Аз Есмь

– Выглядишь целым? – произнес он, чуть прищурив глаза и положив руки на живот как на переносной стол. – Ничего не сломано?… Вроде, гипса нет.

Затем он посмотрел вокруг, чтобы оценить не подслушивают ли нас и почему-то шёпотом спросил:

– Ты здесь тоже… – а дальше он щелкнул пальцем себе по горлу и весело подмигнул.

Я смутился и ничего не ответил. То, что он спросил было совершенно лишено смысла и логики.

– Понятно… – протянул он, словно я с ним общался. – Здесь почти все по этому делу, – он взглянул на нашего соседа и кивнул в его сторону головой, – Саныч вообще не помнит, как здесь оказался.

Небесный отец! Я не ослышался! Женщина оказалась здесь так же, как и я! От этого известия я даже приподнялся на локтях, не взирая на боль в спине и, повернувшись в ее сторону взволнованно спросил.

– Она вообще ничего не помнит? Она…

– В смысле? – человек с большим животом был не очень доволен моей реакцией. Его голос понизился и погрубел. – А ты чего его как бабу?.. Иностранец, что ли?

Я внял резкой смене тона и всмотрелся в нашего соседа – соседку: конечно, это был мужчина. Скорее всего я не верно истолковал реплику о дамах и господах и ввел себя в заблуждение. Почему-то мне показалось, что моя ошибка – страшное оскорбление и теперь меня точно будут бить и бить сильно.

– Приношу извинения! Прошу не считать мою оговорку намеренной! Я … – мне не было известно слово «иностранец», но я не сомневался, что меня сочли иноземцем. – … я… иностранец.

– Фух…ты… – выдал на выдохе мой сосед. – Вы, значит тоже любители принять на грудь! Фин?… Немец?…

Я пришёл в полное замешательство… Что значит «принять на грудь» и что значит «финнемец»? Но на вопрос и спор смелости не хватило.

– Да… – я согласился со всем что он говорил и как оказалось, правильно сделал.

Мой собеседник смотрел на меня некоторое время, переваривая ответ, а затем подмигнул одним глазом и улыбнулся, обнажив редкие пожелтевшие зубы.

– Ну… ты не расстраивайся, фин. Если пришёл в себя здесь, то самое плохое позади. Здесь тяжелых нет.

Я посмотрел на него более внимательно. То, что он не относил себя к тяжёлым, как и все прочее выглядело странно: назвать его лёгким можно было с большим сомнением, но эта была не самая большая странность, которую я услышал.

Вероятно, стоило улыбнуться в ответ, и я улыбнулся, что тоже оказалось правильным.

– Молодец, фин. Улыбаешься, значит не безнадёжен… Кстати… – он чуть склонился в мою сторону и снова сказал так, будто нас подслушивали, – … ты поправиться не хочешь?

– Да, – я начинал привыкать отвечать положительно не задумываясь.

Мой собеседник выпрямился. Замолчал и начал осматривать помещение, не крутя шеей и головой – одними глазами. Он был очень осторожен и осмотрителен.

– Саныч… – громким шёпотом позвал он нашего третьего соседа, – … Саныч!

Саныч, перевернулся на бок, оторвал голову от постели и подпер ее рукой.

– Чего шумишь с утра, Паша?

Теперь я знал имя обоих: Паша – сосед слева, а Саныч справа.

– Саныч, нам иностранца подселили.

– Да, ладно! – он проявил явную заинтересованность.

Я заметил это и надежда, что Саныч такой же как и я, усилилась. Хотелось сию минуту поговорить с ним и расспросить, но… Это было поспешным и не верным: а что, если он скрывает свою историю. Вторя осторожному Паше, я окинул окружающее рассеянным взглядом и решил не торопиться: лучше подождать удобного случая и поговорить один на один.

Приподняться с постели, оказалось не так просто, как хотелось бы. Спина сильно болела и бок, но все же я приподнялся. Так стало удобнее видеть обоих.

Саныч мельком взглянул на меня, а потом словно не замечая моего присутствия, длинно моргнул и спросил.

– И откуда он?

– Из Хельсинки, – уверенно ответил Паша.

Мне почему-то стало страшновато. Откуда он знает, что я именно из этого места. А если знает, зачем спрашивал о моем происхождении? Теперь я смотрел прямо перед собой, боясь встретится взглядом с любым из моих соседей. Мне было не понятно, как себя вести, но осторожность – то, что мне точно не помешает… Осторожность и немногословность.

– Я бывал в Хельсинки… – протянул Саныч задумчиво, – … хороший город.

Он закрыл глаза и мне показалось, что воспоминания о Хельсинки греют его: наверное, действительно хорошее место, жаль, что мне о нем было ничего не известно. Зато Саныч знал и наш сосед тоже… Интересно – это хорошо или плохо?

– Ну… – буркнул Паша в сторону Саныча.

– Что ну? – отреагировал тот.

– Тьфу ты – ну ты! – возмутился Паша. – Поправиться ему надо – что здесь не понятного?

– А-а-а-а… – Саныч степенно кивнул в знак полного согласия и понимания.

Это выглядело дружелюбно, не предвещало подвоха.

Саныч, медленно скинул с постели сухие волосатые ноги, нащупал ими обувь, которая оказалась без задней части, что позволило надеть ее без рук и наклонов – удобно! Затем встал, подошел к квадратному ящику, похожему на большой короб и раскрыв его, извлек оттуда склянку с жидкостью… Сам он был не молод, сух, одет в странную рубаху без рукавов и синие штаны почти по колено. Вторая рубаха, разноцветная как у Паши, лежала рядом на хлипком стуле… И живота у него, вовсе не было, а лицо заросло щетиной: что говорило о том, что бороду он зачем-то срезал, но пожалел об этом и начал растить новую. Его взгляд был не менее осторожным чем у пузатого Паши, оглядевшись, он запрятал склянку под рубаху без рукавов и подошёл ко мне.

– Поправься, фин. Храню для себя, как лекарство.

Ёмкость с жидкостью из-под рубахи перекочевала ко мне в руку. Я принял подношение, не совсем понимая, что нужно делать.

– Пей скорее, пока медсестра не заглянула, – поторопил меня Саныч. – Живая вода!

Мне не хотелось пить, но какой у меня был выход. Я не знал правил, а отказ мог обидеть этих людей, а ведь они пытались помочь – я видел это. С выражением благодарности на лице, я поднёс склянку к носу. Небесный отец! Пахло ужасно! Совершенно несъедобный, резкий, отвратительный запах. Выражение моего лица продемонстрировало явное отвращение. Это, почему-то порадовало обоих и даже вызвало сдержанный смех.

– Ядрёная! Насквозь продирает от одного понюха! – подтвердил мои догадки Паша. – Зато пару глотков сделаешь – в миг полегчает. Рецепт Саныча! Сам гонит. Знатное зелье!

Я скромно улыбнулся. Что такое зелье было понятно, и я, закрыв на всякий случай глаза, сделал два больших глотка. Проглотить снадобье я смог, а вот дышать перестал. Открывая рот как рыба, я пытался схватить хоть немного воздуха, но увы… Глаза мои округлились и слезы брызнули сами собой… Я понял, что меня грубо обманули. Это точно была не живая вода – скорее мёртвая. Тело вытянулось как струна, забыв о боли. Беспомощно крутя головой, я переводил взгляд с одного на другого в надежде быть спасённым. Руки непроизвольно потянулись к горлу и груди, чтобы хоть как-то посодействовать поступлению внутрь воздуха. Сквозь проступившие слёзы, я видел, как коварные соседи наблюдают за моей агонией и весело посмеиваются. Показалось, что я опять теряю связь с реальностью, но нет! Неожиданно воздух хлынул внутрь, и я задышал. Я вдыхал его с жадностью и наслаждением, а когда утолил этот голод, почувствовал, как растекается внутри приятное тепло. Моя поза уже никак не отражала болезненного состояния. Я сидел свободно, не ощущая абсолютно никакой боли: неужели это действительно живая вода?!

– О как! – не прекращая смеяться проскрипел Саныч. – Крепка зараза?!

– Полегчало? – довольно поинтересовался Паша.

– Да-а-а-а! – протянул я, улыбаясь уже более открыто и абсолютно искренне.

Саныч забрал у меня склянку сунул под рубаху и ровно в это время к нам без стука зашла женщина в белой одежде.

Лица моих новых знакомых вмиг посерьёзнели, а вид стал таким, будто они только что совершили что-то запрещённое и никак не ожидали появления ненужных глаз.

Она зашла и остановилась, осматриваясь точно также как Паша и Саныч: вероятно, здесь все переживали по поводу слежки. Остановив взгляд на Саныче, она сурово прищурилась и медленно закачала головой: очевидно, что это покачивание не сулило ничего хорошего.

– Александр Сергеевич, и что же вы там прячете? – она начала медленно приближаться, а качающаяся голова, потянула за собой тело и это стало похожее на агрессивные ритуальные движения.

– Катюш, ты чего? – залепетал Саныч заискивающим тоном. – Ну… что я прячу?.. Ничего не прячу…

Он засеменил к своей постели, шаркая по полу обувью без задней части и юркнул под покрывало.

– Что у вас там, Александр Сергеевич?

Катюша подошла к нему ближе и требовательно протянула руку. Саныч, лежал тихо и даже пытался изобразить спящего, что выглядело наигранно, но я хорошо понимал его и полностью поддерживал. Чудодейственный эликсир во мне оказывал исключительно благое воздействие, и я мысленно был полностью на стороне Саныча. Но как я мог принимать, чью-то сторону, не разобравшись в правилах этого места. Возможно, Саныч владел снадобьем не по праву, а возможно и наоборот… Может быть Катюша, представляла интересы тех, кто не желал нам добра, а может наоборот… Но она хотела забрать живую воду… Я еле сдерживал себя от вмешательства, к которому просто подталкивала волшебная сила эликсира.

Давайте, давайте! – пальцы на руке Катюши начали сжиматься в кулак и разжиматься снова.

И Саныч подчинился. Из-под покрывал показалась сухая рука с зажатой в ней склянкой. Женщина потянулась забрать её, но Саныч передумал и убрал под покрывало склянку вместе с рукой, а затем подскочил, словно испуганный и заговорил таким умоляющим тоном, который невозможно изобразить нарочно.

– Катюш, это же слеза. Её здесь грамм двести, и я перед сном, как лекарство… Ты ведь знаешь, я человек серьёзный и никаких глупостей…

Девушка выпрямилась и снова закачала головой. Улыбка на её лице подарила нам надежду.

– Александр Сергеевич… Ну, что вы как ребёнок, – она махнула рукой. – Оставляйте, только если что – я ничего не знала! Не подведёте?

– Я?… Тебя?… – вид Саныча стал более чем серьёзный – героический. – Я за тебя… Я…

– Ладно… – она снова махнула рукой, – …ладно, я все поняла.

Я был доволен финалом. Живая вода осталась у Саныча, чьё полное имя оказалось двусложным и довольно приятным на слух, а Катюша оказалась понимающей и доброй женщиной. Но радость моя была не долгой; любезности закончились, как только я попался ей на глаза. Она изменилась в лице, вновь повернулась к Александру Сергеевичу и протянула рук с разжимающимися пальцами куда более требовательно чем ранее.

– Нет! Отдавайте!

Саныч посмотрел на Пашу, который наблюдал за происходящим с большим вниманием. На вопрошающий взгляд соседа он ответил уверенным молчаливым отрицанием и до синевы сжал губы.

– Почему? – всполошился Саныч. – Ты же сказала, что…

– Я сказала, и я же передумала! – она была исполнена решимости. – Вы чего на его кровати делали?

Катюша указала на меня и теперь стояла с двумя вытянутыми в разные стороны руками.

– Чего я там делал? – зачем-то спросил у неё Саныч.

– Чего вы там делали? – спросила она у него.

Я перестал понимать смысл их беседы. Они почему-то задавали друг другу один и тот же вопрос. Затем я понял: Саныч, как и я плохо помнил о происходящем, вот только забывал о случившемся сразу и мне стало не по себе – со мной тоже так будет?

– Вы знаете, что он нам вчера чуть пол больницы не разнёс! А вы… А вы его своим пойлом угощаете… Хотите неприятностей?

Саныч тоже посмотрел на меня не добро… И Паша… Я напрягся.

– Катюш… Я ему две капли. Только для снятия головной боли.

Руки Катюши не меняли положения.

– Ну, что ты такая категоричная? – Саныч, он же Александр Сергеевич говорил, не сводя с меня грозного взгляда. – Парень – иностранец! Из Хельсинки! Они там пить не умеют, а я ему две капли для поддержания международных отношений. Понимаешь?

– Иностранец? – она опустила руки и посмотрела на меня иначе. – Точно иностранец?

– Как пить дать, – ответил Паша. – Финн!

– Точно?.. – и она тихо начала приближаться к моей постели.

Я потянул на себя одеяло, на всякий случай.

– И что же вы?..

Это был совсем странный вопрос, на который я не знал, как реагировать. Единственное, что я смог – еще сильнее подтянуть к лицу одеяло.

– Вы из Хельсинки?

Я качнул головой.

– Как вас зовут? – она подошла совсем близко. – Вы говорите по-русски?

Я не знал, что значит по-русски, поэтому только пожал плечами.

– Он говорит по-нашему? – спросила она у моих соседей, продолжая изучать меня опытным взглядом.

– Болтает! – усмехнулся Паша. – Почти без акцента.

– Хм… – Катюша наклонилась ко мне и посмотрела прямо в глаза.

Я очень смущённо улыбнулся от волнения.

– Как вас зовут? – спросил он снова.

– Куда? – спросил я, не совсем понимая куда меня зовут и кто.

– Остряк! – возмутилась Катюша. – Эмигрант что ли?

– Да, – согласился я, не осмеливаясь спорить.

– Имя у вас есть? – спросила она слегка раздражённо.

– Да, – ответил я и наморщил лоб.

Без сомнения у меня было имя, но я его не помнил.

– Я… не… Я…не…

– Ян! – помог мне Паша.

– Ян?.. Больше на Польское похоже, – отметила Катюша и, неожиданно потеряв ко мне интерес, бодро направилась к двери. – Врачу пойду расскажу. Нам здесь только буйных финнов не доставало. Пусть сами решают, что делать.

Когда дверь за ней захлопнулась Саныч и Паша переглянулись и шумно выдохнули почти одновременно.

– Слава богу! – произнес радостно Паша. – Пронесло.

Он снова подмигнул в мою сторону одним глазом, после чего встал на ноги и вытянув в разные стороны руки начал двигать ими взад и вперёд очень методично и резко. Саныч, в отличии от Паши, посмотрел на меня с укоризной и тоже поднялся с постели; положил в короб склянку, оттуда что-то вынул и подошёл к большой белой чаше, прикреплённой к стене, из которой торчала блестящая гнутая трубка с затейливым навершием. Он покрутил навершие и из трубки полилась вода.

Я вздрогнул от неожиданности. Хитрое устройство подавало воду неизвестно откуда. Мне почему-то стало до жути интересно как это устроено, и я даже на некоторое время забыл о своём удручающем положении. Сначала я просто смотрел на хитрое приспособления, но удивление подтолкнуло к потере всяческой осторожности, и я спросил:

– А откуда вода?

Саныч с Пашей замерли и посмотрели на меня одновременно и одинаково растерянно, после чего посмотрели друг на друга, не меняя выражения лица.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Паша.

Я не сразу обратил внимание на взволнованность моих соседей, а когда заметил сам разволновался. Наверное, не стоило спрашивать о работе этого устройства. Вероятно, это был секрет, а мой интерес оказался подозрительным.

– Я… Я хотел сказать, что… Мне нравится, как работает это устройство… Ничего более.

– Устройство? – Паша присел на свою пастель, а Саныч снова покрутил навершие, и вода перестала течь.

– Ты никогда кран не видел? – спросил Паша очень тихо, и я понял, что это тоже является секретом: сколько же у них тайн?

– Я ничего подобного раньше не видел… – ответил я не совсем уверенно, – …скорее всего, хотя… Если честно я не помню…

– Не помнишь, – подтвердил мои слова Саныч, словно это не было неожиданностью. – Я так и знал.

Он снова покрутил навершие, потом вынул из коробочки маленькую длинную щетку и, нанеся на нее белую массу сунул все это себе в рот. Пока он странным образом умывался мы с Пашей смотрели и молчали, а когда Саныч завершил церемонию, то убрал приспособления в короб своей у постели, а затем присоединился к нам, присев на краешек моей лежанки. Его загадочная немногословность подпитывала меня надеждой. Я с нетерпением ждал, когда Саныч начнёт разговор, в котором непременно расскажет о себе и о том, что с ним произошло. Я предвкушал! Возможно, без живой воды моё ожидание оказалось бы более томительным, но сейчас… Сейчас я ожидал с радостью: теперь нас двое, и мы обязательно сможем разобраться… А может быть Саныч уже во всем разобрался?..