Под лаской плюшевого пледа

Привез – нитку бус.

– Отчего я не плачу?

Оттого, что смеюсь!

Глубоки моря!

Вороча́йся вспять!

Зачем рыбам – зря

Красоту швырять?

Бог дал – я растрачу!

Крест медный – весь груз!

– Отчего я не плачу?

Оттого, что смеюсь!

Между 25 мая и 13 июня 1920

«Восхи́щенной и восхищённой…»

Восхи́щенной и восхищённой,

Сны видящей средь бела дня,

Все спящей видели меня,

Никто меня не видел сонной.

И оттого, что целый день

Сны проплывают пред глазами,

Уж ночью мне ложиться – лень.

И вот, тоскующая тень,

Стою над спящими друзьями.

Между 21 и 30 мая 1920

«Вчера еще в глаза глядел…»

Вчера еще в глаза глядел,

А нынче – все косится в сторону!

Вчера еще до птиц сидел, —

Все жаворонки нынче – вороны!

Я глупая, а ты умен,

Живой, а я остолбенелая.

О вопль женщин всех времен:

«Мой милый, что́ тебе я сделала?»

И слезы ей – вода, и кровь —

Вода, – в крови, в слезах умылася!

Не мать, а мачеха – Любовь:

Не ждите ни суда, ни милости.

Увозят милых корабли,

Уводит их дорога белая…

И стон стоит вдоль всей Земли:

«Мой милый, что́ тебе я сделала?!»

Вчера еще – в ногах лежал!

Равнял с Китайскою державою!

Враз обе рученьки разжал, —

Жизнь выпала – копейкой ржавою!

Детоубийцей на суду

Стою – немилая, несмелая.

Я и в аду тебе скажу:

«Мой милый, что́ тебе я сделала?!»

Спрошу я стул, спрошу кровать:

«За что, за что терплю и бедствую?»

«Отцеловал – колесовать:

Другую целовать», – ответствуют.

Жить приучил в само́м огне,

Сам бросил – в степь заледенелую!

Вот, что ты, милый, сделал – мне.

Мой милый, что́ тебе – я сделала?

Всё ведаю – не прекословь!

Вновь зрячая – уж не любовница!

Где отступается Любовь,

Там подступает Смерть-садовница.

Само – что дерево трясти! —

В срок яблоко спадает спелое…

– За всё, за всё меня прости,

Мой милый, что тебе я сделала!

14 июня 1920

«Дом, в который не стучатся…»

Дом, в который не стучатся:

Нищим нечего беречь.

Дом, в котором – не смущаться:

Можно сесть, а можно лечь.

Не судить – одно условье,

.

Окна выбиты любовью,

Крышу ветром сорвало.

Всякому – <будь> ты сам Каин —

Всем стаканы налиты!

Ты такой как я – хозяин,

Так же гостья, как и ты.

Мне добро досталось даром, —

Так и спрячь свои рубли!

Окна выбиты пожаром,

Дверь Зима сняла с петли!

Чай не сладкий, хлеб не белый —

Личиком бела зато!

Тем делюсь, что уцелело,

Всем делюсь, что не взято.

Трудные мои завязки —

Есть служанка – подсобит!

А плясать – пляши с опаской,

Пол поклонами пробит!

Хочешь в пляс, а хочешь в лёжку,

Спору не встречал никто.

Тесные твои сапожки?

Две руки мои на что?

А насытила любовью, —

В очи плюнь, – на то рукав!

Не судить: одно условье.

Не платить: один устав.

28 июня 1920

«Проста моя осанка…»

Проста моя осанка,

Нищ мой домашний кров.

Ведь я островитянка

С далеких островов!

Живу – никто не нужен!

Взошел – ночей не сплю.

Согреть чужому ужин —

Жилье свое спалю!

Взглянул – так и знакомый,

Взошел – так и живи!

Просты наши законы:

Написаны в крови.

Луну заманим с неба,

В ладонь, – коли мила!

Ну а ушел – как не́ был,

И я – как не была.

Гляжу на след ножовый:

Успеет ли зажить

До первого чужого,

Который скажет: «Пить».

Август 1920

«Знаю, умру на заре…»

Знаю, умру на заре!

На которой из двух,

Вместе с которой из двух —

не решить по заказу!

Ах, если б можно,

чтоб дважды мой факел потух!

Чтоб на вечерней заре

и на утренней сразу!

Пляшущим шагом прошла по земле! —

Неба дочь!

С полным передником роз! —

Ни ростка не наруша!

Знаю, умру на заре! —

Ястребиную ночь

Бог не пошлет

по мою лебединую душу!

Нежной рукой отведя

нецелованный крест,

В щедрое небо рванусь

за последним приветом.

Прорезь зари —

и ответной улыбки прорез…

– Я и в предсмертной икоте

останусь поэтом!

Декабрь 1920

«Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь…»

Ох, грибок ты мой, грибочек,

белый груздь!

То шатаясь причитает в поле Русь.

Помогите – на ногах нетверда!

Затуманила меня кровь-руда!

И справа и слева

Кровавые зевы,

И каждая рана:

– Мама!

И только и это

И внятно мне, пьяной.

Из чрева – и в чрево:

– Мама!

Все рядком лежат —

Не развесть межой.

Поглядеть: солдат.

Где свой, где чужой?

Белый был – красным стал:

Кровь обагрила.

Красным был – белый стал:

Смерть побелила.

– Кто ты? – белый? – не пойму! —

привстань!

Аль у красных пропадал? —

Ря – азань.

И справа и слева

И сзади и прямо

И красный и белый:

– Мама!

Без воли – без гнева —

Протяжно – упрямо —

До самого неба:

– Мама!

7 февраля 1921

Молодость

1

Молодость моя! Моя чужая

Молодость! Мой сапожок непарный!

Воспаленные глаза сужая,

Так листок срывают календарный.

Ничего из всей твоей добычи

Не взяла задумчивая Муза.

Молодость моя! – Назад не кличу.

Ты была мне ношей и обузой.

Ты́ в ночи начесывала гребнем,

Ты́ в ночи оттачивала стрелы.

Щедростью твоей давясь, как щебнем,

За чужие я грехи терпела.

Скипетр тебе вернув до сроку —

Что́ уже душе до яств и брашна? —

Молодость моя! Моя морока —

Молодость! Мой лоскуток кумашный!

18 ноября 1921

2

Скоро уж из ласточек – в колдуньи!

Молодость! Простимся накануне.

Постоим с тобою на ветру.

Смуглая моя! Утешь сестру!

Полыхни малиновою юбкой,

Молодость моя! Моя голубка

Смуглая! Раззор моей души!

Молодость моя! Утешь, спляши!

Полосни лазоревою шалью,

Шалая моя! Пошалевали

Досыта с тобой! – Спляши, ошпарь!

Золотце мое – прощай, янтарь!

Неспроста руки твоей касаюсь,

Как с любовником, с тобой прощаюсь.

Вырванная из грудных глубин —

Молодость моя! – Иди к другим!

20 ноября 1921

«Слезы – на лисе моей облезлой…»

Слезы – на лисе моей облезлой!

Глыбой – чересплечные ремни!

Громче паровозного железа,

Громче левогрудой стукотни –

Дребезг подымается над щебнем,

Скрежетом по рощам, по лесам,

Точно кто вгрызающимся гребнем

Разом – по семи моим сердцам!

Родины моей широкоскулой

Матерный, бурлацкий перегар.

Или же – вдоль насыпи сутулой

Шёпоты и топоты татар.

Или мужичонка, на́ круг должный,

За́ косу красу – да о косяк?

(Может, людоедица с Поволжья

Склабом – о ребяческий костяк?)

Аль Степан всплясал, Руси кормилец?

Или же за кровь мою, за труд —

Сорок звонарей моих взбесились —

И болярыню свою поют…

Сокол – перерезанные путы!

Шибче от кровавой колеи!

– То над родиной моею лютой

Исстрадавшиеся соловьи.

10 февраля 1922

Май 1922–1925

Земные приметы

1

Так, в скудном труженичестве дней,

Так, в трудной судорожности к ней,

Забудешь дружественный хорей

Подруги мужественной своей.

Ее суровости горький дар,

И легкой робостью скрытый жар,

И тот беспроволочный удар,

Которому имя – даль.

Все древности, кроме: дай и мой,

Все ревности, кроме той, земной,

Все верности, – но и в смертный бой

Неверующим Фомой.

Мой неженка! Сединой отцов:

Сей беженки не бери под кров!

Да здравствует левогрудый ков

Немудрствующих концов!

Но, может, в щебетах и в счетах

От вечных женственностей устав —

И вспомнишь руку мою без прав

И мужественный рукав.

Уста, не требующие смет,

Права, не следующие вслед,

Глаза, не ведающие век,

Исследующие: свет.

15 июня 1922

4

Руки – и в круг

Перепродаж и переуступок!

Только бы губ,

Только бы рук мне не перепутать!

Этих вот всех

Суетностей, от которых сна нет.

Руки воздев,

Друг, заклинаю свою же память!

Чтобы в стихах

(Свалочной яме моих высочеств!)

Ты не зачах,

Ты не усох наподобье прочих.

Чтобы в груди

(В тысячегрудой моей могиле

Братской!) – дожди

Тысячелетий тебя не мыли…

Тело меж тел,

– Ты, что мне про́падом был

двухзвёздным!.. —

Чтоб не истлел

С надписью: не опознан.

9 июля 1922

«Здравствуй! Не стрела, не камень…»

Здравствуй! Не стрела, не камень:

Я! – Живейшая из жен:

Жизнь. Обеими руками

В твой невыспавшийся сон.

Дай! (На языке двуостром:

На́! – Двуострота змеи!)

Всю меня в простоволосой

Радости моей прими!

Льни! – Сегодня день на шхуне,

– Льни! – на лыжах! – Льни – льняной!

Я сегодня в новой шкуре:

Вызолоченной, седьмой!

– Мой! – и о каких наградах

Рай – когда в руках, у рта —

Жизнь: распахнутая радость

Поздороваться с утра!

25 июня 1922

«Неподражаемо лжет жизнь…»

Неподражаемо лжет жизнь:

Сверх ожидания, сверх лжи…

Но по дрожанию всех жил

Можешь узнать: жизнь!

Словно во ржи лежишь: звон, синь…

(Что ж, что во лжи лежишь!) – жар, вал…

Бормот – сквозь жимолость – ста жал…

Радуйся же! – Звал!

И не кори меня, друг, столь

Заворожимы у нас, тел,

Ду́ши – что вот уже: лбом в сон,

Ибо – зачем пел?

В белую книгу твоих тишизн,

В дикую глину твоих «да» —

Тихо склоняю облом лба:

Ибо ладонь – жизнь.

8 июля 1922

Деревья

2

Когда обидой – опилась

Душа разгневанная,

Когда семижды зареклась

Сражаться с демонами –

Не с теми, ливнями огней

В бездну нисхлёстнутыми:

С земными низостями дней,

С людскими косностями, —

Деревья! К вам иду! Спастись

От рева рыночного!

Вашими вымахами ввысь

Как сердце выдышано!

Дуб богоборческий! В бои

Всем корнем шествующий!

Ивы-провидицы мои!

Березы-девственницы!

Вяз – яростный Авессалом!

На пытке вздыбленная

Сосна! – ты, уст моих псалом:

Горечь рябиновая…

К вам! В живоплещущую ртуть

Листвы – пусть рушащейся!

Впервые руки распахнуть!

Забросить рукописи!

Зеленых отсветов рои…

Как в руки – плещущие…

Простоволосые мои,

Мои трепещущие!

8 сентября 1922

9

Каким наитием,

Какими истинами,

О чем шумите вы,

Разливы лиственные?

Какой неистовой

Сивиллы таинствами —

О чем шумите вы,

О чем беспамятствуете?

Что в вашем веянье?

Но знаю – лечите

Обиду Времени

Прохладой Вечности.

Но юным гением

Восстав – порочите

Ложь лицезрения

Перстом заочности.

Чтоб вновь, как некогда,

Земля – казалась нам.

Чтобы под ве́ками

Свершались замыслы.

Чтобы монетами

Чудес – не чваниться!

Чтобы под ве́ками

Свершались таинства!

И прочь от прочности!

И прочь от срочности!

В поток! – В пророчества

Речами косвенными…

Листва ли – листьями?

Сивилла ль – выстонала?

…Лавины лиственные,

Руины лиственные…

9 мая 1923

«Золото моих волос…»

Золото моих волос

Тихо переходит в седость.

– Не жалейте! всё сбылось,

Всё в груди слилось и спелось.

Спелось – как вся даль слилась

В стонущей трубе окрайны.

Господи! Душа сбылась:

Умысел твой самый тайный.

– – —

Несгорающую соль

Дум моих – ужели пепел

Фениксов отдам за смоль

Временных великолепий?

Да и ты посеребрел,

Спутник мой! К грома́м и ды́мам,

К молодым сединам дел —

Дум моих причти седины.

Горделивый златоцвет,

Роскошью своей не чванствуй:

Молодым сединам бед

Лавр пристал – и дуб гражданский.

Между 17 и 23 сентября 1922

Хвала богатым

И засим, упредив заране,

Что меж мной и тобою – мили!

Что себя причисляю к рвани,

Что честно́ мое место в мире:

Под колесами всех излишеств:

Стол уродов, калек, горбатых…

И засим, с колокольной крыши

Объявляю: люблю богатых!

За их корень, гнилой и шаткий,

С колыбели растящий рану,

За растерянную повадку

Из кармана и вновь к карману.

За тишайшую просьбу уст их,

Исполняемую, как окрик,

И за то, что их в рай не впустят,

И за то, что в глаза не смотрят.

За их тайны – всегда с нарочным!

За их страсти – всегда с рассыльным!

За навязанные им ночи

(И целуют и пьют насильно!),

И за то, что в учётах, в скуках,

В позолотах, в зевотах, в ватах,

Вот меня, наглеца, не купят, —

Подтверждаю: люблю богатых!

А еще, несмотря на бритость,

Сытость, питость (моргну – и трачу!),

За какую-то – вдруг – побитость,

За какой-то их взгляд собачий,

Сомневающийся…

– Не стержень

ли к нулям? Не шалят ли гири?

И за то, что меж всех отверженств

Нет – такого сиротства в мире!

Есть такая дурная басня:

Как верблюды в иглу пролезли.

…За их взгляд, изумленный насмерть,

Извиняющийся в болезни,

Как в банкротстве… «Ссудил бы… Рад бы —

Да…»

За тихое, с уст зажатых:

«По каратам считал я – брат был…»

– Присягаю: люблю богатых!

30 сентября 1922

Рассвет на рельсах

Покамест день не встал

С его страстями стравленными,

Из сырости и шпал

Россию восстанавливаю.

Из сырости – и свай,

Из сырости – и серости.

Покамест день не встал

И не вмешался стрелочник.

Туман еще щадит,

Еще в холсты запахнутый

Спит ломовой гранит,

Полей не видно шахматных…

Из сырости – и стай…

Еще вестями шалыми

Лжет вороная сталь —

Еще Москва за шпалами!

Так, под упорством глаз —

Владением бесплотнейшим —

Какая разлилась

Россия – в три полотнища!

И – шире раскручу:

Невидимыми рельсами

По сырости пущу

Вагоны с погорельцами:

С пропавшими навек

Для Бога и людей!

(Знак: сорок человек

И восемь лошадей.)

Так, посредине шпал,

Где даль шлагбаумом выросла,

Из сырости и шпал,

Из сырости – и сирости,

Покамест день не встал

С его страстями стравленными —

Во всю горизонталь

Россию восстанавливаю!

Без низости, без лжи:

Даль – да две рельсы синие…

Эй, вот она! – Держи!

По линиям, по линиям…

12 октября 1922

Поэт

1

Поэт – издалека заводит речь.

Поэта – далеко заводит речь.

Планетами, приметами… окольных

Притч рытвинами… Между да и нет

Он, даже разлетевшись с колокольни,

Крюк выморочит… Ибо путь комет –

Поэтов путь. Развеянные звенья

Причинности – вот связь его! Кверх лбом —

Отчайтесь! Поэтовы затменья

Не предугаданы календарем.

Он тот, кто смешивает карты,

Обманывает вес и счет,

Он тот, кто спрашивает с парты,

Кто Канта наголову бьет,

Кто в каменном гробу Бастилий

Как дерево в своей красе…

Тот, чьи следы – всегда простыли,

Тот поезд, на который все

Опаздывают…

– ибо путь комет –

Поэтов путь: жжя, а не согревая,

Рвя, а не взращивая – взрыв и взлом, —

Твоя стезя, гривастая кривая,

Не предугадана календарем!

8 апреля 1923

2

Есть в мире лишние, добавочные,

Не вписанные в окоем.

(Не числящимся в ваших справочниках,

Им свалочная яма – дом.)

Есть в мире полые, затолканные,

Немотствующие: – навоз,

Гвоздь – вашему подолу шелковому!

Грязь брезгует из-под колес!

Есть в мире мнимые – невидимые:

(Знак: лепрозориумов крап!),

Есть в мире Иовы, что Иову

Завидовали бы – когда б:

Поэты мы – и в рифму с париями,

Но, выступив из берегов,

Мы Бога у богинь оспариваем

И девственницу у богов!

22 апреля 1923

3

Что́ же мне делать, слепцу и пасынку,

В мире, где каждый и отч и зряч,

Где по анафемам, как по насыпям,

Страсти! Где насморком

Назван – плач!

Что́ же мне делать, ребром и промыслом

Певчей! – Как провод! загар! Сибирь!

По наважденьям своим – как по́ мосту!

С их невесомостью

В мире гирь.

Что́ же мне делать, певцу и первенцу,

В мире, где наичернейший – сер!

Где вдохновенье хранят, как в термосе!

С этой безмерностью

В мире мер?!

22 апреля 1923

Слова и смыслы

1

Ты обо мне не думай никогда!

(На – вязчива!)

Ты обо мне подумай: провода:

Даль – длящие.

Ты на меня не жалуйся, что жаль…

Всех слаще, мол…

Лишь об одном пожалуйста: педаль:

Боль – длящая.

2

Ла-донь в ладонь:

– За-чем рожден?

– Не – жаль: изволь:

Длить – даль – и боль.

3

Проводами продленная даль…

Даль и боль, это та же ладонь

Отрывающаяся – доколь?

Даль и боль, это та же юдоль.

23 апреля 1923

Прокрасться…

А может, лучшая победа

Над временем и тяготеньем —

Пройти, чтоб не оставить следа,

Пройти, чтоб не оставить тени

На стенах…

Может быть – отказом

Взять? Вычеркнуться из зеркал?

Так: Лермонтовым по Кавказу

Прокрасться, не встревожив скал.

А может – лучшая потеха

Перстом Себастиана Баха

Органного не тронуть эха?

Распасться, не оставив праха

На урну…

Может быть – обманом Взять?

Выписаться из широт?

Так: Временем как океаном

Прокрасться, не встревожив вод…

14 мая 1923

Диалог Гамлета с совестью

– На дне она, где ил

И водоросли… Спать в них

Ушла, – но сна и там нет!

– Но я ее любил,

Как сорок тысяч братьев

Любить не могут!

– Гамлет!

На дне она, где ил:

Ил!.. И последний венчик

Всплыл на приречных бревнах…

– Но я ее любил,

Как сорок тысяч…

– Меньше

Всё ж, чем один любовник.

На дне она, где ил.

– Но я ее —

любил??

5 июня 1923

Мореплаватель

Закачай меня, звездный челн!

Голова устала от волн!

Слишком долго причалить тщусь, —

Голова устала от чувств:

Гимнов – лавров – героев – гидр, —

Голова устала от игр!

Положите меж трав и хвой, —

Голова устала от войн…

12 июня 1923

Свиданье

На назначенное свиданье

Опоздаю. Весну в придачу

Захвативши – приду седая.

Ты его высоко́ назначил!

Буду годы идти – не дрогнул

Вкус Офелии к горькой руте!

Через горы идти – и стогны,

Через души идти – и руки.

Землю долго прожить! Трущоба —

Кровь! и каждая капля – заводь.

Но всегда стороной ручьевой —

Лик Офелии в горьких травах.

Той, что, страсти хлебнув, лишь ила

Нахлебалась! – Снопом на щебень!

Я тебя высоко́ любила:

Я тебя схоронила в небе!

18 июня 1923

«Рано еще – не быть!..»

Рано еще – не быть!

Рано еще – не жечь!

Нежность! Жестокий бич

Потусторонних встреч.

Как глубоко́ ни льни —

Небо – бездонный чан!

О, для такой любви

Рано еще – без ран!

Ревностью жизнь жива!

Кровь вожделеет течь

В землю. Отдаст вдова

Право свое – на меч?

Ревностью жизнь жива!

Благословен ущерб

Сердцу! Отдаст трава

Право свое – на серп?

Тайная жажда трав…

Каждый росток: «сломи»…

До лоскута раздав,

Раны еще – мои!

И пока общий шов

– Льюсь! – не наложишь Сам —

Рано еще для льдов

Потусторонних стран!

19 июня 1923

Луна – лунатику

Оплетавшие – останутся.

Дальше – высь.

В час последнего беспамятства

Не очнись.

У лунатика и гения

Нет друзей.

В час последнего прозрения

Не прозрей.

Я – глаза твои. Совиное

Око крыш.

Будут звать тебя по имени —

Не расслышь.

Я – душа твоя: Урания —

В боги – дверь.

В час последнего слияния

Не проверь!

20 июня 1923

Двое

1

Есть рифмы в мире сём:

Разъединишь – и дрогнет.

Гомер, ты был слепцом.

Ночь – на буграх надбровных,

Ночь – твой рапсодов плащ,

Ночь – на очах – завесой.

Разъединил ли б зрящ

Елену с Ахиллесом?

Елена. Ахиллес.

Звук назови созвучней.

Да, хаосу вразрез

Построен на созвучьях

Мир, и, разъединен,

Мстит (на согласьях строен!),

Неверностями жен

Мстит – и горящей Троей!

Рапсод, ты был слепцом:

Клад рассорил, как рухлядь.

Есть рифмы – в мире том

Подобранные. Рухнет

Сей – разведешь. Что нужд

В рифме? Елена, старься!

…Ахеи лучший муж!

Сладостнейшая Спарты!

Лишь шорохом древес

Миртовых, сном кифары:

«Елена: Ахиллес:

Разрозненная пара».

30 июня 1924

2

Не суждено, чтобы сильный с сильным

Соединились бы в мире сём.

Так разминулись Зигфрид с Брунгильдой,

Брачное дело решив мечом.

В братственной ненависти союзной

– Буйволами! – на скалу – скала.

С брачного ложа ушел, неузнан,

И неопознанною – спала.

Порознь! – даже на ложе брачном —

Порознь! – даже сцепясь в кулак —

Порознь! – на языке двузначном —

Поздно и порознь – вот наш брак!

Но и постарше еще обида

Есть: амазонку подмяв, как лев, —

Так разминулися: сын Фетиды

С дщерью Аресовой: Ахиллес

С Пенфезилеей.

О, вспомни – снизу

Взгляд ее! сбитого седока

Взгляд! не с Олимпа уже, – из жижи

Взгляд ее, – все ж еще свысока!

Что ж из того, что отсель одна в нем

Ревность: женою урвать у тьмы.

Не суждено, чтобы равный – с равным…

.

Так разминовываемся – мы.

3

В мире, где всяк

Сгорблен и взмылен,

Знаю – один

Мне равносилен.

В мире, где столь

Многого хощем,

Знаю – один

Мне равномощен.

В мире, где всё —

Плесень и плющ,

Знаю: один

Ты – равносущ

Мне.

3 июля 1924

Рельсы

В некой разлинованности нотной

Нежась наподобие простынь —

Железнодорожные полотна,

Рельсовая режущая синь!

Пушкинское: сколько их, куда их

Гонит! (Миновало – не поют!)

Это уезжают-покидают,

Это остывают-отстают.

Это – остаются. Боль, как нота

Высящаяся… Поверх любви

Высящаяся… Женою Лота

Насыпью застывшие столбы…

Час, когда отчаяньем, как свахой,

Простыни разостланы. – Твоя! —