скачать книгу бесплатно
Возможно, он плохо старался? Он часто об этом размышлял и не находил ответа. И не находил ни одного шанса попробовать снова. 60 лет! Нет, это не время создавать семью. Оставалось работать.
– Лёша? – Ему в лицо заглядывала какая-то женщина. Он повернул голову в её сторону, выпрямился, подобрался. Кто она? Память ничего не подсказывала.
– Не узнаёшь? А я тебя сразу узнала! Ты совсем не изменился, только поседел. Я Оля, подруга Марианны. Помнишь её?
Он помнил. Он ещё жил в Москве, встречался с ней несколько месяцев, и ему даже казалось, что это любовь. Потом его перевели в Ярославль, Марианна не отвечала на письма, и постепенно всё забылось.
Женщина устроилась напротив.
– А с Таней ты общаешься?
– С кем?
– С Таней, – повторила женщина. – С дочерью.
*
Хорошо, что это сообщение. Что это не визит ко мне домой и не звонок по телефону. Бумажное письмо ещё лучше – разорвать его, спустить в унитаз и сделать вид, что ничего не было. А теперь видно: сообщение прочитали. Теперь придётся ответить.
Он пишет, что узнал обо мне только сегодня – встретил мамину подругу. Что, исходя из даты моего рождения, которую я сама же и указала в профиле Фейсбука, мама уже была мной беременна, когда он уехал из Москвы. Почему-то я сразу верю. И сразу вижу, от кого мне достался такой высокий лоб. Почему же отчество мне досталось не от него?
Мам, почему? Почему ты не сказала ему?! У нас могла бы быть нормальная семья. Ты хоть знаешь, сколько раз меня в саду и в школе спрашивали об отце? А я только по чужим рассказам и знала, как это – жить с отцом. Как помогают с математикой, ходят вместе на лыжах в лес, берут с собой в гараж чинить машину. Я всё детство мечтала, что он когда-нибудь приедет, найдёт меня. Только я рассчитывала, что это случится раньше. Да, раньше! Лет на двадцать.
Ты что, ты тоже верила в этот дурацкий венец безбрачия? Как бабушка и прабабушка? Что судьбу не изменить, на мужа рассчитывать не стоит? А ребёнок да, это можно. Поэтому отцу ничего не сказала? Но это же глупо! Это же просто совпадение!
Или он тебе совсем не нравился? Тогда зачем ты с ним встречалась? Как у вас там всё было? И спросить-то мне некого, мам. Где мне подругу твою встретить?
Мам, посмотри на меня! Ты же видишь оттуда, правда? Мне уже 35. Когда тебе было 35, я оканчивала школу. А я? Единственный человек, который захотел быть со мной, вот-вот меня бросит, потому что я ни на что не могу решиться. Это ты виновата, мама! Ты, ты, это из-за тебя у меня такие проблемы!
Приехала Светка. Я выдаю ей подушку, одеяло и два полотенца и исподтишка наблюдаю за тем, как она раскладывает мамин диван. Не знаю, чего я жду. Что сложится диван и съест её? Что её унесёт на улицу через открытую створку окна? Что комната захлопнется, как ловушка? Похоже, на Светку всё это не действует.
Зато она долго рассматривает фотографии в рамках над маминым столом. Я уже забыла, как много их, цветных и чёрно-белых. Вот бабушка, мама и я между ними. Мы сидим в фотомастерской, я вцепилась в своего игрушечного медведя и так глаза раскрыла, вот-вот выскочат. На всех остальных фотографиях мы с мамой вдвоём. Перед торжественной линейкой в первом классе, в зоопарке, в ГУМе у фонтана, по колено в Средиземном море… А вот выпускной, а рядом – вручение дипломов. Мама не меняется – не полнеет, носит одну и ту же короткую стрижку. Светка знала мою маму. Она поворачивается ко мне, что-то хочет спросить, но у меня вдруг очень горячо становится в глазах, и я прячусь в кухне. Здесь всегда есть что помыть.
Я пишу отцу, что буду рада познакомиться, и приглашаю приходить завтра к 20.00. Пишу сообщение Лёне: «Случилось удивительное: меня нашёл мой отец. Завтра он придёт в гости к 20.00. Пожалуйста, тоже приходи». Через несколько минут высвечивается ответ: «А твоя квартира не маловата для всех? Подруга, которая поссорилась с мужем, отец, который знать тебя не хотел… Зачем ещё и я?»
Я не знаю, как реагировать. У меня нет опыта в таких разговорах, и трудно понять, что он имеет в виду. Он обижен? Расстроен? Может, он уже расстался со мной? Кажется, я должна бороться за своё счастье. Я бы и хотела бороться, но с кем?
Хорошо, что пару дней назад я постирала и погладила все шесть комплектов постельного белья. Я меняю простыню, пододеяльник и наволочку, стою под горячим душем, вытираюсь и заворачиваюсь в одеяло, подоткнув его со всех сторон и наслаждаясь тем, как прохладная ткань прикасается к коже. На несколько минут кажется, что у меня всё как раньше. Даже мама.
Следующим вечером я знакомлюсь с отцом. У Светки аж лицо вытягивается, когда она его видит. Приходится пригласить к столу, чтобы её не разорвало от любопытства. Отец принёс шампанское, и пока он аккуратно его разливает, я представляю их друг другу: Алексей – Светлана.
Мы не успеваем опустить бокалы на стол, как дверной звонок начинает биться в истерике. Муж Светки. Я не хочу пускать его в квартиру, но он видит Светку и бухается на колени прямо на пороге. В разгар этой нелепой сцены в дверях показывается Лёня. Он открывает рот, закрывает, так ничего и не сказав, швыряет букет, резко разворачивается и уходит.
Я выбегаю в подъезд и, прыгая в шлёпанцах через ступеньки, пытаюсь его догнать и объяснить, что происходит, но на площадке между 4 и 3 этажом правый шлёпанец соскальзывает, я спотыкаюсь и падаю. Сдираю кожу на ладонях и больно ушибаю коленку, но рыдаю не из-за этого.
Не знаю, сколько я сижу на ступеньках. Я хочу, чтобы за мной кто-нибудь пришёл. Кто-нибудь из тех людей, которые, кажется, у меня есть. Иначе зачем они?
Когда я поднимаюсь в квартиру, Светки и её ненормального мужа уже нет. Отец стоит у раковины и, закатав до локтя рукава белоснежной рубашки и перекинув галстук через плечо, обрезает под струёй воды длинные стебли роз. Его пиджак висит на спинке стула. Вазу он тоже уже приготовил – достал с верхней полки. Он оборачивается ко мне, улыбается:
– Я подумал: цветы-то причём. А парней вокруг полно, другой найдётся.
Так вот почему, да, мам?
Свадьба
Море здесь холодное. Высокий сезон, середина лета, а купаются единицы. Остальные стоят по щиколотку в воде и делают вид, что именно об этом и мечтали. Пытаются скрыть разочарование: на море ведь приехали!
А сосны горячие. Кажется, прикоснёшься к стволу – обожжёшься. Но Катя знает, что они только так выглядят: солнце как будто отражается в стволах. Особенно вечером, перед закатом.
В этом маленьком балтийском городке Катя была несколько лет назад, задолго до истории со свадьбой. Потерянная, одинокая, она мечтала встретить своего мужчину.
Вернулась в Москву и встретила Костю.
Такого серьёзного, основательного. Он говорил, что как только её увидел, понял: Катя – его будущая жена. Это казалось Кате очень романтичным. Никакой другой романтики, впрочем, не было. Они встречались, как все – ходили в кино, гуляли, ездили на дачу к его родителям. Они и жить-то вместе стали, потому что вести общий бюджет выгоднее.
Костино объяснение в любви напоминало билль о намерениях. Но Кате всё это нравилось. Наконец-то о ней кто-то заботился. Наконец-то жизнь стала ясной, стабильной. А что не романтик – ну, что ж. Зато надёжный. И у них всё по-взрослому.
Мать Кости торопила со свадьбой. У неё был свой интерес – внуки. Думала, стоит сыну жениться, как невестка тут же бросится рожать. Но Костя купил машину, они сидели в долгах, какая свадьба? Она даже денег им предложила: чего ждать? Возраст же! Но Катя с Костей три года только отшучивались.
Потом всё-таки решили пожениться. Катя решила. Ей просто нравилось слово «муж». В русском языке для предыдущих стадий и слов-то нормальных нет. Опереточное «жених»? Молодой человек? Сожитель? Или вот это – мой парень. Выбрали дату и стали ждать лета.
Но тут её накрыло. Появилась навязчивая мысль, что всё в её жизни предопределено. Вот её мужчина, выйдет замуж – и навсегда. Ничего нового, захватывающего её уже не ждёт.
И Катя погрузилась в воспоминания. Их было много, в основном, о невзаимных влюблённостях, об отношениях, которые не сложились. Она этими воспоминаниями прямо жила, все они казались романтическими, а из-за скорой потери свободы у них появился дополнительный флёр. Она нашла коробку с письмами и записками, которые хранила ещё со школьных лет, и каждый день их перечитывала. И, конечно, она ничего не говорила Косте. Да и вообще никому.
И тут появился Андрей.
С Андреем Катя встречалась в институте. Любила его как сумасшедшая, даже думала, как было бы здорово от него родить. Ей всё время казалось, что с Андреем может что-то случится. Вдруг его не станет, а у неё ребёнок – частичка его.
С ним было ярко, дерзко, нервно! Интересно. Он читал ей наизусть целые страницы из Довлатова. Когда он что-то рассказывал, Катя не понимала, где правда, а где вымысел, и спрашивать было бесполезно. Они ходили на рок-концерты, до ночи слонялись по Москве, а потом искали, где переночевать. Иногда не находили: однажды спали на вокзале, в другой раз приехали к его сестре, а она их выгнала. А Катю ещё и шлюхой назвала. Иногда Андрей пропадал. Она волновалась, тосковала. Потом он возвращался, и Катя забывала все обиды и недоразумения.
Он стал говорить о свадьбе: мол, женюсь на тебе, чтобы ты от меня никуда не делась. Катя хихикала – ей было приятно. Потом Андрей уехал работать куда-то на Урал. Они переписывались, но её это стало тяготить. Катя вымучивала, выжимала из себя каждое письмо и всё яснее понимала, что больше Андрея не любит.
И вот он снова появился.
Приехал из Рыбинска. Сказал, что обосновался там. И как будто всё воскресло – трепет внутри, ощущение полёта, сбивающееся дыхание, туман в голове… Кате казалось, что он вытащил её из болота. А они-то с Костей уже заявление подали. За дверью свадебное платье в чехле висит.
Андрей предложил попробовать ещё раз. Я, говорит, до сих пор тебя люблю. Хочешь замуж? Нет проблем, в Рыбинске распишемся. У меня знакомая в ЗАГСе работает.
За три дня до свадьбы с Костей Катя сложила в пакет свадебное платье, взяла сумочку с документами и поехала на вокзал. В метро получила от Андрея сообщение: «Можешь мне рублей 100 на телефон кинуть?» Туман в её голове начал рассеиваться. Она зашла в туалет на вокзале, открыла кран и сунула руки под холодную воду. Приложила мокрые руки ко лбу и попыталась сравнить варианты.
Выйти замуж за Костю – значит, быть обыкновенной скучной тёткой. Работать, откладывать деньги на отпуск, вязать перед телевизором, ездить на дачу.
Уехать с Андреем – значит, обсуждать с ним книги, петь под гитару, гулять до рассвета. Денег, правда, ждать не стоит, он и деньги несовместимы. А вот с алкоголем он очень даже совместим, да и на девушек других посмотреть не прочь.
Катя закрыла кран, кое-как вытерла туалетной бумагой окоченевшие руки, вышла в зал. Люди сновали туда-сюда, а она застыла. Что делать-то? Может, замужество вообще не для неё?
Вдруг телефон завибрировал. Сообщение от Кости: «Кать, ты где? Ужинать пора». И тут же Андрей звонит. Я, говорит, забыл тебе сказать, что мы сразу пожениться не сможем. Мне развестись сначала надо.
Катя отключила телефон, нашла на вокзале камеру хранения, сдала пакет с платьем и приехала сюда. Любуется горячими соснами и холодным морем. Здесь хорошо, спокойно, и за несколько лет вроде ничего не изменилось.
Катя мечтает встретить своего мужчину. У неё и билет обратный есть.
Трудный год любви и дружбы
Могут ли женщина и мужчина быть друзьями? Раньше я считала, что могут. Кажется, и Денис так думал. Но есть другое мнение: если женщина и мужчина дружат, то кто-то из них наверняка хочет большего. А ещё есть такая точка зрения: любовь начинается с дружбы, и не надо с первой минуты строить отношения; просто общайтесь, узнавайте друг друга, привыкайте…
Я запуталась. Вспоминая прошлый год, я думаю, что не справилась. Не разобралась. Мне не хватило мозгов. Сил. Терпения.
Правда, Екатерина, мой психолог, говорит, что я очень сильная. Что я сделала лучшее из возможного. Ну, не знаю. Мы с ней только месяц встречаемся.
Январь
Прошлый год начинался трудно. Мама заболела, слегла. Мне пришлось вернуться к ней и подвести Тамару, с которой мы вместе снимали квартиру. Правда, квартиру эту я и так едва тянула: деньги, которые получила при сокращении, закончились, и на отдельное жильё, даже такое непритязательное, мне, как оказалось, не хватало. Мама смотрела на меня так же, как годом раньше, когда я вернулась домой после развода: одновременно жалостливо и презрительно.
Новая работа ожиданий не оправдала. Хотя нет, у меня ведь только одно ожидание было: зарплата не меньше прежней. Зарплату побольше я получила, а вместе с ней – кучу сложностей: все процессы нужно было налаживать с нуля, а помогать или хотя бы что-то объяснять никто не рвался. Ладно, если честно, было ещё одно ожидание: с кем-нибудь познакомиться, коллектив-то мужской. Но все оказались женаты.
Мне бы уволиться, найти что-то другое. Но на поиск обычно уходит месяца два, а мне и за институт платить, и за йогу, и жить на что-то… Да и вообще, так скакать – плохо для резюме.
Ещё и йога-студия в январе переехала, обосновалась в старом особнячке в переулке, в районе Мясницкой. С новой работы в новую студию приходилось почти час добираться на метро, а не 10 минут по парку, как раньше, и подниматься пешком на последний этаж – третий по порядку, а по высоте – пятый или шестой; все тогда шутили, что это вместо разминки. Но мне казалось, йога – последнее, что осталось стабильного в моей жизни, и я крепко держалась за эти ощущения. А чтобы держаться, нужно было ходить на занятия. И я ходила. Дважды в неделю: понедельник, четверг, 19.30.
В нашей группе каждый день появлялись на пробном занятии новые люди. Я раздражалась: у нас что, перевалочный пункт, зал ожидания? За этим мельтешением я не заметила Дениса. Но к концу месяца всё как-то устаканилось, и с нами остались четверо новеньких – две девушки и два парня. Денис был одним из оставшихся.
Постепенно я всех выучила по именам и понемногу искала к каждому свой подход.
А вот к Денису никакой особый подход был не нужен, мы как-то сразу поладили. Первый раз мы разговорились перед занятием в самом конце месяца. Он напоминал воробья-переростка, который выпал из гнезда и не хочет, чтобы кто-то наблюдал за его неловкими попытками летать. Обычно таких людей называют стеснительными. Мне его поведение казалось трогательным и хотелось помочь адаптироваться – может, ещё и потому, что я сама только начала привыкать к новому месту и новым людям.
Февраль
Чем беспомощнее становилась мама, тем больше она капризничала. Одно и то же блюдо сегодня нравилось ей, завтра – нет. Она жаловалась, что я её плохо кормлю, и что она вообще-то всё делала для меня, а я не могу для неё что-то приготовить. Я злилась и иногда даже кричала, но весь мой гнев рассыпался о её безразличное молчание. Случалось и по-другому: она начинала плакать и просить оставить её в покое; чего, мол, я хочу от неё, она уже старая женщина, и если я считаю, что это она во всём виновата, то ради Бога.
Я не понимала, как разговаривать с ней, а главное – не понимала, кто из нас прав. Что мне делать, просить прощения или что-то доказывать? Ведь она вырастила меня одна, я должна быть благодарна! Я и была. Я чувствовала благодарность, но вместе с ней и вину, и гнев… Всё вместе.
Но больше всего пугало не это, в конце концов, мама никогда не была милой и доброй. Хуже было то, что она реально сдавала, силы её оставляли. К 23 февраля, когда выпало три выходных подряд, она сказала, что и в туалет вставать больше не может.
Я не представляла, что с моей матерью – деятельной, сильной, даже грозной – случится такое. Да что с матерью – со мной-то как это случилось? Я вдруг осознала, что привязана к ней и к дому, что не могу поехать в отпуск и даже в гости с ночёвкой.
В институте и преподаватели, и девочки из группы, когда узнали, начали смотреть на меня с сочувствием. Но домашние задания делать всё равно было нужно, а идея бросить всё на 4 курсе казалась невероятно глупой.
Тем не менее, эта идея мне приходила не раз. Совмещать работу с учёбой и до этого было непросто, а ещё ухаживать за вечно недовольной мамой… И не только еду готовить, но и мыть её, выносить судно, ох, ну, что говорить… Кто этого не пережил, всё равно не поймёт, не почувствует.
Я стала погружаться в тоску. Говорят, человек может выдержать любое испытание, если знает, когда оно закончится. Но я не знала. Я не понимала, выздоровеет мама, или… Об «или» даже думать было страшно, не то что вслух произносить; и когда эти мысли меня одолевали, я мотала головой туда-сюда, отбрасывая их.
И начинала думать о Денисе.
К тому времени я не очень много узнала о нём, хотя теперь мы болтали перед каждым занятием: и он, и я приезжали за полчаса до начала. Он переодевался, здоровался с теми, кто уже пришёл, и подсаживался ко мне с неизменным картонным стаканом сладкого растворимого кофе, который так не вязался с эстетикой йоги.
Разговаривали мы в основном о работе, делились проблемами. Можно даже сказать, жаловались друг другу. Он работал системным администратором в небольшой компании, которая делала ремонты. Иногда он чуть-чуть рассказывал о себе. Я узнала, что он фанат велосипеда и даже когда-то участвовал в соревнованиях. Узнала, что тоже, как и я, живёт с родителями, тоже читает романы, а на йогу пришёл из-за проблем со спиной. А ещё – что он на три года младше и на два сантиметра ниже меня.
Три года и два сантиметра не могли мешать нашей дружбе.
Март
Но я уже хотела не только дружбы.
Ну да, да! Где-то между гендерными праздниками я поймала себя на фантазиях о Денисе и о том, что мы вместе. Фантазии были похожи на абстрактные акварели – очень размытые, неконкретные. Некоторое время я ждала, что он проявит инициативу, но в нашем общении ничего не менялось. Тогда я решила: раз он стесняется, попробую сама.
Почему я считала, что он чувствует то же, что и я? Не знаю. Может, мне просто этого очень хотелось? Мне казалось, что я значу для него больше, чем… Чем кто, другие ребята и девчонки из группы, раз уж он проводил со мной больше времени, чем с ними? Да-да, те самые полчаса два раза в неделю. Или потому, что он всегда начинал разговор с вопроса о моих делах, самочувствии, новостях? Что иногда присылал мне в WhatsApp смешные картинки? Да и в WhatsApp-то я ему первая написала! На новом месте у нас появилось правило: в день занятия в общем чате писать, придём или нет, чтобы администраторам точнее распределить залы. Так я и нашла его контакт.
Но тогда я об этом не думала! Я видела лишь его интерес, внимание, заботу, сочувствие. Это ведь дружба, да? Но так легко принять желаемое за действительное, а дружбу – за любовь. Принять легко, а обратно – трудно, даже слова такого нет, распринять, что ли? Перепринять? Ерунда какая-то.
Поговорить с Денисом лично, напрямую было очень страшно, и я написала сообщение. Не помню дословно, что-то вроде «мне кажется, нам хорошо вместе, давай попробуем стать ближе». Мне хотелось быть откровенной, показать, что я настроена серьёзно. Может, нужно было вести себя как герои американских фильмов: просто пригласить куда-нибудь без лишних расшаркиваний? Но я никогда не была такой лёгкой, «просто пригласить» было для меня непросто.
Ответ я получила только на следующий день по пути на работу, пока ехала вверх на эскалаторе. Денис называл меня хорошим человечком и сообщал, что он однажды пробовал сблизиться, но девушка его оставила, а никакую другую он не хочет. У меня голова закружилась, я схватилась за поручень, вцепилась в него, чтобы не упасть.
Ни сразу, ни позже я не нашла, что ответить. Весь день я спорила с Денисом внутри своей головы, а когда прекращала, то погружалась в тоску. Я хотела сказать ему, что одна неудачная попытка – это не повод отказаться от любви, что я пережила измену, развод и всё-таки надеюсь на счастье… Но ничего не говорила, а только горевала. Я застыла в непонимании, что делать дальше.
А через пару дней Денис вдруг позвонил и предложил Восьмого марта пойти в кино. Сказал, что заедет за мной, тогда и выберем кинотеатр и фильм. Я согласилась и, конечно, ни о чём его не спросила и ничего не сказала, да и он тоже. Как будто не было никакой переписки. Попрощавшись с ним, я открыла вино, которое купила, чтобы отметить с мамой Женский день. Я кружила по кухне, подливая себе из бутылки, и представляла, как всё будет, до тех пор, пока мама не крикнула мне из своей комнаты:
– С кем ты там разговариваешь?
Восьмое марта началось многообещающе: мне позвонил курьер из доставки цветов и сообщил, что у него для меня букет, и ему нужен мой адрес. От кого букет, он не сказал. Я продиктовала адрес и попросила приехать до обеда, ведь потом я буду с Денисом в кино. Предупредила маму, что во второй половине дня уеду, и начала готовиться.
Договорённость у нас была не очень чёткая – он позвонит где-то в середине дня, приедет… Но мне казалось, что договорённость всё-таки есть. Поэтому часов с 12 я начала нервничать, что ничего не происходит. К двум часам у меня появилось тоскливое ощущение, что ждать уже нечего. Но ведь букет от Дениса? Наверняка! А значит, он может приехать и без звонка, ведь теперь у него есть мой адрес.
Но всё-таки я привыкла опираться на логику, и когда в три часа ситуация не изменилась, позвонила Денису. Его телефон молчал. Минут через десять я попробовала ещё раз с тем же успехом. А ещё через некоторое время получила сообщение: «Тань, с 8 Марта! Прости, мать на дачу захотела поехать, так что я не смогу сегодня».
Я цеплялась взглядом за текст сообщения и никак не могла связать между собой все слова. Мать, дача… И тут позвонили в домофон. Ну, хотя бы цветы у меня будут от него.
Но цветы оказались не от Дениса, а от Мишки, бывшего парня моей подруги Наташи. Я мало с ним общалась, да и с Наташей они недавно расстались, но он успел узнать о моей ситуации с мамой. Какой-то жест благотворительности и жалости, подумала я тогда.
Я показала маме букет, который совсем меня не обрадовал.
– Ты же куда-то собиралась. Что, сорвалось? – мама сжала губы и опять смотрела на меня с жалостью и презрением.
«Мать на дачу захотела поехать…» Что, если у Дениса тоже сложные отношения с матерью? Я изо всех сил искала объяснение, оправдание. Изо всех сил старалась перестать плакать.
Первая йога после Восьмого марта прошла для меня странно.
Я ждала Дениса, хотела посмотреть, как он будет себя со мной вести. Я не знала, что буду делать и говорить сама, решила, что сориентируюсь по ходу. Импровизация, однако, никогда не была моей сильной стороной, и я очень нервничала. Но Денис пришёл не в обычное время, а когда мы уже сидели на ковриках, расположился в противоположном от меня углу, слегка кивнул мне, а после занятия вылетел из зала так быстро, как мог.
Я удивилась и расстроилась. У меня было два предположения: что он ещё раз извинится, расскажет подробности и предложит встретиться в другой день или что он будет разговаривать со мной как ни в чём не бывало. Но что он будет избегать меня и разговора – такого я и представить не могла. Может, у него что-то своё, не связанное со мной?
На следующем занятии ситуация повторилась. И на следующем тоже.
Мы больше не разговаривали, не переписывались. Я поняла, что скучаю, тоскую по нему, и решила сделать шаг навстречу. Поскольку поймать его на йоге я не успевала, да и не хотела на виду у всей группы что-то такое делать, я написала сообщение. Ничего серьёзного: как дела, как на работе, и ни слова о его странном поведении и о том, почему он меня избегает.
Денис ответил – тоже очень поверхностно, словно у нас и не было никаких более глубоких разговоров. Я проглотила это, хотя и было болезненно. Зато постепенно общение наладилось, он снова стал приезжать пораньше и усаживаться рядом со мной со своим кофе.
