Оберег от нечистой силы

И это наводит на мысль, что продавать свой товар я должна тем, кто может заплатить за пару небольшое состояние, то есть аристократам.

Поэтому я расспросила святошу, где в городе находятся самые дорогие лавочки, и где самые дешевые. Потому что образцы своего товара я понесу в первые, а за одеждой для бомжиков пойду во вторые.

Храм находился в самом центре города и до Торговой площади, где располагались самые престижные магазины, было рукой подать. Я тщательно подготовилась. Умылась, почистила шубку, угги, отряхнула юбку, захватила упаковку трусов и отправилась покорять местный бомонд.

Повезло мне не сразу. Нет, меня не выгоняли, хотя, конечно, никто ко мне не бежал, роняя тапки, просто в первых дух продавали ткани и шили верхнее платье. А мне нужны были белошвейки. Когда увидела, какое здесь оно, это самое готовое платье, сразу пришло на ум это старинное слово. А еще корсет, кринолин, оборки, рюши, фижмы и даже, прости Господи, турнюр…

Да, в этом мире аристократки носили на себе тонны лишней ткани и металла, чтобы выглядеть, как квадратно-гнездовая невеста… ну, они же здесь все были крупные, я со своими габаритами как-то терялась на их фоне. И вот это великолепие запихивали в платье, до края которого дама была не в состоянии дотянуться сама.

Я одну такую встретила. Она застряла в двери какой-то лавки, и ее теперь тянули наружу, как репку. Кучер за служанку, служанка за даму, тянут-потянут, вытянуть не могут. И позвал кучер Ваську…

Не отказала. Любопытно же! Васька за кучера, кучер за служанку, служанка за даму, тянут-потянут и вытянули репку! Вместе с двумя девушками-портнихами, которые ее изнутри выпихивали.

Дама царственно всем кивнула и с помощью кучера и служанки затолкалась вместе с платьем в карету. Удивительно, а карета казалась такой небольшой…наверное, игра в репку здесь привычное явление.

– Спасибо, сударыня, – прогудел кучер и сунул мне в руку монетку. Небольшую, с ноготок, и с замысловатыми кракозябрами на обеих сторонах.

Я рассмеялась. Вот, Васька, твои первые заработанные в этом мире деньги. Надо сохранить, как неразменный пятак. Буду потом внукам своим показывать, с чего мое богатство началось.

К белошвейкам я зашла с улыбкой. Две девицы за стойкой мельком взглянули на меня, но даже не прервали работы. Они что-то шили при тусклом свете накрытой стеклянным колпаком свечи.

– Добрый день, сударыни, – радостно поприветствовала я продавцов, мне нужно было завоевать их расположение, – будьте так добры, пригласите сюда хозяйку.

Девицы переглянулись.

– Сударыню Летицию? – Удивленно спросили они, а у меня екнуло сердце. А вдруг здесь не хозяйка, а хозяин? Но я, не переставая улыбаться, кивнула. – А вы от кого? У нас сегодня нет готовых заказов… если вы от графини, то ее заказ будет готов только завтра…

– Нет, – я улыбнулась еще шире, у меня щеки заболели, – я не от графини. Я купчиха. Мой отец привез из дальних стран кое-что невиданное, и в знак уважения к талантам сударыни Летиции, я хотела предложить это, – я вытащила из-под полы пакет с трусами, – именно ей…

Девицы дружно опустили носы, разглядывая шикарные слипы, с кружевными вставками, одной из известных фирм.

– Что это? – одна девица осторожно ткнула пальцем в упаковку и мгновенно одернула руку, услышав шуршание.

– Позовите сударыню Летицию, и я вам все расскажу и покажу, – засияла я пуще прежнего.

– Сударыня Летиция занята, – поджала губы вторая девица. Ее мой пакет не впечатлил совсем.

– Фрось, – прошептала первая, – но интересно же…

Фрося недовольно взглянула на товарку, но промолчала и принялась остервенело тыкать иглой в тряпку.

– Сударыня Летиция, – вторая девица, довольно пискнув, слетела со стула и умчалась внутрь лавки, крича так громко, что мы ее слышали, – сударыня Летиция! Там купчиха! Что-то интересное принесла! – Пауза обозначала, видимо, ответ хозяйки. – Да! Красивое! Я такое еще никогда не видела!

Я потерла лапки, мое белье понравилось. И это прекрасно. Именно отсюда и начнется мое восхождение на вершину славы.

Сударыня Летиция оказалась неожиданно молодой, лет двадцати пяти, женщиной. Она вплыла в лавку и уставилась на меня вопросительно. Вот ведь, выругалась я про себя, какая заносчивая фифа, даже не поздоровалась. Но ничего, скоро она будет есть с моих рук и заискивающе заглядывать в глаза. И, представив эту картину, я расплылась в улыбке:

– Сударыня Летиция, слава о ваших талантах дошла и до наших мест. И я решила первым делом зайти к вам, чтобы показать невиданные трусики, которые мой отец привез из заморских стран. Они просто великолепны, – я шустро развернула пакет и вытащила трусы наружу под дружный вздох безымянной девицы и Летиции…

– Сколько вы за них хотите? – голос хозяйки оказался очень низким и глубоким. С таким голосом надо на сцене петь, а не белье шить.

Если бы я знала! Нет, я конечно, могла бы спросить про деньги у святоши или у бомжиков. Но последние вряд ли смогли бы мне помочь, а святоше тогда сразу же можно было бы рассказать, что я попаданка из другого мира и попросить меня сжечь. Что это за купчиха, которая не разбирается в деньгах? Поэтому я собиралась немного схитрить…

– Я предлагаю вам, сударыня Летиция, самой назвать цену, – улыбнулась я.

Летиция с интересом взглянула на меня, потом на трусы, лежащие веером, точно так же, как я вытащила их из пакета.

– Шилг*, – равнодушно ответила она. Но я-то видела, что врет. Ей интересно. Очень интересно купить мой товар.

– Сударыня Летиция, – я расхохоталась, показывая, что ее слова меня насмешили, – а вы шутница!

Она улыбнулась и развела руками. Мол, сама понимаешь, не обманешь, не продашь. Тьфу ты, не купишь за дешево…

– Хорошо, – подхватила она смех, – плачу фут за ваши трусики.

По тому, как округлились глаза девиц, я поняла. В этот раз цена хороша… для девиц-белошвеек.

– Пять, – не моргнув глазом, увеличила я ставку, – за каждые…

Девицы хором ахнули. И даже сударыня Летиция приоткрыла рот от удивления. Вот и отлично. Такая цена меня устраивает.

– А у вас есть еще? – прищурилась она, справившись с эмоциями.

– Есть, – улыбнулась я многозначительно, – еще несколько…

Говорить, что у меня трусов целый баул, я не стала. Слишком большой соблазн…

Хозяйка лавочки задумалась, что-то просчитывая в уме.

– Хорошо, – согласилась она, – по пять футов за трусики, но с условием, что вы продадите их только мне.

– Сожалею, – покачала я головой, – этого я не могу обещать. Такие трусики достойны самой королевы, и я собираюсь предложить их ей…

– Вы отправляетесь в столицу?

– Сама нет, – сокрушенно вздохнула я, – но я собираюсь продать их купцам, которые довезут их куда угодно…

– Хорошо, но здесь, в Летинске, вы принесете их только ко мне…

– Договорились, – я по привычке протянула руку, заключая сделку. И сударыня Летиция с довольной улыбкой пожала ее… вот и отлично, значит в части заключения сделок обычаи здесь точно такие же.

– Фрося, – приказала она, обернувшись, – принеси деньги сударыне…

– Василисе, – подсказала я.

– Сударыне Василисе, – подхватила Летиция, протянув руку, смахнула трусы и осторожно погладила пакет кончиками пальцев, – тряпочки можете забрать… мы предложим покупателям свои, более роскошные, с золотой вышивкой… эти трусики достойны рук королевы. Тут вы правы, сударыня Василиса. Фрося, – крикнула она, – и принеси мне перчатки! Такую красоту нельзя брать голыми руками. Какое тонкое стекло, – восхищенно прошептала она…

А я пыталась поймать упавшую на пол челюсть… это что, она думала, я ей пакет продаю?!

Я молча получила деньги, подхватила трусы, сунула их в карман шубки, кое-как поблагодарила и вышла на улицу. И бегом помчалась прочь. Завернула за угол и перестала себя сдерживать. Хохотала я до икоты.

А потом снова вернулась на Торговую площадь. Пакет-то я продала, а трусы нет. Вторая мастерская белошвеек была с другой стороны площади.

– Что это такое? – девицы и их хозяйка, пожилая женщина, похожая на сушеную воблу, уставились на трусы.

– Слипы, – улыбнулась я. Не могу же я назвать трусы трусами, если недавно с моей легкой руки пакеты в этом мире стали трусиками? Бедные попаданцы, которые попадут сюда после меня. У меня-то только гроб-кирка была, а у них еще пакет-трусики будут.

– И для чего они? – Хозяйка растянула на руках трусы, – как их надевать?

– Это нижнее белье, – улыбнулась я, – вместо панталон…

– Панталон? – переспросила хозяйка, – а что такое панталон?

Это был попадос… трусов в этом мире не знали. Их просто не существовало, как вида. И я замаялась объяснять, что это такое и для чего оно нужно.

– Нет, – сморщилась она, – такое носить никто не будет. Они же закрывают все. На горшок нормально не сходишь. Промокнет. А потом на платье пятна останутся.

– Перед тем, как сходить на горшок, – улыбнулась я, хотя на душе стало тревожно, – их нужно снять.

Сушеная вобла засмеялась, зафыркала. Девушки-белошвейки поддержали ее смех.

– Если их нужно снимать, то зачем надевать-то тогда? Нам ваши слипы не интересны. Уходите.

Из лавки я вышла в отвратительном настроении. Вернулась к сударыне Летиции, но та тоже забраковала слипы, сказав, то трусики она готова брать в любом количестве, а вот с этого, презрительный взгляд на трусы, она готова взять только кружево, если я его отпорю.

Это был самый эпический провал моего бизнес-плана.

С другой стороны, я прикинула, что пакетов у меня штук пятьсот, а значит, если продать их по пять фуртов, то у меня будет две с половиной тысячи фуртов. Много это или мало? Думаю, довольно много. А значит, незачем расстраиваться, пока буду торговать трусиками, надо же привыкать к новому названию, а потом трусами… то есть, слипами… А пока мне надо бежать в лавку с самой дешевой одеждой, прицениться, во сколько храму обойдется одеть бомжиков.

Не так уж этот мир от нашего отличается. Все, как у людей. На торговой площади лавки, как бутики в самых крутых торговых центрах. И, если они мне показались не особенно шикарными, то только потому, что сравнивала я их с магазинами в своем мире. А вот когда увидела убогую лавочку с дешевой одеждой, сразу поняла: лавка сударыни Летиции отличается от этой лавки, бутик федеральной сети «Супербелье» от полуподвального закутка с китайскими трусишками.

Воняло здесь точно так же. Я внимательно вгляделась в замурзанное лицо продавца. А вдруг это тоже китаец-попаданец? Это там я на него не посмотрела бы, а тут, на чужбине самой близкой родней бы стал. Но нет… не повезло. За стойкой прятался огромный детина, родственник Тита и Фрола… причем неудачный. Ну, глаза у него были без малейшего проблеска разума.

Но требуемый комплект одежды из рубахи, штанов, пары портянок, валенок, старой шапки и тощего тулупа собрал быстро. Видно, что одежда не новая, но более-менее целая. Нашим бомжикам и такой наряд за счастье.

Цена за все оказалась не так уж и высока – шесть шилгов. Для женщин к этому набору надо было добавить еще и юбку по одному шилгу.

Бомжиков у нас в работном доме человек тридцать. Итого храму нужно будет разориться на сто восемьдесят шилгов. А юбки я за опт сторгую.

– Мил человек, – обратилась я к продавцу, – мне нужно тридцать таких комплектов.

– Чего? – не понял меня неудачный родственник Тита и Фрола…

– Я говорю, мне нужно тридцать таких комплектов, – громче повторила я, – три раза по десять всего, что здесь, – я ткнула пальцем в кучку, которую он мне выдал…

– Чего?! – недоумок хлопал глазами и не понимал, что я от него хочу…

– Десять – это столько, сколько у тебя пальцев на двух руках, – пояснила я, стараясь не выйти из себя, – а мне нужно три раза по столько рубах, штанов, портянок, валенок, шапок и тулупов.

– Чего?!

– Ничего! – не выдержала я и заорала, – кто тебя, дурака такого продавать поставил?! Позови хозяина!

– Я хозяин, – выпятил грудь детина, – а ты, глупая баба, разве не понимаешь, что я приличный купец, а не ночной хмырь. И столько людей убивать не собираюсь!

– Что?! – опешила я… и расхохоталась.

Все оказалось просто. Такие лавочки, как и дешевые кабаки использовались для найма ночных хмырей, тут я с трудом сдерживала хихиканье, или, проще говоря, воров, убийц и прочих преступных элементов.

И мое желание купить тридцать комплектов одежды мужик принял за попытку сделать заказ на убийство тридцати человек. Ну, я же четко ему «нарисовала» человека. Он и решил, что это не покупка одежды, а заказ на убийство.

А крестьянскую одежу на тридцать человек он мне за три фурта и пятнадцать шилгов продаст. У него такого барахла много. Вот тут мне стало жутко, за один-то «комплект», а именно это слово навело его на такие мысли, недалекий родственник Тита и Фрола готов был деньги взять…

– Ты, сударыня, – бубнил он, провожая меня до дверей лавки, после того, как мы все выяснили и все обговорили, – так больше честных людей не пугай. Ежели надобно тебе одежу, так и говори… а заграничными словечками народ не путай. А дело ты Божеское затеяла… да только, я тебе по чести скажу, они эту одежу сразу ко мне и принесут, на пару пен сменят и в кабак пойдут.

Да, я почесала затылок, это проблема… Прав родственник Тита и Фрола… его, кстати, Биром кличут. И с Фролом и Титом он, конечно же, никаких родственных связей не имеет.

___________

*Золотая гинна (небольшая золотая монета) – 12 фуртов (большая серебряная монета)

Фурт – 20 шилгов (небольшая серебряная монета)

Шилг – 12 пенов (маленькая серебряная монета)

Еще были полупены (половина маленькой монеты) и четверти (с ноготок) – самые мелкие монетки. Такую и получила Васька от кучера.

Глава 7

Вернувшись в храм, я первым делом нашла святошу. Он как раз наслаждался тишиной и спокойствием на крыльце храма. Тянуть кота за хвост я не стала, все как на духу выдала. Умолчала, правда, о своих личных доходах и о том, что купец, в лавку которого меня святоша отправил, ночным хмырем оказался. И как бы одежда в его лавке не оказалась снятой с убитых и ограбленных…

Но тут ведь как? Меньше болтаешь, дольше живешь.

– Почти четыре фурта?! – святоша пришел в изумление, – дитя мое, это слишком много! Храм за весь месяц столько на работный дом не тратит.

Хм, пять фуртов, полученных за пакет, стали греть карман гораздо сильнее. Но святоше я сказала совсем другое.

– Это всего лишь четыре фурта, святоша! Бомжики отработают. Заставим их двор убирать, снег чистить…

– Отработают?! – Святоша явно нервничал. – да где же они тут, – он обвел взмахом руки храмовый двор, – все работать-то будут?!

– Почему только здесь? – Тоном змея-искусителя спросила я, – во всем городе. Сейчас подвода не по каждой улице проедет, снегом все заметено. А еще вы посмотрите, какой у нас грязный город! Горшки выливают прямо на улицу, и все это так и лежит на снегу и воняет. А наши бомжики наведут чистоту, почистят снег на дорогах, поставят мусорные бочки (*бачков в том мире не было), чтоб народ горшки туда выливал, и каждое утро будут объезжать, бочки с отходами вывозить, а чистые ставить. И будет в Летинске красиво, свежо, уютно. И все благодаря храму, святоша, благодаря вам!

Святоша завороженно слушал, и морщины на его лице разглаживались, становились мягче. Ему явно нравилась нарисованная мной картина…

– А горожане будут платить нам за эту работу…

– Нет! – сорвалась с крючка рыбка, – Храм не может брать плату, храм должен жить на подаяния, дитя мое.

– Ну, – улыбнулась я, – давайте я буду брать плату с людей. А потом жертвовать храму? А себе за услуги, скажем, десятую часть заберу.

Святоша почесал затылок, подумал…

– Купчиха, – фыркнул он на меня. И добавил, – договорились. Но только потому, что дело это для всех жителей города во благо!

– Конечно-конечно, – кивнула я. – Только бомжикам одежду надо справить. Если честной народ наших бродяг с лопатой на улице встретит, то лопату отберет. Решит, что тот ее украл.

Святоша взглянул на меня недовольно, но кивнул.

– И лопаты, – поспешно добавила я.

Он промолчал, разглядывая падающие с неба снежинки. Кажется, этой ночью будет метель. Это хорошо. Всю грязь в храмовом дворе засыплет. А то смотреть тошно. Зато в спальнях пахнет чистотой и свежей соломой.

Мы еще немного постояли на крылечке. Не знаю, о чем думал святоша, а я-то монетки уже в уме подсчитывала. Это с каждого фурта мне два шилга полагается. Да я за такие деньги каждого горожанина лично навещу. Я тут уже узнала тишком, за три-четыре фурта можно дом в деревне купить. А за пятьдесят – лавку с домом в центре Летинска.

Пятьдесят фуртов – это десять пакетов. Но нельзя их сразу все вываливать, цена упадет. Так что пока поживу в храме. Тем более, чтобы купить лавку и заправлять там всем, нужно еще с киркой вопрос решить. Выходить замуж только для того чтобы было кому тебя в гробу запереть? А оно мне надо?

Остаток дня мы со святошей планировали наше совместное клининговое предприятие. А чего тянуть-то? Завтра как раз город снегом завалит, самое время помощь предложить.

В общем, решили, что утром пойдем в ратушу к Главе, так здесь мэрия и мэр назывались, и договоримся, что наш работный дом в моем лице будет оказывать городу услугу по уборке снега. Проблема это для города давняя, после каждого снегопада крики и скандалы начинаются, кто и где должен снег этот убирать… А тут мы, все такие хорошие, храмовые бомжики. Наведем чистоту и порядок на радость людям.

За день меня так ушатало, что я даже в гроб легла без возражений. Уже было все равно где спать: на кровати, в гробу или, сидя на трехногой табуретке, в кабинете святоши. Ага, был тут и такой. Причем, я полагаю, раньше это была спальня… ну, или келья, так вроде называют в храме спальни для монахов. Об этом явно говорило наличие неизменной приступочки. Только здесь она была покрыта тонкой серой тканью.

Стол занимал большую часть свободного пространства. Не особенно большой, примерно, как привычный письменный стол школьника. И по стенам были развешаны полки, заваленные какими-то свитками.

Парочка таких свитков лежали и на столе. Я их даже незаметно ногтем поскребла. Интересно же. Мне показалось, что это кожа… Я, конечно, не знаток истории, но скорее всего, это и есть пергамент. Его же как раз, мне помнится, делали из кожи. А значит, в моем дремучем настоящем нет даже бумаги. Неудивительно, что полипропиленовый пакет приняли за изумительно тонкое и прозрачное стекло. Дикари…

Эх, жаль я не знаю, как делать бумагу. Озолотилась бы.

Утром, распределив желающих поесть бомжиков на работы, пришлось раздать пару затрещин особо недовольным, я схватила за подол рясы святошу, не вовремя начавшего сомневаться в необходимости перемен, и потащила его в ратушу. Снега навалило почти по колено. Я шла и радовалась, представляя, как обрадуется мэр, то есть Глава, порыву нашего трудового энтузиазма.

Хорошо, ратуша была в двух шагах от храма, потому что этот святоша недоделанный, сам не лучше наших бомжиков нищим оказался. У него даже тулупа не было! Ибо «дух и тело лишениями закалять надо» и, вообще, излишества – зло.

Ну, не дурень, а? Разве же тулуп из овчины – это излишество? Не зря говорят, в наших широтах шуба – это не роскошь, а средство выживания. А если простынет? Заболеет и умрет? Где я потом себе такого лояльного святошу найду? Решила взять над ним шефство. Для собственной безопасности.

Глава был, как водится, страшно занят, о чем нам сообщил секретарь. Его здесь называли писарем. Молодой парнишка, лет двадцати, не больше. Как и все в этом мире, огромный, плечистый, с ручищами, в которых перо гусиное казалось особенно хрупким. Ему с его габаритами лучше подошло бы перо от страуса.

– Боярин никого не принимает, – знакомо отозвался парниша, – приходите завтра.

Ах, ты же прелесть какая! Не иначе межмировые курсы повышения квалификации секретарей прошел. Я на стены мельком взглянула… вдруг, где в рамочке сертификат висит.

Сама при этом… помнит еще тело, помнит!.. Ужом проскользнула между раскинувшим руки писарем и стеной и влетела в кабинет Главы.

– Здравы будьте, бояре, – вырвалось само собой, – дело у нас к вам есть на миллион долл… фуртов, – исправилась я.

Глава, как примерный мэр, сидел, склонив голову, и что-то вычитывал в длинном, свисающем со стола свитке. И сначала я увидела только мощные плечи и бритую макушку.

А потом он медленно отодвинул свиток, оттолкнув стол, встал, повел застывшими плечами, крутанул шеей и посмотрел на меня… как на букашку какую… или мышонка, надоедливо скребущегося в углу.

– Кто такая? Почто пришла? – тихо, как гроза за горизонтом, пророкотал он.

А я застыла, как малолетка, увидевшая кумира. Мать моя женщина! Это же он… Мужчина моей мечты…

Я еще никогда в жизни не чувствовала себя такой… женственной, что ли… Откуда что взялось: ресницы затрепетали, румянец опалил щеки, грудь приподнялась, шея удлинилась, а движения стали плавными и тягучими, будто бы тело наполнилось горячей, сладкой патокой.

И это я думала, что не умею строить глазки мужчинам? Ха! Просто мне еще не попадался тот, кто разбудил бы во мне женщину. Оказывается, это так просто сделать. Один взгляд и все… И Васька вдруг захотела почувствовать себя слабой.

– Кто такая? Почто пришла? – повторил вопрос Он…

Ух, какой голос… я деликатно кашлянула, прочищая горло, и представилась:

– Меня зовут Василиса, – и смущенно улыбнулась, элегантно склонив голову и пряча взгляд за пушистыми ресницами.

Все. Мыслей в голове больше не было. Даже странно. Впервые в жизни со мной такое…

Хорошо, святоша на выручку пришел.

– Светозар, – заглянул он в дверь и, пройдя мимо застывшей меня, уселся на скамью в стороне от стола, – уж больно грозен ты. Напугал мою подопечную…

Светозар… ох, божечки мои, какое имя! Всплыла в голове единственная мысль. И я прикрыла глаза, чтобы слишком сильно не сиять от восторга. Подумать только, Светозар… Это не какой-то там Серега, Андрюха или Виталик… Светоза-ар…

А он хмыкнул, вышел из-за стола и подошел ко мне. Я потупилась, всем телом чувствуя мощь этого мужчины, нависшего надо мной, как скала над морем.

Он снова хмыкнул, а потом одним пальцем приподнял мой подбородок, заставляя взглянуть в глаза. Один выстрел, чтобы увидеть, какие прекрасно-синие глаза у Светозара, и я снова спрятала взгляд за частоколом ресниц. Он просто смотрел на меня, а у меня зачесались губы, желая большего. Очень сильно большего.

– Хороша, – пророкотал гром над моей головой.

А потом Он схватил меня за талию и притиснул к себе, вышибая дух. Ноги стали ватными и болтались, как две тонкие ниточки. Если бы Он отпустил меня, то я бы сложилась в кучку у его ног. Но он не отпускал. И я даже через шубу чувствовала, какой Он притягательно горячий.

Щеки пылали, губы зудели так, что я невольно прикусила губу, пытаясь почесать ее зубами. И только, когда увидела, как почернели его глаза, поняла, что именно сделала. И вспыхнула от смущения, как маков цвет, чувствуя, как запульсировали от прилива крови мочки ушей…

– Хороша, – повторил он, склоняясь надо мной. Близко-близко. Так что я чувствовала его дыхание на своих губах. – Останься со мной, Василиса. – Сердце радостно подпрыгнуло, и я засияла, готовая согласиться на все. – Я тебе бусы куплю…

Что?! Бусы?!

Весь жар моей любви смыло ледяной волной прагматизма.

Бусы! За мою любовь?!

Да, за кого он меня принимает!

Я резко, изо всех сил, толкнула боярина. Он совсем не ожидал от меня такой прыти, поэтому покачнулся и взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие.

А я отскочила от него в сторону и зашипела:

– Да, как вы смеете! Я честная женщина, и живу, между прочим, при храме, – ткнула я пальцем в святошу, намекая, что вот он может все это подтвердить, – а вы мне предлагаете прелюбодействовать?!

Нет, ну, если бы он мне предложил прелюбодействовать просто так, без всяких там бус, я бы согласилась. Ни секунды бы не раздумывала. Но за бусы?! Нет уж, вскинула я подбородок. Если переходить на товарно-денежные отношения в любви, то я только за половину его состояния соглашусь… то бишь, за замуж.

– Мы к вам, господин боярин, – холодно произнесла я, – пришли совсем по другому поводу.

Идею я свою излагала четко, ясно и немногословно. Привела доводы в пользу чистых улиц, старательно умалчивая о гигиене и ее влиянии на здоровье. А то вдруг промахнусь, как с приемом храмом платежей от населения.

Святоша довольно кивал, а Светозар не отводил от меня глаз. Вернее, от моей груди, которая уже почти забыла, что этот боярин практически оскорбил меня своим предложением, и нагло выкладывалась на стол, показывая себя во всей красе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».