Обыкновенная война

скачать книгу бесплатно


– Смотри на карту, – командир взял в руку карандаш, – встанешь здесь. Вот сейчас ты проезжал, слева был перекрёсток, автобусная остановка и дорога на Чечен-Аул, помнишь?

– Да, товарищ полковник, видел. Там ещё два духа убитых валяются.

– Правильно, вот этот перекрёсток ты и обороняешь. Разворачивайся и закапывайся. Там сейчас стоит мотострелковый взвод третьей роты, но я его завтра уберу оттуда. И ты там будешь единственным заслоном от боевиков со стороны северной части Чечен-Аула, да и Гикаловского. Кстати, насчёт Гикаловского. Первый батальон прикрывает лишь дорогу, саму деревню не контролирует. Боевики тоже её не контролирует, но иногда там шастают. Так что за этим селом так же внимательно надо наблюдать. Вот на этом поле через пару дней я разверну артиллерию полка. Так что от тебя будет зависеть многое. Будь бдительным. От Чечен-Аула идёт асфальтная дорога, всего километр, ты даже оглянуться не успеешь, как дудаевцы ворвутся в твоё расположение – если они по ней рванут на тебя. А метров через триста и позиции дивизионов. Пожгут они на хрен всё. А у нас и так вчера за двадцать минут боя сожгли почти всю танковую роту. Так что ты должен там организовать чёткую службу и крепкую оборону. Задача ясна?

Я склонился над картой, несколько секунд вглядываясь в условные обозначения, потом поднялся: – Ясно, товарищ полковник. Разрешите убыть.

Командир махнул рукой, я же вопросительно посмотрел на начальника артиллерии, ожидая дополнительных указаний, но тот лишь вяло махнул рукой и я вышел из комнаты.

Приняв вправо у перекрёстка, остановил колонну, соскочил с машины и пошёл к небольшому, каменному мосту через арык, на котором стоял офицер. Это оказался командир третьей роты Саня Григорьев. Мы поздоровались и я объяснил причину своего прибытия, попросив обрисовать обстановку.

– Ты, Боря, смотри сам. Здесь я тебе не советчик. Сам определяйся, куда и кого ставить.

Согласно кивнув головой, попросил его показать свои позиции, чтобы определиться на местности. В семидесяти метрах от моста, съехав капотом в придорожную канаву, стоял полусгоревший красный Москвич-412, вокруг которого в разных позах лежали убитые пассажиры автомобиля.

– Кто их? – Спросил, кивнув головой на трупы.

Саня досадливо поморщился: – Да это позавчера, когда мы здесь только заняли оборону. Видать боевик вывозил свою семью, но не знал, что перекрёсток уже занят русскими. Мы спокойно стояли и ждали, когда он подъедет; ни у кого ни каких жестоких мыслей не было. Ну, остановили бы и обыскали машину. У кого было оружие – арестовали, а остальных отправили бы обратно….

А когда автомобиль подъехал к нам на тридцать-сорок метров и они разобрались, что тут уже русские: из машины открыли из автоматов огонь. Ну, тут мы со всех сторон как влупили: кто с автомата, кто с пулемёта. Машина в кювет. Двое с автоматами выскочили из машины и стали отстреливаться – их тут же срезали. Кинулись к машине, а там все убиты, автомобиль горит – вытащили их. Вот и лежат теперь

Мы остановились около трупов. Ближе к нам лежала пожилая женщина. Даже сейчас, убитая она судорожно прижимала к своему телу, как бы защищая собой, грудного младенца. Пули прошили ребёнка и убили также его мать. Рядом с чеченкой лежал десятилетний мальчик, смерть он принял мгновенно и на его лице был только лёгкий налёт испуга. Ещё двое молодых парней; они и стреляли, лежали на спине, мёртвым оскалом продолжали, как бы угрожать нам. У водительской дверцы ничком лежал водитель автомобиля. Чуть дальше в канаве лежала четырнадцатилетняя девочка.

Саня показал на неё: – Она единственная была живая, но помощь ей не успели оказать – умерла от потери крови.

– Слушай, а у автобусной остановки два духа лежат, их то кто, тоже твои?

– Не…. Это отряд обеспечения движения. Они когда с Гикаловского выскочили, помчались сюда. А эти два боевика стояли на остановке и курили. Даже не дёргались, считая, что это их колонна. А когда наши подскочили на сто пятьдесят метров к ним, те разобравшись, побежали за остановку – к арыку. Их с пулемёта и срезали. Когда обыскали, то оказалось: один из них командир взвода батальона «Борз». Он сейчас в Чишках стоит. А второй простой солдат из его же взвода. У них в карманах увольнительные были на двое суток: и они как раз возвращались обратно в батальон, ожидая попутной машины.

Закончив обход позиций мотострелков, я определился с обороной данного района, после чего подозвал командиров взводов: – Коровин, ты со своим взводом занимаешь оборону за мостом, пятьдесят метров дальше сгоревшего Москвича – фронтом на Чечен-Аул. Задача: не пропустить боевиков в случаи атаки на мост. Жидилёв, а ты со своим взводом располагаешься на поле, на уровне второго взвода, но углом к дороге, так чтобы в случаи попытки прорыва боевиков ты мог вести огонь по дороге, идущей с деревни ко второму взводу, а также по самой деревне. – Я прутиком начертил на земле схему расположения взводов.

– Как развернётесь, сразу же капитально закапываться. Я же расположусь вот здесь у моста. Если кто прорвётся, то мы будем с ними уже здесь разбираться. Задача ясна? – Офицеры мотнули головами, – ну, если ясна, то за дело.

– Алексей Иванович, ты с Карпуком оборудуешь место командного пункта у моста. УРАЛы и БРДМ туда поставишь, за насыпью. Но БРДМ так поставишь, чтобы пулемётами мы могли смести с моста любого, кто прорвётся.

Поставив задачу, я пошёл к видневшийся в отдалении Командно-штабной машине артиллеристов. За ней в пятидесяти метрах деловито суетились танкисты, цепляя тросом танк, который съехал по крутому берегу в глубокий арык.

– Кто командир батареи? – Спросил солдата с автоматом. Ответить солдат не успел: открылся люк и из него вылез капитан Кириллов: – Огоо…, Боря, здорово. Ты чего тут делаешь?

Выслушав меня, он обрадовался: – Боря, я сейчас пытался танком взорвать склад ГСМ на окраине Чечен-Аула, да ни фига не получается. Корректировал, корректировал, но эти дебильные танкисты так попасть и не могут. Давай с твоей противотанковой установки долбанём…. – Кириллов показал рукой на четыре большие цистерны, которые стояли на склоне горы. Да и я сам давно уже обратил внимание, как танк в двухстах метрах от нас в течение двадцати минут стрелял по складу ГСМ и никак не мог попасть. Вскинул бинокль и стал осматривать склон горы: четыре цистерны, выкрашенные серебрянкой, мягко поблёскивали на солнце. Рядом с ними стояла будка и ещё пару строений. Но сложность была в том, что впереди склада высились деревья и проходила высоковольтная линия электропередач, которые наполовину перекрывали проводами и ветками цистерны. Но всё равно заманчиво…

– Хорошо, Игорь, сейчас попробую уничтожить склад. – Я отдал необходимые распоряжения и уже через десять минут наводил перекрестье визира переносной противотанковой установки на левую ёмкость. Но с этого места тоже было плохо видно: мешали деревья. Переместился ещё на пятьдесят метров влево: теперь можно стрелять. Поставил контейнер с ракетой на пусковую установку и механизмами горизонтальной и вертикальной наводки навёл на цель. Затем поднял перекрестье, как это положено, на одну треть высоты цели над цистерной. Успел пожалеть о том, что не захватил на позицию шлемофон и нажал на спуск. Сначала громко щёлкнули и отстрелились крышки контейнера, и почти сразу же заревел стартовый двигатель. Ракета сорвалась с направляющей и помчалась к цели. Оглушённый грохотом схода ракеты, я действовал уже на автомате: через секунду огонёк от стартового двигателя показался в визире, на границе большого круга. Ракета, вихлялась на траектории, всё больше и больше смещалась за границу прицельных кругов, но мелкими и точными движениями механизмов наведения за две секунды ввёл огонёк двигателя в малый круг и установил контроль над полётом ракеты. Постепенно механизмами наводки стал совмещать малый круг и верхний край огромной ёмкости с горючим. Ракета, послушная командам, начала плавно доворачивать на цель, ювелирно промчалась между высоковольтных проводов, скользнула над ветками деревьев и практически впритирку прошла по верхнему краю цистерны, взорвавшись под одним из навесов. В разные стороны полетели доски, шифер, загорелись мгновенно куски старого рубероида, выкидывая вверх клубы чёрного дыма.

Я вскинулся над установкой и с досадой посмотрел на не уничтоженную цель. В пяти метрах от меня в азарте приплясывал Игорь: – Боря, блин… ещё сантиметров бы пятьдесят ниже и рвануло бы. Давай вторую.

Ещё раз взглянул на склад: до него примерно 1800 метров, это значит 9 секунд полёта ракеты. А мне показалось, что она летела целую минуту. Я хмыкнул и поставил на направляющую следующий контейнер. Но тоже неудача. Ракета разорвалась в ветках впереди стоящих деревьев. Взял чуть выше и следующая ракета ушла выше склада, разорвавшись на склоне перед кладбищем. Четвёртая попала в провода линии электропередач и тоже взорвалась. Я ещё более сосредоточился: и следующая ракета чётко пройдя между проводов и над ветками, вонзилась в бок цистерны. День был солнечный и тёплый, поэтому пары, которые скопились вверху цистерны, красиво рванули, превращаясь в стремительно расширяющийся огромный огненный шар, но через несколько секунд от огненного шара остался лишь чёрный дым, а над баком весело и красиво заплясали яркие языки пламени. Я поднял голову и, даже полуоглушённый, услышал радостный рёв солдат не только моей батареи, но и всех кто наблюдал. Подбежали солдаты и положили на землю ещё две ракеты. И следующую ракету я уже уверенно вогнал в низ цистерны. Взрыв был не такой впечатляющий, но зато через возникшую дыру хлынул мощный поток горящего топлива, который покатил вниз, зажигая всё, что ему попадалось на пути. Последней ракетой промахнулся и плюнул. Всё, на сегодня достаточно.

– Боря, давай ещё дальше стрелять, – Кириллов от нетерпения даже подпрыгивал на месте.

– Игорь, всё. Комбат счёт в батарее открыл. Завтра добьём цистерны, а на сегодня хватит. И так полночи гореть будет.

Мы вернулись на командный пункт: здесь и во взводах во всю кипела работа. Попытался тоже активно включиться в работу по оборудованию землянки, но быстро почувствовав боль в районе сердца, бросил это занятие и в бинокль стал рассматривать окружающую нас местность. Типичные для Чечни окрестности. Сзади меня, в десяти метрах, проходила асфальтная дорога, которая связывала город Грозный с ближайшим населённым пунктом Старые Атаги. В двадцати метрах, параллельно дороги протекал арык в глубоком, метра четыре, канале с крутыми склонами. И вот на этом клочке, между дорогой и каналом, мы сейчас и развёртывали свой командный пункт. Со стороны боевиков нас прикрывала полутораметровая насыпь, которая шла вдоль арыка. За каналом проходил железобетонный жёлоб, где тоже текла вода, но в отличие от арыка она была чистой и прозрачной. Слева от нас, через канал стоял железобетонный мост с метровой дырой от снаряда посередине и дорога от моста шла в Чечен-Аул, который находился в полутора километров. Он полностью был под контролем боевиков. Слева и справа от дороги чистые поля. На правом поле в трёхстах метрах от нас был передний край третьего батальона, а слева никого не было и вдоль дороги к деревне, практически до неё шла зелёнка, шириной метров двадцать. Самое гнусное место для нападения со стороны чеченцев. За чеченским складом горючего, который продолжал гореть, было кладбище. Оно плавно взбиралось по склону небольшого хребта на окраине Чечен-Аула, который тянулся покрытый лесом несколько километров до нп. Пригородное. Сама деревня казалась вымершей, на улицах никого не было видно, лишь кое-где бродил брошенный скот. Не было видно и боевиков. Я перевёл бинокль снова на дорогу, которую прикрывал. Самое плохое, что по прямой чистого пространства было метров девятьсот, то есть ракеты не применишь: оператор просто не успеет взять управление на себя. Тут надо бы метров ещё триста, как минимум, резерва иметь. На плавном повороте дороги виднелись остатки нескольких разбитых машин.

– Это моя работа, – послышался из-за спины горделивый голос Кириллова. Он подогнал свою Командно-Штабную Машину ближе к нам и встал в пятидесяти метрах от моего Командного Пункта. – Мы в первый день, как сюда прорвались, заняли с мотострелковым взводом оборону. Ночью духи завязали бой с третьим батальоном, причём так нажали, что пехота дрогнула. А здесь они решили додавить. Смотрю в ночник, а они колонну строят, чтобы рвануть и смять нас здесь, зажав полк в клещи. Докладываю командиру полка, а тот – Держитесь сами, подмоги не будет и нет…. Ну, я, одним дымовым дал пристрелочный. Смотрю, снаряд лёг практически нормально, только сто пятьдесят метров перелетел. Тут же ввёл поправочку в прицел и 72 снаряда дивизионом – Беглый Огонь! Вообще, классно снаряды легли. Сразу же половина машин взлетела от прямых попаданий, боевики в разные стороны, но мало кто ушёл. Пехота даже огня не открывала. Так что я им здесь полностью атаку сорвал. – Игорь от удовольствия и в возбуждении потёр руки.

– Честно говоря, проворонил, когда они раненых и убитых уволокли. Утром смотрю, а они ещё и не подбитые машины втихушку утащили. Да и чёрт с ними, мало им не показалось. – Мы ещё в таком духе немного поболтали, обговорили все возможные вопросы взаимодействия. Игорь предупредил, чтобы ночью я поглядывал за арыком: а то по ночам духи пробираются по ним в расположения войск и вырезают наших. Вскоре Кириллов ушёл к себе, а я начал проверять подготовку взводов к ночи. Прошёлся по позициям, проинструктировал не только командиров взводов, но и весь личный состав. По радиостанции доложил командиру о занятии района, а через какое-то время стемнело.

Как обычно в 23 часа я с сержантом Торбан заступил на дежурство. Небо было чистое и всё усыпанное частыми и яркими звёздами. Из-за горизонта вылезла багровая и огромная луна, обещая яростно освещать своим призрачным светом всё вокруг на протяжении всей ночи. Это меня особо радовало, так как осветительных ракет у меня было уже мало. Но они и не нужны были. Раз в три – пять минут с мягким шелестящим звуком прилетали с огневых позиций около станции Примыкания осветительные снаряды и освещали всё кругом: Чечен-Аул, поля, кладбище, хребет с лесом, да и нас тоже. Через минуту, как гас осветительный снаряд, высоко в небе разгорался факел осветительной мины, который медленно и величаво опускался на парашюте к земле, освещая всё вокруг в течение сорока секунд. А в перерыве между ними в небо взлетало две-три осветительные ракеты, которые пускала пехота. Так что с освещением местности проблем не было. Дежурство проходило спокойно. Тревожили только отсветы фар машин боевиков, которые шастали на противоположной стороне Чечен-Аула, но с ними работал Игорь. Из недалеко стоявшей КШМки, из открытого люка, изредка доносился голос Кириллова, подающего команды на огневую позицию своей батареи. Как правило, после команды, со стороны станции Примыкания прилетали снаряды и рвались в деревне или на противоположной окраине населённого пункта, пытаясь нащупать машины. После разрывов отблески фар гасли, а потом вновь возникали, но уже в другом месте. Ночь перевалила на вторую половину, всё реже и реже стали доноситься команды Кириллова, а солдат, охраняющий его машину, стал всё чаще и чаще прислоняться к броне и дремать. Ушёл спать, сменившись Торбан, а вместо него в стороне от меня по дороге стал выхаживать Чудинов, прикрывая командный пункт батареи со стороны зелёнки, в ста метрах от нас. Луна находилась в зените и освещала землю таким ярким светом, что было видно километра на три вперёд, а я уже какое-то время ощущал, что мне пора бы облегчиться по большому и поэтому приглядывался, где это можно лучше сделать. А лучше чем берег арыка ничего поблизости не было. Осторожно спустился по крутому, каменистому спуску к воде, тихо звенящей среди камней, и настороженно присел, помня о вполне возможно пробирающихся боевиках с большими ножами в руках. Но всё было спокойно и тихо, ничего не предвещало каких-либо подвохов. Уже спокойно разложил оружие и другое имущество на берегу около себя, спустил штаны и с удовольствием присел, подтащив к себе автомат. В руках вертел заранее приготовленную бумажку и при ярком свете луны даже попытался прочитать, что там написано, но от этого увлекательного занятия меня отвлекла громкая брань капитана Кириллова, который материл своего задремавшего солдата.

– Солдат, ты идиот. Ты, что хочешь, чтобы нас, как чапаевцев вырезали? Скотина, если о себе не думаешь, то подумай хотя бы о других. – Послышался звучный удар оплеухи, который я полностью одобрил.

– Товарищ капитан…, товарищ капитана…, да не спал я. Я лишь крепко задумался…. Да, да.., я вас видел, видел…, но задумался, – я похохатывал и наперёд знал, что будет дальше – как будет оправдываться солдат и что будет дальше делать Кириллов. Но война и здесь внесла свои коррективы в эту извечную армейскую быль.

– Как задумался? А почему ты, сволочь, не контролируешь арык? – Теперь задумался я. А как нужно контролировать арык?

Щёлкнул запал, тёмной тенью граната прочертив плавную дугу, упала в десяти метрах и взорвалась, обдав меня брызгами и осколками, которые защёлкали вокруг по каменистому обрыву.

– Товарищ капитан, – послышался голос солдата, – я сейчас с автомата ещё прочешу арык…

Послышался звук передёргиваемого затвора и пошла первая длинная очередь. Фонтанчики от пуль стремительно ринулись в мою сторону и тут мне стало не до размышлений. Схватил в охапку автомат, одним движением накинул на шею портупею с подсумками под патроны и гранат. Другой рукой подхватил штаны. Бросил мгновенный взгляд через плечо на стремительно приближающуюся автоматную очередь и, понимая, что через пару секунд она перечеркнёт меня, на полусогнутых ногах ринулся по крутому берегу вверх.

– Вижу, вижу…, – радостно завопил солдат и дал вторую длинную очередь, – душара к противотанкистам побежал.

Пули защёлкали сзади по камням и несколько осколков от камней больно ужалили меня в голую задницу, но это только придало мне резвости и сил. Пули били всё время сзади и не успевали за мной, я их опережал на какую-то секунду. И если бы кто-нибудь мне сказал, что гусиным шагом так быстро можно бежать, да ещё вверх, да по крутому склону, я бы никогда не поверил. Но сейчас пять метров крутого берега арыка преодолел в течение, наверно, трёх секунд и когда клацнул затвор, выстрелив последний патрон, я уже перевалил насыпь и сидел в её тени.

– Ни хрена себе, «по большому» сходил. Чуть не убили…

Около своей КШМки шумел Кириллов, собирая солдат и выстраивая их в цепь для прочёсывания территории, по дороге растерянно бегал Чудинов и робко звал меня. Из землянки доносился взволнованный голос Кирьянова, подымающего солдат по тревоге, но меня сейчас занимали другие вопросы.

Первый – Посрал или нет? Второй – Если посрал, то куда? На берег вывалил или всё-таки в штаны? Этот момент я вообще не помнил. Осторожно потянул перед штанов вперёд, чтобы туда заглянуть, или хотя бы понюхать, но из этого ничего не получилось. Тогда, набравшись духу, решительно сунул руку в штаны и зашарил там, ожидая каждое мгновение вляпаться во что-нибудь липкое и противное, но облегчённо выдохнул. Всё было нормально – штаны чистые и сухие. Значит – успел все дела сделать ещё на берегу. Я выпрямился и стал спокойно застёгивать брюки, когда на меня с трёх сторон с автоматами наизготовку выскочили солдаты, Кириллов, Чудинов и замполит, последний, правда, был без автомата и сонно щурился на меня.

– Боря, к тебе душара в батарею заскочил из арыка. Давай, прочешем твоё расположение, – заполошно стал объяснять мне Игорь.

– Игорь…, какой душара? Это я посрать пошёл на берег, а вы меня чуть не убили. Как в штаны не навалил – не понимаю? – Такого хохота этот берег арыка наверно никогда не слышал. Но когда прибежали на шум солдаты второго взвода с командиром взвода и я показал, как бежал на полусогнутых ногах вверх по склону, да со спущенными штанами – мы завалились от смеха по новой. В конце я сам уже руками держался за щёки, так их заломило от смеха. Насмеявшись, мы разбрелись по своим местам и продолжили нести службу.

В семь часов утра вызвал к себе санинструктора, воткнул лопату в землю в тридцати метрах от землянки: – Товарищ сержант, вот здесь через два часа оборудовать добротный туалет. Я его первый и испробую.

Погода стояла солнечная и к десяти часам утра солнце пригревало уже вовсю. Замполит со старшиной ушли в штаб полка, а я начал проверять инженерное оборудование позиций взводов. Третья рота уже снялась и ушла, так что теперь нам надо было надеяться только на себя. Пришёл Кириллов и огнём из противотанковой установки мы взорвали ещё две цистерны на складе ГСМ, четвёртую сумели добить танкисты. После таких праведных трудов я сидел в землянке и пил кофе, когда услышал с улицы весёлые крики, свист и улюлюканье солдат. Быстро поставив кружку с ароматным напитком на стол, выскочил на улицу и увидел, как со стороны штаба по дороге замполит со старшиной за верёвку ведут достаточно упитанного бычка.

– Борис Геннадьевич, раздавали там, вот я на батарею и взял. Тут мяса на неделю. – Алексей Иванович с гордостью, как будто он сам его вырастил и выпоил со своих рук, по-хозяйски похлопал бычка по крупу, а я обошёл животину кругом. Бычок огненно косил на меня фиолетовым глазом, но стоял спокойно.

– Старшина тащи сюда мой фотоаппарат – фотографироваться будем около первой добычи.

Солдаты весело засуетились и начали принимать различные позы около животного. А когда отщёлкал пять кадриков с солдатами, то решил сам сфотографироваться. Водитель со второго взвода Валера Большаков взял в руки фотоаппарат, приготовился снимать, а я направился к бычку. Но бычок, до того стоявший смирно и спокойно, внезапно сорвался с места и, наклонив низко голову с уже приличными рогами к земле, ринулся на меня. Я только успел протянуть руки вперёд и крепко схватить его за рога, но тот уже набрав скорость, сбил меня с ног и потащил по земле, мотая головой, пытаясь освободиться от тяжести, но я понимал, что если отпущу руки, то он меня банально затопчет или запорет рогами. Все заполошенно кричали, суетились, не зная как меня выручить. Кто-то попытался ухватить бычка за хвост, кто-то гулко огрел его палкой по боку, отчего тот ещё больше взъярился и бешено замотал головой.

В этой ситуации не растерялся только один Чудинов, мгновенно скинув с плеча автомат, он подскочил сбоку к бычку и тремя выстрелами в ухо застрелил его. Я едва успел увернуться от рухнувшей туши. Встал, тяжело дыша: – Блин, суток не прошло, а меня второй раз чуть не убили. Молодец, Чудинов, если бы не ты, так он меня на рогах к духам и утащил.

Отдав распоряжение старшине, чтобы он организовал разделку туши, отошёл с Кирьяновым в сторону: – Ну что там, в штабе, Алексей Иванович, слышно?

– Просили вам передать, что совещание будет каждый день два раза. Утром в девять часов и вечером в семнадцать часов. А так, в принципе ничего. Артиллерию подтянут к нам, с нашим взводом – дня через три. Да и всех остальных к этому времени сюда перетащат. А всё остальное в рабочем порядке. Да, ещё говорят, что первый батальон занял коньячный завод в Гикаловском. Коньяка – до фига и нам бы неплохо коньячка перехватить, а то этот спирт уже в глотку не лезет.

Через два часа бычок был разделан, а мясо было развешено на ветвях дерева в расположении командного пункта. Каждому взводу было выделено достаточное количество мяса и целый день солдаты варили себе мясную похлёбку в котелках и кастрюлях. После обеда старшина привёз на машине дополнительный паёк на батарею, куда входила колбаса сырокопчёная – палок десять, целых два круга сыра, с десяток банок сгущёнки и несколько десятков яиц. Если так и дальше будут кормить, то воевать можно.

Я сходил в штаб и доложил начальнику артиллерии о том, что развернулся в указанном районе и выкопал позиции. Честно говоря, оборудованием позиций взводов был недоволен, считая, что укрытия для машин вырыты мелковато и окопы для стрельбы из стрелкового оружия тоже мелкие. Но считал, что в процессе дооборудования позиции мы этот недостаток устраним. На выходе из штаба я столкнулся с Санькой Филатовым. Мы поздоровались и я попросил рассказать о бое, когда сожгли его танки. Филатов посмотрел в сторону южного перекрёстка: даже отсюда были видны остовы несколько сгоревших танков.

– Да тут и рассказывать нечего. Пришли на перекрёсток, командир батальона указал место, где должна была развернуться рота. Там за перекрёстком и развернулись: как бы полукругом. Половина танков была развёрнута в сторону Чечен-Аула, а другая часть в поле и в сторону Старых Атагов. Пехоту не дали. Так получилось, что первая танковая рота действовала с первым батальоном, третья рота с третьим батальоном. Ну, а я как бы и без пехоты оказался. Правда, недалеко от меня штаб батальона встал, но толку от них мало было. Нужна был пехота, чтобы надёжно прикрыть танки. Да, ещё между арыком и дорогой на Старые Атаги поставили танк третьей роты. Спешно стали закапываться с помощью самозакапывателя, но не успели. Духи стали обстреливать нас из пулемётов. А тут со стороны Старых Атагов стал стрелять в нашу сторону духовский танк: снаряды от него в основном недолетали или падали в стороне. Я на своём танке выскочил на дорогу и стал вычислять его позицию, но наступали сумерки, поэтому пришлось целиться по его вспышкам. Дал несколько выстрелов туда и сразу же прекратился огонь. Разведчики в эту ночь туда ползали, говорят, что я его достал. Нашли они окоп: танка самого не было, но валялись разбитые катки и повреждённые звенья гусениц, гильзы от танковых снарядов и куча следов от тракторов, которыми они и утащили подбитый танк.

Когда стемнело, организовал своими силами охранение, доложил командиру батальона. Всё вроде бы нормально было. Правда, здорово меня беспокоил большой разрыв между моей ротой и третьим батальоном: они стояли от нас в метрах четырёхстах, и почему-то стояли в колоннах. Опять началась стрельба со стороны Чечен-Аула – били в основном из пулемёта. Я на своём танке переместился на поле и встал около вон того ангара, – Филатов показал рукой на высокое и большое здание, стены которого были обиты рифленым железом, – и в ночник стал вычислять позиции боевиков. Видно было плохо, в основном здания и тёмные силуэты, но неясно. И давай я их с танка обстреливать. Боря, азарт был – словами не передать. И так почти всю ночь, а к утру всё стихло. Уж какая обстановка в остальных подразделениях полка была – я не знаю. Сам пойми, сидя в танке мало, что можно увидеть да ещё ночью. К утру упал небольшой туман, постепенно стало рассветать. И тут началось: боевики по арыку подобрались практически вплотную к моим танкам, как со стороны Старых Атагов, так и со стороны Чечен-Аула и с расстояния метров сорок-пятьдесят стали их расстреливать. Били между катками, где располагалась боеукладка. Первый танк сразу же взорвался. В радиосети роты началось твориться невообразимое: крики «горим», «помогите», «сейчас будем взрываться» забили весь эфир. Я поворачиваю командирский прибор на свою роту, а там всё взрывается и всё горит. Бой идёт капитальный. Смотрю и не знаю, что делать, потом несколько успокоился и стал наблюдать и прикидывать, откуда боевики могут стрелять. Тех боевиков, которые стреляли по танкам со стороны Старых Атагов, достать не мог, мешал штаб батальона и мои танки. Да тут ещё зампотех батальона Андрей Филатов вскочил на свой БРЭМ и с пулемёта стал «гасить» духов и откинул их от того фланга роты. Через несколько минут я уже обнаружил духов со стороны Чечен-Аула и начал их обстреливать с пушки, но в этот момент туда примчалась чья-та БМП и высадила пехоту, теперь я мог работать только пулемётом. А тут по радиостанции приходит команда командира батальона: – Уходи с позиции, тебя пристреливают с гранатомётов.

Я только сейчас обратил внимания на взрывы вокруг меня. Рванул с места и зигзагами стал уходить в поле, а когда понял, что ушёл от обстрела, остановился и продолжил поливать духов с пулемёта. Через несколько минут всё закончилось. Открываю люк, смотрю, а рядом с танком четыре моих окровавленных и обожжённых солдата, которые выползли и приползли к своему командиру роты.

Боря, это была страшная для меня минута. Там где моя рота всё затянуто дымом, много огня, слышны взрывы и я осознаю – рота погибла. А я, её командир – живой. Смотрю, а пехота вылезла на броню, стоят и смотрят на всё происходящее, как в театре. Посадил бойцов на броню и поехал на перекрёсток. Тяжело. Шесть танков уничтожено, у меня пятнадцать человек убито и двенадцать ранено. Подбиты танки были только с краёв, те которые были посередине, сумели отбиться. Когда перестали гореть остатки танков и остыло железо, стали собирать останки людей. Боря, мы их собирали в цинки из-под патронов: так мало осталось от солдат, – Саня махнул рукой и замолчал.

– Саня, ну а что полк? – Филатов нервно закурил и выдохнул клуб дыма, – А что полк? Полк получил опыт, дорогой ценой, но бесценный опыт. Представили погибших к наградам, написали письма. В роте теперь четыре танка. Вот такие дела, Боря, – Мы помолчали, а когда сигарета была выкурена, распрощались и разошлись по своим подразделениям….

После обеда в батарею пришёл Олег Акулов, которого прислал замполит полка, чтобы тот проверил, как мы расположились и проинструктировать Кирьянова по работе с личным составом. Узнав, что Олег был свидетелем гибели танков Филатова, попросил его рассказать об этом поподробнее.

– А что я тебе могу рассказать? Могу рассказать только про себя и то только про тех, кто был рядом со мной. Мы ведь пришли на перекрёсток, уже в два часа ночи с остатками колонны. Только там расположились, практически в тридцати метрах от перекрёстка, как нас Кутупов, замполит полка, сразу же послал по позициям пехоты. Я не знаю чья это пехота была, какого батальона, но когда лазил в темноте – пехота была на позициях и выкопала совсем мелкие, одиночные ячейки, чтобы уже днём их углубить и соединить траншеями. После чего вернулся к своему БРДМу, где уже был Вадим и наши бойцы. Быстро перекусили сухим пайком, залезли во внутрь машины и легли спать. Ничего не слышал, но проснулся от того, что как будто, кто-то сильно камушками кидает в броню. Щелчки такие резкие и багровые отблески через триплексы пробиваются. Что за чёрт, смотрю в командирский прибор, а в тридцати метрах от нас на перекрёстке ярко горит танк. Доворачиваю прибор влево, а там всё горит и взрывается, и главное почти ничего не слышно. И уже достаточно светло. Ещё засёк, откуда пулемёт духовский стреляет. Растолкал всех и в башню к пулемётам, пока заряжал, пока наводил: Вадим разобрался в обстановке и кричит: – Не стреляй, мы сейчас единственная броня на перекрёстке – сразу же спалят. Давайте выбираемся на улицу с огнемётами и оттуда будем гасить духов.

Открываем люк, а вылезти не можем: пули стучат по люкам и нам не дают выйти. Но всё-таки изловчились и удачно выскочили, да ещё несколько огнемётов с собой вытащили, а в это время на перекрёсток, рыча двигателем, медленно выезжает танк, останавливается и давай крутить во все стороны башней, но ни хрена не стреляет. А чеченский пулемёт «поливает» от него всего в ста пятидесяти метрах. Мы по нему дали несколько очередей, а он по нам как врежет и давай нас мочить. Мы минут семь, уткнувшись головами в землю лежали, так он плотно нас обрабатывал. Потом всё-таки я сумел к танку подскочить, и как раз в это время командир танка открыл люк: я ему ору: – Ты чего, гад, не стреляешь по пулемёту? Гаси его, – и показал, куда надо стрелять. Тот чётко навёл, бабахнул, – больше пулемёт не стрелял. В принципе, больше и рассказывать нечего.

– Честно говоря – это был наш первый серьёзный бой, да ещё такие понесли потери. Но чисто психологически мы сумели переломить себя, не упали духом и не стали разбираться кто виноват, а сумели извлечь из этого боя выводы. Поняли, что в бою не надо ждать команды от какого-то начальства, а нужно действовать самостоятельно: увидел противника – уничтожь его, не жди когда тебе прикажут его уничтожить. Вот я уверен: если бы не приказал стрелять танкисту по пулемёту, так он и не выстрелил бы, пока его не сожгли….

– Ты про развед. роту слыхал, как Олег Холмов роту под миномётным обстрелом построил и ругал их? – Я отрицательно качнул головой, а Акулов довольный рассмеялся, – когда отряд обеспечение движения прошёл через дачи, там ещё поле здоровенное перед Пригородным, так разведчики залегли под огнём боевиков и не идут вперёд. И никто их не может поднять, ни командир взвода, ни командир роты и огонь то не особо сильный. Тогда начальник разведки берёт с собой троих человек, пересекает поле и занимает перекрёсток дорог. Когда туда подтянулась остальная рота без потерь, взбешённый Холмов строит роту на дороге, сам по стойке «Смирно» стоит и давай их ругать, типа: – Я не позволю, чтобы в развед. роте были трусы. Мне согласно боевого устава положено идти сзади подразделения и я буду идти: и кто струсит получит от меня пулю. – А боевики вокруг них мины кладут, и ты представляешь, ни одна в них не попала. Зато рота потом попёрла до самого перекрёстка, да ещё в пешем порядке.

….В течение нескольких дней полк перетянул все подразделения, которые оставались около станции Примыкание в свой район. Сзади нас на поле встали два дивизиона: дивизион Климца, который был нам придан и наш дивизион – Князева. Слева от позиций второго взвода и дальше встала восьмая рота Толика Соболева. Остальные подразделения третьего батальона пододвинулись к Чечен-Аулу ещё на четыреста метров вперёд и уплотнили свои боевые порядки. Прибыл и мой третий взвод, но без происшествий здесь не обошлось. Командир взвода лейтенант Мишкин, когда мы ушли на новое место, нашёл где-то спиртное, здорово выпил. Сел за руль и пьяный стал гонять по полю, в результате чего запорол двигатель на машине Снытко и её притащили на буксире. Автомобилисты посмотрели движок и решили отправить в ремонт, в какой-то прибывший ремонтный батальон. А так стало веселей. Начали подходить и другие части. С развёрнутым флагом мимо нас с «помпой» проехал «разбитый» 245 полк и ушёл на Урус-Мартан. Зашла мотострелковая бригада с московского округа и встала за нами фронтом на Новые Промыслы. Я как раз оказался на стыке нашего полка и бригады. Правда, туда потом поставили один взвод восьмой роты и теперь стало поспокойнее за свой тыл.

Так как вдоль моего расположения по асфальту проносились на большой скорости машины, я решил снизить их скорость, а то не дай бог собьют кого-нибудь из моих солдат или влетят на полной скорости в расположение командного пункта батареи. Вокруг перекрёстка было много брошенных легковых автомобилей, причём большинство из них иномарки. Зацепив за УРАЛом, стащил легковушки на дорогу и выстроил из них примитивный «ментовский лабиринт». Теперь машины, подъезжая к моему расположению, снижали скорость и медленно проезжали вдоль моего командного пункта. А я хвастался и гордился, показывая своим гостям коллекцию иномарок. Но продолжалось это всего три дня. В одну из ночей по всей моей коллекции проехали напрямую три танка и расплющили автомобили. Теперь на дороге громоздились куча автомобильного хлама и хвастаться было нечем. Жизнь в полку тоже постепенно налаживалась и как-то успокаивалась, что здорово расслабляло. Чеченцы прекратили активные боевые действия на нашем участке и действовали больше исподтишка. В основном работали снайпера и каждый день наши потери составляли 1-2 человека убитыми и человек пять ранеными. Я первые несколько дней очень возмущался тем, что как только выйду на насыпь у арыка, так сразу же начинают посвистывать вокруг меня пули. Пехота от безделья на переднем крае изголялась. Выставляли банки, бутылки и целыми днями стреляли и я считал, что это пехота начинает стрелять к нам в тыл. Но оказывается, это были чеченские снайпера. Зашёл как-то в девятую роту, когда они перемещались на триста метров вперёд. БМП зацепила вагончик, в котором проживали офицеры роты и потащила его на новое место. На крыше вагончика в это время молодцевато стоял под солнцем голый по пояс солдат, уткнув руки в пояс. Внезапно он резко согнулся, схватился руками за живот и как в замедленной съёмке упал с крыши на землю. Когда мы подбежали к нему, то оказалось, что ему в живот попала пуля.

Из-за безделья и в поисках новых острых впечатлений солдаты стали разбредаться по округе, шариться по деревням и у нас появились первые без вести пропавшие. Как правило, их вылавливали, оставшиеся местные жители в деревнях при мародёрстве и зверски казнили тут же на месте. Потом изуродованные трупы мародёров мы часто находили в зелёнках. В третьем батальоне солдат и сержант ушли на мародёрку в Чечен-Аул, были отловлены боевиками и когда стали их допрашивать, то солдат раскололся быстро и стал отвечать на все вопросы чеченцев, а сержант отказался. Его очень сильно и изощрённо пытали, но не смогли сломить. После пыток его прибили к дверям дома и стали в него метать ножи, пока не убили. Потом собрали иностранных журналистов и, оставшийся в живых запуганный солдат, стал рассказывать о том, как русские убивали мирных жителей. Как офицеры заставляли насиловать перед строем чеченских женщин и девочек. Короче, спасая свою шкуру, говорил журналистам всё, что ему приказали говорить, а после этой импровизированной пресс-конференции его обменяли в нашем полку на несколько трупов убитых боевиков.

Видел в нашем расположении и офицера другой части, которого боевики тоже обменяли на своих. В первые дни штурма Грозного взвод этого лейтенанта зажали в депо в районе железнодорожного вокзала. В результате многочасового боя, боевики сумели вытеснить взвод с первого на второй этаж. Вызвали на переговоры командира взвода и предложили ему сдаться: мотивируя тем, что они окружены и помощи ждать неоткуда, а боевики хотят спасти жизни молодым парням. Дали на раздумье тридцать минут, предупредив, если не сдадутся, то всех уничтожат. Лейтенант поднялся к своим и предложил сдаться, но этому воспротивился заместитель командира взвода и отказался сдаваться. Порешили так – кто хочет сдаваться, пусть идёт с лейтенантом, а кто хочет драться до конца – остаётся с сержантом. Через двадцать минут лейтенант и ещё восемь солдат сдались. А через три часа сержант организовал контратаку и сумел выбить боевиков из здания депо. В течение трёх суток они бились в окружении, потеряв ещё троих человек убитыми, пока к ним не пробились наши. Лейтенант судьбу остальных солдат, кто сдался с ним в плен не знал и сейчас слонялся по расположению полка в старом женском пальто, ожидая, когда его переправят в штаб группировки. Уже гораздо позднее, я узнал дальнейшую судьбу этого лейтенанта. После нашего полка его отправили в пункт постоянной дислокации, где он был помещён в госпиталь, но после излечения был отдан под суд военного трибунала за добровольную сдачу в плен.

Начиналась опасная расслабуха и я как мог у себя старался занять бойцов и пока держал их в узде. Но солдаты, видя кругом бардак, тоже постепенно начинали хаметь. Чтобы как-то усилить своё влияние на них я устроил «карусель». Каждые три дня менял взвода на позициях. Так чтобы один из взводов постоянно жил со мной в землянке и был всегда под моими глазами, и моим контролем. Через несколько дней, как мы закрепились на перекрёстке, решил повторить попытку организовать баню для солдат своими силами. Заставил старшину вытащить на берег арыка две ёмкости по двести пятьдесят литров нагреть в них воду и в палатке помыть солдат, а потом самим помыться.

Я прогуливался не спеша по насыпи, наблюдая за своими солдатами, которые занимались повседневными делами. Несколько водителей собрались около двух УРАЛов и вместе с Карпуком бурно обсуждали, как поменять бочата на двигателе. Первый взвод, который в тот момент проживал со мной, занимался обслуживанием своей техники, а остальные взвода на позициях заканчивали инженерное оборудование окопов для пусковых установок. То, что все были заняты делами, радовало меня, но группа солдат и сержантов восьмой роты, которая бесцельно слонялись недалеко от моего расположения раздражала и злила.

– Куда, Толик, смотрит? Не может, что ли озадачить своих солдат? Что они там маются от безделья? – Возмущение и раздражение распирало меня и когда солдаты после небольшого колебания свернули в мою сторону, чтобы через командный пункт батареи пройти в третий батальон, я ещё больше разозлился и решил их поучить.

– Товарищ сержант, – подозвал к себе высокого бойца, который щеголял в богатой норковой шапке и явно ею гордился, – подойдите ко мне.

Сержант подошёл ко мне с видимым пренебрежением, чувствуя на себе поддерживающие взгляды своих товарищей и любопытные моих солдат. Остановился, независимо отставив ногу в сторону: типа – Ну.., что ты мне майор скажешь? Я, едва сдерживая бешенство, протянул руку и жёстко потребовал: – Шапку мне, сержант, сюда….

– Эту шапку мне наш прапорщик подарил, – попробовал с апломбом заявить боец, но шапку всё-таки послушно снял и протянул. Дальше всё пошло автоматически: я выхватил из подсумка гранату, сунул в шапку, выдернул кольцо и отпустил спусковой рычаг. Щёлкнул гранатный запал и мгновенный испуг плеснулся в глазах у сержанта, видя, что я медлю с броском гранаты.

– Двадцать два, двадцать два, – отсчитал про себя две секунды и резким движением метнул гранату в сторону арыка. Расчёт оказался верным: шапка с гранатой внутри, описав красивый полукруг, взорвалась в воздухе, эффектно раскидав в разные стороны остатки меха и ваты.

– Сержант. Да эту шапку твой прапор из мирного дома украл. Смародёрничал, а ты тут, герой, в ней красуешься. Пошёл вон отсюда, чтобы я тебя не видел, но только сейчас идёшь обратно в свою роту. Тебе ясно?

– Майор, ты тут особо не дёргайся, а то мы тебе …, – что он хотел пообещать я так и не узнал. Даже не раздумывая, резко развернулся и заехал ему в челюсть, а затем пинками погнал его в сторону моста и восьмой роты. Остальные его товарищи не стали дожидаться аналогичной участи, под свист и улюлюканье моих солдат, припустили в ту же сторону.

Вернувшись на своё место, с удовлетворением осмотрел ошмётья от шапки на берегу арыка и снова стал прогуливаться по насыпи.

– Товарищ майор, – ко мне подошёл сержант Торбан, – я всё удивляюсь тому, как вы легко обращаетесь с гранатами, а я вот до ужаса боюсь их.

Надо сказать, что санинструктор Торбан по характеру был сугубо гражданским человеком, отчего у него были всегда нелады с оружием. Плохо стрелял, гранаты метал, даже не прицелившись, лишь бы бросить, а куда она упала: не важно. Чувствовал себя в боевой обстановке неуверенно, поэтому я всегда и дежурил с ним, чтобы рядом со мной он набирался уверенности и пообтёрся.

– Торбан, да ведь это же так легко, – я обнял сержанта за плечи и достал из подсумка ещё одну гранату, – если правильно с ней обращаться, то ничего страшного не произойдёт. Вот смотри. Разгибаю усики, пальцами руки прижимаем этот рычаг к корпусу гранаты. Дёргай теперь кольцо.

Торбан дёрнулся из моих объятий, пытаясь вырваться от меня, но я его держал крепко и с металлом в голосе произнёс: – Дёргай, товарищ сержант, за кольцо – это приказ. – Сержант просунул дрожащий палец в кольцо и дёрнул. Глаза его расширились от ужаса, когда он увидел в своей руке кольцо.

– Торбан, спокойно…, не бойся. Пока этот рычаг прижат к корпусу – взрыва не будет. Смотри, гранату можно засунуть к тебе за пазуху, а можно сунуть и под яйца – видишь всё же на месте…, не оторвало. – Я сунул руку с гранатой за пазуху к сержанту, а потом под яйца. Бледный сержант, помертвевший от страха, побелевшими глазами наблюдал за моими манипуляциями. Попытался опять вырваться, но не получилось. Он уже ничего не соображал. Пока я всё это демонстрировал Торбану, мы не спеша подошли вплотную к ёмкостям с водой, у которых на корточках сидел старшина и, подкидывая под них дрова, с любопытством наблюдал за нами.

– Торбан, смотри. Я сейчас отпущу рычаг и сработает гранатный запал, после этого у нас будет ЦЕЛЫХ четыре секунды, чтобы убежать или залечь. Да за эти 4 секунды старшина успеет спрятаться и мы с тобой далеко отойдём.

Я разжал пальцы над горловиной бака, щёлкнул запал и граната булькнула, уходя в воду. Старшина, какую-то секунду медлил, не веря тому, что граната упала к нему в ёмкость и сейчас взорвётся. Потом резко выпрямившись, неожиданно совершил кувырок через голову прямо в арык. Я же быстро развернул Торбана и, вжимая голову в плечи, успел с ним отойти на четыре шага от бака, когда раздался гулкий взрыв. Мы с Торбаном одновременно обернулись и увидели, что бак от взрыва гранаты разворотило по сварочному шву и вся горячая вода вылилась и теперь парила на земле, а из арыка весь мокрый и возмущённый, вылезал бледный старшина.

– Пономарёв, один – один. Ты меня чуть с автомата не застрелил, а я тебя чуть гранатой не взорвал. Так что, на сегодня баня отменяется, – я засмеялся. Нервно засмеялся и старшина, разглядывая, как с него стекают ручейки воды. – Торбан, иди и ты отдохни немного. Можешь в туалет зайти.

Новый взрыв хохота потряс командный пункт батарее.

После обеда ко мне подошёл Кирьянов, который вернулся от замполитов: – Борис Геннадьевич, я тут после своих зашёл на склад РАВ, так там можно взять в батарею радиолокационную станцию разведки – СБР. Она, правда, без аккумуляторов, но узнал, что её можно подсоединить к аккумулятору от УРАЛа. Давайте возьмём её себе?

Мне уже начинала не нравиться манера Алексея Ивановича всё тащить в батарею. Два дня назад притащил десять огнемётов «Шмель», несколько штук раздал во взвода, а остальные сейчас валяются по всему расположению батарее. Вчера был небольшой, но сильный дождь. И они, «Шмели», оказались в луже. Теперь у меня сильное сомнение, насчёт их исправности и готовности к применению.

– Кирьянов, ты побалуешься пару ночей и бросишь эту станцию, будет она валяться, как огнемёты пока кто-нибудь не раздавит её машиной или не раскурочит.

Но мой заместитель горячо заверил, что ничего подобного не произойдёт. Пришлось сдаться и разрешить ему получить станцию. Вечером развернули и попробовали прослушивать, но ничего от этой затеи не получилось. Мы слышали всю нашу пехоту, но только не боевиков. Надо ведь станцию выставлять в передовом окопе, тогда она эффективна, а впереди нас стоял третий батальон, который и создавал весь этот шумовой фон. На этом у Кирьянова «энтуазизм» и закончился, теперь станция сиротливо торчала, брошенной на берегу арыка. А вскоре я получил ночной бинокль и сразу же оценил его достоинства. Ночью в него отлично было видно на пару километров во все стороны. А при освещение местности луной и ещё дальше. Чувствительность ночного прибора была очень велика. Ночью посмотрел на звёздное небо и обалдел от того, как в бинокль увидел десятки тысяч звёзд, хотя учёные говорят, что мы не вооружённым глазом наблюдаем только три-четыре тысячи звёзд. А когда поглядел на позиции взводов в поле, то ещё больше удивился. Смотрю – Что за ерунда? Почти каждый солдат ходит с фонариком, нагло нарушая светомаскировку. Опускаю бинокль – всё нормально, ничего не видно. Смотрю в бинокль – опять с фонариками ходят. Только посередине ночи разобрался, что в ночник наблюдал за солдатами, которые или курили, или передвигались с сигаретами по позициям. Вообще, классная вещь – ночник.