны сверху цифры

потому что там – никаких имен

Не бойся – я тебя не брошу –

будешь ездить со мной с квартиры на

квартиру

до скончания времен

II

Пыль Сирии на полу в моей спальне

и на моих дрожащих пальцах

Ты вернулся живым и невредимым

потому что я сильно желала –

оставайся свободным и счастливым

несмотря на саранчовое жало

и того, кто споткнулся

о саранчовую пулю

он упал в сирийскую пыль – он –

не вернулся

А я споткнулась о сожженную

библиотеку –

тысячи костров листали останки Мосула

Раскрошили свои древние святыни и

Бога

Я стала современницей темного века –

злого рока – возвращения средневековья

Врата Бога они превратили в пустыню

и предвечное в ней уснуло

Но кто-то совсем не вернулся –

он обагрил чужую пыль – он

где-то в другом месте проснулся

По нему теперь стенают и плачут

Выплачешь насмерть глаза –

все равно не поднимется

но молчит старая Мачеха –

даже если мое сердце вынет себя –

скупая на слова – беззрячая

III

Конец войны увидят только мертвые —

сказал Платон еще в те времена

Я сидела на лекциях по философии и

не знала – Платон мне пригодится –

в моей жизни будет война

В моем шкафу стоит рюкзак потертый

Он пахнет до сих пор костром и смертью

помнит гул ветра и Евфрата воды –

Конец войны увидит только мертвый –

так размышлял философ – о человеческой

природе

В Германии не приветствуется, когда

молодые люди уходят добровольцами на

фронт, чтоб бороться в Сирии с

террористами. Когда они возвращаются

домой, их допрашивают, изымают паспорта

и вещи в качестве улик, и пытаются

навязать связи с ПКК.

Власти считают, что эти люди портят

имидж страны перед лицом мирового

сообщества. Тем более, не идет речь о том,

чтоб почтить память погибших в Сирии в

борьбе с терроризмом.

Прощание с мини-юбкой

То ли Сулеймания то ли Истанбул

речь Востока на улице – напевы из шиша-

баров

магазины золота мужские чаевни гул

четки и мечети в руках прохожих

Речь Востока на улице – дёнерские будки

Возвращусь домой спрячу юбку в шкафчик

Жены их все в черном – от лица лишь

щелка

Взгляд стальной пронзает мою мини-юбку

А мужчины смотрят славно ухмыляясь

Словно я – верблюдица их давно родная

И служу им верно и живу в их доме

Нет пора упрятать мини-юбку в шкафчик

И пора закутаться в черный блеск чадры

А для головы – щелку лишь оставить

Смертницею черной в город выходить

Слышу за стеною заунывный клич

Прячу юбку в шкафчик – время для

молитв

То ли Сулеймания то ли Истанбул

А когда-то был – был немецкий город

А куда же немцы – немцы подевались

Немцы на Майорку видимо сбежали

Ну а что былого в городе осталось

Вот кусочек го́тов да рококо в Буртшайде

Да кантаты Баха в маленькой церквушке

Не пойму

То ли Сулеймания то ли Истанбул

Господи спасибо – все-таки не Ракка

Новая Кассандра

Если не верите мне – так что ж

будущее вас отыщет само

Догонит – накроет словно волной

покажет – что правда и – что ложь

И ненависть обретет покой

надо мной –

вам не будет охоты глумиться

охоты на ведьм закончатся –

и за пазухой нож – он

МАРИЯ ТУХВАТУЛИНА

Родом из Рязани. Филолог, журналист.

Автор книг «Простые вещи» (2016 г.), «Чудеса и

чудовища» (2017 г.), «Молитва дилетанта» (2019 г.).

Финалист Филатов Феста – 2017, суперфиналист

Чемпионата поэзии им. Маяковского – 2017.

В 2019 г. вошла в Золотую Сотню фестиваля

«Всемирный День Поэзии», заняв второе место по

Москве.

Ссылка на Творчество в сети Интернет:

https://vk.com/mezhdu_strok

ПРОИЗВЕДЕНИЯ

* * *

Так приходит волчок, не зная,

кого кусать –

переходят впотьмах друг в друга черты

лица,

умолкают в одном созвучии голоса:

разбери

лиса,

для чего засыпающих с краю караем.

Зажигалки и мелочь из их карманов –

вряд ли откуп зажравшимся слугам зла.

Подождут будильники и вокзал – не ворчи

«когда же», –

их разбросанные одежды

и невытертая посуда – знак того, что они

отсюда.

След помады на пустом бокале.

Переполненная пепельница на балконе.

Кто из раковины лакает – их оставит вот-

вот в

покое,

потому что – кого кусать? И квартира на

вид

– пуста.

Даже если чуешь, что рядом – локоть,

марципан или свежие сливки плоти –

каноничного края нет,

как у моря, что снится спящим. Нежить

ищет –

да не обрящет.

Забирает лишь горсть монет.

11 Страница

I

Мне даже нравилась та девочка из зеркала –

худые плечи, карие глаза.

Пока стихами правды не коверкала,

пыталась лишь снежинки вырезать:

до срока – раз стихи бывают белыми,

по осени засыплет пустыри.

Мне – нравилась, но зеркалу не верили,

не посвящая в правила игры.

II

Я пытаюсь понять, для чего в математике

буквы,

ты считаешь меня поглощённой учебником

букой,

а таких не зовут гулять.

Целоваться, курить и лгать

рот пока ещё не научен.

Первый лифчик слегка колючий –

кружева. Мне самой здесь скучно,

и не светит за четверть «пять».

Я люблю бунтарей – но встречаю их только

в книжках.

Я готова простить равнодушных ко мне

мальчишек –

как с такой танцевать медляк:

с той, что ждёт непомерно много,

что из клетки с подушкой мокрой

хочет выйти – не знает, как.

III

О милая, ты знала наперёд,

что внученька – ходячий тихий омут.

У ней внутри такое, блин, живёт –

не то, чтоб йохохо, бутылка рому,

но за окном беснуется весна –

и можно прочь из дома без скандала

с забавною заколкой в волосах,

куда захочешь с этого вокзала.

Алиса

Однажды дождливым утром Алиса

проснулась взрослой.

В нехитрой системе жанров все сказки

остались в прошлом.

Алиса расчешет косы, и кто-то ей сварит

кофе,

С годами стал как-то строже ее аккуратный

профиль.

Алиса любима жизнью – по вазам бутоны

лилий,

Пылятся на книжной полке Пелевин,

Бальзак, Тит Ливий…

Паланик сожжен бойфрендом, Коэльо

самой Алисой…

Они оба любят регги. Не любят соседи

снизу.

И вроде бы все как надо – Алиса в ладах с

мейнстримом,

Уверена – те, кто рядом, не пустят ей пулю

в спину,

С учебой – и там порядок, сданы без

проблем зачеты,

И средь облаков улыбку не чертит уже в

блокнотах.

Ты помнишь их всех, Алиса? Боялся

разлуки Чешик,

Вдоль края доски печально ходили слоны и

пешки.

А Шляпник – того всех жальче, как знал –

не вернешься больше.

Уйдешь – и забудешь напрочь. Ты

вырастешь, если проще.

Когда-то читала мама, что так умирают

сказки,

Когда в них не верим больше, когда

надеваем маски.

Сказала: «Нет в мире чуда», – и книжка

упала с полки,

Теперь поливай слезами, живою водой, что

толку?

Того и боялся Шляпник, он знал, что убьет

забвенье,

И зря заготовил с Соней к зиме для тебя

варенье…

Пока ты накрасишь губы, истлеет дворец

волшебный.

Ведь ты их не помнишь, правда? Ни

капельки.

Совершенно.

* * *

Март уже на подходе. Снегам

всё труднее держать лицо.

Если я не подам сигнал –

всё равно замыкай кольцо,

потому что не то, чтоб я

лишь сейчас начинала жить –

я и так легион бабья

не пополню – наладив быт,

я не стану над ним дрожать,

начадив фитилём свечи:

раз над разумом есть душа –

и тебя ли тому учить,

значит каждый неверный шаг –

лишний шанс приукрасить век.

Так однажды легко дышать –

а вокруг почерневший снег.

Говорят, что девочка без кожи

и в калашный ряд с такой-то рожей.

Мне досталась странная эпоха:

ни пера, ни пуха, ни гороха.

Я не лезу в сложные вопросы –

ветхий домик ждёт смиренно сноса,

дремлет на крошащемся боку.

Данте на троллейбусном кругу,

Дориан на выцветшей картине,

Покормить хромающую псину

половиной булки с ветчиной.

Мы малы – любой величиной.

В одну из антрацитовых ночей

уйду без телефона и ключей.

Без револьвера, пояса, колёс.

Я – облако растрёпанных волос,

окутавшие комнату духи…

Ни слова про любовь и про стихи,

и ждут ли нас великие дела,

зачем на свет нас мама родила.

Поймёт тебя любовник или друг?

Не выходи из комнаты в фэйсбук.

Пора взрослеть – нелепая пора,

кончается весёлая игра.

Теперь в чернилах пачкай рукава

да отвечай за всякие слова.

Весну знобит – сугробов чернота.

Подводится уверенно черта,

и мы не всё, но многое исправить

имеем исключительное право.

Свобода, так похожая на смерть –

в глаза любые искренне смотреть,