скачать книгу бесплатно
До Германии осталось 171 дней.
Глава вторая
– … Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым и дисциплинированным, бдительным воином…. – Слова Военной Присяги лились из меня торжественно и чётко и я был гордый от того, что сейчас в этот момент становлюсь частью мощной организации – Советской Армии. Сегодня, 5го декабря, был праздник – День Конституции и день принятия Военной Присяги. На улице было около тридцати градусов мороза и все подразделения принимали Присягу в тёплых помещениях. Наш взвод был выстроен в учебном классе, где и стояла 122 мм гаубица Д-30. Правда, изучать её мы будем, после занятий по боевой готовности. А сейчас взвод был выстроен на освобождённом от столов и стульев пространстве и мы по очереди выходили на середину строя, брали в руку красную папку с текстом Присяги, поворачивались к строю и торжественно произносили слова Присяги. В текст я не смотрел, а знал его наизусть, как и каждый из нас. Произнеся последние слова, повернулся к столу, наклонился и расписался под текстом Присяги.
Всё – Я Солдат. Солдат Советской Армии. Пусть хоть и пока и молодой, и не обученный, но уже Полноправный её член. Встал в строй и теперь ревниво смотрел на своих товарищей, которые тоже принимали присягу – Как выходили из строя, как произносили текст Присяги, следил за накалом их эмоций. Пытаясь понять – Так ли они переживают, как и я этот торжественный момент жизни? Но нет, я успокоился, мои товарищи были также наполнены тем же праздничным подъёмом что и я.
После приёма Присяги все вновь построились на плацу и командиры подразделений доложили командиру полка полковнику Львову о принятии Присяги. Короткий митинг и по команде командира, подразделения полка прошли торжественным маршем перед трибуной. Было очень холодно, но никто из-за праздничного, приподнятого настроения не замечал мороза.
Сегодня был праздничный день и впервые за две недели моего пребывания в армии у нас появилось свободное время. Даже было как-то необычно, что не надо никуда мчаться сломя голову, ежеминутно что-то делать, ожидая следующей команды сержантов…
Я сел на табуретку у своей кровати и закрыл глаза.
Прошло больше десяти дней. Дней, насыщенной до предела жизни. Завтра начало учебного процесса и эти две недели помогли мне влиться в коллектив взвода, да и батареи. Разобрался во взаимоотношениях внутри взвода и они мне не понравились. Так уж получилось, что во взводе из двадцати восьми человек переменного состава тринадцать были призванными из Удмуртии и все они оказались друг для друга родственниками: братья, двоюродные братья, дяди и племянники. Лидером у них был нагловатый курсант Фокин с золотой фиксой во рту, чем он очень гордился, считая себя несколько приблатнённым. Естественно, они то теперь и держали фишку во взводе. Остальные держались поодиночке или мелкими группами и не могли эффективно противостоять удмуртам. Обрадовавшись Дуняшину, думал что при каких-то трудностях смогу положиться на него. Но Володя в этом вопросе ушёл в сторону, посчитав, что так для него будет проще. Поэтому я сошёлся с двумя воркутинскими парнями. Оба они были старше меня: оба имели незаконченное высшее образование и за некие свои проделки в институте были отправлены в армию с автоматическим восстановлением после дембеля. Парни решительные и смелые, поэтому удмуртские особо к нам не лезли. Впрочем, отношения внутри взвода были обычными, как и в любом чисто мужском коллективе в экстремальных условиях, где из масс выдвигаются лидеры, формируются группки и группы, между которыми идёт борьба за главенство над остальными. Такие же отношения формировались и в других взводах батареи. В третьем взводе лидером был первый мой знакомый Юрка Комиссаров. Может быть, эти отношения внутри взводных коллективах и могли перерасти в более острое противостояние, но тут решающую роль играли сержанты, которые твёрдой рукой, круглосуточно руководили нашей жизнью, держа всё под неусыпным контролем и не давая нам особо конфликтовать друг с другом.
На уборке территории, занятиях по строевой и физической подготовке, различных передвижениях по территорию городка, немного разобрался и в том, где я служил. Наш учебный артиллерийский полк был самым крайним по расположению в учебном центре и служило здесь около полутора тысяч человек. Рядом с нами были ещё две казармы: двухэтажная, крашенная ярко-жёлтой охрой, где располагался отдельный, учебный мотострелковый батальон. А за ней, чуть дальше, казарма учебного тяжёлого, танкового полка «Даурия». Ещё две тысячи человек. Все три казармы объединены одним общим, большим строевым плацем, где проходит построение дивизии: всех пятнадцати тысяч человек. Один раз, уже при мне, было построение дивизии и оно впечатлило меня своим многолюдством, а когда я подпрыгивал на месте, пытаясь охватить взглядом весь плац, то видел лишь сплошной пар в виде густого тумана над людским скопищем. Наша казарма, и казармы мотострелков и танкистов стояли на высокой, с крутыми склонами возвышенности, высотой от пятидесяти до шестидесяти метров. Эти склоны романтически назывались «Турецким валом». А внизу располагались учебные поля в основном для занятий мотострелков, которые носили гордое и зловещее название – «Долина смерти».
И самое основное – питание. Столовая была на три казармы одна, то есть на четыре тысячи человек. Большая, сумрачная в несколько больших и таких же полутёмных залов и питаться приходилось в две смены. Кормили нас сытно, но однообразно. Да и качество пищи было далеким от домашней. Нас приводили в столовую строем, первыми заходили сержанты – старшие столов, потом забегали мы и рассаживались по десять человек за столом. Старшим за нашим столом был младший сержант Тетенов. Старослужащие сержанты садились за отдельный стол, который был накрыт гораздо лучше, чем у нас. Усевшись, по команде – «Внимание», мы хватали в правую руку ложку и замирали, а по команде «К бою» раздатчики пищи вскакивали и начинался приём пищи. Сержанты, старшие столов, имели приоритет. То есть: Тетенов пододвигал к себе тарелку с мясом и щедро накладывал в свою тарелку лучшие куски мяса, а остальное делилось между нами. Если это было на завтраке, то на прямоугольный кусок масла ложился кусок хлеба младшего сержанта и по контору он обрезал себе масло, остальное, вместо двадцати грамм по пять-семь, доставалось нам. То же самое происходило с рыбой на ужине и с другими солдатскими деликатесами. Процесс принятия пищи длился недолго, как раз столько, сколько нужно было старослужащим сержантам нехотя поковыряться в надоевшей за полтора года солдатской еде и выпить чаю или компота. И как всегда команда «Отбой» звучала в самый разгар приёма пищи. Не сказать, чтобы мы были голодными, но молодые организмы требовали своего, а интенсивность курсантской жизни, активность и свежий воздух только усиливали зверский аппетит – Кушать хотелось всегда. И спать. Вот уж не думал, что заснуть и спать можно в любом положении и в любом месте. Даже тогда, когда мы строем шли на занятия или работы.
Из занятий в это время были в основном строевая подготовка, где нас усиленно обучали строевым приёмам, так чтобы во время торжественных мероприятий по случаю принятия Военной Присяги мы могли хоть чем-нибудь блеснуть. Были занятия по изучению общевоинских уставов – это обязанности солдата, дневального по батарее и других особенностей службы. Сержанты требовали, чтобы многие положения и статьи уставов мы знали наизусть. А вот это моим сослуживцам в большинстве давалось с трудом. Особенно удмуртам и их Тетенов частенько за это гонял. Хотя сам он знанием Уставов не особо блистал. А мне повезло. Был я в школе твёрдым троечником, ленился и поэтому нелюбимые предметы, а их было много, брал зубрёжкой. И богатый опыт в этом деле здесь очень мне пригодился: на удивление легко запоминал целые разделы и главы Уставов и потом запросто их цитировал, вводя в глухую тоску своих товарищей. Были занятия по политической подготовке. Но особой моей тревогой и болью были занятия по физ. подготовке. Я просто не ожидал, что окажусь в такой заднице. Крепкий парень – бегал, прыгал. Мог запросто подраться. И оказалось, что в армии могу выполнить только один норматив – подтягивание на перекладине. Двенадцать раз. А вот «Выход силой», «Подъём переворотом», «Прыжок через коня», а самое, интересное бег на любую дистанцию – я просто не мог выполнять. На перекладине болтался, как сосиска. Прыгая через коня, чуть ли не сносил его. Вроде бы бегал дома нормально, а здесь рвану и через двести, триста метров «сдыхал», а бежать ещё ой-ёё-ёй… И таких по физо во взводе оказалось лишь трое: я, курсант Паничкин и Сорокин. Остальные хоть что-то, но делали или бегали как лоси. Но, а судя по тому, как нас гоняли на физ. подготовке, думаю, что месяца через три я плавненько, но выйду на общий уровень. А пока очень сильно болит брюшной пресс.
Ну.., а самое яркое впечатление – это показ всей боевой техники, что есть в дивизии. И не просто показ, а показ в действие. За несколько дней до Присяги, нас построили и повели всем полком на правое стрельбище, где и были выставлены образцы вооружения. Сюда же привели и другие полки. Погода была мягкая и нас не спеша сначала провели по всем учебным точкам и познакомили с тактико-техническими данными основных единиц техники учебной дивизии.
Через полтора часа все части выстроили вдоль дороги, лицом в поле. Я оказался в первой шеренге и с возрастающим интересом ожидал действа. На поле, в одиноком орудийном окопе, вокруг гаубицы Д-30, копошился расчёт, где командиром орудия был наш замкомвзвод старший сержант Бушмелев. Через некоторое время в воздух взлетела красная ракета и в полутора километрах от нас на поле появились три танка. Конечно, это были не танки, а мишени, которые двигались на тележках по рельсам. Но всё равно. Я представлял, что это три фашистских танка надвигаются на позиции артиллеристов и с замиранием сердца наблюдал за действиями наших. Танки приближались, а артиллеристы замерли у гаубицы, наблюдая за грозной техникой. Вот послышалась команда Бушмелева и все зашевелились, послышался стук отрываемых крышек ящиков со снарядами. Полусогнувшись к орудию побежали два сержанта – один со снарядом, другой с гильзой. А Бушмелев от прицела вёл команду – По центральному Тааанкууу…. Осколочно-фугасныыыым, взрыватель фугасныыый….
Сверкнуло бледное пламя выстрела и через полторы секунды на месте центрального танка вздыбилась земля, смешанная с обломками мишени.
– УРАААААА! – Завопила в азарте курсантская масса.
Ещё один выстрел, ещё… и остальные танки, под яростный рёв курсантов, исчезли в багровых вспышках разрывов. Только когда опала земля на месте разрывов снарядов, мы услышали нарастающий гул и рёв двигателей и из-за кустарника вынырнула колонна из трёх БМП и трёх танков. С оглушительным рёвом подлетев к нам, машины одновременно развернулись вправо и уже цепью – танки впереди, БМП между ними на небольшой скорости пошли вперёд. Вдалеке поднялись ещё мишени танков и наши танки, не останавливаясь, открыли огонь. Полторы минуты и мишеней как не бывало. Теперь вперёд выдвинулись БМП, а из открывшихся задних дверей вдруг посыпалась пехота, которая мигом рассыпалась в цепь. А впереди уже поднялось несколько десятков целей – ростовые, грудные, групповые. Одни просто стояли на месте, другие поднимались и опускались, третьи были в движение и смещались в сторону. Ещё пару групп целей просто приближались. За этой группой целей, но дальше вдруг поднялись большие цели имитирующие БТР и помчались вбок. В довершение всего откуда-то из середины поля в небо взмыли большие разноцветные шары.
И тут атакующая пехота открыла огонь. Кино – это кино, но я впервые, да и все остальные, увидели бой своими глазами. Вот так – наяву. Тринадцать тысяч молодых глоток азартно заревели и этот рёв подстегнул бегущую цепь. Сотни и сотни светлячков трассирующих пуль и трасс потянулись к фанерным целям, пронзая их. А ещё, из замаскированного окопа, по шарам открыла огонь автоматическая зенитная установка и теперь на небе творилась огненная свистопляска, в которой бесследно исчезли все шары.
Бой длился пять минут, пехота быстро и послушно заскочила во внутрь машин и ещё через пару минут только сизые дымки солярки напоминали о грозных машинах и людях, которые всё это разнесли. Вот это да!!! Вот это сила!!! Адреналин гордости и радости распирал всех нас и сержантам пришлось повысить тональность голоса до грозного рыка, чтобы построить нас в колонны. Мы до самого вечера обменивались впечатлениями от увиденного. А я воочию увидел, что такое Д-30 и мне ещё больше захотелось стать настоящим артиллеристом.
До Германии осталось 156 дней.
Глава третья
– Курсант Цеханович, выйти из строя, – я сделал два шага вперёд и чётко повернулся.
– На время приёма пищи остаётесь для охраны оружия. Пересчитать и принять, – младший сержант Тетенов отправил вниз взвод и принял от меня доклад о принятие оружия под охрану, после чего важно удалился из расположения.
Автоматы лежали на полу центрального прохода казармы двумя ровными рядами, а я со своим в положении «На Плечо», прохаживался вдоль рядов ни на секунду не выпуская оружие из виду.
Прошло три дня после принятия Военной Присяги и сегодня был последний день занятий по Боевой готовности. Наш взвод, согласно боевого расчёта, по «Тревоге» занимался установкой палаток пунктов приёма военнообязанных в случае объявления мобилизации. В первый день по сигналу «Тревога» мы экипировались и побежали в парк, где из дальнего бокса с трудом выкатили огромный прицеп и на специальной площадке начали расставлять на металлических каркасах семь малых и больших палаток, после чего потащили вовнутрь бесчисленную начинку: столы, табуретки, ящики с учётными картами, тюки с вещевым имуществом и много с чем другим. Развешивали всевозможные бирки, разных размеров. И на всё это отводилось три часа. Конечно, в три часа мы не уложились. Было много бестолковой суеты, ругани несмотря на то что нами руководил командир взвода и младший сержант Тетенов. Младший сержант в свою очередь назначил себе в помощники чересчур активного Фокина и теперь этот тандем добросовестно пытался разобраться в куче имущества и ящиков, сгруженных с прицепа. Фока, «оценив» доверие и проникнувшись ощущением хоть и маленькой, но всё-таки власти, решительно и особенно не задумываясь, активно внёс свою лепту в этот бедлам. Да и лейтенант Князев сам первый раз расставлял пункт приёма, поэтому всё ставилось долго и нудно, потом всё это бестолково переделывалось и снова ставилось и опять неправильно. Через два часа, такой бестолковщины, появился старший сержант Бушмелев, который по «Тревоге» в учебном корпусе разворачивал отделение выдачи и подгонки химического имущества. Развернув свой объект, Бушмелев прибежал в парк помочь командиру взвода. Он раньше отвечал за разворачивание пункта приёма, поэтому с прибытием опытного сержанта, дело сразу наладилось и хоть с опозданием, но мы выполнили поставленную задачу. Честно говоря, мне совсем не понравилось участие в этом мероприятии. Пока суетились, бегали, расставляли, вешали бирки, все вспотели. Растопили железные печки-буржуйки, которые жадно глотали дрова и пока горели и рдели малиновым жаром раскалённые бока – было жарко и горячо сидеть вокруг них. Но только огонь убывал, холодный воздух предательски заползал в палатки, заставляя зябко поёживаться, ощущая влажное от пота нательное бельё. И вроде бы вся суматоха прекратилась, в ожидание проверки командиром полка, но мелочная суета бесконечно долго продолжалась, не давая расслабиться ни на секунду. Поэтому, когда замкомвзвод Бушмелев забрал меня в свою команду в учебный корпус, я обрадовался. Сухо, тепло, светло, всё разложено и расставлено в широком коридоре учебного корпуса. Семь курсантов, в том числе и мои новые друзья-воркутинцы Сергей и Николай, спокойно дремали на ящиках с хим. имуществом и Бушмелев не препятствовал этому кайфу. Раздевшись, я присоединился к кайфующим, и с удовольствием окунулся в приятную дрёму. Через два часа, после обхода комиссии и устранения мелких недостатков, мы быстро и споро собрали разложенное имущество в ящики и через час были в батарее. Я спокойно сидел на табуретке у своей кровати, довольный прошедшим мероприятием, когда заявился остальной взвод. Им, после проверки, пришлось всё сворачивать и грузить на прицеп. С первого раза не получилось сложить как положено, поэтому пришлось опять всё разгружать и заново укладывать. Все были, в отличие от нашей команды, страшно уставшие, раздражённые и злые. Они толпились и переругивались у вешалки, заправляя шинели в общий ряд, кидая отнюдь не дружелюбные взгляды в мою сторону. В принципе, неудовольствие в основном проявляли братья Крохины, а также остальные удмурты и Фокин, который стоял рядом с Тетеновым и слушал его, хмуря жидкие, рыжие брови. То, что Тетенов настраивал Фокина и остальных против меня, сомнений не вызывало. Он, как только узнал, что я собираюсь из армии поступать в военное училище, открыто невзлюбил меня.
– Цеханович, я сделаю так, что ты при слове военное училище блевать будешь… Я тебе устрою такую службу и жизнь в эти полгода…
После такого громкого заявления перед строем взвода, Тетенов, прикрываясь своим положением командира отделения, Уставом стал мне пакостить при каждой возможности, назначая на самые неприятные и трудные работы, мелочно придираясь к упущениям, которые я допускал по своей неопытности. Но он не на того попал. Я был Тельцом, а Тельцы были упрямые в достижение своих целей. И был не просто упрямым Тельцом – я был Упёртым Тельцом. И такое противостояние только раззадорило меня: – Товарищ младший сержант, я всё равно буду поступать…
Вот и сейчас Тетенов удовлетворённо ухмыльнулся, увидев, как Фокин и братья Крохины с угрожающим видом направились в мою сторону. За ними потянулись и остальные удмурты, а оставшиеся у вешалки сделали вид, что ничего не замечают. Я внутренне сжался, хотя понимал, что морду здесь, на виду у всех, мне бить не будут, но… чёрт его знает.
– Цех, ты чего тут балдеешь? Мы там трахаемся с этими палатками, а ты тут в тепле задницу греешь… Чего не пришёл нам помогать? – Сжав кулаки и пытаясь сразу своей агрессивностью сломить меня, надвинулся Фокин.
Я резко вскочил с табуретки и руками с силой оттолкнул сослуживца на стоявших за ним братьев: – Спокуха…, спокуха…., Фока. Ты чё? Приказали бы – пошёл. А так я что дурак что ли? На хрен мне это нужно… Ты сам, что побежал бы?
– Да ты оборзел, Цех… Ты что по морде давно не получал?
– Да пошёл ты, Фока…., – дальше я смело послал Фокина и остальных, куда и удмуртов посылают тоже, так как увидел подходящих к расположению взвода друзей-воркутинцев и остальных из нашей команды.
Фока сначала опешил от моей наглости, а когда решил перейти к более решительным действиям, послышался спокойный голос Николая Сычёва: – Фока, погоди… Ты чего на него наезжаешь? Сейчас остальные подойдут – вот тогда нам всем и предъявляй предъяву… А? А если хотите подраться – пошли в умывальник и там стенка на стенку. Пошли?
Сержантов, кроме Тетенова, который маячил около тумбочки дневального, в расположение больше не было, а разрастающийся конфликт начал собирать вокруг нас курсантов с других взводов. Из расположения третьего взвода вынырнул Юрка Комиссаров с друзьями и они сразу же приняли нашу сторону. С пятой батарее подтянулись до десятка человек, которые стали подзуживать наоборот удмуртскую команду на драку.
– Что, зассали…? Давай.., вас как раз поровну…
Наверно, групповая драка произошла бы прямо в расположение, слишком был высоким накал страстей, но в этот критический момент появился старший сержант Бушмелев, мгновенно оценивший ситуацию.
– Смирно!!! – Замкомвзвод обошёл замерших курсантов, в том числе и с пятой батарее и, погрозив кулаком, грозно предупредил, – пока я не скажу «Вольно», чтобы ни одна сволочь не пошевелилась… Тетенов – Ко мне!
Судя по тому, как с «убитым видом» оправдывался Тетенов, но Бушмелеву он не посмел соврать, а сказал правду о причине разборки, до минимума приуменьшив свою роль.
Смерив уничижительным взглядом младшего сержанта, Бушмелев направился к нам – «Вольно». Строиться… Всем строиться…
Бушмелев был немногословен. Вывел из строя Фокина, молча осмотрел его с ног до головы и слегка постучал ему по голове кулаком: – Товарищи курсанты, сейчас я до вас доведу два основных армейских закона. И если вы их будете выполнять, то служба и жизнь в армии у вас пройдёт спокойно и легко.
Первый – Сам не напрашивайся, а если прикажут выполняй.
Второй – Инициатива в армии трахает инициатора. Вам понятно – Балбесы?
– Так точно, товарищ старший сержант. – Слитно и громко выдохнул строй.
На этом конфликт был исчерпан. Бушмелев завёл Тетенова в учебный класс и дневальный, стоявший на тумбочке, слышал как старший сержант орал, ругая Тетенова: – Ты что салабон творишь? От тебя самого ещё кирзухой несёт, а ты вздумал в моём взводе курсантов стравливать? Если тебе скучно, то я тебе такую жизнь устрою…..
На следующий день, учитывая вчерашний опыт, команда командира взвода вовремя развернула пункт приёма личного состава, чем заслужила похвалу начальника штаба полка. Вечером Тетенов и Фокин ходили гордые от успеха, а Фока, торжествующе сверкнув золотой фиксой, даже снизошёл до меня, снисходительно похлопав по плечу: – Ну что, пионеры, как вы там сопли в учебном корпусе вытирали, когда нормальные парни нормальным делом занимались?
– Да лучше сопли в тепле вытирать, чем с тобой на морозе….
Фока не обиделся, лишь осуждающе протянул: – Ну что ты, Цех, нарываешься? Мы же в одном взводе служим…
– Вот именно, Фока, в одном… Задумайся…
Сегодня расставлять ничего не надо, а сразу после завтрака идём на проверку подгонки противогазов. Судя по ехидным репликам старослужащих сержантов и многозначительным ухмылкам, данное мероприятие нас насторожило. Подговорив Фоку, правую руку Тетенова, мы его подослали к младшему сержанту, но тот загадочно улыбнулся – Сами увидите…
Я уже пять минут важно расхаживал вдоль рядов с автоматами, как входная дверь, взвизгнув пружинами, широко распахнулась и в расположение батареи ввалились командиры взводов – лейтенант Князев, старший лейтенант Метелёв и лейтенант Гусев. Вместо того чтобы зайти в канцелярию, они прошли в само расположение и удобно расположились на табуретках, молча стали наблюдать за моими действиями.
Помолчав, лейтенант Гусев повернулся к офицерам: – Вот сразу видно, что это молодой, необученный солдат. Князь, чего твои сержанты бойцов не обучают? У тебя один только Бушмелев, чего стоит…
Я ещё больше приосанился и напыжился, считая, что это придаёт мне большей воинственности. Ну и чтобы не подвести своего командира взвода. Лейтенант Князев молча сверкнул на меня глазами, но промолчал.
Не дождавшись реакции Князева, Гусев переключился на меня: – Товарищ курсант…
Остановившись, повернулся лицом к офицерам и принял строевую стойку.
– Товарищ курсант, вы сейчас находитесь на боевом посту по охране оружия. И почему вы так держите автомат?
Мы ещё не изучали положение Устава Гарнизонной и Караульной службы, поэтому я помолчал и лишь нерешительно пожал плечами.
– Всё понятно. Слушай меня, курсант. Снимай автомат с плеча и наполовину отпусти ремень, – я вопросительно посмотрел на командира взвода, но тот с непроницаемым лицом смотрел на меня. Отпустил ремень автомата и посмотрел на Гусева, а тот удовлетворённо кивнув головой, продолжил, – а теперь автомат вешай на шею и берись за него обеими руками. Ну, ты же в кино видел, как немцы автоматы носили!?
Я снова кивнул головой, накинул ремень автомата на шею и взялся правой рукой за рукоять автомата, а левой за магазин.
– Ну что, удобно? – Мне только и оставалось кивнуть головой, – вот так и ходи.
Опять посмотрев на Князева и не увидев какой-либо реакции, я начал мерно, как фашист, прохаживаться вдоль автоматов, лежащих на полу.
Через минуту молчания старший лейтенант Метелёв, авторитетно заявил, одновременно обращаясь к Гусеву и Князеву: – Нееее парни – так уже нельзя охранять. Это было в старом Уставе, а сейчас идёт обсуждение новых Уставов и неделю назад, я в штабе полка читал новые изменения. Теперь охранять будут по-другому.
– Товарищ курсант, – я опять повернулся к офицерам и, чувствуя себя совершенно глупо, принял строевую стойку, выпятив живот вперёд, чем вызвал весёлый смех командиров взводов. А Метелёв оживлённо хлопнул ладонями и энергично потёр их друг об друга.
– Делай следующим образом. Ремень автомата укороти, как он был у тебя раньше…. Так укоротил? Молодец. Ноги ставь на ширину плеч. Так…. Так… Ещё чуть по шире. Теперь прямым хватом берёшь автомат. Да не так. Правой рукой вот тут…, за цевьё, – Метелёв сорвался с табуретки и теперь показывал, как надо брать автомат, – во…, вот так. Теперь опускай руки с автоматом вниз. Оооо…. Жалко каски нету. Там, в новом положении, говорится, что у часового каска должна быть. Так челюсть чуть-чуть вперёд. Вот теперь смотри: ты стоишь – автоматы все перед тобой. Ты не мотаешься взад-вперёд и всё видишь сразу. Вот это и есть новая стойка часового.
Метелёв довольный уселся на табуретку, а я, ощущая себя американским солдатом, чувствовал себя довольно глупо. Но командир взвода молчал и Метелёв был старшим лейтенантом – наверно знает больше чем мой взводник?
Выдержав долгую паузу, командир взвода наконец-то проявил себя. Встал и подошёл ко мне: – Цеханович, отставить. Слушай командира взвода.
Князев повернулся к своим товарищам: – Давайте не будем забивать всем этим голову курсанту. Тем более, что через неделю мы сдаём на склад автоматы, а взамен получаем карабины СКС. А там стойка часового совершенно другая. Цеханович, в Москве был? Был. Видел, как у мавзолея Ленина почётный караул меняется?
Я кивнул головой.
Вот. Давай, приклад автомата ставишь в правую ладонь, а сам автомат прислоняешь к плечу. Вот так. И теперь строевым шагом, ну не надо так как у мавзолея, лишь лёгким строевым шагом прохаживаешься. Вот так…, вот так…
Я начал неуклюже вышагивать по центральному проходу, чувствуя себя нелепо и ещё оттого, что никак не мог приноровить к шагу отмашку левой руки, потому что автомат в неустойчивом положение активно шатался и мне приходилось принимать много усилий чтобы не уронить его. А лейтенант Князев вернулся к табуретке и тут выдержка изменила офицерам и они захохотали во весь голос. Я было остановился, поняв, что надо мной просто шутят, но Князев вытирая слёзы махнул мне рукой, – давай продолжай курсант, в том же духе. У тебя хорошо получается, – и офицеры вновь залились смехом, увидев, как я начал шагать, причём отмашка левой рукой пошла под другую ногу.
– Батарея – Смирно! – Прозвучала громкая команда дневального от входа и в расположении появился командир батареи капитан Климович. Был он явно не в духе и от дверей сразу же направился к командирам взводов, которые встали с табуреток.
– Вольно! – Комбат с тяжёлым вздохом опустился на табуретку и, метнув огненный взгляд на командиров взводов, начал раздражённо выговаривать им: – Чего вы тут хернёй занимаетесь? Курсант и так ничего не знает…. Ты чего, Цеханович, как идиот ходишь? Князев, вместо того чтобы нормально научить курсанта, ты издеваешься над ним. А вы чего, старший лейтенант, лыбитесь?
– Цеханович, иди сюда.
Я приблизился к командиру батареи, не ожидая ничего хорошего.
– Кто тебе сказал так охранять оружие? – Я пожал плечами и промолчал.
– Понятно. Так. Возьми автомат так, как будто ты хочешь уколоть штыком. Ну? Правильно. Теперь сделай укол… Да сильнее, сильнее… Чего ты только руками машешь? Дай автомат сюда.
Комбат взял у меня автомат, встал и сделал быстрый и красивый штыковой приём: – Понял? Не руками колоть, а всем телом… вот так.., – комбат опять сделал в воздухе несколько уколов и это у него получилось красиво и даже изящно.
– На, – Климович отдал мне автомат, – повтори…. Ещё раз…, ещё. Ну, потянет на первый раз. Теперь бери автомат на изготовку, как-будто перед уколом штыком и… Самое главное, Цеханович, при этом передвигаешься, шагами чуть шире, чем обычно. Пошёл, пошёл. Нормально…
Я неуклюже зашагал в таком положение по центральному проходу и офицеры так и грохнули от смеха, в том числе и Климович. А отсмеявшись, комбат махнул рукой: – Ладно, Цеханович…, посмеялись, пошутили, повеселились. Давай, продолжай охранять.
Офицеры пересмеиваясь, удалились в канцелярию на совещание, а я сам засмеялся, представляя, как выглядел в каждом из положений. Так посмеиваясь и дождался прихода батареи.
Караульный городок, рядом с которым была расставлена палатка для проверки противогазов, был пустынным и наша батарея согласно графика начинала первой, а так как Тетенов с несколькими курсантами расставлял палатку и помогал в этом мероприятию полковому химику, то наш взвод пропускался в первую очередь. Мы построились и начальник химической службы полка провёл краткий инструктаж и сразу же отсчитал первые десять человек.
– Тетенов, ну что готов ты там? – Нетерпеливо и раздражённо прокричал капитан, – Ты там заснул что ли?
Полы палатки распахнулись и оттуда высунулся младший сержант в противогазе и глухим голосом проорал в ответ – Готово! И нырнул в палатку.
Капитан удовлетворённо вытащил из кармана блестящий секундомер и, щёлкнув кнопкой, воодушевлённо заорал – ГАЗЫ!!!
Мы были готовы, поэтому команда была выполнена быстро, но всё равно не уложились в норматив, чем явно разозлили химика, сразу кинувшегося в крик: – Бушмелев, это что за выполнение норматива? – Капитан разъярённо сунул секундомер под нос побагровевшему сержанту.
– Товарищ старший сержант, впредь попрошу вас обратить серьёзное внимание на отработку всех нормативов. А то следующий раз вместе с ними в палатку полезешь.
– Направо! В палатку бегом марш. Бушмелев на вход и не выпускать. – Уже интригующе весело скомандовал полковой химик.
Толкаясь на входе, подталкивая друг-друга, заскочили в палатку и живо построились вокруг раскалённой жаровни, рядом с которой стоял Тетенов с коричневой пузатой склянкой в руке. Оглядев нас через стёкла противогаза, он плеснул немного жидкости на жаровню, где она мгновенно вскипев, запарила. И тут до нас дошло, почему так противно и ехидно ухмылялись старослужащие и так весело командовал капитан. Через секунду, как младший сержант плеснул, дыхание резко перехватило и на меня накатил судорожный кашель. Из носа мгновенно потекли сопли, а из глаз слёзы. Мигом сообразив, что раскалённые пары поднимаются вверх, а внизу чистый воздух, я рухнул на землю и тут же, откатившись в угол, смог видеть, что происходило в палатке. А там, потеряв от слёз, соплей и кашля ориентацию в ограниченном пространстве, металось в поисках выхода из палатки безумное стадо курсантов, завалив на землю жаровню и заодно Тетенова. Четверо из них нащупали выход и пытались вырваться в наружу, но Бушмелев не давал им выскочить и закидывал их обратно, а они вновь и вновь безуспешно атаковали выход. Мой манёвр оказался правильным и своевременным и я буквально за пятнадцать-двадцать секунд пришёл в себя – прокашлялся, проперделся и проморгал глаза от слёз. А ещё через двадцать секунд, сообразив, что через выход на улицу не прорваться, толпа курсантов дружно ломанулась на стенку палатки, заново завалив на землю Тетенова и палатку от мощного рывка сорвало с кольев на начхима. Капитан потерял равновесие и упал на снег, а через него и по нему, на карачках, к свежему воздуху ползли кашляющие, ничего не видящие курсанты. Все, в том числе и я, сорвали противогазы, радостно дышали часто-часто, вдыхая в себя чистый и морозный воздух. Весь помятый и истоптанный капитан химической службы, наконец-то выбрался из-под палатки и сразу же накинулся с руганью на замкомзвода. Но ругался недолго, так как палатка вдруг зашевелилась, вздыбилась и оттуда вылез растерзанный Тетенов с хорошей ссадиной на лбу. Помимо ссадины в правой руке он держал горлышко от разбитой склянки с учебным отравляющим веществом хлорпикрин, остатки которого прочно пропитали шинельное сукно сержанта. Капитан с Бушмелевым смеялись во всё горло, над Тетеновым, мы же вынуждены были лишь хихикать, чтобы своим смехом не обидеть младшего сержанта. Но тому было не до нас: от пропитанной химическим веществом шинели так несло, что через две минуты он согнулся и стал бурно блевать на снег. Химик с Бушмелевым подскочили к командиру отделения, сорвали с него шинель и стали умывать того снегом и через две минуты Тетенова увели в санчасть, а мы начали устанавливать поваленную палатку. И к приходу остальной батарее всё было в норме. Нас опять построили и проверили противогазы. Всё оказалось просто: нас уже пару раз гоняли в противогазах на марш-бросках и чтобы нормально дышалось, мы повыдёргивали клапана и на этом погорели. Бушмелев за это одел на нас противогазы и мы ХОРОШО побегали. Под конец марш-броска старший сержант специально загнал нас на караульный городок, где по кругу плотно стояли большие металлические плакаты с выдержками из Устава Гарнизонной и Караульной службы. Стёкла в противогазах к этому времени замёрзли напрочь и мы ничего не видели. Метались по площадке, пытаясь найти выход, но постоянно натыкались на препятствие и отовсюду неслись вскрики и звонкие удары о металл. В конце-концов Бушмелев сжалился над нами и мы сняли противогазы. Из запасов начхима поставили в клапанные коробки клапана и снова, но уже благополучно прошли обкуривание хлорпикрином.
До Группы Советских войск в Германии осталось 153 дня.
Глава четвёртая
Наконец-то начались настоящие занятия. Нет…, конечно, строевые и политические занятия и занятия по Физо и Уставам, которые были основными до принятия Присяги, продолжались, но теперь появились и другие – техническая под-ка, специальная, тактическая, занятия по оружию массового поражения, разведывательная, медицинская, военная топография, инженерно-сапёрная и другие.
А на улице в это время установилась настоящая Уральская зима. Блин…, – 40 градусов. Да ещё как рассказывали наши старослужащие сержанты – Елань с перевода с челдонского (местного языка) обозначала – Впадина. Вот и получалось, если в окрестностях температура была минус 30-35 градусов, то весь холод сползал в нашу огромную впадину и здесь уже было минус 40 градусов. И ещё из-за этого не было ветров, поэтому и стоял стойко у нас мороз – 40. Чёрт побери, ни градусом меньше, ни градусом больше. Минус 40 и всё.
За нашей батареей было закреплено в учебном корпусе, на первом этаже два класса и чтобы совсем не заморозить курсантов, занятия чередовались. Два взвода с утра и до обеда, несмотря на морозную погоду, уходили на тактические занятия в поля, на прямую наводку. А остальные два взвода в это время занимались в тёплых классах в учебном корпусе. После обеда, те кто занимался в поле, уходили на занятия в тёплые классы, а остальные шли на территорию и убирали её, что порой, особенно во время снегопада или метелей, затягивалось до отбоя. И со следующего утра, они же уходили на занятия в поля. А это было ещё то испытание. Не сказать, что мы были одеты плохо. Двойное нательное бельё, одно из которых было простые кальсоны и нательная рубаха, а второе тёплое, фланелевое бельё. Так и портянки в кирзовых сапогах были тоже двойные – обычные фланелевые и тёплые из шинельного сукна. Плюс хлопчатобумажное обмундирование, шинель, шапка и двухпалые рукавицы. Вот рукавицы были самым слабым местом, где руки промерзали мигом, как только ты выходил на мороз. А так мы одевались достаточно тепло, но конечно не для сороковника. Тут нужен был хороший бушлат, тёплые ватные штаны и валенки. Вместо рукавиц – шубенки. Но…, нам почему-то это не выдавали. И на занятия разрешали укутывать нижнюю часть лица простым вафельным полотенцем и вместо кирзовых сапог одевали валенки.
Перед выходом на занятия мы строились внутри расположения и получали материально– учебную базу: оптические прицелы, панорамы, учебные плакаты по теме занятия, большие металлические ящики ЗИПов (Запасные Инструменты и Принадлежности). А это четыре ящика: одиночный ЗИП на каждое орудие и групповой на батарею из трёх ящиков. Три ящика были довольно лёгкие, а вот четвёртый ящик из группового ЗИПа, где находился воздушно-гидравлический насос, был тяжеленный. Всё это надо было тащить на прямую наводку за полтора километра и при распределение ЗИПов зачастую происходили быстрые жаркие схватки, на потеху сержантов. Никто не хотел тащить четвёртый ящик ни туда, ни обратно. Но тут была своя фишка, которую мы с одноклассником Володей Дуняшиным мигом просекли. Те, кто тащил этот ящик, двигались самостоятельно, без строя, отставали, таща тяжеленую железяку, и на занятия приходили с опозданием на 20-30 минут. И уже со второго занятия мы не лезли в нешуточную борьбу за лёгкие ЗИПы и с фальшивой кислой миной брались за металлические ручки четвёртого ящика, с видимым усилием и пыхтеньем выходили вместе со взводом на мороз и шли к месту занятия, постепенно отставая, демонстративно через каждые десять-пятнадцать метров меняясь местами. Тоже происходило, когда мы возвращались обратно с занятий, только наоборот – нас отпускали пораньше.
На нашу нездоровую добросовестность быстро обратили внимание удмурты и по первому времени часто после обеда подходили к нам, выказывая претензии: – Чё ты, Цех, с Дуняшиным выслуживаетесь что ли? Чё вы хотите доказать и кому?
Я принимал смирённый вид, но подпусти некую долю возмущения, гневливо отвечал: – Ты чё, Фока…!? Попутная физическая тренировка…. Я ж подъём переворотом ни хрена сделать не могу, вот и тренируюсь, и качаю мышцу.
Что-то подобное бухтел в ответ Володя и с недовольным ворчанием, типа: другую мышцу надо качать, те уходили. А потом они совсем перестали обращать на это внимание – раз, долб….бы, ну пусть таскают… Нам меньше достанется. И невдомёк им было, что как только взвод скрывался за углом столовой, так мы с Дуняшеным тут же меняли направление и мчались к солдатскому чипку (магазину). Бросали там ЗИП (кому он на хрен нужен такой тяжёлый), стучались в дверь и нам быстро открывала Евдокия Дмитриевна, заведующая и одновременно продавец чипка, которая к этому времени приходила на работу. На плитке уже пыхтел чайник, испуская из носика струйки белого пара, на столе стояла тарелка с свежеиспечёнными пирожками, либо печеньем. Мы только скидывали шапку и рукавицы и садились за стол пить крепко заваренный, сладкий чай. А Евдокия Дмитриевна сидела напротив нас и со слезинками в уголках глаз смотрела, как мы торопливо, обжигаясь пили чай и глотали испечённые ей пирожки. У неё сын тоже служил, но очень-очень далеко – на Камчатке и свою материнскую любовь, хотя бы таким способом она изливала на нас. Эти благостные пятнадцать-двадцать минут в тепле пролетали мигом, мы хватали шапки, рукавицы, бурей вылетали на улицу, хватали не украденный ЗИП и мчались в сторону прямой наводки. Только перед тем как мчаться, мы у крыльца чипка доставали из кармана крепкую верёвку, привязывали к металлической ручке и с гиканьем мчались по мёрзлой дороге, легко волоча ящик. Иной раз на него прыгал я или Володя и как на санках мчались на занятия. За сто пятьдесят метров, за бугром, останавливались, отвязывали верёвку и выходили к месту занятия, где все уже замёрзли и приняли зимнюю стойку, розовощёкие, разогретые, сытые, но артистически изображающие из себя убитыми таким тяжким трудом.
А когда мы вдоволь наморозимся на занятиях, нас с Дуняшиным отпускали в казарму за двадцать минут до конца занятия. Типа – пока они дотащатся с грузом, то взвод их догонит и все одновременно придут в казарму. С тяжёлым и показным громким оханьем, под подколки замёрзших сослуживцев, мы с Дуняшиным тащимся вверх по дороге, изо всех сил изображая как нам тяжело. Но как только перевалим за бугор, из кармана мигом появлялась верёвка и мы с азартом неслись все полтора километра, гремя промёрзшим ящиком по обледенелой дороге. За углом столовой, хватали ящик за металлические ручки и трудолюбиво, лёгким галопом, бежали через плац в подъезд родной казармы. И теперь у нас есть пару десятков ценных минут свободы и балдежа до прихода взвода.
А после обеда балдёж в тёплом классе учебного корпуса. Мы всегда занимались в классе, где стояла в боевом положении наша красавица 122 мм гаубица Д-30. На трёх станинах, с поднятыми в боевом положение колёсами, она смотрелась хищно и красиво именно той военной красотой, где ничего не убавить и не прибавить.
Разрабатывалась она больше десяти лет тому назад для десантников, чтобы была она лёгкая, быстро, за полторы минуты, приводилась в боевое положение, удобная в обращение и в тоже время мощная. Но получилась до того удачная, что она пошла во все войска. Дальность стрельбы 15 300 метров, весом 3200 кг, колёса, которым не страшны ни пули, ни осколки, с наполнением каучуком. Можно стрелять хоть прямой наводкой по танкам, хоть с закрытой огневой позиции или как миномёты, мортирной. И вот в классе мы изучали все её технические достоинства, в том числе и как применять вот этот тяжёлый воздушно-гидравлический насос, который мы таскали. Занятия по технической подготовке обычно проводил замкомвзвод Бушмелев и когда мы более-менее усвоили материал, то дальше нами занимался уже Тетенов, который должен был закреплять в наших головах полученный материал. Но его хватало только на первый час занятий и, разморившись в тепле, он утыкался лицом в лежащую на столе шапку и засыпал. А уж мы, глядя на сержанта, засыпали ровно через десять секунд после него. Пару раз неожиданно приходил с проверкой Бушмелев и, застав сонное царство, выводил в коридор Тетенова и драл его там как «сидорову козу». После чего, вздрюченный сержант начинал гонять уже нас. И вроде бы нам в этом случае было не до сна, но всё равно то один, то другой, сидя за столом уходил в глубокую дрёму. И тогда Тетенов становился в охотничью стойку и тихо командовал – «Кто спиииит…», а потом громко – «Встать! Смирно!». И все кто дремал, слыша последнюю команду, под дружный смех остальных, дико вскакивали и вытягивались в струнку, пуча ещё не проснувшиеся глаза, а иной раз и заваливаясь в сторону от потери равновесия. Вот уж смеха было.
– Так…, выходи сюда, – торжествовал сержант и провинившиеся выходили к его столу, разбирали со стенда учебные осколочно-фугасные снаряды и по команде начинали с ними приседать. 50 раз, при этом они должны рассказывать тактико-технические данные снаряда: – Осколочно-фугасный снаряд, вес 21,76 килограмм, начальная скорость полёта на полном заряде 690 метров в секунду, вес взрывчатого вещества внутри снаряда 4 килограмма… И так далее и тому подобное.
Присев таким образом 50 раз, раскрасневшиеся нарушители садились за свои столы и через десять минут смеялись над другими уснувшими и теперь точно также приседающие перед всем взводом. Но как бы от этого не взбадривался, но через какое-то время тебя вновь тянуло в сон и ты снова влетал. Но теперь ты уже должен не приседать, а произвести пятьдесят заряжаний снаряда на учебном тренажёре. Вот тут ты взбадривался гораздо больше. Потому что надо было хватануть из ящика осколочно-фугасный снаряд и с рёвом: – Осколочно-фугасный…., – пробежать через весь класс, положить снаряд в зарядную камору станка, схватить досыльник и с силой дослать снаряд в нарезы ствола, после чего снаряд на учебном станке выпадал в специальный приёмник, ты его оттуда хватаешь и галопом, через класс несёшь его обратно в ящик. Теперь хватаешь гильзу и с новым рёвом: – Заряд четвёртый…., – бежишь снова к станку, кладёшь его в зарядную камору и уже ладонью, сильным тычком досылаешь его, клин затвора подымается, закрывая канал ствола. После чего кричишь «Готово!» и с большим усилием, с одного рывка рукояткой опускаешь клин затвора. Выхватываешь гильзу и бежишь обратно к ящику, кладёшь её туда и снова хватаешь снаряд и бежишь его заряжать. После такой гонки, на ближайший час ты хрен заснёшь, но зато получаешь дополнительные физические нагрузки и совершенствуешь навыки в обращение со снарядом. Но учили и готовили нас хорошо. Хотя иной раз делали это варварски. Но опять же как на это смотреть.
