Хранитель в красных доспехах

– Ассир! – послышался чей-то скрипучий голос, будто открылась дверь на несмазанных петлях. – Ты не проснёшься!

Мальчик вытянул шею и увидел огромную кошку, которую подсознательно окрестил пантерой, с неимоверно длинными лапами, тонкими, но сильными. Верхом, как на коне, на ней сидел мужчина неопределённого возраста, держа в руке меч с таким же широким лезвием, как у Ассира, но короче. Оружие смахивало на гладиус, древнеримский короткий меч – однажды Ивану попался в руки исторический журнал, и одна статья подробно рассказывала о древнем холодном оружии, из которой и нахватался верхушек. Одной рукой человек держался за кожаную уздечку и при каждом скачке пантеры подпрыгивал в седле. Красные глаза переполнены злобой, лицо, перечёркнутое шрамом от уха до подбородка, перекошено в крике. Размахивая мечом, приближался к противнику и продолжал что-то кричать, но порывы ветра уносили слова в сторону.

– Халит! Я разобью твои иллюзии!

В этот момент всадник и пеший встретились, и послышался звон металла. Веером рассыпались искры, будто здесь прошёлся Зевс-Громовержец. Тот, кого Ассир назвал Халитом, промчался мимо и, развернувшись, пришпорил пантеру.

Для ролевых игрищ это слишком уж взаправду, и Иван в который раз за последний день подумал, что попал в сказку. Но в какую-то неправильную, жестокую сказку.

И снова донёсся звук удара. Над головами обоих огненным нимбом разлетелись искры – занялись и погасли, для того, чтобы вспыхнуть ещё раз. Затем ещё раз. И ещё. И ещё. Звон мечей рождал какую-то дисгармоничную музыку – рапсодию битвы.

Пантера бежала, зловеще мурлыча, напевая кошачью боевую песню, холодными глазами разглядывая врага. Ледяной блеск глаз заставил бы запаниковать любого, но старик стоял без движения, меч блестящей чёрной линией застыл перед каменным лицом. Казалось бы, ничто не может заставить стронуться с места, но…

Ассир оглянулся, оценивая своё положение, и взглядом встретился с глазами мальчика. Тот увидел, как выгнулись густые брови, как расширились зрачки. Похоже, что старик испугался за него.

– Иван! Как ты здесь оказался? Тебе здесь не место!

Ребенок отвлёк его от очередной атаки. Нет, это точно не ролевая игра! В играх, а он видел много видеороликов в Интернете, не рубятся с такой злостью. Там люди дерутся на специальных игровых мечах, которыми даже хлеб нарезать не получится, да к тому же они заранее обговаривают, как должен протекать бой, чтобы сделать наиболее красивым и безопасным. Здесь что-то другое – никаких элементов игры, никакого благородства и красоты в этом Иван не видел. Открытый в крике рот атакующего Халита перекошен от злобы. И впервые мальчику стало страшно.

В этот момент Халит оказался рядом и ударил противника в плечо своим коротким гладиусом. Удар пришёлся вскользь, однако сквозь плащ проступило пятно крови. Пантера неслышно пробежала мимо на своих мягких лапах. Халит осадил её, развернул и, взмахнув мечом, вкусившим кровь врага, закричал:

– Ты слабей меня! Ты последний из Хранителей Равновесия. Последний! Все давно уже мертвы!

– А это мы сейчас посмотрим! – ответил Ассир и, подняв меч, рубанул им воздух, раз и другой, затем прокрутил оружие вокруг своей кисти подобно циркачу. Но только это не цирк, а на арене дрались не артисты.

Обернувшись назад, он громко сказал:

– Иван, убирайся назад! Как ты попал сюда без медальона?

– Я.. я не знаю, как вернуться! Я… не умею!

Чёрная пантера уже приближалась, низко склонив голову, едва ли не подметая землю своими длинными и пышными усами. Халит размахивал мечом направо и налево, используя различные кавалерийские приёмы. Иван отступил на несколько шагов, надеясь, что его не заметят. Но поздно, всадник увидел мальчика, скрывающегося за большим валуном.

– Уходи! Спрячься!

Старик повернулся лицом к мягко бегущей пантере, несущей на себе всадника в чёрных, сияющих в солнечных лучах доспехах. Халит налетел на пешего, как ураган. Но старого воина не так-то легко обыграть в честном бою. Очередная атака отбита, и они снова оказались на внушительном расстоянии друг от друга.

Халит, остановив пантеру, привстав на стременах, и посмотрел на мальчика.

– С каких это пор, ты таскаешь с собой детишек, Ассир? – Халит хрипло рассмеялся.

– Только посмей его тронуть!

– Я вижу, ты переживаешь за него? Не бойся, Халит не убивает детей.

– Поверил я тебе, как же!

– Я могу перебросить его через Барьер. – Пантера сделала ещё несколько грациозных шагов. – Надеюсь, это тебя успокоит перед смертью.

Вытянув руку в сторону мальчика, Халит что-то громко и быстро проговорил на незнакомом, колючем языке, после чего в глазах Ивана сверкнула молния, на мгновение ослепив. А когда тьма рассеялась, он увидел, что уже находится в комнате. По-прежнему мерцал бледно-зелёный свет, рождённым медальоном. Старик продолжал спать, глаза закрыты, но грудь тяжело колыхалась. Дыхание сбитое, неровное, словно Ассир не спал, а… дрался на мечах.

Иван удивлённо посмотрел на спящего постояльца. Последние события настолько запутали его, что никак не мог разобраться ни в себе, ни в своих чувствах. Было ли это на самом деле? Не показалось ли? А может быть, настолько размечтался, как частенько бывало, что почти поверил в свои фантазии? Показалось или нет? Нет? Или да?

За окном начиналась заря, и розоватый свет утра, сплетаясь со свечением амулета, создавал невиданные краски, растекающиеся по стенам. Постоялец лежал на полу, грудь поднималась и опускалась, поднималась и опускалась, из горла вырывалось шипение кузнечных мехов. Спал и бодрствовал одновременно – сейчас его второе тело далеко отсюда, в каком-то другом, сказочном мире. И эта сказка совсем не такая, какой представлялась Ивану – без счастливого финала. Сказка оборвалась неожиданно – по груди стала стекать тонкая красная струйка из невесть откуда появившегося разреза. Так же, как и прошлым утром, Иван заметил, что серебряную цепь кровь не испачкана. «Волшебство», – после недолгих колебаний решил он.

Вдруг как сквозь сон он услышал голос. Видел лицо с закрытыми глазами и неподвижными губами, и в то же время слышал голос. Бока спящего поднимались и опадали. Он тяжело дышал, то ртом, то носом, но молчал – и вместе с тем в комнате, а вернее, в голове Ивана слышался голос. Ассир выкрикнул какое-то проклятие.

Затем мальчик услышал звон мечей, но высекаемых ими искр видеть не мог – это происходило в другом месте, в другом мире. Он мог разве что представить себе это поле, до горизонта усыпанное чёрными булыганами, и человека, сидевшего верхом на пантере.

– Надеюсь, ты умрёшь, а не восстанешь, как это было однажды! Прощай, мне будет тебя не хватать! Демон, наподдай-ка ему! Конец вашему проклятому равновесию!

Поверх раны вдруг пролегли четыре борозды, след огромных когтей.

***

…Иван бежал по коридору, кричал, звал отца, пока не натолкнулся на него у двери комнаты. Пытался объяснить, но потом уткнулся лицом в рубашку и заплакал.

Когда они вошли в комнату, гость уже не спал. Из искромсанной груди едва сочилась кровь… Казалось, только амулет поддерживает в нём жизнь.

– Иван… – слабым голосом прошептал старик. – Ты здесь, он не солгал. Я больше всего боялся, что обманет…

– Что здесь случилось? – спросил Сергей, осматривая рану.

– Возьми, теперь это принадлежит тебе, – старик снял со своей шеи цепь и вложил в ладонь мальчика. – Теперь ты Хранитель Равновесия. Сейчас оно нарушено, но когда ты вырастешь, то сможешь восстановить его. От тебя зависит жизнь на планете.

– Что за чушь он бормочет? – заорал отец.

Ассир, расставшись с амулетом, закрыл глаза и перестал дышать.

***

…Ассира похоронили под скалами, недалеко от Дома Отшельников. Сергей и Саня два дня рыли могилу, в жёстком каменистом грунте делать это очень тяжело. Никто не знал, какую религию исповедовал покойный и по какому обряду его следует хоронить. Отец поставил над могилой камень и высек на нём надпись:

«Ассир, человек, который умер в постели».

Это была первая могила на Крыше Мира.

***

– Не знаю, что этот псих с собой сделал, – сказал Сергей Жанне. – Если бы я нашёл его в горах в таком состоянии, то решил бы, что старика сначала пропороли острым ножом, после чего он побывал в лапах медведя. Именно на это указывал характер ран. Но он-то лежал в кровати! В комнате, где нет ни медведей, ни острых ножей!

***

А ещё через день началась Третья мировая война. Даже здесь, в горах, вдалеке от мира, слышались разрывы бомб. А далеко за горными грядами в высоком небе плавали странные облака, похожие на грибы.

С тех пор Ивану перестали сниться детские сны. По ночам он видел только одно – бескрайнюю равнину, до горизонта усеянную чёрными камнями. В этих снах он ничего не мог изменить – они не подчинялись ему. Это были другие сны. Чужие.

Он знал, что когда вырастет, то должен восстановить Равновесие. Ассир не мог соврать.

Равновесие мира, или конец всех империй

Ты помнишь, когда-то мы были детьми?

Ведь Фракия – это детство Болгарии!

Мы и сейчас остаемся детьми,

Мы – фракийцы! Фракийцы мы!

            Рок группа «Траки»

1

Когда ты считаешь себя древним как мир – это нормально. По крайней мере, для такого человека, как ты. Плохо, если что-то подобное начинают замечать в тебе другие люди.

Вообще, люди частенько бывают очень любопытны. И до такой степени назойливы, что не знаешь, куда от них деться. И если раньше обманывать их было проще простого, то сейчас задача усложнилась и превратилась прямо-таки в глобальную проблему. Тяжело стало скрываться уже в двадцатом веке, а в двадцать первом – почти невозможно. Слишком уж много стали знать и уметь люди.

А ведь как легко было раньше. Король умер – да здравствует король! И никаких тебе расспросов. Менялись внешность, имя, иногда приходилось переезжать в другую местность. И все. Сейчас такой номер не пройдет. Надо переделывать все, что возможно. Разве что код ДНК еще перезаписывать не научились. Но все равно любопытные людишки выслеживают их. Слишком уж умные приборы стали они создавать. И, кроме того, очень уж большая база данных накопилась. А когда в конце двадцатого века спецслужбы различных государств начали обмениваться информацией, то стало намного легче искать тех, кого считали чужими в этом мире.

***

…Зоран шел с концерта домой. Саксофон в футляре, казалось, все еще хрипел, или это просто ветер свистел. Магия музыки задевала за живое всех без разбора, а Зоран умел с нею обращаться. Он играл на саксе, как Бог, ему все это говорили. Зоран Зарев только молчал в ответ. Знал, что это так, и молчал. Ему похвала давно уже была, мягко говоря, по барабану. Ведь если человеку тысячу лет говорить, что он Бог, он им станет. Или просто начнет относиться к этому как к чему-то само собой разумеющемуся. Или вовсе перестанет обращать внимание. А Зоран за две с лишним тысячи лет многого наслышался и еще больше насмотрелся.

«Эх, старик Сакс, какой ты молодец, что придумал такую штуку! – часто думал Зоран, поглаживая медный бок инструмента. – Даже и вспомнить не могу, что я делал без саксофона все эти долгие тыщи лет?»

Зоран, конечно, лукавил. Он прекрасно помнил. Уж он-то старческим маразмом не страдал. До саксофона у него была флейта. Да и сейчас есть, только не здесь, не в этом мире. Там, куда он не может взять саксофона, у него есть флейта.

…Софийский университет, где он преподавал историю, был закрыт на каникулы до конца лета. Времени много, отчего бы не поиграть на любимом саксофоне? Зорана изредка приглашала на свои концерты молодежная рок-группа «Траки», для которых он был чем-то вроде ископаемого. Старый человек, тусующийся среди молодежи, да к тому же отлично владеющий инструментом, для многих был в диковинку. С «фракийцами» он познакомился несколько лет назад на джем-сейшене, и ему понравилось играть с этими ребятами. Они знали свое дело и, что больше всего заинтересовало в них, совсем не спешили за музыкальной модой. Всегда оставались верны доброму старому блюзу. А саксофон очень хорошо подчеркивает блюзовую музыку. Кроме того, у них были тексты. Не набор рифмованной чуши, а тексты, которые хочется осмыслить. Слова которых тянет повторять и повторять, потому что в них есть что-то такое, что заставляет остановиться и прислушаться, прислушаться и повторять вслед за «фракийцами»:

Ты помнишь, когда-то мы были детьми?

Ведь Фракия – это детство Болгарии!

Мы и сейчас остаемся детьми,

Мы – фракийцы! Фракийцы мы!

У ребят было много хороших песен, они любили свое дело и в первую очередь думали именно о музыке и текстах, а не о деньгах.

И еще Зорана тянуло к этим ребятам то, что они считали себя фракийцами. А уж он, Зоран, прекрасно помнил детство Болгарии. Ведь он и сам был фракийцем.

***

Зоран шел по темной улице и прокручивал в голове отыгранный концерт. Несмотря на столь преклонный возраст, в душе он был молод и полон огня. За это его не любили многие из стариков, считающие своим ровесником. Ах, если бы они знали! Если бы знали они о том, сколько ему лет! Если бы знали они, какую музыку умел играть Зоран! Музыка жизни, и музыка смерти, подвластная ему, могла творить чудеса – вылечить безнадежного больного или убить врага.

Если бы кто-нибудь знал, как иной раз тяжело держать все это в себе, ведь не откроешься первому встречному! Хорошо, что у него были сны, в которых он мог быть самим собой, не боясь встречи с излишне любопытными. Конечно, там было полно врагов, но врагов явных, от которых всегда ждешь нападения. Здесь его больше утомлял даже не страх, коего давно уже и след простыл, а вечное ожидание, что вот, именно сейчас, в это мгновение, к нему подойдут, подхватят под руки и поведут на допрос. Или на костер. Хотя на костер Зорана не водили уже лет шестьсот. Впрочем, до костра дело никогда не доходило – всякий раз удавалось сбежать. А нескольким его подругам этой казни избежать не получилось. И ведь по всем законам тех времен жечь нужно было его, а не их, уж они-то были самыми обычными людьми.

Он шел по темной улице, держал за ручку футляр с саксофоном и тихо напевал, повторяя как мантру:

«Ние сме траки! Траки сме ние!»1

***

Во сне его называли двумя именами. Для своих, для Спящих, живущих в его мире, он был Фракиец, для всех остальных – Менестрель. И только здесь, вот уже два тысячелетия его звали Зораном. Хотя первое имя было Спартак. И его следовало забыть сразу после событий на реке Силар. Раз люди посчитали его мертвым, то пусть и считают дальше. А фамилию время от времени ему приходилось менять. В последние лет семьдесят, это, конечно, бесполезно, но сила традиции велика. Кем он только не был, уж и не упомнить всех фамилий, какими себя называл. Вот уже тридцать лет в паспорте было написано, что он Зарев. И Зоран уже настолько привык к этой красивой фамилии, что не хотелось ее менять. Остаться, что ли, навсегда Заревым? Зоран Зарев, красивое сочетание.

***

Когда это было? Очень давно. Его, еще совсем мальчишку, выдернули из привычного мира. Ну, кто знал, что в нем течет кровь Спящих? Рождаются они не часто, раз в двести-триста лет. И если уж тебе довелось появиться на свет не таким, как все, то забудь о спокойной жизни. И о короткой жизни тоже забудь. Жить ты будешь долго и неспокойно, а возможно, и несчастливо.

А когда умрешь – одному Богу известно. Да и нет его, Бога, и Дьявола тоже нет. Есть только борьба двух сил, и ты должен стоять на страже равновесия и не допустить перевеса. Ничто не должно одержать победы, ни Добро, ни Зло. Потому что перевес в любую сторону ведет за собой катастрофы и хаос. И ты каждую ночь, из года в год, из века в век без устали вынужден быть противовесом. Побеждает тьма – бей темных, побеждает свет – гаси светлых. Нет ни чужих, ни своих, только ты, сам себе друг, сам себе брат. И несколько таких же обреченных на вечную борьбу, с которыми ты эпизодически пересекаешься во Сне. И некому пожаловаться на усталость, и все друзья, настоящие друзья, с которыми ты рос и взрослел, умерли кто от ран, а кто от старости, и только ты продолжаешь жить. Один, среди чужаков. И лишь только Сон – твоя настоящая жизнь. И вот еще «фракийцы», к которым ты успел привыкнуть.

…Когда Зорану исполнилось пятнадцать лет, в селение, где они жили, прискакали шестеро всадников. У одного был странный кристалл, который показывал путь. Он держал камень под плащом, изредка вытаскивая на свет и проверяя, правильной ли дорогой идет. Только потом, когда забрали Зорана, мальчик узнал, кто были эти люди. Жрецы Храма Спящих.

Ни отец, ни мать, конечно, отдавать сына не хотели. Потерять рабочие руки, потерять воина? Ни за что! А когда старший из прибывших показал свой меч, да предложил в добавок коня и золото, то родители согласились продать Зорана. Мальчик их не винил. Не винил, но простить все же не смог.

Так он и узнал о том, что принадлежит к роду Спящих. Кто они? Откуда? Ему даже казалось, что их посылают на землю специально. Но кто? Боги? Но ведь их нет. В непорочное зачатие Зоран не верил, но в то же время он понимал, что родители слишком уж непохожи на него. Он не их сын. Чей тогда?

Зорана отвезли в горы, где находился Храм Спящих. Там ему и объяснили, на чем зиждется порядок и хаос этого мира. Он несколько раз пытался сбежать домой, и его ловили и возвращали в Храм.

Обучали бою на мечах, верховой езде и много чему еще. И лишь потом объяснили, кто он и зачем рожден. Спящий…

Зорану дали медальон, с помощью которого он попадал в Сон. Там все было не так. Там не было ни Добра, ни Зла. Лишь равновесие. Зло и Добро, Тьма и Свет – это понятия людей, так они и называли те силы, которые действовали во Сне. Стоило перевесить злу, как это сразу отражалось на Земле, и начинались новые войны, эпидемии страшных болезней, голодомор. Но и перевес добра тоже не предвещал ничего хорошего. Лишь равновесие могло спасти мир. И Спящие каждую ночь, засыпая, были вынуждены бороться то на стороне Света, то на стороне Тьмы.

И никто не спрашивал ни Зорана, ни его товарищей, хотят они этого или нет. Участь Спящего такова, и он не вправе распоряжаться своей жизнью.

Так они и жили в горном храме, днем делая простую работу, как монахи в монастырях, а по ночам участвуя в битвах Тьмы и Света. И каждый раз, стоило одной стороне взять верх, они, как дезертиры перебегали на сторону врагов. В отличие от обычных дезертиров, переходили они в лагерь ослабевшего противника, чтобы сохранить равновесие.

2

В подъезде многоквартирного дома, где Зоран жил пять лет, было темно. Лампа перегорела. Или…

– Братушка, – услышал он вдруг в темноте незнакомый голос с русским акцентом, – поговорить надо.

В лицо хлестко ударил тугой луч.

Зоран хотел было оттолкнуть человека с фонарем, но слева стоял еще один. И этот второй, не церемонясь, сунул в бок ствол пистолета.

– Не бойся, мы не бандиты, – сказал он на болгарском.

– На полицию вы тоже не больно похожи.

– Поднимайся в свою квартиру, поговорим.

Зоран пропустил русского вперед и стал подниматься по лестнице. Он уже почти наверняка знал, кто эти люди. Скорее всего, представляют какую-нибудь спецслужбу. На научников не похожи, те пистолетами перед носом не размахивают. Лобастые просто предлагают сделку. Хотя, если они скооперировались, то такое вполне возможно. А еще могут быть армейские. Военных тоже может интересовать бессмертие. Ну, не бессмертие. Долголетие.

– Здесь, – сказал Зоран, когда русский поднялся на пятый этаж.

Мог и не говорить. Его незваные гости наверняка знали адрес. А то и дубликаты ключей имели.

Русский остановился, посторонился и осветил дверь. Зоран приставил футляр с саксофоном к стене, достал ключ и открыл замок. Клацнуло, тяжелая бронебойка мягко, без малейшего скрипа отошла от дверной коробки.

Русский вошел первым. Пошарил рукой на стене и включил свет. Поманил Зорана и тот, подхватив инструмент, послушно шагнул за ним. Следом – болгарин, тыча в спину пистолетом.

– Напред! – сказал он негромко. – И без номера! 2

Когда в спину тычут пистолетом, то о фокусах как-то особо и не думаешь. Зоран услышал, как за спиной закрылась дверь.

– Пошли, хоть чайку попьем, – сказал русский и, не разуваясь, вошел на кухню. Он включил там свет и, повернувшись к Зорану и его конвоиру, добавил. – Ну, идите сюда, чего вы там застряли?

Зоран разуваться тоже не стал. Все равно натоптали. Все равно здесь ему жить уже, скорее всего, не придется. Пора уносить отсюда ноги. Но сначала нужно узнать, кто это такие, и что им от него нужно. А, главное, что им о нем известно. Эх, жаль, с фракийцами больше не поиграть! Да и к университету привык… Да ладно, рано или поздно это произошло бы обязательно.

Зоран изображал из себя гостеприимного хозяина, а эти двое – прилежных гостей. Болгарин даже спрятал под стол пистолет. Он, не отрываясь смотрел Зорану в лицо. Хозяин заварил чай. Чаепитие началось.

– Кто вы такие? – спросил Зоран. – Зачем я вам нужен? Вы не полицейские и не преступники.

– Вы Зоран Златев? – спросил вдруг русский.

Златев… Эту фамилию Зоран носил, наверно, лет сто назад. Хорошо же они научились копать! Этак и до первого его имени докопаются, которым его отец с матерью назвали. Которым он себя не называл уже очень давно, с того самого момента, когда его якобы убил солдат Красса. Как звали этого врунишку из Помпей? Феликс. Он увидел, как Зоран, то есть не Зоран, тогда его звали Спартаком, бросается в Силар и переплывает на другой берег, а потом стал рассказывать всем подряд, что он убил Спартака. Спартак умер – да здравствует Зоран!

– Я не понимаю, что вам от меня надо! – ответил Зоран, разливая чай. – Да, меня зовут Зоран, но с фамилией вы ошиблись. Зарев моя фамилия. Вот и паспорт!

– Паспорт? – русский усмехнулся и отхлебнул глоток чая. – Не смешите меня. Я могу вам завтра принести свой паспорт, и в нем будет сказано, что я действующий президент США. Паспорт – это бумага.

– Вы меня с кем-то путаете. Я старый больной человек, – Зоран съежился и действительно стал выглядеть больным. – Я историю в университете преподаю. Университет имени Святого Климента Охридского, может, слышали?

– Меня это особо не интересует. Я бы хотел поговорить о вашем сне.

– Зачем мне рассказывать вам свои сны? Вы не мой психотерапевт.

«Неужели они докопались? – подумал Зоран. – Они знают о Сне?»

– Меня зовут Иван Заречный, – сказал русский. – Я бы хотел с вами поговорить.

– О чем? Что вы хотите от меня узнать? Я старый, я больной, я музыкант обычный, историк я. Я ничего не знаю, а вы в меня пистолетом тыкаете.

– Вы случайно не знаете Максима Светова? – спросил Заречный. – Впрочем, ни одна из его фамилий вам многого не скажет, потому что он менял их, как перчатки. Но, если вы глянете на его фотографию, то, возможно, узнаете.

Заречный выложил на стол несколько фотографий. Это лицо, его нельзя забыть. Спящий… Это был Макс… Когда же он таким выглядел? Давно, не меньше пятидесяти лет назад.

– Впервые вижу, – сказал Зоран, разглядывая знакомое лицо.

– Жаль. Вы могли бы мне очень помочь, если бы вспомнили этого человека.

Зоран встречался с Максом в реале всего один раз. Когда это было? Ох, давно… Тогда советским гражданам только разрешили выезжать за границу, и Максим рванул в Болгарию по туристической путевке. Он был почти таким же, как и во сне. Хотя, какие-то отличия между тем Максом, с которым они боролись за Равновесие и тем, с которым пили пиво и бродили по вечерней Софии, все же были. Они были разные. Не совсем похожие.

– А что такого он натворил, что его ищут аж в Болгарии. Вы ведь из России?

– Из России, – ответил Заречный. – Да он ничего натворить не успел. Умер он. Двадцать лет назад.

«Умер? – пронеслось в голове Зорана. – Вероятно под ножом этих мясников он и умер. То-то я давно его не видел. Но ведь не мог он умереть. И я знаю, что он жив, просто я его давно не видел. Да и не мог он вот так вот взять да и умереть. Кроме того, ведь все говорили, что видели Макса, правда, он стал совсем другим. Будто чужим стал. Говорят, что его обратили и он теперь против нас. А эти мясники, они ведь пытались всего лишь докопаться до тайны нашего долголетия. А заодно и до Сна докопались».

– И что? – спросил он. – Мне-то какое дело, что он умер? На земле миллионы умирают.

– Значит, вы его не знаете? – спросил Заречный.

Зоран покачал головой.

– И он вам даже не снился во сне?

Болгарин продолжал внимательно смотреть в лицо Зорана, от его пронизывающего взгляда стало не по себе.

– А почему мне должен сниться человек, которого я не знаю? – сказал Зоран.