По льду

– Муж то твой шумный, а ему, – соседка кивнула в сторону стены, – ты небезразлична. Выбирай с умом. Хороший, богатый, да правильный – чего мимо него смотришь?

Я поджала губы.

– Было бы всё так просто, – буркнула и откинулась на кровать спиной, чувствуя, как устала за все эти дни, – идите спать, ваш «правильный» со всем разобрался.

Каждый раздавал мне советы, поэтому я и не сдержалась – мне настолько всё надоело, что не было никаких сил на терпение, зато появились на сопротивление. И это было странно и восхитительно одновременно.

Хлопнула входная дверь. Я напряглась. Соседка заглянула в соседний коридор, исчезнув из моего поля зрения.

Моё желание давать кому-либо отпор сразу же улетучилось.

– Ключи отдал, – махнул ими в воздухе Тёма, показавшийся в проёме, – сказал, что ждёт тебя в суде. Какой умный мальчик, – он широко улыбнулся, – жаль. Он и не догадывается, что уже проиграл.

Я была рада его вере в меня. Однако я и сама знала, что не отдам Соню. Шанхая теперь у Никиты не было, а значит мы находились в равных условиях. Дочь должны были оставить со мной. Я в это верила сама.

– Завтра сможешь сбегать и забрать всё уцелевшее, – он бесшумно уложил ключи на пеленальный комод, заглянул в кроватку и добавил, – сопит. Так легко уснула.

– Она и не должна была просыпаться, – заверила его я, – это я её разбудила.

Он прикрыл дверь и замер возле неё.

– Пойдём в спальню, Вась, – позвал меня проникновенным голосом, – ты устала, я устал. Не будем мешать своими разговорами мелкой, м?

Я скинула с ног тапки и забралась на кровать полностью, после чего нырнула под одеяло.

– Какая же ты вредина, – закатил глаза он.

И начал раздеваться, чем окончательно вывел меня их равновесия. В голове появились не то чтобы нехорошие мысли – плохие.

– Ложись нормально, пакостница, – ворчливо сдвинул меня выше он.

Я успела только пискнуть и улыбнуться, прежде чем он подмял меня под себя и ловким движением закинул мою ногу себе за спину.

– Могла бы и посопротивляться для виду, – склонился над моим лицом.

– Зачем? – выдавила подобную его улыбку, – что-что, а спать мне с тобой очень даже нравится.

Пальцы скользнули по задней стороне моего бедра, я сдержала прерывистое дыхание. Если учесть то, что мои пижамные штаны, в которых я была всё это время, имели тонкую ткань, то не только он чувствовал мою покрывшуюся мурашками кожу, но и я ощущала то, что могла, прижимаясь к его телу.

– Не уезжай, и будешь спать со мной как можно чаще, – шепнул он и немного отстранился, едва коснувшись моих губ своими, – или я пойду на тактическую хитрость.

Я опустила ногу на кровать, не выпрямляя согнутое колено и прижимаясь бедром к нему.

– Что за хитрость? – поинтересовалась у него.

Он наклонил голову вбок, будто задумчивый кот, и закусил губу.

– А ты планируешь уходить? – вопрос на вопрос.

Я кивнула.

– Уезжать, – поправила его, – завтра соберу вещи и поеду к маме. И я решила – говори, что хочешь.

– Ладно, – пожал плечами он, – значит, потом точно узнаешь, что за хитрость.

Усмешка и поцелуй, не позволивший мне продолжить диалог. Однако, в этом уже и не было никакого смысла – теперь я не была изменницей. По крайней мере перестала быть той, кто поступает вопреки моральным нормам. Практически свободная, потому и способная поступать так, как считает нужным. От этого в сердце было спокойно и волнительно одновременно. Так, словно оно смогло разделиться на две половины. Одна из которых считала себя падшей и очень грешной, а ещё обманщицей. Вторая же играла роль подбадривающего, который скандировал имя того, кого я действительно любила, пусть и предала однажды. Но каким бы правильным и верным не был Артем – я хотела оставаться верной себе прошлой. Той, кем я была чуть больше года назад.

Той, кем мне никогда больше не стать.

***

Тема ушёл рано утром – ещё не было и семи, когда мы успели обмолвиться с ним парой слов, пока я, вставшая буквально за минуту до него, шла подогревать смесь для Сони. Её головка лежала на моём плече, глаза смотрели на сонного мужчину, пьющего кофе, а на губах сияла завораживающая улыбка, потому как я похлопывала её по спинке для успокоения. А ещё она тёрла глазки и изредка махала пальчиками в его сторону.

– Сегодня опять холодно – если захочешь погулять, то выйди на лоджию, – приступил к указаниям Артём, – там тепло. Я принесу кресло, тогда там можно будет поспать, – он оглядел маленькие пальчики, сковавшие его указательный, – я оставлю тебе рабочий ноутбук. С телефоном позже разберёмся, – он хмыкнул, – про твой я даже говорить не буду.

Я поджала губы, понимая в эту самую секунду, что придётся сбегать от него – просто так он моего отказа не примет. Потому сейчас и сидела молча, держа бутылочку у рта причмокивающей дочери.

– Если чего-то захочешь, помимо того, что есть в холодильнике, сделай заказ – не ходи пока никуда. У меня нет уверенности, что Никитка успокоился.

Он поставил чашку с кофе на стол, издав при этом тяжёлый выдох.

– Вась, не сходи с ума, – продолжил, – я же вижу твой взгляд. Потом всё равно придётся ехать обратно. Не мотай Соню.

Я всё ещё молчала, смотря в окно.

– Вечером приеду и перенесу вещи, которые тебе будут нужны, с той квартиры, – всё тот же несгибаемый тон, – ключи оставлю, так что если захочешь – спустишься сама. Но ненадолго.

Он внимательно меня оглядел.

– И подбери себе зимнюю одежду, – суровое от него, – в твоих кроссовках можно замёрзнуть даже летом.

Я поджала губы. И не ответила.

– Карточку оставлю в прихожей, – будто и не видя моего отрицания, – увижу, что ты оплатила себе такси до мамы – приеду и надаю по жопе.

Не увидишь. Я со своих денег оплачу.

– Телефон твой я тоже прослушиваю, так что узнаю, – с каверзной улыбкой добавил он, – а если серьезно, то давай хотя бы бизнес-класс. Мне не нравится, что моя только родившаяся дочь поедет на продуваемой со всех сторон калымаге.

Он сделал последний глоток кофе, с сожалением отцепил Сонину ручку от себя и поднялся из-за стола, чтобы нагло поднять мою голову за подбородок, припечатать на губах поцелуй и добавить:

– Передавай маме привет. Моей тоже.

В его руках мигнул и запищал брелок от автомобиля. Сам он обулся у двери, оглядел меня хмурым взглядом и схватился за ручку двери.

– Теплее оденься, вредина, – закатил глаза он, после чего вышел в подъезд и закрыл за собой дверь.

Замочек с внутренней стороны повернулся два раза, значит открыться я могла. Это радовало.

А после того, как я разобралась со всеми делами, заверила проснувшуюся соседку, что ничего страшного не произойдет, если она останется в квартире одна, затем сбегала с радионяней в кармане до затопленной квартиры, где было сыро и разгромлено, и вернулась на этаж выше, я смогла с тяжелой душой, но свободным сердцем вызвать себе такси и позвонить маме.

Последнее было самым тяжелым, потому как мы обе знали, как отреагирует на мой переезд отец. Он приедет только вечером, но пугало это меня уже сейчас. И его решение будет последним, никто не станет спорить. Нам же оставалось уповать на его хорошее настроение, которое было практически таким же редким, как чистое звёздное небо в дождливую осень.

Такси приехало быстро, но само ожидание было мучительно долгим – брата сегодня не будет, а значит у меня есть все шансы спокойно поговорить с отцом. По крайней мере, я на это надеялась.

Ветхие пятиэтажки сменились частным сектором с одноэтажными домиками, из труб которых валил тёмный печной дым. Но и они закончились, выстроившись перед глазами «благополучным» районом, или «сиротским кварталом», как насмешливо именовал его папа: здесь были богатые особняки тех, кто ни в чём не нуждался. Кирпичные, бревенчатые, резные, в два или три этажа, с коваными балкончиками, созданные соревнованием соседей, у кого что дороже вышло. Как сюда затесались мои родители с их пятьюдесятью квадратными метрами – загадка века. Но именно так мы с братом смогли попасть в лучшую гимназию города, папа получил хорошую работу по знакомству с соседом, а я встретила Тёму.

Их дом, кстати, возвышался за три до нашего, сверкая идеально вычищенными тропинками в тротуарной плитке, полукруглыми ступенями у широкой входной двери, и светлыми глазами Галины Ивановны, пытающейся разглядеть меня из окна.

– Здесь, наверное, одна земля стоит, как весь я, – пробормотал таксист, разглядывая башенку на крыше у дома напротив родительского.

Отвечать я не стала, только указала ему на место остановки, схватила ручки спортивной сумки с детскими и моими вещами, и, покрепче прижав к груди сопящую Соню, открыла дверь такси.

– Я возьму её, – ловким движением отняла у меня ребёнка Артёмова мама, – Сонечка! Маленькая! Так выросла!

Я даже пикнуть не успела, да хотя бы выйти из машины, как она подлетела. Сейчас только видела её на втором этаже дома! Такую скорость развивать, это… м-да, наверное, стоило остаться у Тёмы – увидев всё это, а в особенности мой негатив при появлении той, кто именует себя бабушкой для чужой девочки, вышла и моя мама. Я закатила глаза, понимая, что именно сейчас начнётся.

– Галочка, заходи, не морозь малышку! – лилейным тоном пропела последняя, – и ты не стой, – махнула рукой на меня, уже подбегая к моей дочери и мурча ей что-то сюсюкающее.

Со мной даже в детстве так не было. Но я была рада тому, что у моей дочери теперь всё лучше, чем было у меня.

Сумку я занесла в дом, зная, что Соню сейчас разденут, уложат досыпать сладкие сны, в то время как я сама смогу присесть спокойно. Как не могла уже давно.

Так и вышло: дочь сопела в идентичной Артёмовой качалке, которую с собой как-то умудрилась принести Галина Ивановна, сами мамы пили чай, не забыв сунуть кружку и мне в руки, и обсуждая предстоящее сегодня вечером застолье. Они это называли «посиделками» в семейном кругу, вот только где они нашли друг в друге семью – оставалось тайной.

– Артёму я уже отзвонилась, не переживай, – заверила меня его мама, – на такой машине приехали! Могли бы и предупредить, что в гости едете с Сонечкой! Ой, а я же не рассказала… – продолжила она заговорщицки, – мне же Тёмушка машину купил! Я теперь и сама могу ездить. Такой молодец! Уж я прямо в восторге была!

У моей мамы от этого аж глаза загорелись. Практически буквально. И обратились они ко мне с таким громадным намёком.

Я не сдержала закатывания глаз.

– Тебе не нужна машина, мам, – решила сказать ей, – ты постоянно дома сидишь.

Она дёрнула губами. Но ответила за неё владелица завидного подарка:

– Как же не нужна? Я вот тоже не работаю, но в магазин съездить и… – она задумалась, – ещё куда-нибудь.

Мама закивала, найдя поддержку в той, кто поскорее желала стать бабушкой и забрать моего ребенка.

– И вообще, я теперь буду возить вас с Сонечкой в больницу! – гордо добила маму в её зависти женщина, – Артём же работает много, – она важно закивала, но опомнилась, – но на дочь точно время найдёт! Главное, что в достатке.

Моя мама от последней фразы практически на месте подлетела, введя меня в фазу сдерживания хохота. Спасло меня то, что она собралась готовиться к большому ужину, на который придет даже Артёмов папа.

Я была «счастлива», понимая, что сегодня меня будут сватать всеми силами, игнорируя тот факт, что я ещё не успела развестись.

Припрягать меня к приготовлению никто не стал, оставив сидеть рядом и смотреть в плоский телевизор на стене, который для меня был чем-то из разряда роскоши в последний год.

– Сонечку нужно будет покрестить, – донеслось до меня мамино из кухни за стеной.

Я напряглась.

– Не стоит, – неожиданно отрезала Галина Ивановна, – лучше пусть выберет сама, когда подрастет.

– Выберет?! – в ужасе прошипела мама.

Я приготовилась к скандалу.

– О, а ты не знала? – как ни в чём не бывало продолжила женщина, – мы не христиане. И Германн будет очень против крещения. Как и Артём.

Мама, кажется, была в шоке от её слов. Я же подлила масла в огонь:

– Я тоже против, мам.

– Скажи это своему отцу! – зарычала она на меня.

Я хмыкнула.

– Знаешь, раз уж ты меня женила без моего согласия, то скажи это дяде Герману или Тёме. Я на тебя посмотрю, – я закинула ногу на ногу, – и на папу заодно.

В ответ мне была тишина, прерываемая только болтовней телевизора.

– Обсудим это позже, – пошла на компромисс мама.

А если по-простому – слиняла от неудобного разговора.

– Сыночек, если честно, уже и место для церемонии выкупил, – шёпотом решила отвлечь её Галина Ивановна, – идеально для весны!

Очевидно, этого я по её мнению слышать не должна была, потому, наверное, и говорить ничего не стала, отвлекшись на потягивающуюся Соню, с которой у меня было время спокойно полежать.

И от этого жизнь казалась просто фантастически прекрасной. Несмотря на густые тучи над головой.

***

Артём приехал первый. Я была уверена, что он сбежит с работы так рано, как она ему позволит, из-за чего теперь мне было не скучно вдвойне – он забрал у недовольной меня вновь улыбчивую дочь, и теперь я была полностью свободна, потому и «обязана показать какая прекрасная я хозяйка» по субъективному мнению мамы. Плюсом было то, что мне разрешили делать всё сидя, а не сгибаясь в три погибели над столом.

Через час стол был накрыт, а на диване сидел отобравший мою дочь у собственного сына Германн, отчество которого я так и не запомнила, в отличие от известной в нашем городе фамилии – Лидер. Тёма не раз говорил, что его отец переехал в Россию из Германии, перевезя с собой только собственное поистине немецкое имя – жену он встретил уже здесь.

Артём был на него похож: те же прямые черты, карие глаза и улыбка, искренняя, но не такая эмоциональная, к какой привыкла я. Вечно сдержанный и строгий вид, никогда не перерастающий в неряшливость или «спортивный» стиль, которому отдавали предпочтение практически все, кого я знала. А ещё мягкость во всем, кроме собственных решений, отстаивая которые, оба становились ледяными и несгибаемыми.

– Вид у тебя болезненный, Василиса, – остановил меня мужчина, – Галь, пусть она посидит. Не лезь к ней со своей бурной деятельностью.

Женщина улыбнулась, кивнула мне и махнула рукой моей маме, которая выскочила из кухни вслед за ней, не понимая, почему в её доме кто-то командует.

– Мы с этим разберемся, если ты про это, – взглянул на отца Тёма.

Я забрала у него ребенка, взглянув на часы. Пора было укладывать – спала сегодня она плохо. Соня в ответ зевнула.

– Я не лезу – не бурчи, – скосил на него глаза Германн.

Я поджала губы, уловив мельтешение за окном.

– Василиса, папа приехал! – зачем-то оповестила именно меня мама.

Я в этот момент думала, куда бы исчезнуть, пока он не вошёл в дом.

– Лучше не говорить с ним о религии, – решила предупредить всех я, – и о политике. И о деньгах. И о…

– Две машины у нашего дома! – первое, что заорал папа, открыв дверь, – соседи совсем оборзели ставить свои домины на колесах напротив нас?! Свои гаражи для чего понастр…

На этом моменте он увидел Галину Ивановну, точнее её спину, когда она убегала с кухни к нам в зал. К мужу на диван она плюхнулась с огромными испуганными глазами, взирающими в смеющиеся мужчины.

– Василиса приехала, – шептала отцу мама, помогая снять куртку с плеч, – а Лидеры…

– Не успела от одного отвязаться, за другого ухватилась?! – прошипел он ей в ответ, – а потом что? Опять домой? Только уже с двумя, а не с одним?!

Я выдохнула, любуясь потолком сквозь пелену слёз. Папа был самим собой – это я вспоминала жизнь с родителями как что-то лучше, чем год с Никитой. Кажется, они стояли на одной ступени.

– Мы можем уехать хоть сейчас, Вась, – донеслось до меня от Артёма.

– Давно бы так сделал, – сказал его отец, – и спрашивать не стал бы.

Тёма закатил глаза.

– Не кричи, – ещё тише попросила отца мама, – они только на вечер. Попросит её руки и уедут. Успокойся.

Я перевела взгляд на Артёма.

– Толку просить руки, если я тебе отказала? – прошипела для него.

Он растёкся в улыбке.

– Ты согласилась, – довольно протянул он.

– Я уехала от тебя! – шипение ещё злее.

– Так я тебе разрешил! – никого не стеснялся мужчина.

Я дернула ногой в воздухе, укачивая больше себя, чем Соню на руках.

– Из-за тебя меня сейчас четвертуют, – я повернула голову к шагнувшему в комнату отцу, – привет, пап.

Он хмуро прошёл мимо меня, проигнорировав, насколько это было возможно для него, пожал руку сперва отцу Артема, а потом ему самому, и сел на стул во главе стола, скрестив руки на груди.

– Ты должна молить бога, чтобы он проникся твоими грехами, – произнёс он лично для меня.

– Едва ли бог помог бы ей с чем-нибудь, – опередил открывшего рот сына Германн.

Я едва ли не захлебнулась от желания сбежать. Отец смолчал, только сверля мужчину взглядом и не направляя его ко мне. Это было хоть каким-то плюсом.

– Разведёте срач, мы уедем и хрен вам двоим, а не внуки, – обещающим тоном успокоил их Тёма.

Я даже удивилась, глядя на жующего губы отца, которому, очевидно, никто не нравился.

В комнату вошла мама, разрядив обстановку приглашением к столу. На диване осталась лишь я, всё ещё качая дочь. Артём вопросительно поднял бровь и поймал мои покачивания головой, мол помощи не требуется.

– Мы прибыли… – начал было он.

– Чтобы просить моего благословения, – зло начал есть отец, – благословляю. Если не заберете её, то никому она нужна. С зацепком то.

Я дёрнулась и впервые обозленно ответила ему:

– Этот «зацепок» – твоя внучка! Но кто бы был хорошим отцом, не то что дедом, да? Ты хоть знаешь, как её зовут?!

Его глаза налились кровью, а лицо вмиг стало красным.

– Ты вернулась в мой дом, чтобы просить помощи! И рычишь на того, кто подобрал тебя и дает милостыню!

Я прикусила губу и снизила тон:

– Это дом мамы, а не твой. И я вернулась к ней, а не к тебе.

Мне казалось, его сдерживали от вскакивания только гости, напрягшиеся и внимательно следящие именно за ним. Но он умолк. Всё так же не сводя с меня взгляда и желая, если не ударить, то обматерить точно.

– Не стоит говорить так говорить про мою дочь, – угрожающе добил его Артём, – это было лишь данью традиции и уважению. Как оказалось, бессмысленной. Да и Вася уже согласна, – он убеждающе ко мне повернулся.

– Это… давление! – пробурчала я.

– Никто и не отрицает, Василиса, – подал голос Артёмовский отец.

Чисто семейный заговор. Я была впечатлена.

– Почему никто не кушает? – решила разрядить обстановку мама.

Тема всё смотрел на меня, ожидая ответ. Я качнула головой в отрицании. Он дьявольски улыбнулся.

– Вы видели Сонины глазки? – поддержала мою маму Тёмина, – семейная черта – у вас светленькие, а у нее, ну точно копия Артёма!

Я закатила глаза.

– Это не его дочь, – в который раз повторила для всех.

Отец так и не донёс ложку до рта, плюхнув её о тарелку.

– Даже если и так, то кому какое дело, если фамилия будет наша? – обвёл меня улыбающимся взглядом старший Лидер.

Замечательно.

– Я даю тебе сутки, чтобы ты уехала, – с ненавистью и презрением произнес отец.

– Суд только завтра, – прошептала мама.

Он обратил на неё внимание сразу же.

– Плевать! – зарычал отец.

– Да не… по-христиански как-то… – совсем опустилась в шёпот мама, – без брака жить. Да и замужней ещё…

Он махнул на неё руками:

– Жила же она с ним столько лет! И как только язык повернулся меня упрекнуть?!

Артем сел рядом, закинув руку на подлокотник дивана позади меня и склонившись к моему уху, чтобы никто не услышал:

– Поехали домой, Вась.

– Соня только уснула, – ответила ему упрямо.

– В таком крике? – усмешка.

Я поджала губы.

– Можем переночевать у моих родителей, если не хочешь везти её далеко, – предложил он.

– Там Любовь Валентиновна одна, – вспомнила про соседку я.

Он дёрнул уголками губ вверх.

– Уже разобрался, – заставил меня расслабиться.

Я кивнула.

– Мне дали сутки, – напомнила ему.

– Ещё одно слово, которое не понравится твоему отцу, и он выгонит тебя сейчас же, – смешок, – могу ускорить.

И я сдалась:

– Ладно. Дом твоих родителей, – буркнула, вызвав на его лице невероятное удовлетворение:

– Мм-м… нас ждет ночь на односпальной кровати. Я в предвкушении, – заявил он.

Родители на фоне что-то говорили спокойным тоном.

– Скрипящая до ужаса, – опустила глаза к полу я.

– Папа постарался – собрал её немного неправильно, чтобы мы с тобой ничего не натворили, проникновенный шёпот, – опять. Пятно на диване не оттёрлось.

Тут я уже порозовела.

– Мне показалось, что оно исчезло, – удивленно спросила у него.

– Они купили такой же диван, – усмешка, – а натворить мы смогли и со скрипящей кроватью.

Я почему-то взглянула на Соню.

– И я не только про неё, – понял мой намёк он, – неделя или две.

Я нахмурилась.

– Что неделя или две? – я оглядела его подёргивающийся от смеха профиль, обращённый к столу.

Отвечать мне никто не планировал.

– Ты даже не переоделся, – через некоторое время, оглядывая его форму, сказала я.

– Я предполагал, что твой отец поведёт себя так, как сделал это сейчас. Я должен был быть здесь первым.

От его слов на душе стало легче. Будто я впервые за всё это время была под защитой.

– Вась, ты… – выдохнул он, вкладывая в мою руку красную коробочку.

Я даже опешить не успела, прежде чем сама закрыла её ладонями и зашипела на него:

– Убери сейчас же! Если он…

– Очень странное желание для сильного, здорового и адекватного мужчины жениться на испорченной женщине, – опередил нас всех отец, – разведённой. Почти пад…

– Знаешь, а я понял почему ты терпела этого урода, – достаточно громко сказал Тема, – так у тебя отец такой же конченный.

Я прижала Соню к груди. После чего сразу же вскочила на ноги и рванула в другую комнату, опережая только маму – Артёмова была уже там, подглядывая за тем, как пеленают в скатерть моего взбешенного отца.

– Нехорошо сказал, – буркнула моя мама на Галину Ивановну.

– Ваш муж тоже молодец, – махнула на неё рукой женщина, – Тёмочка даже когда об измене Василисы узнал, слово себе о ней плохое не позволил! А он… разбираться даже не стал, вот сыночек и… защищает! – она была довольна, как только что выпущенная монетка.

Мама деловито кивнула, поджимая губы и не зная, как себя вести.

А через полчаса разговоров «по душам», на моём пальце блестело колечко с камушком, Соня сопела на руках у довольного Артема со ссадиной на щеке, и мы все вчетвером шли к ним домой, попрощавшись исключительно с мамой и проигнорировав пожелавшего напиться отца. Сумку с вещами так же нёс Тема, потому мне оставалось только потирать подушечкой большого пальца свой выбор на безымянном и думать о том, что, наверное, его сделала всё-таки я сама. Не зря же я так долго сопротивлялась. Не сдалась, а приняла. Может быть осознала его правильность, как для меня, так и для дочери.

– Мы купили двуспальную кровать в комнату Артёма, – разочаровала его мама.

Он взглянул на неё с обидой, расстегивая комбинезон дочери. Мы уже вошли в дом.

– Старая скрипела, – как ни в чем не бывало продолжила женщина.

Тёма упал в кресло в гостиной, вытянув ноги и сняв шапочку с Сони.

– А мне нужен внук, – добавил к словам жены Германн, поднимаясь по лестнице в холле, – но сначала лечиться, Василиса.

Галина Ивановна закивала, взмахнув светлыми волосами и чмокнув сперва внучку, затем меня, и только потом сына, побежала за ним.

– Родители у тебя странные, – шепнула я, забирая у него ребенка.

– Кто бы говорил, – усмехнулся он, – радионяни здесь нет, так что придется мыться по отдельности.

Я кивнула и пошла к лестнице.

– Возьмёшь… – я поглядела на сумку.

– Уже, – понял меня Артем.

В какой-то степени меня привлекла именно эта безопасность и уверенность, которую я почувствовала рядом с ним – он защитил меня от того, кого я боялась всё своё детство и юность. От этого в сердце вновь зацвели цветы, заменяя те, что уже пожухли.

И это было прекрасно, даже несмотря на то, что впереди было разбирательство, долгий и тяжелый суд и моё откровенное нежелание делать что-либо. Пусть я и верила, что в этот раз всё будет лучше – рядом со мной был тот, на кого я могла положиться.

Тогда. Сейчас. Всегда.

***

– Шанхай вышел, – голосом Никиты раздалось из телефона у уха Темы.

Из моего телефона. У уха Артема.

– Ну, и? – усмехнулся он, – передай ему, что это его последний шанс.

Мне захотелось хрюкнуть от смеха, насколько напыщенным он был сейчас. «Но» было два: я делала вид, что сплю, и Шанхай вышел на свободу. Потому я провела мокрой от страха ладонью по футболке на груди мужчины и подняла нос к его шее.