Солнечный луч. На пороге прошлого

В отличие от меня, ягиры сразу поняли, что подразумевает это слово, и почтительно склонили головы, но и только. Привычная маска так и осталась на их лицах. И я обернулась к магу.

– Позвольте представить вам, магистр, моих добрых друзей и телохранителей. Они – ягиры, но всегда сопровождают меня. Юглус, – я указала на названного воина, а затем на второго телохранителя: – Берик.

– Рад знакомству, – с улыбкой ответил маг, а я перевела.

– Милости Отца, – произнес Берик.

– Милости Белого Духа, – приветствовал нового знакомца Юглус.

– Теперь можно и в Иртэген, – усмехнулся Танияр. – Скоро начнет темнеть, а там и метель завоет. Надо поспешить. Рох не саул, быстро не домчит.

Произнес он это на языке моего мира, потому Элькос ответил:

– Скоро я выучу направления, и тогда добираться до места можно будет быстрее, чем на сауле.

Чтобы не быть невежливыми, я перевела диалог ягирам, и Берик отмахнулся:

– Быстрей саула никого нет.

– Ты просто еще не знаешь силу хамче, – подмигнула я. – Мы могли бы сейчас уже оказаться в Иртэгене, но магистру нужно кое-что запомнить для этого.

– Всему свое время, – сказал Танияр уже на языке Белого мира и подвел итог разговорам: – Поклонимся вещей и уезжаем. – Возражений ни у кого не нашлось.

Мама уже успела сложить в мой саквояж мешочек с травами и сверток с оставшимися пирогами. Она с достоинством кивнула вошедшим ягирам, отвечая на их приветствие, после приложила ладонь к моему лбу, благословляя, а затем обратилась к Танияру:

– После праздника лета жену привози. Здесь дайнанчи первый вздох сделает.

– Как скажешь, вещая, – склонил голову дайн.

– Ступайте.

Полог повозки закрывать не стали по моей просьбе. Ветер еще не поднялся, а мне хотелось увидеть тех, кто ждал нас у границы священных земель. И не только ягиров, но и сами земли Айдыгера. Хотел того же и Элькос, и для того, чтобы получить подтверждение этой мысли, не нужно было спрашивать. Кому не хотелось бы рассмотреть свой новый дом во всех подробностях?

– Не жалеете о принятом решении, друг мой? – спросила я, пока мы еще ехали по священным землям.

– О чем? – изумился маг. – Моя душа открыта Белому миру. Я хочу увидеть всё, о чем вы рассказывали, и познакомиться с людьми тоже хочу. К тому же мы здесь всего несколько часов, а для сожалений нужно времени значительно больше. Впрочем, я уверен, что для них попросту не будет повода. Кстати, – он поерзал, устраиваясь удобнее на жесткой деревянной скамье, укрытой шкурой. – Каким словом вы назвали меня? Хам… Хамше, кажется.

– Хамче, – улыбнулась я и пояснила: – Вы тот, в ком есть дар. Так назвала вас не я, а мама. Я лишь повторила.

Однако напоминание о новом для меня слове всколыхнуло любопытство. Я ведь и вправду ни разу не слышала его из уст жителей Белого мира, однако ягирам оно оказалось знакомым. Магией в известном мне смысле здесь не обладали, но слово, оказывается, имелось.

– Милый, – позвала я. А когда Танияр обернулся, спросила: – Тебе знакомо слово «хамче»?

– Да, конечно, – ответил супруг. – Почему спрашиваешь?

– Потому что я его никогда не слышала, – пояснила я. – Мама назвала магистра «хамче», но ведь магов в Белом мире нет… таких, как господин Элькос.

– Это слово не означает мага, – с улыбкой пояснил дайн. – Так называют людей, наделенных талантами. Тех, кому Отец преподнес свой дар при рождении. Слово используют нечасто, обычно говорят, что человек в чем-то лучший, что он мастер. Хамче уважают, но для этого нужно, чтобы его имя знали во многих таганах. Такое бывает очень редко, потому что каждый таган считает, что его мастера самые лучшие.

– Поняла. – Мое любопытство было удовлетворено. – Значит, всё верно. И пусть о магистре еще никто, кроме нас, не знает, но в нем дар Высших Сил. И тогда мы не станем навязывать людям чуждое им слово – маг, раз уж в этом мире уже имеется свое название одаренных.

– Верно, свет моей души, – улыбнулся Танияр, а магистр хмыкнул и повторил:

– Ну, хамче так хамче.

Ягиры нас не поняли, но любопытства, как водится, не показали. Воины выше любопытства, даже если от него ломит зубы. А вот у меня появился новый повод для проявления любознательности. Существуют ли в Белом мире другие одаренные? Быть может, есть что-то вроде спящего источника и будущего мага-хамче можно пробудить? А главное, нужно ли это?

Я даже заерзала и обернулась, но за мной была только плотная ткань полога. Должно быть, мы уже немало проехали и были много ближе к границе священных земель, чем к дому шаманки. Требовать повернуть назад я не стала и оставила свои вопросы на потом. Успеется.

– Что встревожило вас, душа моя? – спросил Элькос.

– Пришла в голову мысль, – ответила я. – Пока оставлю ее при себе. Сначала хотелось бы посоветоваться с мамой.

– Все-таки пока непривычно, что вы называете матерью не Элиен, – заметил магистр. – Но я еще ко всему привыкну.

– Позже попробуем отправить послание их сиятельствам, вдруг выйдет. И тогда им будет спокойней, – сказала я, вглядываясь вперед. Уже были хорошо приметны деревья, а значит, скоро мы окажемся на наших землях. Я улыбнулась и, сжав руку Элькоса, произнесла: – Но вот и Айдыгер, друг мой. Знакомьтесь.

– Невероятно, – шепнул наш хамче и устремил взгляд вперед.

Глава 2

– Ну что ты ворчишь? Разве саулы ворчат? Нет, они добрые, милые и замечательные. А ворчат только вредины и…

– Ветер.

Я обернулась и одарила неодобрительным взглядом Юглуса, который привалился к стене напротив стойла моего скакуна.

– Мьяв, – Ветер напомнил, что пришла я в ашруз ради его сиятельной персоны и отвлекаться на всех прочих, даже если это собственный телохранитель, права не имею.

– Прости, – извинилась я перед саулом, – нас прервали. Так вот…

Это была не первая наша встреча с Ветром после моего возвращения. Впрочем, о первой я все-таки расскажу. Она произошла почти сразу после того, как мы вошли в Иртэген.

– Жизнь моя, будь с ним строгой, – напутствовал меня Танияр. – Это ради него самого. На подворье ты привести его не сможешь. В доме саулу делать нечего, а на улице он замерзнет первой же ночью. У нас нет ничего, где можно его оставить. Помни, это ради него, – без тени улыбки напомнил супруг, и я кивнула, соглашаясь.

Как быть строгой со страдающим саулом, я не представляла. Когда мы с Ветром встретились после моего второго похищения илгизитами, он хотя бы успел выказать и радость, и недовольство. А сейчас мне предстояло показаться бедняжке и оставить его в стойле…

– Ох, – вздохнула я и вошла в ашруз.

Ветра я обнаружила в полном унынии. Он отвернулся к стене и, склонив голову, уперся в нее лбом. Сердце мое наполнилось жалостью в то же мгновение. Подбородок мой задрожал, и по щекам побежали слезы.

– Мой дорогой мальчик, – всхлипнула я. – Мой бедный Ветер…

Он вскинул голову и порывисто обернулся. Короткий миг взирал на меня, а после издав душераздирающее: «Мьяв!» – бросился на дверцу стойла.

Я обхватила шею саула руками, пытаясь удержать от попытки сделать себе больно. Не стану рассказывать во всех подробностях, какой поток эмоций был излит на меня верным скакуном, он мало чем отличался от прежнего. Негодование, жалобы – всё это был обрушено от всей саульей души. Мы даже поругались немного, когда я уже пыталась уйти. Я едва успела отвернуться, как Ветер схватил меня зубами за плечо. Больно не сделал, но держал крепко. И повторял это каждый раз, как только я вновь собиралась удалиться. В результате довел меня до белого каления. После того как высказалась уже я, скакун гордо отвернулся. Фыркнув, я ушла, не забыв, правда, пообещать:

– Завтра приду к тебе.

Обещание, разумеется, я выполнила. И за ту неделю, что вернулась, навещала Ветра по три раза на день. Но даже если бы сейчас было лето, я бы не села на него, потому что был кое-кто, имевший, несомненно, большую ценность, чем саул, как бы я ни любила своего скакуна. И просто гулять я его не выводила, чтобы не расстраивать нежеланием сесть в седло. Выгуливали его ашеры, а я приходила в ашруз, чтобы мой мальчик привык к мысли, что я вернулась и больше никуда от него не денусь.

Он, конечно же, моему появлению был рад, но в силу своего характера не мог отпустить, не посетовав на свое нынешнее положение. И тогда происходили беседы, которые забавляли ашеров, моих телохранителей и Элькоса, который сопровождал меня повсеместно, знакомясь с людьми и Иртэгеном в целом. Но о хамче я расскажу чуть позже, пока же мне надо было закончить ворковать с Ветром.

– Не надо ворчать, мой дорогой, – вернулась я к прерванному диалогу. – Ты же знаешь, что я скоро снова приду к тебе. Я больше никуда не денусь, уверяю тебя! Ну, посмотри. – Я распахнула шубу, сменившую шубку матушки, и показала свой живот. – Куда мне сбегать? Я уверена, что исполнила всё, что желал Создатель, остальным же буду заниматься в Айдыгере, а значит, ты будешь со мной.

– Мьяв, – возразил саул.

– Не могу я на тебя сесть, понимаешь? Потерпи, дорогой. Придет весна, и ты повозишь меня в повозке. А когда родится дайнанчи и я оправлюсь, то мы непременно промчимся с тобой во весь опор. Ты же знаешь, как я обожаю твой бег.

– Всё же они различны с Аметистом, – произнес Элькос, наблюдавший за мной. – Мне поначалу показалось, что история повторяется, но ошибся. Аметист был величайшим эгоистом, и весь мир должен был крутиться вокруг него. А Ветер привязан к вам, душа моя, и отсюда все эти пассажи и ваши уговоры.

– Верно, – ответила я, поглаживая саула. – Аметист и Ветер схожи лишь на первый взгляд, они оба невероятно артистичны. Но господин Аметист пользовался своим даром, чтобы привлечь к себе внимание. А Ветер желает быть рядом, потому что дорожит мной. Впрочем, он умеет быть тираном, а я попадаю под влияние что афериста, что опекуна. Уж таково мое женское сердце, – обернувшись, с улыбкой закончила я.

– Мьяв, – встрял саул.

– Нет уж, – я вернула ему свое внимание, – нам пора прервать дискуссию до следующей встречи. Уж прости, но у меня еще есть дела.

И я отступила назад, увеличив между нами расстояние настолько, чтобы Ветер не мог удержать меня, уже привычно ухватив зубами за плечо. Саул зашипел, выразив неодобрение, но я не поддалась, и визит на этом был окончен.

– Куда идем? – спросил хамче, пристроившись рядом, когда я выходила из ашруза. – На курзым?

– Нет, – ответила я. – Там мы уже были несколько раз. Я увидела всё, что хотела, и всем довольна. Эчиль и Керчун – молодцы. Впрочем, я изначально думала, что людям нужно лишь указать направление. Они слишком долго спали, но теперь глаза открываются, и я безмерно этому рада.

– Когда вы расскажете им их историю?

Я посмотрела на магистра, после отвела взгляд и отрицательно покачала головой:

– Пока рано, мой друг. Я еще не всё прочитала и не во всем разобралась. Когда сойдет снег, мы прокатимся с вами на другую сторону священных земель. Я хочу узнать, что там находится. К тому же говорить надо не только с тагайни. Белый мир – это все его дети. Но тем, кто к нам ближе, я все-таки кое-что расскажу раньше остальных. А как ваши успехи?

– Продолжаю разбираться, – уклончиво ответил Элькос, и я поняла, что у него всё еще не получается.

Я спросила магистра о его попытках выучить язык Белого мира. То, что новоявленный хамче воспринял с энтузиазмом, на деле оказалось не так уж и просто. Тут сказалось отсутствие опыта работы с чужим сознанием. Да, он мог влезть в голову и заставить открыть все затаенные мысли, но это было вовсе не то, что помогло бы магу заговорить без уроков и пояснений.

– Понимаете, девочка моя, – говорил мне Элькос, – то, что я делал прежде, можно сравнить с топором, которым пытаются вырезать тонкий узор из бумаги. Сейчас же мне необходимо, не нанеся вреда носителю, получить его знания. Это ювелирная работа, и топор уже не поможет. Я не менталист, и нас не обучали работать с разумом человека. Тут ведь этическая подоплека, сами понимаете. Однако Белый Дух сказал, что я могу с этим справиться, и значит, мне это и вправду под силу, а потому буду и дальше искать путь.

Я одобрительно улыбнулась. И желанию магистра искать путь, и его отношению к людям, но не меньше меня порадовали слова о Белом Духе. Элькос принял Отца, как Он принял новое дитя. Одна только эта его фраза «Однако Белый Дух сказал, что я могу с этим справиться, и значит, мне это и вправду под силу…» говорила о том, что он видел в Ашит лишь посланца, но отправителем – Создателя. Ни капли сомнений в том, чьими устами стала шаманка, и это безмерно радовало.

– Я пробовал всяко, – тем временем продолжил нашу беседу Элькос. – Я пытался считывать с ауры, но, конечно же, более чем состояние и чувства говорящего человека не уловил. Нужно прожить хотя бы половину того времени, что существуют танры, чтобы научиться большему. Я осторожно проникал в сознание, чтобы попытаться увидеть образы, и уже по ним сопоставить услышанные слова. А еще следил за говорящим, за движением его губ и языка, но понимания так и не пришло. Признаться, я в растерянности. Язык – это ведь песня души, он способен облекать в слова мысли и образы, а я остаюсь немым. Досадно. Во всем Белом мире есть только два человека, с кем я могу общаться, но этого безумно мало, когда вокруг тысячи людей. Это словно бы… словно узник! И только два сокамерника могут составить весь твой круг общения… – Неожиданно разгорячившийся магистр выдохнул и повторил уже тише: – Досадно.

Его слова натолкнули меня на одну мысль. Помогло бы это моему доброму другу, сказать было сложно, но я решила поделиться своими соображениями.

– Знаете, дорогой мой, – произнесла я, – когда-то Отец научил меня слушать музыку жизни. Вроде бы ничего особенного. Ты слышишь все эти звуки каждый день и не обращаешь на них внимания, потому что воспринимаешь каждый по отдельности, и это создает скорее какофонию, чем мелодию, полную гармонии. Я однажды упоминала об этом, а теперь повторюсь, потому что ваши слова о песне души вернули меня в священные земли, где я танцевала для Него под мелодию жизни. Что если и вам попытаться сделать что-то подобное? Вряд ли я бы сумела таким образом изучить чужую речь, но вы ведь маг и, как маг, возможно, сумеете разложить слова на некие составляющие, которые будут вам понятны. Наверное, путано, но, надеюсь, вы меня поняли.

– Хм-м… – протянул магистр. – Что-то в этом есть. Я подумаю над вашими словами, дорогая. По крайней мере, попытаюсь. Благодарю, – он прижал ладонь к груди и поклонился.

– Если моя идея поможет, буду только рада, – улыбнулась я. – Чем быстрее люди начнут понимать вас, тем быстрей вы станете для них своим. Наш народ дружелюбен, но с подозрением относится к чужакам.

– Это уж верно, – фыркнул хамче и неприязненно передернул плечами.

О чем, точнее, о ком он подумал, я понимала – Сурхэм. Наша прислужница отнеслась с неодобрением к тому, что в доме дайна появился еще один жилец. Впрочем, более всего негодовала она из-за пола магистра. Мужчина в доме! И даже напоминание, что в доме каана мужчин всегда было немало, ее не успокоило.

– Ягиры охраняют, прислужники заботятся, а этот что делает? Целыми днями вокруг тебя вьется, по пятам ходит. А ты – жена дайна! И говорите непонятно…

Так что, подозреваю, главной причиной этой нелюбви было то, что Сурхэм попросту оставалась безмолвным свидетелем чужой беседы. Ни сунуть нос, ни дать совет, ни подслушать, в конце концов! Сплошные расстройства для любопытной тагайни. Однако свои расстройства она вымещала на маге, подчеркивая и без слов, что недовольна его появлением.

Конечно, с хранительницей нашего очага была проведена беседа. Я попыталась донести до Сурхэм, что Элькос – старинный друг моих родителей, что я для него как дочь и что его «безмолвие» ненадолго. Даже повысила тон и в тысячный раз напомнила, кому и что она пытается указывать. Прислужница в ответ тоже в тысячный раз надулась, задрала нос и… продолжила свои выходки, но уже вне поля моего зрения.

Элькос, как мужчина и мужчина взрослый, не жаловался и старался не сорваться. Тем более у него была немалая выучка в общении с государями Камерата, имевшими желчный характер. Однако Сурхэм оставалась всего лишь прислужницей, а не монаршей особой, и потому мириться с ее предвзятым отношением приходилось по иным причинам, но со временем это могло и вовсе перерасти во взаимную вражду. И это я сейчас ясно увидела.

– Мы угомоним гарпию, – накрыв руку магистра ладонью, сказала я с улыбкой. – Сурхэм – добрая и заботливая женщина. Вредная и зачастую забывается, но на это у нее есть некоторое право. Танияр ей как сын, и меня прислужница также встретила с подозрением. Она бдительно охраняет честь и достояние своего господина, и я нашла путь к ее сердцу именно через отношение к Танияру. Попытаемся отыскать и ваш путь…

– Не намереваюсь пресмыкаться перед вздорной женщиной, – сухо ответил хамче, и я поняла, что Сурхэм начала сильно его раздражать.

– Вот уж чего я не предлагаю вам делать, так это пресмыкаться, – я укоризненно покачала головой и добавила: – Как не пресмыкалась и я. Мы просто с ней поговорили по душам. А раз пока вы этого сделать не можете, то остаются поступки. Поверьте, друг мой, я на вашей стороне.

– Ну… ну, хорошо, – проворчал Элькос, успокоенный моей поддержкой, – посмотрим, что можно со всем этим сделать.

Я вновь улыбнулась и, приобняв магистра, поцеловала его в щеку. Тут же за моей спиной что-то проворчал Юглус. Я обернулась к нему и ответила укоризненным взглядом.

– Хамче мне как второй отец, – сказала я.

– Как скажешь, дайнани, – ответил ягир.

Я вздохнула. Знание языка все-таки важно. Ягиры к новому айдыгерцу относились ровно. Они не выказывали враждебности и не вредничали, как Сурхэм, но и сойтись с Элькосом не могли, попросту не понимая его и наших разговоров. Они привыкли к нашему с ними легкому общению, привыкли быть не только охранниками, но и собеседниками, помощниками и советчиками. Со мной они не хранили на лицах каменного выражения, но открывались и были самими собой. А теперь оказались вынуждены просто оставаться тенями, шагающими за двумя людьми, которые говорили непонятно о чем.

И я, остановившись, вновь обернулась к Юглусу. Взяв его за руку, я пожала ее и улыбнулась:

– Потерпи, мой друг, скоро он научится говорить на языке Белого мира, и тогда всё будет проще. Дай немного времени. А пока мы с Танияром остаемся единственными, кто может понять хамче. Ему тоже нелегко. Но магистру я дорога, и он хочет принести пользу Танияру и всему Айдыгеру. Он наш друг, и ты сам это увидишь, просто нужно еще немного времени. Понимаешь?

– Я понимаю тебя, Ашити, – кивнул телохранитель, пожав мне руку в ответ.

– Так куда мы идем? – спросил Элькос.

– На стену, – пояснила я ему. – Хочу еще раз позвать, вдруг откликнутся.

И вот теперь я подошла к самому печальному событию, случившемуся за время моего, а после нашего отсутствия с Танияром. Наши рырхи… они убежали. Да, моя клыкастая гвардия, защитники Иртэгена от голодных стай, ушли в одну из этих стай. Впрочем, они выполняли возложенные на них надежды и, пока дайн не покинул Белый мир, ходили с признанным ими двуногим вожаком за стену.

Танияр пробовал отправлять рырхов одних с ягирами, но тут возникла неожиданная сложность – воинам хищники повиноваться не желали. Нет, они шли вместе с людьми, но начинали яриться и требовать подчинения, если тот же Берик лез вперед и не понимал, чего хотят звери. Происходило почти то же самое, что и на первой охоте с кийрамами. Бежать вместе можно, убивать тоже, но не лезть поперек Мейтта. Правда, кийрамам было запрещено приближаться к убитой добыче, от ягиров же рырхи ждали только признания их верховенства.

Но, что примечательно, в стенах Иртэгена рырхи становились милы и безобидны. Они ни на кого не рычали, любили заглянуть на курзым, чтобы получить свою порцию свежего мяса, приготовленного торговцами, могли дурачиться и играть посреди улицы… О, не думайте, что им позволяли бегать по поселению в одиночестве. В эти минуты рядом был Танияр.

Правда, на курзым мои звери могли сбегать после возвращения из-за стен, вместо того чтобы войти на наше подворье, но после курзыма шли в свое «логово» без всяких понуканий и сопротивления. Люди даже перестали обращать на них внимание. Впрочем, дурных, кто бы пожелал подойти к хищникам, не имелось. Иртэгенцы шли по своим делам, рырхи по своим.

Но вернемся к защите Иртэгена от голодных стай. Увидев, что выход с воинами за ворота может закончиться трагически для людей или рырхов, Танияр принял решение выпускать зверей одних. Теперь ягиры помогали им со стен, если видели, что на наших подопечных могут напасть дикие собратья. Так прекратились распри, и угроза нападения на своих оказалась сведена к нулю. И как только стаи уходили, наша троица заходила в ворота. А дальше или подворье, или курзым, это уже рырхи решали сами, если, конечно, их не перехватывал двуногий вожак.

А потом исчез и Танияр. Звери несколько раз вышли в свой рейд за ворота и однажды уже не зашли. Их звали, даже искали, но троица не откликалась. Кийрамы рассказали, что видели их в одной из стай. Тоже звали, однако рырхи хоть и оглянулись, но подходить не стали. Так мои малыши ушли во взрослую жизнь, и я, узнав об этом, расстроилась до слез. Признаться, и по клыкастой троице я скучала не меньше, чем по людям или Ветру.

Понадеявшись, что голос матери сможет вернуть их назад, я пошла на стену еще в день моего возвращения. Я звала рырхов, укоряла и пеняла, что они обрекли себя на голод, но никто так и не появился.

– Может, ушли далеко, – попытался успокоить меня ягир, стоявший на страже Иртэгена.

Я одарила его мрачным взглядом, вздохнула и ушла на подворье. На следующий день я снова звала, и через день. А потом Танияр сказал, что надо довериться Хайнудару. Если он пожелает, то вернет наших хищников домой.

– Может, дух желал, чтобы мы помогли им вырасти и окрепнуть, а теперь у рырхов началась их взрослая жизнь. Они ведь и вправду взрослые, свет моей души.

– Хоть бы еще разочек их увидеть, – всхлипнула я.

– На всё воля Отца, – философски ответил супруг, у меня возражений не нашлось. Но сегодня я все-таки еще раз решила попытать счастья.

Мы втроем поднялись на стену. Я кивнула на приветственные поклоны ягиров и, застыв, вгляделась в даль. Большая поляна была похожа сейчас на огромное выбеленное полотно. Совершенно ровное и ослепительно чистое. Ни единого следа не пересекало его, и даже если вчера их было великое множество, то за ночь метель навела свой порядок и вернула нашему сангару первозданную дикость, не тронутую ни звериной лапой, ни человеческой ногой.

– Да-а… – протянул магистр. – Даже не верится, что за прошлое лето на этом месте произошло столько событий, о которых вы рассказывали. И праздник, и война, и рождение Айдыгера… Невероятно.

– Вы повторили мое любимое слово, мой дорогой друг, – с рассеянной улыбкой ответила я. – Весь прошедший год я только его и говорила. Всё здесь невероятно и восхитительно в равных долях.

– Может, и так, – ответил Элькос. – Я пока только знакомлюсь с этим миром.

– Вот увидите, – уверенно сказала я и не глядя взяла за руку. – Друг мой, помогите мне, усильте голос. Вы ведь умеете это, насколько я помню.

– Да, разумеется, – чуть склонил голову хамче и встал за моим плечом. – Давайте попробуем. Этот навык с новой силой я еще не проверял.

Кивнув, я кашлянула, прочищая горло, а после крикнула:

– Мейтт! Бойл! Торн!

После вновь замерла, вглядываясь в даль. Но никто не спешил к Иртэгену, и я воскликнула, вдруг испытав отчаяние:

– Мейтт! Ну где же вы?! Мейтт!!! – И закончила уже тихо: – Я так скучаю по вас, детки…

И вновь ответом мне была тишина. Никто из рырхов так и не показался. Я простояла немало, снова выкрикивала их клички, а потом сдалась. Значит, и вправду пришло время попрощаться с моими лохматыми детками. Воля Хайнудара исполнена, и трое детенышей не погибли. Мы сберегли их, вырастили и крепко поставили на лапы… надеюсь.

– А что если они погибли… – охнула я от неожиданной догадки. – Что если дикие собратья их не приняли? О Хэлл, – прикрыв ладонью рот, прошептала я, и поляна расплылась перед моим взором. – Хайнудар, не допусти, молю…

– Дорогая, ну что же вы снова плачете, – по-отечески тепло обнял меня магистр. – Всё бы вам слезы лить. Что вас так расстроило? То, что ваши звери не откликнулись? Так ведь их и вправду может не быть в этих землях. Стая могла уйти.

Элькос не понял меня, потому что говорила я на языке Белого мира. Зато поняли ягиры, и Юглус подступил ближе:

– Зря плачешь, Ашити. Они сильные и свирепые. И стоят друг за друга, в стаях такого нет. Они скопом нападают на одного…

Он замолчал под моим взглядом. Скопом! Трое против стаи! Да они попросту не выстоят против голодных хищников, а эти звери допускают каннибализм… И перед внутренним взором вновь встала картина из прошлой зимы, когда двое хищников рвали тело своего вожака, убитого Танияром.