скачать книгу бесплатно
– Короче, выходишь на дорогу и топаешь в сторону Вилючинска. Там на дороге будет развилка, у бывшей кафешки. Тебе налево. Идешь по дороге и считаешь пятиэтажки. Одна рухнула, но четыре еще стоят. Возле четвертой поворот налево, в лес. Идешь туда. Справа от тебя будет то, что было когда-то городской больницей. Идешь дальше. Прямо по дорожке. Выходишь на поляну, а там такая же «таблетка»[20 - Имеется в виду автомобиль УАЗ 452. За характерный внешний вид эту машину называют «буханка» или «таблетка» (в Вооруженных силах России этот автомобиль распространен как санитарный транспорт еще со времен СССР).], как у тебя. Стекол нет. Резина тоже в негодность пришла. Но все остальное на месте. Забирай.
– А с чего вдруг такая щедрость?
– Ну а чего добру пропадать? – пожал плечами Цой.
– Почему себе не заберете, в таком случае?
Александр кивнул:
– Можем, конечно. Но у нас есть машины. А пользуемся все равно редко. В основном для того, чтоб резина, клапана да поршни не простаивали и не портились от простоя. Лошади и велосипеды практичнее. Да и летом особо не покатаешься, а вот зимой снегоходы нужней. Так что ни к чему нам этот «уазик».
– Понятно, вы хотите, чтоб меня вилючинские ребята пристрелили, когда я там с гаечным ключом появлюсь…
– Дурак ты, честное слово, – поморщился Цой. – Вилючинск подчиняется приморскому квартету. А значит, и мне. Если кто тебе что скажет, отвечай, что Саня Цой дал добро. Вот и все. К тому же с той машиной у тебя ни времени, ни повода воровать у нас не останется.
Александр поднялся, отошел от стола и, кряхтя, выгнул спину, разминая затекший от долгого сидения в одной позе позвоночник. Затем уставился на стену казармы. Там куском угля уже давно талантливой рукой Антонио было изображено что-то вроде социального граффити. Рисунок представлял собой цепочку эволюции. Неандерталец с дубиной, перед ним римский легионер. Перед легионером средневековый рыцарь, далее гренадер эпохи наполеоновских войн. Дальше пехотинец времен Второй мировой, перед ним солдат последней войны, в полной выкладке и… снова неандерталец с дубиной.
– Забавно, – покачал головой Александр. – Мрачновато, но забавно.
– Да уж. Весь мир посмешили от души.
– И все-таки есть здесь одна неточность. – Цой сделал несколько шагов в сторону стены с рисунком и указал рукой на финал человеческого пути. На последнего неандертальца с дубиной. – Все-таки мы не стали такими.
– Мы не весь мир, Саша.
– Поживем, увидим, Миша, – подмигнул ему Цой. – Ладно, будь здоров и спокойной ночи. Как-нибудь еще загляну.
– Спокойной ночи, – задумчиво отозвался Крашенинников, провожая взглядом уходящего гостя. Он еще некоторое время сидел в задумчивости, прокручивая в голове состоявшийся разговор и пытаясь понять мотивы представителя приморского квартета. Конечно, всем сердцем хотелось надеяться, что этот визит был не более чем искренней попыткой установить добрососедские отношения и покончить с взаимным недоверием квартета и трех отшельников, живущих у дороги, соединяющей две подчиненные этому квартету общины. Это было бы здорово. Добрососедские отношения – это всегда здорово. И это всегда то, чего очень часто не хватает. Уж как этого не хватало самоистребившемуся миру, ощутили все, кто пережил восход тысяч термоядерных солнц. А еще Крашенинников думал о том, каким может быть сейчас мир за пределами Камчатского полуострова. Не было никаких сомнений, что за пределами их затерянного мира на краю земли катастрофа так же прокатилась всесокрушающим пирокластическим потоком. За все эти годы после никто не видел в небе инверсионных следов самолетов. Ни один корабль не вошел в Авачинскую бухту. Когда еще люди пытались поддерживать работоспособность радиоприемников, теша себя тщетными надеждами, они так и не поймали ни один внятный сигнал. И если обратить взор в ночное небо, как Михаил это сделал сейчас, то он не увидит среди мерцающих звезд куда-то спешащую яркую точку искусственного спутника, которые в былые времена расчерчивали небо ежеминутно. За пределами Камчатки все может быть еще хуже, чем здесь. На континентах масса мест, густо населенных людьми. Там железные дороги, заводы, большие аэропорты, электростанции. Всюду гораздо больше целей, чем здесь, в заповедном краю России. Быть может, там применяли не только ядерное оружие, но и что-то более изощренное. Ракеты и бомбы, о которых он даже и не слышал. Михаил знал наверняка лишь одно – это количество боеголовок, предназначенных для Камчатки и их мишени. Он знал это не из логических умозаключений. Источник знаний был совсем иной. Но Михаил Крашенинников ни с кем не желал делиться этой своей тайной…
* * *
Антонио продолжал разглядывать волшебный свет, которым полная луна подчеркнула склоны далеких сопок на противоположном берегу бухты, когда вдруг услышал мягкие шаги за спиной. В этом доме такие шаги могли принадлежать только одному человеку.
– Наш гость ушел, Оливия, – произнес Квалья, не оборачиваясь.
– Тогда почему Майкл не идет к нам?
Итальянец оторвался от окуляра и посмотрел во двор. Михаил все еще сидел за столом, о чем-то глубоко задумавшись.
– Быть может потому, что ты снова на него злишься? – сказал Антонио, повернувшись к Собески.
– То есть ты хочешь сказать, что это опять моя вина? – нахмурилась женщина.
Квалья улыбнулся:
– Вовсе нет, дорогая.
– Я боюсь этих людей, Тони, – прошептала Оливия.
Он ответил ей вздохом и кивком:
– Ты о квартете?
– Да. Конечно, о них.
– Что ж. Опасаться этих людей разумно в нашем положении. Но не потому, что они кровожадные злодеи. Уверен, что это не так.
– Тогда почему?
Квалья вновь подумал о двух островах в Беринговом проливе.
– Потому что между нами ледяная вода холодной войны, которую однажды кто-то сделал слишком горячей. Думаю, тебе не стоит бояться их. Майкл найдет способ улучшить с ними отношения. Так что не сердись на него. Он все делает для нас.
Собески молчала, задумчиво глядя в окно.
– Все будет хорошо, Оливия. Не волнуйся. – Он снова одарил ее своей яркой неаполитанской улыбкой.
– Почему ты так в этом уверен?
– Быть может, потому что я потомок Кассандры Троянской? – продолжал улыбаться Антонио.
Однако ему никак не удавалось поднять настроение Оливии.
– Для Трои все кончилось очень печально, милый Тони, – вздохнула она.
– Мы помним ее спустя тысячелетия и все наши чудовищные войны. Значит, для Трои ничего еще не кончилось. Хочешь взглянуть? – он указал рукой на подзорную трубу.
– Сейчас ночь. Разве можно что-то увидеть?
– Луна ярка как никогда. И охотно делится с нами своим светом. Посмотри.
Собески прильнула к окуляру и почти сразу убедилась в правоте друга. Лунного света действительно было достаточно, чтоб разглядывать вершины и склоны сопок, великана Авачу и мерцающую рябь на поверхности бухты. Это было восхитительное зрелище. Авачинский вулкан высился над миром, как задремавший усталый страж, за спиной которого сияла россыпь ярких звезд, но стоило вспомнить, что там, на противоположном берегу, был когда-то город, сгоревший в жаре термоядерного взрыва, как вся это сказочная картина превратилась в нечто ужасное, мрачное и угрожающее. У Оливии даже вздрогнула ладонь, которой она держалась за трубу, от чего смотровой прибор качнулся вниз. Теперь в окуляре был только лунный свет, прыгающий на ленивых волнах сонной Авачинской бухты. Собески стала осторожно приподнимать подзорную трубу, чтоб снова взглянуть на вулкан, но задержала взгляд на противоположном берегу.
– Тони…
– Что?
– Там… что-то… Там что-то есть…
– Где?
Оливия отодвинулась от окуляра:
– В Петропавловске! Посмотри!
Квалья занял ее место и через некоторое время произнес:
– Я ничего не вижу, Оливия.
– Посмотри внимательно!
– Именно так я и смотрю. Что вообще я должен увидеть?
– Подожди… – Собески вернулась к подзорной трубе и снова прильнула к окуляру. – Проклятье, это ведь только что было там.
– Что было там, Оля?
– Тусклый огонек. И он двигался. Очень медленно, но двигался. В Петропавловске… – Она отвернулась от смотрового прибора и взглянула на Антонио. – И это вовсе не лунный свет был, Тони… Я видела…
Где-то в поселке вдруг пронзительно и обреченно завыла собака. И следом еще одна. Через несколько секунд они уже слышали невыносимый, холодящий в жилах кровь хор подхвативших этот вой десятков собак.
– Господи, что это? – выдохнула Собески.
Квалья не знал что ответить, и внезапно к пугающему многоголосому вою присоединились хлопки множества крыльев. Как будто все птицы, что дремали вокруг или занимались своими птичьими ночными делами, в одну секунду решили зачем-то взмыть в небо, подальше от земли.
Тревожная догадка уже стучалась в разум Антонио, когда он повернул голову в сторону бухты и увидел, что отраженный в воде свет луны уже не раскачивался медлительными бликами, а расходился волнами усиливающейся ряби. Финальную точку в понимании того, что сейчас произойдет, поставил стальной шар, который выскочил из чайника и с громким звоном нырнул в латунную гильзу. Устройство, которое Антонио сегодня собрал и установил на лестничной площадке, сработало…
– Оливия, беги! – крикнул Квалья.
– Что?! Что происходит, Тони?!
– Беги на улицу, немедленно!!! – заорал он, хватаясь за трость. – Меня не жди, я сам! Это зем…
В этот момент весь мир содрогнулся.
Глава 4
Дрожь земли
Александр не сразу понял, что именно заставило его упасть на тропинке и скатиться на несколько метров вниз. Несколько секунд его кувырканий в траве кружилась мысль о том, что это алкоголь сыграл такую злую шутку. Однако еще мгновение спустя пришло понимание того первого ощущения, которое предшествовало падению. В тот миг сама земля вдруг решила уйти из-под ног. Будто земле почему-то не понравилось, что по ней ходит какой-то двуногий. И, похоже, только людям не дано было знать, какой сюрприз готовит им злопамятная природа. Ведь каким-то непостижимым образом животные были предупреждены, и теперь понятно, отчего внезапно ночная тишина наполнилась воем собак, так похожим на тревожную сирену. И птицы… Они тоже знали, что сейчас произойдет. Именно поэтому они взмыли в небо за несколько секунд до сотрясения земли. И только люди начинают понимать, что происходит, когда уже свершившийся факт сбивает их с ног.
Цой вскочил на ноги и почувствовал, что крепко на них стоять не удается. Подземные толчки продолжались, и камчатские сопки буквально гудели. Слышался натужный треск растущих на склонах деревьев, а со стороны Приморского доносился каменный грохот. Александр бросился бежать к общине.
Поселок был наполнен шумом людей. По улицам метались языки пламени на горящих факелах, что жители держали в руках. Цой с опаской поглядывал на сопку справа от него. Ту самую, у подножия которой и находился Приморский. Только бы не случилось оползня. И хотя густой лес, веками покрывавший эту сопку, крепко удерживал грунт переплетением своих корней, все зависело от силы землетрясения. Чем сильнее эта стихия, тем больше шансов, что пласт грунта обрушится на поселение вместе с этим самым лесом. А на памяти тридцатидвухлетнего Александра, за всю жизнь проведшего вне полуострова Камчатка лишь несколько недель, это было самое сильное землетрясение…
Наиболее высокое здание в Приморском – пятиэтажка на улице Владивостокской в первый раз пострадало во время взрыва. Само здание было поделено на три секции так называемыми сейсмическими швами. Они проходили от фундамента до крыши в двух местах, деля один дом на три части, как борозды делили плитку шоколада для удобного отламывания ее кусочков. Здесь был тот же принцип. Строящийся в сейсмоактивном регионе дом обязан был иметь подобные швы. Они не ослабляли конструкцию. Но в случае обрушения давали шанс соседним секциям устоять и не быть утянутыми в коллапс теми сегментами, что не выдержали подземных толчков. Вот во время взрыва южная секция и обрушилась. Но две другие части дома устояли. До сегодняшней ночи…
Пробегая мимо здания детского сада, Цой отметил, что оно не пострадало. Наверху, на склоне сопки, в свете суетливых факелов, было видно, что и родная школа стоит на месте. Но вот дом номер четыре на улице Владивостокской исчез. Точнее, обрушились его панели, как карточный домик. Две оставшиеся секции не выдержали стихию.
Уже много лет он был малообитаем. Учитывая, что здание находилось выше большинства строений Приморского, на склоне сопки, оно было меньше защищено полуостровом Крашенинникова от ударной волны. И потому сильно пострадало. Здания школы и детского сада были еще выше по склону, но детский сад оказался прикрыт самой пятиэтажкой, а стены школы были массивней стен жилого дома раза в три, при том, что само образовательное учреждение имело меньший размер.
Многие из выживших жителей пятиэтажного дома давно покинули его. Еще в то время, когда, освободившись от диктата жестоких банд, община начала перераспределение уцелевших домов среди уцелевших людей. Но несколько семей все еще жили на первых этажах этого здания. И вот теперь, похоже, они погребены под завалами. И это первое, что понял Цой, вернувшись в родной поселок. Еще неизвестно, что с остальными домами, которые находились дальше…
* * *
Внезапно поднявшийся ветер набросился на Оливию, как только она выскочила на улицу. Он растрепал ее соломенные волосы.
– Отойди подальше от здания! – крикнул промчавшийся мимо Крашенинников. Он бежал в казарму…
– Миша! – отчаянно завопила Оливия.
– Отойди подальше! Я сейчас! – раздался его голос уже из холла.
Она не хотела отходить. Она хотела броситься за своим мужчиной. Но страх удерживал ее на месте. Впрочем, ожившая под ногами земля дарила жуткое ощущение, что нигде в этом мире нет безопасного места. Все, что она сейчас могла сделать, так это только надеяться, что землетрясение стихнет или что сейчас Миша и Антонио выскочат из этого чернеющего перед ней входа в древнюю казарму. Но землетрясение продолжалось, а их все не было видно.
Огромное здание стонало и странно хрустело под натиском давившей из земных недр стихии. Масляная лампа сорвалась с крючка, на который ее повесил Квалья, и стремительно полетела вниз, лопнув огненным шаром в нескольких шагах от Собески. Она ощутила себя снова в том страшном дне, когда над Авачинской бухтой взорвалась термоядерная боеголовка. Их вертолет падал… Пилот пытался использовать эффект авторотации[21 - Авторотация – аварийный режим посадки вертолета (термин применяется в винтовой авиации вообще и касается не только вертолетов). Например, при отказе двигателя. Набегающий при снижении (падении) поток воздуха будет раскручивать лопасти, и данный эффект можно использовать для более контролируемого падения, сделав его менее катастрофическим.], чтобы смягчить удар… Он спас всех, но не себя…
И вот сейчас новая катастрофа. И кто из выживших в той погибнет теперь?..
Ей казалось, что все это длится вечность. Содрогание и гул земли, зашумевшая бухта, ветер и ожидание того, как они выберутся, наконец, к ней, на улицу или… самое страшное… Как здание рухнет, погребя под своими руинами единственных оставшихся близких ей людей…
Забежав на третий этаж, Крашенинников замер, в недоумении глядя на спину своего друга Антонио. Вокруг все тряслось и дрожало. Стонущее здание грозилось рухнуть, а тот сидел у окна и таращился в подзорную трубу.
– Антон! Ты совсем охренел?!
Квалья пренебрежительно отмахнулся:
– Убирайся, Миша! Зачем ты вернулся?! Здесь опасно!
– Вот именно, идиот! Я за тобой пришел!
– Vattene[22 - Отвали. Пошел отсюда (ит.).], я сам о себе могу позаботиться!
Михаил подскочил к нему, грубо схватил, несмотря на то, что итальянец был заметно крупнее, и поволок к выходу, закинув одну его руку себе через плечо.
– Stronzo[23 - Засранец (ит.).], – проворчал со злобой Крашенинников.
Антонио с изумлением уставился на друга.
– Ты когда успел выучить итальянский? И вообще, какого черта ты делаешь? Ты теряешь время!
– Лучше заткнись!..
* * *
Похоже, главная беда все-таки случилась здесь. Александр постоянно озирался, но судя по тому, что множество факелов двигалось к руинам пятиэтажки, в других районах поселка таких разрушительных последствий не было. У самого же дома на улице Владивостокской, вернее, у того, что от него осталось, царила суета. Люди растаскивали обломки. К руинам подводили коней, чтоб оттаскивать бетонные куски панелей, чья тяжесть непосильна для людей. Перепуганные землетрясением животные упрямились, фыркали и даже вставали на дыбы, вызывая гневные окрики хозяев. Завалы уже обнюхивали местные собаки, чтобы своим лаем дать людям понять, где приблизительно под обломками есть человек.
Все происшедшее ввело на какое-то время Александра в шоковое состояние. Казалось, ничего его не способно так поразить после того взрыва и вызова, что бросил он с друзьями главарям банд. Но сегодня природа напомнила о себе не своими щедрыми дарами, которыми богата Камчатка. Она напомнила, кто истинный хозяин на планете. И ничтожно все перед ее силой. Да, были сильны когда-то и люди. Но парадокс ее силы в том, что она способна только на самоубийство. И вот сегодня планета намекнула тем немногим, кто еще жив, что она в два счета покончит с ними, если будет в совсем хреновом расположении духа.
Цой дернул себя за бороду, заставляя выйти из оцепенения. Он один из лидеров, и община не должна видеть его вытаращившим глаза и разинувшим рот от шока.
– Цой… жив? – послышался сзади голос.
Александр обернулся. К нему, сильно хромая, подошел Андрей Жаров. Он прижимал ладонь ко лбу, лицо его было залито кровью.
– Жар, а с тобой что за хрень случилась? – воскликнул Саша.
– Когда все началось, сиганул из окна. Как видишь, не очень удачно. Когда нам было по двенадцать лет, такие трюки у нас получались лучше, да, старик? – Он попытался усмехнуться и тут же скорчился от боли.
